Читать книгу Вино Капули - Дарья Тарасова - Страница 3

– Э-э, чё? – Сепо, кто же ещё.

– Rosa di Sulia, – эхом отозвался Нино.

Мы с Сервано одновременно кивнули.

– А нахрена для вина розы-то? Если скажешь, что для красивого букетика на столе, клянусь, я тебя ударю. – Я охотно верил его словам.

Мы шли по направлению к теплицам, которые располагались недалеко от винодельни рядом с помещениями для работников. Дом Сервано был там же. Я перебирал в голове осадок полученных недавно знаний, однако он ещё был слишком свеж и не успел усвоиться. Но старый управляющий уже успел перехватить лекторскую трибуну.

– Цветок, Сепо-бато, это добрый сосед лозы. Пусть вкуса-то вину и не прибавляет, но всё ж пользу приносит – то опылителей привлекает, али вредителей отпугивает. Розы, вот, на болезнь указать могут упреждающе. А ещё глаз радуют…

– Ба-а… – протянул Сепо. – И что, без этого не обойтись?

– Э-э, роза эта особенная. Другой такой нигде не сыщите. Бутончики наливные, бархатистые, словно полный бокал самой «Души Капули». Сорт-то этот с лозой вместе и выведен был, да и посажен в первый же год. Дружат они, любятся. Без него «Душа Капули» и не выйдет.

– Значит это просто бессмысленная традиция, – заключил Сепо.

– Но очень красивая традиция, – добавил Нино. – Роза сама по себе есть символ любви и преданности.

– Как знать, сынки, может, и просто традиция, а может, и непросто… – Сервано лукаво подмигнул нам. Мы как раз приблизились к теплицам, поблёскивающим прозрачными боками на солнце, и зданиям из песочно-красного камня.

– Работников-то после смерти Маврана-бато поубавилось, но всё ж кто-то да остался. Кто – из преданности, кто – потому как податься боле некуда. А тут им и работа, и жильё. Ну уж вы-то, молодцы такие, управитесь и так. Саженцы Rosa di Sulia, – Сервано говорил это с какой-то нежностью, словно о возлюбленной, – по велению Маврана-бато были взращены, ухожены. Их, стало быть, никак не позже этой недели надобно в почву пересадить.

Мы внимали, словно школьники перед экзаменом. Сервано, продолжая рассказывать, расхаживал между помещениями – куда заглядывал, проверяя саженцы и уже взрослые растения – работники тут выращивали ещё и овощи с фруктами – где поправлял горшки или подкручивал краны. Во всём прослеживались отточенные с годами движения, которые он совершал, не сознавая.

– Но и помощников вам дам. Арануш-дзирва за розами-то следила, вам и укажет, как правильно высадить следует. Она-то тут ещё девчушкой подрабатывала малой, ещё с первых годов винодельни. Всё как надо знает, стало быть.

Сервано покричал, но его сипловатый голос затерялся среди пустующих помещений. Похоже, действительно почти никого не осталось. Я почувствовал себя брошенным ребёнком на развалинах покинутого города.

Дверь одной из теплиц распахнулась, и из неё вышла девушка. Нет, не вышла, выплыла – её широкие бёдра, обёрнутые сочно-оранжевой юбкой, качались как лодка на прибрежных волнах. Она была достаточно высока и пышна, чёрная густая коса опускалась до пояса, а в ушах блестели крупные серьги, похожие на монетки. У меня ещё сильнее пересохло во рту и свело стопы. Чем ближе она подходила, тем сильнее мне в нос и мозг вбивался запах мускуса, травы и солнца. Голова слегка закружилась.

– А-а, Фируж-умра^[1], все овощи полила?

В загорелых, крепких руках девушки была лейка с длинным узким носиком, как у цапли.

– Это, сынки, Фируж-умра – работает, помогает виноград собирать и за саженцами ухаживать. А это сынки Маврана-бато домой воротились, дело наше продолжать будут.

Девушка – Фируж – стояла, отвернувшись к винограднику высоко поднятой головой, так что мы видели только её профиль. Челюсть слегка выдающаяся, нос длинный, с горбинкой, губы плотно сжаты. При упоминании её имени щёки у неё стали гранатового цвета. Она медленно повернулась к нам и, вскинув голову ещё выше, вперилась в меня чёрными глазищами. Внутри у меня всё сжалось. Словно протяни к ней руку – откусит. Меня это отчего-то приятно взбудоражило. В городе такую бы назвали дикой цыганкой. Я откровенно пялился.

Она молча протянула каждому из нас руку, глядя прямо в глаза, как дикий зверь на соперника. Рукопожатие крепкое, горячее. У меня по спине заплясали капельки пота.

– Фируж-умра, а мать твоя где? Нужно нашим бато розу показать.

– Маме-е-е. – Голос низкий, твёрдый. На вкус как горький апельсин. У меня пробежали мурашки по шее.

Громко хлопнув дверью, из одного из зданий вышла женщина. Я невольно вскинул брови. Если эта девушка была лодкой, то её мать скорее боевым крейсером.

– Арануш-дзирва! Ты посмотри, кто воротился! То же наследнички наши, сами сынки Капули явились дело отцовское продолжать. – Сервано показывал нас словно призовой скот на ярмарке. Нино смущённо улыбался, Сепо комично выкатывал грудь, я не знал, куда деть руки.

Арануш что-то ворковала и наигранно-приторно смеялась. Теперь я вспомнил, что видел её несколько раз в детстве. Она часто ходила рядом с отцом и так же пластмассово улыбалась. Её взгляд надолго задержался на мне – она потрепала меня за щёку своей пухлой рукой с ярко-красными ногтями и подмигнула. От этого у меня внутри всё скисло.

– А какие красавчики-то выросли, ты погляди на них. Эдак как же нам веселее будет, вино слаще. – Она снова захихикала.

А вот Фируж до моего отъезда тут точно не было. Я бы запомнил… Они с матерью так сильно отличались. Наверное, в них можно было бы разглядеть какое-то мимолётное сходство, не будь Арануш так густо накрашена. В офисе это посчитали бы дурным тоном. Её такие же длинные и чёрные – хотя и не такие густые, как у дочери, – волосы были распущены, и она постоянно их перебирала или накручивала на палец. Рядом с Арануш я чувствовал себя неуютно. Рядом с Фируж было жарко.

– Дочка, ты закончила с помидорами? Тогда иди займись гранатовыми деревьями.

Фируж стояла отстранённо, снова отвернувшись от нас. Она лишь коротко глянула на мать и молча ушла. Я невольно провожал взглядом её походку.

– Никто не верит, что это моя дочь – ведь мы выглядим совершенно как сёстры, – заговорщицки подмигивая, сказала нам Арануш, направляясь в сторону дальней теплицы.

– Видать это те же, кто не верит, что Земля круглая, – тихо пробубнил Сепо. Мы прыснули.

Нас провели по здоровенной – почти как футбольное поле – теплице. Вокруг во все стороны расползался селекционный оазис. Ароматы уже пробудившихся после зимы растений сплетались и плясали в весенней духоте. Если бы зелёный цвет был запахом – то пах бы именно так. Арануш то и дело что-то кокетливо нам говорила, оборачиваясь и улыбаясь. Её широкие, сильно раскачивающиеся бёдра постоянно задевали густо посаженные вдоль узкой деревянной дорожки саженцы и ростки. Мы, одурманенные, дошли до конца и на обратной стороне вышли насквозь и перешли в теплицу поменьше. Почти как в морском бое.

– Вот она, розочка наша, – самодовольно сказала Арануш.

Перед нами в одинаковых глиняных горшках стояло несколько десятков саженцев. Их тёмно-изумрудные стебли казались такими тонкими и хрупкими, словно готовы рассыпаться от одного прикосновения.

– Мы с дочкой с самой осени этих тюток лелеем. Благодаря нам такие выросли.

Арануш продолжала щебетать, грубо щипля маленькие листочки. Мне почему-то стало противно от того, что роз касается её вульгарность. Хотелось их как-то защитить, укрыть. А потом я представил, как Фируж, наклоняясь, трепетно поливает и подрезает саженцы, её щёки багровеют в тон будущих бутонов, рот слегка приоткрывается и дыхание мягко опускается на листья… Мне так захотелось понюхать эти розы, но до их цветения было ещё, кажется, несколько месяцев.

***

Земля забилась под ногти. Я чувствовал это даже сквозь перчатками. Утренняя прохлада ещё не успела развеяться беспощадным солнцем, но была безжалостно забита плотным горячим запахом компоста и пота. Стыдно признаться, но основная в том вина была на мне.

Rosa di Sulia. Нужно ли говорить, что кроме как выливать остатки чая в дохлый кактус, что стоял у меня в кабинете и вероятно давно почил, с цветами я дела не имел. А наша роза была ещё и дамой прихотливой до жути. Сепо было поручено выкапывать ямки определённой глубины, с чем он справлялся на удивление резво, а мне засыпать на дно дренаж и смешивать землю с торфом, компостом, золой и секретным ингредиентом, суть которого я поклялся не разглашать даже на смертном одре – по строгому требованию Сервано. Я было начал отшучиваться, но он был так серьёзен, что мне действительно пришлось поклясться. Казалось бы, делов-то, но сажать нужно было в начале каждого ряда лозы, а ещё – вопреки типичной практике – по периметру.

«Роза должна мягко удерживать лозу в своих объятиях. По-другому и быть не может», – был ничуть не содержательный ответ Сервано, которым, однако, нам пришлось удовлетвориться. В конце концов, именно он будет решать, насколько мы справились с исполнением воли отца…

Спустя полчаса я понял, что кончаюсь. К физическим нагрузкам, несмотря на крепкое телосложение, я был непривычен. Разве что приходилось бегать по лестницам, когда в офисе ломался лифт, да пару раз в месяц выбираться в бассейн, но это больше потому, что…

Мы услышали громкий женский смех. Арануш щебетала, как какая-то тропическая птица. Она шла рядом со смущённым Нино, который тащил тележку с горшками. Его волосы были собраны в короткую косичку, а на голове сидела потрёпанная соломенная шляпа. Позади с бесстрастным лицом шла Фируж. В одной руке у неё была тяжёлая лейка, а другой она придерживала стоящий на голове большой глиняный кувшин. Краем глаза я заметил, как Сепо скинул футболку и, развернувшись к идущим в приспущенных джинсах, опёрся на лопату словно Геракл на голову сверженного льва. Я посмотрел было на свой торс, но решил не ввязываться в состязание, в котором непременно проиграю. Вместо этого я, сбросив перчатки, с доброжелательной улыбкой подбежал к Фируж, предлагая помощь, но она лишь презрительно посмотрела на меня. М-да, отличный ход… Мерзавец без футболки скалился пуще прежнего.

– Ах, как приятно видеть мужчин за работой! Давно я таких милых работничков не видала, не то, что мужичьё с деревни. – Арануш семенила между нами, явно намеренно задевая своими необъятными бёдрами и постоянно трогая то за плечи, то за спины. По итогу она примостилась рядом со мной, наблюдая, правильно ли я смешиваю и засыпаю грунт. Я был этому отнюдь не рад. От того, как она на меня смотрела, внутри становилось липко.

Я с завистью посмотрел на Нино, который вместе с Фируж высаживал саженцы роз в сделанные нами ямки. Единственное, что облегчало моё разочарование, было такое же кислое лицо Сепо, который то и дело поглядывал на них.

Минут через пятнадцать, когда мои руки ослабли настолько, что уже еле волочили лопату, а уши завяли и не слышали и половины того, что заливала в них суетившаяся вокруг Арануш, я увидел, как Сепо, удивительно резво закончив ряд, бросил лопату и, делая нарочито беспечный вид, подошёл к сидевшим на коленях Нино и Фируж. Они неторопливо корпели над очередным саженцем. Сепо, потягиваясь и ухмыляясь, ходил вокруг них. Воспользовавшись тем, что Арануш отошла проверить, как приживается лоза, я тоже подошёл и сел на корточки рядом с ними.

– И в день солнечного равноденствия девушки там дарят розу юноше… э-м… которого они выбрали… в знак своей благосклонности… и они танцуют вместе всю ночь… – рассказывал Нино очень тихо. Его впалые щёки горели. Тонкими руками он аккуратно вынимал саженцы из горшков и медленно опускал в ямки. Фируж уверенными движениями засыпала и утрамбовывала землю, оставляя вокруг невысокие бортики. Когда она посматривала на Нино, её вулканические чёрные глаза приобретали слегка бархатный оттенок. Или мне показалось? Я заметил, что несколько раз в пылу работы их руки соприкоснулись, и это почему-то меня неприятно кольнуло.

– А мужикам, значит, выбора не дают? Какая попалась, с такой и пляши? – усмехнувшись в бороду, спросил Сепо.

– Это такой обычай… – ещё тише ответил Нино и спрятался за соломенными полями.

– Обычай, не обычай, а уж я бы нашёл, чем поинтереснее заняться с девушкой вместо танцев. – Фируж подняла на брата тяжёлый взгляд, тот же, явно неверно его истолковав, подмигнул. Мне показалось, что где-то разбилось что-то тяжёлое. Ладони в задних карманах моих джинсов вспотели.

– А мужикам выбор и не нужен – вы ведь считаете, что можете просто брать, что хочется. И уж точно не можете предложить что-то, что будет интересно девушке, хотя вас это мало волнует.

Сепо стал на несколько сантиметров ниже – настолько тон и взгляд Фируж пригвоздили его к земле. Он, усмехнувшись и почесав бороду, вразвалочку пошёл к своей лопате. Несмотря на завязавшиеся в узелок внутренние органы я ликовал.

– А-а, э-э зачем эти бортики? – спустя пару минут предпринял попытку я.

– Лунки для полива, – сочувственно глянув на меня, сказал Нино. Фируж, не поднимая головы, ещё более яростно загребала землю. Я понял, что ловить тут нечего, и вернулся к работе.

***

Мы с Сепо уныло сидели на тележке с пустыми горшками. День уже переваливался в вечер. Нино и Фируж доделывали последний – замыкающий периметр – ряд. Мы больше не рисковали пробовать им помочь.

Обедали мы в доме Арануш сэндвичами и домашним лимонадом – чересчур сладким. Желание есть перевесило опаску брать что-либо из рук этой женщины, хотя я и понимал, что страх этот абсолютно глупый и детский. Но не мог отделаться от мысли, что как-то странно она на меня поглядывала…

– Нет, ну девка, чё думает о себе… – Сепо бубнил нечто подобное уже десять минут. Он явно не привык к подобному холодному отношению со стороны женского пола. Я видел, как его это сбило с толку и распалило, хотя он и демонстрировал напускное спокойствие. Он снова схватился за карман и снова отпустил – запрет на курение рядом с виноградниками давался ему непросто. Во время обеденного перерыва Сепо, не будь он Сепо, улизнул за теплицы и выкурил не меньше полпачки – притом успел вернуться до того, как его хватились. Но прогресс уже наблюдался. Хотя я уверен, нагоняй от внимательного Сервано ещё прилетит.

Небо наливалось виноградным соком и укрывало склон мягкой тенью. Наверное, это было красиво. Я чувствовал гордость за проделанную работу – пусть это и было самое начало. Я глядел на тонкие саженцы, обрамляющие виноградные ряды словно диадема, и отчего-то ощущал тепло внутри. А может, мне просто напекло голову за целый день работы под открытым, пусть ещё и по-весеннему благосклонным солнцем.

Я так засмотрелся на собственные необычные чувства, что не заметил, как к нам подошла Фируж. В каждой её руке было по горшку с саженцами. Она смотрела не столько на нас, сколько сквозь нас. И всё же мы мигом вскочили и выпрямились.

– Пошли. Вам тоже нужно посадить, – сказала она, безапелляционно пихнув нам по горшку. Мы, недоуменно переглянувшись, пошли следом.

Я никогда ещё ничего не сажал. Иногда я задумывался о том, что вообще оставлю после себя. Но не слишком глубоко – иначе бы давно захлебнулся в тоске. Земля была рыхлая и тёплая. Я боязливо глядел на горшок.

– Вдруг я его сломаю? Лучше, наверное, ты сама, – сказал я стоящей надо мной Фируж. Рядом слышались ругательства Сепо, которого курировал Нино. Фируж нетерпеливо присела рядом со мной. От неё пахло потом, землёй и жизнью.

– Придерживай тут и переворачивай.

Я послушался и земляной ком мягко опустился мне в руку. Я бережно опустил розу в ямку, словно молодой родитель, укладывающий спать младенца. Я облегчённо выдохнул, и Фируж, усмехнувшись – или мне снова показалось? – стала помогать мне закидывать землю.

– Тебе стоит быть более уверенным в том, что ты делаешь. Получается неплохо, – сказала мне её спина, уходящая в сторону лейки.

Хотел бы я в это верить, но пока что даже не понимал, что делаю.

^[1]У́мра – устаревшее обращение к низшему по статусу/возрасту, к детям.