Читать книгу Горизонт забвения - Дарья Тарасова - Страница 2

В темноте бежать по лесу было очень тяжело. По лицу постоянно хлестали ветки, щеки и лоб горели от ссадин, по лбу и подбородку уже текла кровь, застилая глаза. Я постоянно спотыкалась о корни деревьев и их поваленные ветром стволы, а мелкие опавшие ветки, шишки, да и вообще любые неровности, изодрали мои стопы сквозь тонкие тапочки. Привычка ходить босиком сейчас не спасала – в поселке было вытоптанное десятками ног поле у домов и гладкая, песчаная дорога к реке и сараю.

Ноги устали от спешной дороги, плечи натер рюкзак, хотя в нем и не было ничего, кроме бутылки воды и сменной кофты, лёгкие разрывались от нехватки воздуха, но остановиться было нельзя, если за мной уже пустилась погоня, то спешка сейчас необходима. Надежда, что они проспят до самого утра, что, как и ожидалось, ночью пойдет дождь, и мои следы навсегда исчезнут, придавала мне сил.

Эта часть леса была совершенно новой для меня, неизведанной, так далеко я еще не заходила. С детства меня убеждали, что за каждым деревом, под каждым кустом, в каждом ручейке обитало какое-то зло. Человек никогда и нигде не оставался один, возле него всегда кто-то живет. Этот кто-то обязательно должен быть злым.

Но, правда скорее в том, что самое большое зло осталось у меня за спиной.

Лес всегда был для нас царством мрака, где бок обок неразлучно существовали жажда жизни и ее полная противоположность. Переполненные червями пни, рухнувшие ветхие деревья, запахи разложения казались мне последними вздохами бьющейся из последних сил жизни. Я находилась в чаще нетронутого человеком леса, а это значило, что здесь постоянно что-то умирало, вокруг парили запахи тоски, а возвышенности и болота окутывала печаль. Порой, откуда не возьмись, пробивалась Луна. От ее брызг обильно разросшаяся растительность мгновенно приобретала мистический оттенок.

Сейчас, мчась в полном мраке сквозь дебри непроходимого леса, я ощущала, что смогу сделать все: вырваться из забвения, преодолеть десятки километров до ближайшего города и, наконец, вернуть ту жизнь, которую у меня отняли. Я впервые почувствовала себя по-настоящему живой. Каждый день почти двенадцать лет я вспоминала рассказы моей мамы о ее жизни до моего рождения. Мне хотелось попробовать вкус утреннего кофе, как обычный человек, хотелось, как и она в моем возрасте ходить на свидания, смотреть фильмы и есть мороженное и сладкую вату. Но, каким-то злым роком, кто-то другой распорядился моей жизнью. Кто-то другой решил, что я должна вставать с рассветом и до заката работать в поле, ухаживая за тем, чего я не понимала.

Удивительное дело – прошлое, каким бы оно ни было, живет в тебе, незримо и спокойно ожидая того самого момента, когда будет можно всплыть на поверхность из мнимого небытия. Кажется, что его нет, что оно тебя покинуло. Но затем оно, как феникс, восставший из пепла, вспыхивает внутри с новой силой и буйством красок, звуков, движений.

Тем не менее, атмосфера леса и дикой природы не тяготила меня. Для меня он представлял огромное, волнующее, безбрежное морем, которое поможет мне скрыться от прежней жизни, которое смоет всю боль и печаль из моего сознания и души. Какая-то неподвластная моему разуму сила правила всеми этими могучими стволами, всеми этими висящими мириадами листьев, всем этим гигантским миром. Здесь каждый миллиметр почвы был живой. Здесь повсюду копошились и сталкивались друг с другом всевозможные живые существа. Каждое животное занимало здесь свою нишу. Углубление, образовавшееся при падении дерева, служила пристанищем для диких свиней. В сырой низине у озера, где туман стоял и днем и ночью, жили олени. А на полянах, где смыкались сплошным непроглядным куполом деревья, вили гнезда и целыми днями пели птицы, которым был не страшен даже дождь.

Неожиданно правая нога уперлась во что – то твердое, и я упала на колени, уперевшить ладонями во что-то колючее и влажное. Голова кружилась так сильно, что казалось, будто земля и небо меняются местами. Из горла сам собой вырвался сдавленный, вымученный смех, напоминающий рыдания. Несколько секунд переведя дыхание, я села и огляделась. Позади меня оказалась черное пространство, куда не проникал ни свет, ни звук. Будто ветви деревьев расступились, что бы пропустить меня, а после сомкнулись, не давая дороги моим преследователям. Из этой черноты, я уверена, на меня смотрели глаза самой тьмы. Прислушаться не получилось, стук сердца в ушах перебивал все остальное.

Что-то внутри меня вдруг встало на место – ответ еще не был очевиден, он еще был далек от разгадки, но что-то в моем уме сдвинулось с мертвой точки. Я находилась в том месте, где должна быть. Я шла к той цели – от которой очень долго меня отговаривали.

Впереди же – огромная полная луна. Сама она где-то далеко-далеко, отдельно от всей этой бренной суеты освещает Землю, помогая мне собрать разбросанные мысли воедино. Но каждая подмеченная подробность только все больше разводит их. Ночное светило и звезды будто помогали мне провернуть мой хитрый план, освещали дорогу. Я попыталась прислушаться еще раз, но кроме звенящей до боли тишины не было ничего. Наступило то самое время, когда вся природа до последней травинки замирает в ожидании первых солнечных лучей, что бы пробудиться и постараться подставить под солнечные лучи свои вековые тела, жаждущие света.

Сейчас бледное с желтоватым отливом освещение сверху направляло меня. Тревожится сердце, предчувствуя что-то иное, чем красоту внешнего мира. Притихшая земля безлюдна, тени в ночи всегда фантастические, виднеющаяся до горизонта местность – будто должная быть скрытой. Весь мир тих, словно всего касается единое.

Вопреки надеждам я не вышла быстро к дороге и не встретила никаких машин. Мы и правда были заложниками леса.

Машинально проведя рукой по подбородку, я почувствовала легкую боль. Судорожно зажмурив глаза мне захотело вскрикнуть, но удалось сдержаться, что бы ни привлечь внимание. Когда снова получилось глубоко вздохнуть, я почувствовала на лице что-то мокрое, а на зеленом рукаве кофты осталась красная полоса. Пальцами я дотронулась до губ, но резкое жжение заставило отдернуть руку. Прижав к губам маленький хлопчатобумажный платочек, стало ясно, что кровь уже не шла, само заживет. Я снова огляделась, но теперь уже обдуманно. Ночная пора мистическая. Красота этого времени невидимая для человеческого глаза, так как скрыта за непроглядной чернотой. Ночь – волшебница, которая выпускает на волю, под видом фантазии, в свою тьму самых сказочных существ. Но уверенно ходит она по земле только до первой капли росы. Как только соберется первая капля на еще окутанном туманом подлеске, так сама царица-ночь медленно отступает.

II

Продолжить свой путь решила пешком, спать не хотелось. Я чувствовала, что силы уже на исходе, но тот факт, что у меня получилось сбежать и целые сутки уже быть в пути, придавали стимул продвигаться дальше. Ноги от усталости тряслись и подгибались, подниматься на небольшой холм было тяжелее с каждым шагом. Приходилось руками упираться в деревья и цепляться за ветки. Безумная аналогия всей моей жизни. Сейчас я так же цеплялась за последнюю соломинку, утопая в забвении. Чем выше приходилось подниматься, тем сложнее становилось дышать, будто высота этого холма не десятки метров, а километры. Я считала шаги до приближения к вершине, представляя то, что я могу увидеть за ним. Может быть большой город или дорогу с быстро едущими машинами типа тех, о которых я читала.

На хребте холма вид открылся неожиданный и поразительный. Небо держит безмятежную, полную луну, она ждет своего времени, она так же одинока, как и я. Как днем была освещена равнина и маленькое гладко-светлое озеро внизу, по поверхности которого взгляд разлетался до самого горизонта. В таком месте небо казалось нереально звездным, иссиня- черным. Сочно-темная даль неба с неопределенно-низкой границей размыто переходит в глубину озера, столько же бездонного, как и летнее небо. А затем оно уноситься ввысь вместе со звенящей тишиной неосязаемой белой дымкой, плавно переходя в облака на западе. Кажется, что я сама растекаюсь под лунными брызгами.

И ты всюду с этой луной: над темнотой тайн, над виднеющейся лунной дорожкой на поверхности озера, голубовато-серебристым инеем росы в низинах.

Летом луна низка над тёмной землёй и тёмными силуэтами деревьев.

Вся моя боль сейчас обесцвечена прикосновением тьмы.

И сейчас я боготворила за освещение лунной ночи, когда местность стала видимой таинственно, когда черное небо источает огромную прохладу, за россыпи далёких звёзд и под луною небо бесконечно близкое, под луною земля большая, волшебная, тёмная.

Умиротворяющая гармония ночи, шелеста травы, редких птичьих пролетов, перекликающихся сверчков, едва уловимое движение водной глади – все это было дыханием природы, проникающим в мое беспокойное сознание, израненную душу и вносящим в нее спокойствие и тепло, несмотря на темноту, но даже она была для меня светлой.

Есть какая-то торжественность в лунной ночи: запах низин окутывает холмы, и льющийся холодно-синий цвет от луны в мириадах точек молчаливо прикасается к спящей земле.

Решив смыть подступающий сон, мне пришлось спуститься с пригорка в топкую сырую траву. Протянув руки к воде, я заметила их отражение в неподвижной водной глади. В нашей общине не было зеркал, а поток реки рядом был такой сильный, что своего отражения там увидеть не удавалось. Я приблизилась и осторожно, словно боясь спугнуть саму себя, познакомилась со своим лицом. К горлу мгновенно подступил ком. В воде отразились большие глаза небесно синего цвета, прямой, узкий, слегка курносый носик, украшенный брызгами солнечных веснушек и алые пухлые губы. От ночной прохлады щеки пылали румянцем. Вся эта красота была сейчас исполосована мелкими порезами. Я зачерпнула охапку ледяной воды и умылась. Все защипало. Холодные руки успокаивали горящее лицо, легкий ветерок действовал как анестезия, слегка охлаждая кожу. Руки стянуло от холода, они посинели, суставы пальцев затекли, на ладонях проступили следы от впившихся ногтей. Я присела на песчаном берегу и вытащила из – под кофты волосы, что бы переплести их в удобную косу. За мои девятнадцать лет меня ни разу не стригли, поэтому они были длинной до середины бедра и очень пышные, не сожжённые химическими шампунями и покрасками.

На противоположном берегу осторожно, будто прощупывая почву, к воде подошел олень. Он обнюхал пространство вокруг себя, подошел к самой кромке и склонился над озером, вытягивая свой блинный язык к воде. Его очень большие рога ветвистой короной плавно переходила в крону деревьев. Шкура коричневого цвета с проседью, отражала сияние ночного светила. Он посмотрел прямо на меня и замер, что дало мне время сосчитать ветви на его рогах – их было двадцать семь. Одним быстрым движением это прекрасное существо скрылся из виду в густоте леса.

Мой путь дальше пролегал вдоль этого озера. Его мерцающая пелена слегка подергивалась рябью, отчего отражение луны колебалось, удлиняясь, пританцовывая и двигаясь в такт моим шагам.

Почувствовав на спине прохладное дыхание задремавшего леса, я накинула капюшон кофты, поправила пустой рюкзак, залезла руками в карманы поглубже и продолжила путь. Вокруг не было ни души, лишь вода, луна, звезды и лес. Бесконечный лес. Его магическая чернота притягивала. Казалось, что если засмотреться в нее, то можно потерять рассудок, так навсегда и остаться там всем сознанием.

Сейчас, успокоившись, я смогла прислушаться к звукам и почувствовать аромат леса. Не смотря на то, что община, где прошла вся моя сознательная жизнь, стояла на лесной поляне, этих ароматов ощущать не приходилось. Легкий ветерок приносил запах смолы из леса и цветов с озера. Ночь освежает рождающаяся отовсюду прохлада, которая проталкивает с низин запах росы и зелени. С другого берега был слышно кваканье лягушек. Шум камыша больше похож на шептание. Стало жутковато, поэтому, я решила поскорее идти дальше. Шелест деревьев будто пытался скинуть со своих верхушек тяжелую луну.

Прямо за спиной в лесу ухнула сова, точнее, скорее это был скрип ветвей деревьев, который я принимала за крик совы с того момента, как впервые услышали его тем летом, и с тех пор с каждым разом убеждалась в том, что это именно сова.

Примерно половина ночи уже прошла, а значит, время уже перевалило за два часа. Рассвет наступал в половине шестого и обнаружить, что меня нет, могут в это же время. Если у меня правда есть такая фора, то они меня не найдут.

Справа, на границе леса снова раздалось громкое уханье совы. Я обернулась к лесу и некоторое время не могла разглядеть ничего кроме мрачных теней и фантастических тонких рук, тянущихся ко мне, пока глаза не привыкли. Вскоре удалось увидеть очертания деревьев и пней, колышущегося камыша и большие круглые гипнотические глаза, смотревшие прямо на меня. Я знала, что эти птицы хищники, поэтому поторопилась скрыться за деревьями. Уже из далека до меня донесся звук, при котором птица сорвалась с ветки. Над зеркальной поверхностью воды пролетел ночной хищник, чуть коснувшись пером глади, разбудив его.

Ночь начала отступать, сменяясь предрассветными сумерками. Небо на востоке светлеет. Вокруг царит сонная тишина. К этому моменту я смогла дойти до восточной окраины озера – дальше оно переходило в широкий, но неглубокий ручей. Когда все вокруг стало четко различимо, я перешла на другой берег, пройдя небольшое расстояние по камням в воде. Вода здесь стала бирюзовой и успокаивающе шуршащей. Поток почти незаметно двигался по направлению моего движения.