Читать книгу Горбатый Эльф - Дарья Власова - Страница 7
Часть 1
Глава 5. Вышивка гладью
ОглавлениеГород Гарсин сразил Тайру шумом, величиной и запутанностью устройства. Как можно среди всех этих кривых улочек найти нужный ей дом? Звездочка в шарике безмятежно искрилась серебром. Если это ответ, то как его понять? Прохожие отворачивались, бормотали что-то неразборчивое – горская девица на забрызганном грязью коне не вызывала у них доверия. Кажется, женщины здесь вообще не ездили верхом. Но купца, наверное, должны знать на рынке. Какой-то оборванец вызвался показать ей дорогу за серебряную монетку, и тут же принялся восхвалять некий исключительно подходящий для молодой госпожи дом под названием «Три Кружки», куда он может отвести госпожу за дополнительную плату. Тайра безучастно ответила, что ей не нужен дом «Три Кружки», ей нужен дом купца Джакоба Кариса.
–Так что же вы сразу не сказали, миледи? Я знаю купца Джакоба, еще одна монетка – и я отведу вас прямо к нему домой!
Потер монетку грязными пальцами, облизал, снова потер – и царственным жестом указал на высокое крылечко углового дома, возле которого они и беседовали. Три раза торжественно постучал медным молоточком по двери и шмыгнул в проулок.
На пороге показался молодой дородный парень.
– Хозяев нету, и подавать не велено, – процедил он сквозь зубы, наметанным глазом верного слуги распознав в грязной измученной девице беженку, от которой хозяевам только беспокойство будет.
– Я – Тайра Карис, дочь Джана, брата господина Джакоба Кариса. Если не доложишь – дядя тебя вышвырнет из дома!
– Ну, увидим сейчас, кого тут вышвырнут, – пробурчал Ганс, но все-таки пошел докладывать: вовремя вспомнил, что у господ есть какие-то бедные родственники в горах.
– Силы Небесные, Тайра! Что-то случилось? – Джакоб обнял племянницу и торопливо увел ее в дом, бросив через плечо: – «Коня распряги и покорми собаку».
Но Шмель уже просочился в гостиную и спрятался под столом.
– Отца убили, – и эти слова прорвали плотину. Взахлеб, на полу-крике, она вываливала на окаменевшего Джакоба подробности той ночи.
И только дойдя до похорон и отъезда из Ашеры, она осеклась. Про пещеру и эльфа она рассказывать не будет. И про солдата в хлеву не надо было.
– Я не знаю, что мне теперь делать. Наверное, мне лучше уехать куда-нибудь.
Джакоб молчал, тяжело облокотившись о стол. Он всегда выглядел моложе Джана, несмотря на полноватость и залысины – на его гладком розовом лице почти не было морщин. А сейчас казался стариком.
– Джакоб, девочке нужно вымыться и переодеться, – за спиной Тайры стояла тетя Чанта с младенцем на руках. Еще двое детей цеплялись за цветастый подол, а чуть позади с изумлением глазела на Тайру старшая дочка, хорошенькая, как принцесса с картинки. Когда они появились и что успели услышать?
– Спасибо, госпожа Чанта, но мне надо ехать дальше.
– Куда ты собралась в таком виде? Тебе надо привести себя в порядок, идем со мной.
Чанте никто не умел перечить. Она была родом из кочевого племени, величественная, с прекрасным непроницаемым лицом статуи. Как можно спорить со статуей? Ее появление вернуло жизнь и силы Джакобу, он встал перед Тайрой и внушительно произнес слова, которые обязан был – но очень боялся – сказать:
– Тайра, ты останешься жить у нас. Теперь это твой дом.
***
Весенние яркие лучи падали сквозь цветные стекла в светелку, заваленную пестрым хламом. Стол, кресла и камин были погребены под корзинами с нитками, разноцветными рулонами тканей, старательно срисованными образцами узоров. На все это великолепие падали пурпурные и изумрудные ромбы света, превращая мастерскую в подобие волшебного замка. Ближе к окну стояли длинные пяльцы с растянутым на них широким отрезом темно-синего шелка, на котором с каждым днем все пышнее расцветала гирлянда из цветов и крылатых младенцев. Тайра и Миррит вкладывали душу в каждый стежок: это был их первый серьезный заказ – покрывало предназначалось для алтаря в Карентском соборе
– Ой, эта роза у тебя получилась вообще как живая… А у меня листья как-то теряются на синем, может, золотом их обвести? – Миррит приложила к краю листика блестящую ниточку.
Оригинал стоял перед пяльцами на низеньком столике – роскошная роза в белом фаянсовом кувшине. Это была первая и пока единственная роза из оранжереи, сначала она служила моделью для бутонов, потом для полураспустившихся цветов, а теперь ее изобразили в полной красе.
Тайра задумчиво потрогала листочек и заменила нитку на бледно-бирюзовую.
– Так лучше. Золотыми пусть будут кайма и крылышки у твоих херувимов.
– Правда, так красивее, как будто отблеск неба на листьях. Как это у тебя так выходит?
– Мама любила цветы вышивать, когда она умерла, я все ее работы по многу раз копировала. Зато у тебя младенцы чудесные.
По углам покрывала уже порхала пара пухлых крылатых созданий с невозможно обаятельными улыбками.
– А ты тоже попробуй, у тебя еще лучше получится.
– Вряд ли. Я же никогда таких не видела. В Ашере совсем другие дети – смуглые, худые. И серьезные.
– Оой… Бедные. А я вот о таком мечтаю, – Миррит погладила крошечную ручку своего творения.
– У тебя их много будет, точно таких же. Что-то устала я, душно здесь… – Тайра подошла к окну. Все тоже самое – кирпичная стена да чья-то серая черепичная крыша, хоть бы голуби на нее прилетели, что ли…
– Как там дорожка, просохла?
– По ней плавать можно.
С высоты второго этажа садик казался игрушечным. Каменная скамья между двумя вечнозелеными кустиками, фонтанчик без воды да голые клумбы с остатками прошлогодних растений. Высокие стены не пускали туда весну. Пара фруктовых деревьев выглядела совсем безжизненно, только на солнечной стороне из земли лезли какие-то мясистые желтые ростки. Зато, если встать на подоконник, то справа, между островерхими крышами и башенками труб можно увидеть далекие горы. Тайра не знала их имен, они были совсем чужими, но над ними возвышалась белая скошенная пирамида Ар-Гарана. Отец рассказывал, что на его вершине живет великий дух Отташ, хозяин всей горной страны. Впрочем, Джан не верил в духов, он верил в Единого.
– Миррит, давай окно откроем?
– А холодно не будет?
– Смотри, солнце какое! – Тайра распахнула высокие створки. Шмель тут же вскочил рядом и принялся облаивать воображаемую кошку. За зиму он избавился от репейников и колтунов и сверкал яркой черно-белой шубкой. Привык жить в тепле и спать на ковре, но отчаянно скучал.
Мартовский резкий ветерок ворвался в комнату, парусом поднимал шторы, трепал пламя в камине, а Тайра все стояла в проеме окна, над садиком, над стеной, запрокинув к светлому голубому небу закрытые глаза.
Зачем смотреть на горы – там у нее никого не осталось. Только Зелла, велевшая ей уехать и не возвращаться, да Марис, которого, наверное, уже женили. И могилы родителей.
Тайра так и не навестила их могилы, хотя именно ради этого решила возвращаться через Ашеру. Она подгадала время, чтобы пробраться мимо деревни глубокой ночью – на случай, если солдаты не ушли. Шагом ехала по берегу Таны, туго замотав тряпочкой пасть Шмелю. Слева, над обрывом, был ее дом. Неделю назад они с отцом в нем жили. Земля и кусты до сих пор воняли гарью, так сильно, будто пожар был вчера. Тайра закашлялась, попыталась зажать себе рот краем плаща, стала задыхаться. В памяти замелькали яркие картинки: горящая крыша, тело отца, бегущие овцы, дым, Хмурый, огонь, снова дым. Надсадный кашель рвал горло, и ничего с ним сделать было нельзя. А в Ашере забрехали собаки. Это было бы не страшно – ни один хозяин среди ночи дальше ворот не выйдет, да вот солдаты… И точно, наверху зазвучали голоса. Тайра послала Маяка в галоп – прятаться уже поздно, надо удирать. На мосту ей послышалось ржание со стороны деревни, и она гнала бедного коня, пока Ашера и святая гора, на которой покоился Джан, не остались далеко позади.
Потом был мутный рассвет, обещавший ненастье. К середине дня поднялся ветер. Облака то проносились над самой головой, то сползали в ущелье, заволакивая путь серыми промозглыми клочьями. Временами даже ушей Маяка не было видно. Внизу ревела разбухшая Тана – видно, где-то в горах лил дождь. Под вечер Тайра добралась до селения, в котором думала переночевать. Там часто останавливались беженцы на пути в Салем, и хозяева пускали постояльцев без расспросов. Постояла, посмотрела на гостеприимно светящиеся окошки – и тронула коня. В каждом дворе ей чудились солдаты.
Вскоре пошел снег. Тайра понимала, что метель надо переждать в каком-нибудь укрытии, но не было сил его искать. Маяк шел шагом, осторожно ставя копыта на почти невидимую дорогу, а Тайра опустила капюшон на лицо и попросту уснула, уткнувшись в голову Шмеля. Он же и разбудил ее, когда она начала падать с лошади – гавкнул и вцепился в плащ.
В разрывах облаков то показывалась, то исчезала луна, высвечивая яркую белую дорогу и припорошенные снегом склоны. Метель кончилась, хотя ветер еще кружил вихри поземки. Сколько же она спала? Похоже, они уже в предгорьях. Место показалось знакомым. Дорога шла по самому берегу широко разливавшейся здесь Таны. На той стороне над невысоким обрывом чернел холм из камней. Если приглядеться – можно увидеть темный круг над его вершиной, отсюда он казался крохотным, как обручальное колечко. Мамина могила. Летом они с отцом добирались к ней через брод, даже ноги не замочили – перебежали по плоским камням. Сейчас их скрывал бурлящий поток воды.
Тайра слезла на землю, попыталась разглядеть опору понадежнее. Перепрыгнула на ближайший валун. Верхушка следующего еле виднелась в кипящей пене. Впереди река с грохотом несла крупные булыжники. Утонуть на том же месте, где нашли мать? Ну, что ж… Но ей не дали сделать ни шагу. Шмель уже давно заходился лаем, а тут собрался с духом и прыгнул к Тайре. Поскользнулся на мокром, чуть не сорвался в воду. Маяк испуганно заржал, тоже сунулся к реке.
Не могла она их погубить. Значит, не суждено ей попрощаться с родителями. Хотя, может быть, мама и отсюда услышит? Она вернулась на берег и, глядя на смутный силуэт круга, крикнула:
– Мама, я здесь! Я очень скучаю без тебя! Скажи отцу, что я еду к дяде Джакобу – и еще скажи ему, что я его очень люблю!
Ее голос терялся в реве реки. Она замолчала. Глядела на недоступный холмик, что-то шептала и думала, что сходит с ума. А потом почувствовала руку отца на своем плече. И еще кто-то – но это была не мама – погладил ее по волосам. Она знала, что никого не увидит, если обернется, и неподвижно стояла, стараясь продлить последнюю встречу.
– Закрой окно, простудишься же!
Тайра заперла створки на крючок, и спрыгнула на пол. Ее трясло, она отвыкла от свежего воздуха. Миррит почти силой усадила подружку перед камином, закутала в шаль и прижалась к ее плечу.
– Не понимаю, зачем тебя держат взаперти! Ну, убил твой отец пару солдат, так они же сами на вас напали! И он все равно умер, ты-то им на что сдалась?
– Я ведь тоже убила солдата. Отрезала ему голову, серпом.
– Охх, – Миррит в ужасе зажала рот рукой.
– Я не хотела. Мне надо было выпустить животных, иначе они сгорели бы в хлеву. А он пошел искать меня. Было темно, может, солдаты и не поняли, кто это сделал.
Миррит робко покосилась на подружку, боясь увидеть в ней убийцу с окровавленным серпом в руках – но встретила только привычный спокойный взгляд. А что бы она сама сделала на месте Тайры? Наверное, умерла бы от страха. Или тоже стала бы защищаться?
– Ты почти полгода взаперти, ужас.
Ужасом это было в самом начале. Тайра просилась ухаживать за животными и готовить, но ей не разрешили, для этого в доме были другие люди. Позволялось разве что дать Маяку и хозяйским коням по яблоку, да по носу погладить. Дядя Джакоб целыми днями сидел в лавке или уезжал куда-то, Чанта занималась хозяйством и детьми, вышколенные слуги держали дистанцию. Оставалось выгуливать Шмеля в саду и читать. В садике – тридцать шагов в длину – шел то дождь, то снег. Через две недели Тайра впервые в жизни заболела.
И вот тогда Чанта придумала, чтобы Миррит учила кузину ракайскому языку. В доме все, к счастью, говорили на кадарском, Тайра по крайней мере понимала, о чем идет речь, хотя и пугала детей своим чудовищным горским диалектом. В Гарсине же образованные горожане все больше переходили на ракайский, кадарский теперь считался уделом простонародья. Ненавидели ракайцев, но…
Зачем Тайре изучать этот язык, если ее за порог не выпускали, она не знала. Миррит казалась ей высокомерной, уроки – чудовищно скучными. Но однажды Миррит предложила скрасить ненавистный ракайский рукоделием, и они обнаружили, что обе равно зачарованы волшебным миром радужных красок и фантастических образов. Потом, когда девочки выяснили, что Тайра считала Миррит надменной городской барышней, презирающей чумазую деревенщину, а Миррит видела в Тайре отважную всадницу, не замечающую домашнюю глупышку, они очень смеялись.
– Через месяц отец вернется из Ликейи, и ты наконец-то получишь свободу. Жалко, что он решил найти тебе жениха в Омейне, это так далеко от нас. Хотя он говорил, что это красивый приморский город, туда приходят корабли из всех стран. Послушай, а давай я попрошу папу, чтобы он и мне подыскал мужа в Омейне? Тогда нам не придется расставаться.
– Миррит… Я не поеду в Ликейю. Я не хочу выходить замуж за чужеземного купца, которого ни разу в жизни не видела.
– Но так ведь всегда бывает! Мы же не можем бегать по улицам и искать себе женихов. Я уверена, что отец найдет для тебя самого лучшего, и ты его будешь очень любить.
– Это будет выбор Джакоба, а не мой. Я не могу любить по чужому приказу.
– Но что же ты будешь делать? Сама ведь говорила, что твой Марис, скорей всего, тебя забыл.
– Не знаю… Уеду куда-нибудь, чтобы не подвергать твоих родителей опасности. Не могут же они меня вечно прятать, а замуж за дядиного купца я не пойду.
Дверь распахнулась. На пороге с каменным лицом стояла Чанта.
– Тайра, я хочу поговорить с тобой.
Тайра вскочила, заливаясь краской стыда и гнева. Неужто гордая кочевница Чанта подслушивала под дверью, как жалкая служанка?
Чанта почему-то повела ее не к себе, а в кабинет Джакоба и закрыла дверь на задвижку. Тайра сидела с очень прямой спиной и опущенными глазами, ожидая, когда можно будет произнести рвущиеся с языка слова: – «Госпожа Чанта, вы мне не мать, а Джакоб – не отец. Вы не можете распоряжаться мной, как собственностью. Я верну вам все, что вы потратили на меня за эту зиму».
А Чанта с жалостью рассматривала бледное напряженное лицо Тайры. Вот достанется кому-то эта горная кошка в жены – наплачется молодец. Зато, если сумеет приручить – что ж, вернее подруги на всем свете не найдет. И заговорила спокойно, даже весело, как о пустяках.
– Я должна рассказать тебе одну историю, раз уж ты решила жить по-своему. Джакоб твоих родителей со мной никогда не обсуждал. Думает, я не понимаю ничего, глухая да слепая. Боюсь, недоволен мною будет, сказочницей назовет. Но я считаю – ты имеешь право знать… Может быть, ты и правда заслуживаешь лучшей судьбы, чем он тебе предназначил.
Ты ведь слышала, что Джакоб меня из Дарнии привез? Моя семья там уже давно жила, отец когда-то в Дарнию коней на продажу гонял, а потом при них и остался – помощником королевского конюшего. Так что я выросла при дворце. Известное дело, слуги в господских делах разбираются получше хозяев, никакая новость незамеченной не проскользнет. А уж все, что Джакоба касается, я наизусть знала.
Он появился у нас восемнадцать лет назад, сопровождал знатную иностранку. Ее поселили в летней усадьбе старой королевы, там давно никто не жил. От столицы близко, но место уединенное, лес кругом. Девушку почти никто и не видел, кроме принца Альбина – он что ни день туда наведывался. А вот Джакоб к нам во дворец часто забегал по ее поручениям… – смуглые щеки Чанты зарделись, а в глазах вспыхнуло такое, что Тайра вдруг увидела перед собой не величественную госпожу Карис, а влюбленную девчонку с неукротимым нравом.
– В том году, когда Джакоб приехал, при кадарском дворе беда случилась – пропали без вести обе принцессы, про это каждая курица у нас знала. Почему девочки сбежали, тоже не было секретом: император Янгис к Лаэрте посватался, ему не отказывают, если хотят мира… А принцесса Лаэрта с детства была обручена с нашим Альбином. В общем, многие догадывались, что в лесном замке Лаэрта живет, даже о тайном браке поговаривали. Ну, это только сплетни…
Янгис тем временем над Кадаром лютовал, совсем страну разорил воинскими повинностями – мстил, что Лаэрта ему не досталась. А вот что дальше случилось – никто не знает. То ли до Янгиса слухи дошли, что его невеста в Дарнии скрывается, то ли у молодых неладно стало… Шесть лет взаперти сидеть, людей не видеть – только жених да дюжина слуг – так и умом тронуться можно. Но в один прекрасный день Лаэрта вернулась в Кадар, а вскоре отправилась в Ракайю и вышла за Янгиса. Уж своей волей, не своей, но теперь она – Ее Величество Императрица Ракайская.
Джакоб следом за своей госпожой на родину собрался, он хоть и остался без работы, но от кадарского двора ему было назначено содержание. Миррит тогда три года было, а Лумни еще не родился, легко было с места стронуться. Вот на содержание это, да на скопленное жалованье мы и набрали дарнийских тканей и другого товара, чтобы дело начать, Отец мой нам ничего не дал, он хотел, чтобы мы в Дарнии обосновались, а мы против воли его пошли.
Пока мы ехали из Дарнии в Кадар, Джакоб детство свое вспоминал, родителей умерших, брата младшего, Джана. Говорил, что весточку от него получил – брат тоже женился, и тоже дочка у него. Джакоб думал подзаработать, да забрать его из Ашеры, вместе поселиться. Только отчего-то не в Кадаре и не в Дарнии, а в Ликейе – объяснял, что страна приморская, торговая… Я-то позже догадалась, что к чему.
Ну а вышло совсем по-другому. Приехали мы в Карент, в гостинице остановились, а через два дня приходит мой Джакоб мрачнее тучи и купчую на дом показывает – но не в столице, а в Гарсине. У нас даже вещи не распакованы были, в тот же день и отправились. А в первую же ночь в новом доме Джана к нам привезли. Жена у него в реке утонула и руку он как-то потерял. Долго лежал, рана у него никак не заживала, хоть и лекарь хороший зашивал. Еле выходили – совсем не хотел парень жить.
А теперь о другой принцессе… это, конечно, мои догадки, только даже если они неправильные, дай слово, что будешь молчать о них.
– Да, конечно. Ты хочешь сказать, что моя мама была этой второй кадарской принцессой? – улыбка Тайры выглядела очень скептически, но голос неожиданно охрип.
– Откуда мне знать? Суди сама. Оба брата, Джан и Джакоб, служили стражниками в Каренте, при королевском дворе. Вряд ли в побеге принцесс участвовал один Джакоб. И куда он дел вторую девушку? А Джан в то же лето привез в Ашеру красавицу-жену неизвестно откуда, но уж очень непростую. Вторая принцесса, Литания, объявилась в Гарсине одновременно с Лаэртой, якобы они обе шесть лет жили в каком-то горном монастыре. Как раз тогда у Джана жена утонула, да тела ее никто не видал.
– Мою маму звали Лита… Как объявилась? Она что, жива?!
– Литания? Жива, конечно. Она же наша королева. Принц Альбин приехал в Кадар проститься с Лаэртой, познакомился с Литанией и через три месяца сыграли свадьбу.
– Как это? Ему было все равно, что одна сестра, что другая? И маме – тоже? Что мой отец, что этот ваш Альбин?
– Ну, Альбина понять легко – я сама Лаэрту не видела, но говорят, что сестры очень похожи. А Литания… Ее, мне кажется, заставили. У кадарского престола не было наследников, не заключи она брак с принцем – наше королевство стало бы вотчиной Янгиса.
– А ты видела королеву Литанию? Как она выглядит?
– Глаза голубые и волосы посветлее, а так – ты очень на нее похожа. Даже слишком. Думаю, поэтому Джакоб и не выпускает тебя из дома. Кому твой ракайский солдат сдался? Тоже, великая потеря…
– Не верю. Не могла мама за двенадцать лет ни разу не дать о себе знать. Она же…
– У королевы Кадара не может быть незаконной дочери от пастуха, ты это понимаешь?
– Я незаконная? А Альбина этого не смутило, что у его жены муж живой и дочка-пастушка? Это он отрубил руку моему отцу?
– Чтобы принц дрался на мечах с пастухом – ты себе это представляешь? Скорей всего, он ничего не знает ни о тебе, ни о Джане, Он еще в Дарнии был, когда Литания вернулась во дворец.
– И мама ничего ему не сказала? Что она замужем? Я не хочу так думать о ней.
– Ну что же, так, может быть, и лучше. Наверное, я и правда сказочница, слишком привыкла жить среди дворцовых секретов. Забудь. А за купца из Ликейи тебя никто насильно выдавать не станет. Не хочешь замуж – живи с нами. Все еще о том мальчике из Ашеры думаешь?
– Не знаю… Но если ты права – то мне не хочется подводить дядю Джакоба. Узнают, что у него живет незаконная дочка королевы, выйдет государственный скандал какой-нибудь…
– Да вряд ли эта история имеет такое уж значение, столько лет прошло, и что тут докажешь? Мало ли кто на кого похож. Просто Джакоб – человек осторожный и ответственный. Послушай, а ты помнишь свою маму? Могла бы ее узнать? Она не слишком изменилась за эти годы.
– У тебя есть ее портрет?
– Нет, конечно. Но ты можешь увидеть ее своими глазами. Через две недели будет день святого Велетия, в этот день в Гарсине в соборе Единого Милосердного совершается богослужение, потом будет праздничная процессия. Королевская семья всегда участвует и в том, и в другом торжестве. Люди съедутся со всего Кадара, так что в толпе тебя никто не заметит. Можешь к нашим соседям присоединиться, они тоже едут в Карент. Посмотришь на Литанию, вдруг и правда вспомнишь? А неровен час – и у нее сердце дрогнет, признает родную кровь.
Вот в это Тайра совсем не могла поверить. Двенадцать лет дочку не вспоминала – и вдруг вспомнит? До самого отъезда она почти не спала, раздираемая надеждой, обидой и совсем забытой детской тоской.