Читать книгу Я тебя искал. Я тебя нашла - Дарья Волкова - Страница 5

Неделя после концерта пронеслась с космической скоростью. Ваня не раз возвращался в воспоминаниях к пятничному выступлению и не раз порывался позвонить умнику – очень уж душевно они посидели после перформанса, да и играл Илья… играл как бог, чего уж. Ваня не мог этого не признать. Московская консерватория, победа в конкурсе имени Чайковского, все дела… Наверное, именно это и останавливало – ощущение разницы между ними. И пусть умник очень высоко оценил вокальные способности Вани, даже предложил организовать уроки, все это сейчас, с течением времени, казалось чем-то похожим на дружеское похлопывание по плечу. Такое немного снисходительное похлопывание. А снисхождения Ваня не хотел.

Тем не менее позвонить пришлось. Просто накануне Иня провел зажигательный вечер в клубе, где познакомился с потрясающей девчонкой. Душа и тело требовали продолжения банкета. Продолжение произошло на следующий же день – родители на море, с сестрой договориться не проблема. У них по этому поводу было все четко. Таня, правда, кавалеров домой не водила – те сами заботились о территории, а Ваня время от времени девчонок приглашал, заранее предупреждая, что «квартира занята». В таких случаях сестра предварительно звонила по телефону и предупреждала, что идет домой. В общем, продолжение произошло, девчонка оказалась что надо, Ваня ею вдохновился, она Ваней тоже. Возник актуальный вопрос «А не повторить ли нам?». Повторить хотелось, но негде. Вечером с моря возвращались родители, у которых совместить отпуска получилось только на неделю.

Иня обзвонил всех знакомых на предмет свободной жилплощади, но безуспешно. Кто-то не в городе, кто-то сам с родителями, у кого-то тоже намечался перепихон.

В списке потенциальных помощников остался только умник. «Была не была», – подумал Ваня и набрал номер.

– Здравствуй, – ответили ему на том конце безупречно вежливым тоном.

Даже волосы сразу захотелось пригладить и рубашку надеть. Чтоб соответствовать.

– Привет! Что делаешь?

Вместо ответа прозвучал забористый фортепианный пассаж.

– Ого! Круто! – тут же отозвался Ваня. – А ты где так? У себя в консерватории или дома?

– Дома. Как раз перерыв сделал в занятиях.

И тут послышалось фоном негромкое лаянье. Честно говоря, Ваня даже лаем это не назвал бы – что-то такое приглушенное и вежливое.

– Та самая собака, да? – поинтересовался он. – Как зовут друга?

– Сатурн, – голос умника тоже прозвучал вдруг удивительно мягко.

Так говорят только о самом дорогом. Ваня понял, что вторгся куда-то в очень личное, и стало как-то неудобно. Вдруг. Ваня Тобольцев очень редко чувствовал неудобство, а тут неожиданно… поэтому следующую фразу произнес излишне бодро:

– О! У нас черепаху звали баба Зина, – а потом и вовсе решил перейти ближе к делу: – Я чего звоню-то… Слушай, у меня засада. У тебя нет на примете квартиры свободной? Тут с одной девчонкой познакомился, туда-сюда, короче… негде нам. Думал, у себя, но сегодня родители возвращаются. Можно, конечно, в подвале, но сам понимаешь… А девчонка – класс, – Ваня не удержался от вздоха. – Ноги, грудь, все дела.

Ответа пришлось ждать долго. В трубке воцарилось продолжительное молчание. Да Ваня и сам понимал, что звонить новому знакомому с такой просьбой не вариант. Собрался уже сказать «забей», как вдруг услышал осторожный вопрос:

– А почему баба Зина?

– Потому что старая, потому и баба, – ответил озадаченно Ваня. Меньше всего он ожидал именно такого вопроса. Он вообще-то ждал, что ему скажут про возможность свободной квартиры.

– А Зина почему? – послышался следующий вопрос.

Ваня вспомнил, как при первой встрече окрестил Илью странным. Потом забыл об этом – слишком впечатлился его успехами и умом, а вот теперь мысли о странностях умника вернулись.

– Слушай, я не помню, я маленький был! Мы ее сначала как-то по-другому назвали, красиво. Танька придумала, а потом вдруг появилась баба Зина и прижилась. Ну, баб Зина и баб Зина. До Сатурна у нас, конечно, соображения не хватило.

И оба опять решили помолчать. А потом Ваня вновь услышал фортепиано. Что-то такое ненавязчивое и легкое. Под эту игру Илья и начал говорить:

– Ну… слушай… в общем-то… Я могу дать ключи от своей квартиры. Завтра меня не будет с двух до пяти, – а потом, словно сам удивившись только что сделанному щедрому предложению, поспешно добавил: – Но при одном условии!

– Правда?! – Ваня не мог поверить в услышанное. Вот это да! Ключи от квартиры умника! С ума сойти можно! И сразу же деловито ответил:

– Слушаю внимательно.

– Не обижать и не шокировать мою собаку. И вообще, лучше, чтобы Сатурн… хм… ничего не видел.

– Да ты что? У меня даже и в мыслях не было. Он ничего не увидит, клянусь! – Ваня в знак произнесенной клятвы даже приложил ладонь к сердцу. Ну и пусть Илья не видит, главное, самому в это верить.

Послышался очередной фортепианный пассаж. Возникло острое желание взять гитару и ответить тем же. А что? В следующий раз он обязательно именно так и сделает, а сейчас надо быстро решать все организационные вопросы, пока там не передумали.

– Слушай, как ты мне передашь ключи? Ты где живешь? У тебя в холодильнике что-нибудь есть или мне затариться?

Фортепиано замолчало, зато через несколько секунд Ваня уловил звук открывающегося холодильника.

– Есть молоко, сыр, яйца… Шоколад… 85 % подойдет?

Молоко – самое то для свидания, кто бы спорил.

– Угу, – пробормотал Ваня скорее себе, чем Илье, а потом уже заговорил громко: – Я все понял, закуплюсь. Но шоколадку могу заимствовать, не против?

– Да, конечно, бери. Я сегодня весь день дома, только вечером уйду на прогулку с Сатурном. Завтра с утра занятия в консерватории. У меня есть запасной комплект… – Потом Илья замолчал, словно над чем-то размышлял, и после паузы добавил более решительно: – Могу отдать сегодня или завтра, смотри сам.

– Отлично! – Ваня до сих пор не мог поверить в свою удачу. – Вечером подъеду, давай адрес!

* * *

Илья повернул ручку двери и вдруг замер. В который раз за последние несколько часов посмотрев на комплект запасных ключей от собственной квартиры, теперь зажатый в ладони. Он что, в самом деле собирается это сделать? Отдать ключ от квартиры человеку, которого знает пару недель? А тут, между прочим, один рояль стоит столько, что… Илья представил себе сцену кражи рояля Ваней Тобольцевым – и рассмеялся. Вслух. Нет, подозревать Ивана в нечестных и корыстных намерениях попросту глупо. Хотя, наверное, у Ваньки достанет фантазии и смелости подобную авантюру провернуть – если ему вдруг взбредет в голову такая идея. Но не взбредет, в этом Илья был уверен точно.

Тут дело скорее в том… Сатурн тявкнул, привлекая к себе внимание. Они так и застряли на пороге квартиры.

– Пошли, чемпион, – Илья распахнул дверь.

А дело в том, наверное, что в этой квартире вообще не бывало чужих. А если быть более точным, то количество людей, переступавших порог его дома, равнялось трем. И все они носили фамилию Королёв или Королёва. Еще была женщина, приходившая два раза в неделю для уборки, но это же ее работа, а потому не считается. Даже Антон, пару раз приезжавший к нему по срочным вопросам, всегда оставался у подъезда, дожидаясь, когда Илья к нему сам спустится. Словно видел какую-то невидимую черту, через которую не мог переступить.

А теперь количество таких людей грозит увеличиться почти вдвое – с учетом… гхм… планов Ивана. Воображение тут же начало подсовывать картинки, но Илья строго-настрого в который раз запретил себе думать о том, что будет происходить в его квартире завтра, пока он сам будет на радио. Кстати, «вот этим самым» в квартире Ильи никто никогда не занимался. Так что в каком-то смысле премьера завтра будет. Подавив немного нервный смех, Илья открыл дверь подъезда и, сощурившись на закатное солнце, вышел на улицу. Не успев пройти и десяток метров по дорожке, услышал знакомый голос:

– Меня не пускают!

Из-за кованого забора, опоясывающего элитный жилой комплекс, махал руками Иван Тобольцев.

Илья достал ключи и шагнул к ограде.

– Заходить будешь? – В принципе, ключи можно передать и так, через решетку забора. Но хотелось поговорить с Ваней.

– Конечно! Я же должен знать, куда идти!

И Илья пошел к входу на территорию комплекса – встречать своего гостя. Но первым успел Сатурн. Только услышав голос Ивана, он стал рваться с поводка. А увидев – начал повизгивать.

– Приве-е-ет, – Ваня тут же присел перед песиком на корточки, запустил пальцы в шерсть. – Так вот ты какой, Сатурн.

Шпиц тут же завалился на бок, подставляя всего себя на предмет почесывания. Таким Илья своего питомца давненько не видел. Да и Ваня рядом с Сатурном выглядел ребенок ребенком.

– Эх… – Иван наконец оторвался от своего увлекательного занятия поглаживания пса и встал на ноги. Но взгляда от собаки не отрывал. – Ты, дружище, ко мне на руки не пойдешь, наверное. Но ничего, завтра мы познакомимся получше.

Всю степень Ванькиных заблуждений Сатурн ему продемонстрировал у подъезда, встав передними лапами на Ванину кроссовку. Иван рассмеялся, а потом вопросительно посмотрел на Илью:

– Можно?

– Конечно, – улыбнулся Илья.

Таким образом, путь до квартиры Сатурн преодолел на Ваниных руках. В квартиру Иван заглянул мельком, зато тщательно выслушал, как обращаться с замками. И, торопливо попрощавшись, но не упустив случая почесать Сатурна за ухом, был таков.

* * *

Все случилось неожиданно. Вернее, ожидаемо. Короче, как всегда. Когда Таня всех дергала на предмет имени загадочного исполнителя, ей отвечали: «Успокойся, с тобой свяжутся». На все ее слова о том, что необходимо подготовиться, – отмахивались. Мол, время еще будет и не дергайся. Шеф, как и обещал, улетел, Таня с Женечкой исправно вели эфиры и ждали звонка. Таня до дыр заслушала записи на флешке. А было их десять, совершенно разных, от Шопена до Рахманинова. Тане очень хотелось познакомиться с этим музыкантом. Он волновал воображение. Тане не просто хотелось его увидеть, ей хотелось с ним поговорить. О чем думает человек, который так играет? О чем мечтает? Что читает? Чем увлекается? Из чего состоит его день?

В один из вечеров она даже начала набрасывать в блокноте вопросы. Знала, что многое для эфира не годится – слишком личное, не для аудитории всей страны. Но вдруг после интервью можно будет перейти на простое человеческое общение? Вдруг у него найдется время спуститься в кафе? Вряд ли, конечно, у такого человека наверняка все расписано по минутам. Но помечтать же можно.

А потом все произошло в лучших традициях классической комедии положений. Из аэропорта позвонили родители. Они приземлились, но оказалось, что ключей от дома у них нет. Таня родителей успокоила, заверив, что эфир поздний, поэтому папу с мамой она дождется и даже успеет пообщаться. А потом позвонил Женечка и сказал, что нарисовался тот самый продюсер и что эфир через полтора часа.

– Какой эфир?! У нас же в шесть вечера сегодня!

– Б-был. Н-н-но этот п-продюсер с-с-сказал, что в-в-все обговорил с ш-ш-шефом в-вчера. Я з-з-звонил, ш-шеф недоступен. А-а-а гости едут. М-меняем эфир н-н-на дневной.

– Мы не готовы! Я даже не знаю, как их зовут! Я вообще не готова!

Таня начала бегать по квартире, думая о том, что выезжать надо максимум через пятнадцать минут. Родители не успеют добраться.

– Я уже н-н-на месте. С-сейчас н-начну в сети искать и-и-информацию. П-п-приедешь – изучишь.

– Хорошо.

Женечка отключился. Таня села на диван. С ума сойти. Надо что-то делать с ключами! Быстро набрала брата.

– Привет! – раздалось жизнерадостное приветствие.

– Слушай меня внимательно, – быстро заговорила Таня. – Родители в аэропорту, скоро приедут домой. Ключи они забыли, поэтому им надо будет их передать. Придется сделать это тебе.

– Я не могу! Тань, у меня тут…

– Ничего не могу поделать, – она не дослушала брата. – Я через десять минут уезжаю, у меня срочный эфир, вызвали.

Сказала и отключилась. Надо быстро собираться.

Спустя четверть часа Таня Тобольцева перекидывала ногу через сиденье мотоцикла и надевала шлем, а еще через полчаса она уже бежала по длинным коридорам радиостанции. Женечка с бумагами в руках ждал ее у дверей студии, куда пока было нельзя. Шел эфир, за столами сидели другие диджеи, а у Тани оставалось примерно тридцать минут, чтобы подготовиться.

После обмена поцелуями она взяла листы и начала быстро читать.

Имя – Илья Королёв. Теперь она знает имя. Шок, вызванный внеочередным срочным вводом, постепенно проходил, уступая место сосредоточенности на материале, и ТТ ощутила легкое волнение. Вот оно! Меньше чем через час она увидит удивительного музыканта, они будут сидеть вместе в студии и беседовать.

Итак, его зовут Илья Королёв, он выиграл конкурс имени Чайковского и получил еще ряд престижных музыкальных премий. В послужном списке нет, пожалуй, только «Грэмми». Учитель – Виктор Рудольфович Самойленко. Что-то она слышала об этом человеке, потом дополнительно посмотрит. Выпущено четыре альбома. Двадцать лет и четыре альбома? Стоп. Двадцать лет?! Всего двадцать лет? Он же еще совсем… В свои двадцать четыре Таня казалась себе уже вполне неплохо знавшей жизнь, а двадцать лет – это ровесник брата. Это студент. И четыре альбома… Так, что дальше? Готовится балет. Вот оно. Балет с Элиной Самсоновой. Ничего себе! Это звезда мировой сцены. Ее называют второй Плисецкой. А у них балет. Теперь понятен смысл заказа. Не просто интервью – реклама. Все правильно. Илья Королёв, двадцать лет… И так сыграть Рахманинова… Заставить влюбиться в себя одной лишь игрой. Что дальше?.. Дальше были отрывки из разных интервью. Таня сканировала текст глазами, пытаясь найти и запомнить самое интересное.

Вскоре от чтения пришлось отвлечься, так как в коридоре появился гость. Таня подняла голову от бумаг и сразу подумала, что это продюсер. У нее за время работы на радио глаз на таких людей наметан. Продюсер Тане не понравился. На Женечкино радушие он ответил так, будто снизошел. И вообще вид имел недовольный и заносчивый. Таня дежурно улыбнулась.

– Добрый день, я Татьяна Тобольцева, скоро мы пройдем в студию и начнем эфир.

– Честно говоря, не ожидал подобного беспорядка от вашей радиостанции, – ответил мужчина вместо приветствия.

– Не беспокойтесь, – постаралась утихомирить гостя Таня, – произошло небольшое недоразумение. Эфир пройдет идеально, мы профессионалы.

– И-и-идеально, – повторил Женечка, желая вселить уверенность в продюсера.

Тане показалось, что тот сейчас выразительно закатит глаза, мол, «еще и заика». Может, он бы так и сделал, но зазвонил телефон. Антон Голованов (Таня прочитала имя в информации, подготовленной Женей) быстро нажал на соединение и по последовавшему вопросу «Тебя выйти встретить?» поняла, что Илья Королёв приехал. Сердце начало биться в учащенном режиме.

Ему все лишь двадцать лет.

А потом она подумала, что ее подвело зрение, потому что в конце длинного коридора появился… маньяк… Тот самый маньяк, который преследовал Таню совсем недавно. Не-е-ет… Как он сюда попал?! Как его пропустили?! Почему именно сейчас? Когда ожидается такой гость? Такой эфир? Маньяк шел по коридору уверенно и даже как-то сосредоточенно. Одет официально, костюм, галстук… очень даже хорошо одет… и выглядел даже не как маньяк… Только куда от него спрятаться?

Состояние нереальности происходящего накрыло Таню, и она стояла не шелохнувшись, смотрела, как человек идет по коридору. А коридор казался бесконечным. Таня смотрела на маньяка не дыша, а он на нее не смотрел и, подойдя, повернулся вдруг к Антону, пожал ему руку, даже что-то сказал. Таня не расслышала, что именно. Потом заговорил Антон:

– Илья, знакомься, это наши диджеи – Татьяна и Евгений.

Илья… раздалось эхом в голове. Его тоже зовут Илья… Или?! Понимание пришло не сразу, потребовалось время, за которое маньяк успел пожать руку Женечке, Женечка расплыться в улыбке. Тане вежливо кивнули и знакомым голосом спросили:

– Через сколько начинаем?

Спросили не ее. Ей только кивнули.

– Ч-ч-через пять минут, – ответил Женечка, посмотрев на часы. – П-п-пойдемте в студию.

Они пошли. Таня следовала за всеми как во сне. К такому она готова не была. Потому что такого просто не может быть. Руки и ноги стали ватными, голова отказывалась думать. Как вести эфир, ТТ не знала. Потому что у Женечки от стресса срочного включения и волнения случилось вполне прогнозируемое заикание. Значит, вся беседа на ней. А как разговаривать… с ним? После всего того, что произошло? Как?!

Они зашли в студию. В эфире крутилась песня. Диджеи, закончившие смену, приветствовали вошедших, уступили им свои места и покинули помещение. Женечка гостеприимно рассаживал Антона и Илью, раздал им наушники.

Таня молча опустилась на свое место. Песня подходила к концу, говорить ТТ не могла, поэтому вместо приветствия поставила рекламный блок. Надо как-то взять себя в руки. И на это есть всего несколько минут. Соберись! На гостей Таня не смотрела. Гости, во всяком случае один из них, на нее тоже не смотрели.

– А м-м-мы слушали ваши записи, – старательно создавал неформальную обстановку Женечка. – Особенно Т-т-таня. Он-н-на вообще б-б-была в восторге. Г-г-говорит, г-г-гениально.

После этих слов Илья все же на нее посмотрел:

– Правда? Польщен.

Она молча кивнула головой. Ему не может быть двадцать. У него глаза взрослые, и вообще… Эфир, надо думать про эфир.

– А вы не поете? – обратился Илья к Женечке.

– П-п-пою, н-н-но среди друзей. В-в-внимание, н-н-начинаем.

Ни пуха.

– Добрый день, и до самого вечера с вами мы – Таня Тобольцева и Жека Сургучев. Летняя жара по прогнозам подходит к концу, нас ожидают дожди, но это не повод унывать. Сегодня у нас замечательный день и не менее замечательное событие. Мы вводим новую рубрику. «Классика – музыка на все времена». В связи с этим тема эфира: «Что такое классика для вас?» Ведь и джаз можно назвать классикой, и рок. Так что же такое классика? А пока вы думаете, что нам ответить, мы открываем наш час самой классической классикой. Сергей Рахманинов, «Вокализ» в исполнении победителя конкурса имени Чайковского, победителя конкурса Шопена, одного из самых талантливых пианистов нашего времени Ильи Королёва.

Женечка поставил «Вокализ». Таня сглотнула. Она почувствовала, что руки у нее вспотели, но голос, кажется, звучал вполне уверенно и бодро. Это хорошо. Только внутри все дрожало. Краем глаза она заметила, как продюсер довольно кивает в такт мелодии. Музыку, которая пойдет в эфире, они не успели согласовать, но, кажется, с выбором не промахнулись. Таня написала Жеке, какие еще композиции надо подготовить. Спасибо тем записям, которые она заслушала до дыр и которые сейчас давали ей возможность быстро ориентироваться. Потом сняла наушники и повернулась к гостю. Надо было обговорить некоторые моменты предстоящего интервью.

– Я читала несколько выдержек из разных ваших интервью, составила список вопросов, посмотрите.

Она передала Илье лист бумаги. Он быстро пробежался по тексту глазами, затем сказал:

– У меня есть список ответов.

И голос ровный-ровный. Безмятежный. А ее внутри всю трясло. И самое трудное было – сохранить деловую интонацию.

– Список не нужен. Сейчас все озвучим в эфире.

«Вокализ» подходил к концу, Таня снова надела наушники.

– Согласитесь, что слово «классика» нас зачастую пугает. Все, что называется классическим, сразу кажется скучным и унылым, но это не так. «Вокализ» современен, он звучит настоящим саундтреком к кино. У нас в гостях исполнитель этого произведения, Илья Королёв. Добрый день, Илья.

– Добрый день, Татьяна и радиослушатели. Спасибо за приглашение.

– Раз мы начали нашу встречу с Рахманинова, скажите, как по-вашему, насколько актуален этот композитор?

– Сейчас его время. Примерно сто лет нужно людям, чтобы понять, где нот коснулась рука гения. Поэтому сейчас наступает время Рахманинова, я в этом уверен. Он, как и все великие люди, смотрел очень сильно вперед. И теперь он говорит с нами и о нас.

Двадцать лет. И такой ответ. И он совсем не похож на маньяка. И надо отвечать. Таня не смотрела на гостя. Они начали беседу, находясь рядом, но не глядя друг на друга. Как же сложно продолжать разговор! Но слова при этом лились сами…

– Да, мне тоже так кажется. Удивительно, как музыка умеет разговаривать. И тут очень важную роль играет не только композитор, но и исполнитель. Исполнитель пропускает музыку через себя. Если он этого не сделает, то получится не разговор, а механическая передача звука. Как вы работаете над исполнением произведения? Видите какие-нибудь картины в своем воображении или, может, целые истории? Я слышала, некоторые музыканты представляют себе некий сюжет, например, зимний вечер, ссору или разлуку. Они исполняют именно этот момент, вкладывая в него свои личные эмоции. Как это происходит у вас? О чем вы думаете, что видите, когда исполняете «Вокализ»?

Илья с удивлением слушал собственный голос. Странно было слышать его вот так, из наушников. Но дело было не в этом. А в том, как он отвечал на вопросы.

Выучен же был Антоном, как вести себя с интервьюерами. Да и собственное понимание имелось. Но когда увидел, кто будет задавать вопросы…

Как сказал его новый преподаватель со старой фамилией, Марк Рудольфович, во время собеседования: «Один раз – случайность, два раза – совпадение, три раза – закономерность, десять раз – повторите опыт, занесите данные в таблицу, определите среднее значение и посчитайте погрешность». Ему уже пора начинать чертить таблицу? Погрешность. Погрешность, господи…

Илья поймал на себе немного удивленный взгляд Антона и кивнул ему – мол, все в порядке. Лучше смотреть на Антона. На этого смешного парня… Жеку… Как может быть такое имя у человека с таким интеллигентным лицом? На кого угодно, хоть на плакат с Майклом Джексоном на стене. Только не на нее.

Ты погрешность, Таня, ты в курсе?

Боже, как несвоевременно отказали мозги и выдержка. Прямой эфир же. А он несет что-то несусветное. Точнее, эта девочка из него это все вытаскивает. Просто одним своим присутствием. Так у нее еще и вопросы как на подбор. А ведь мог бы подготовиться, список-то тебе дали посмотреть перед эфиром. Но он и не разглядел там толком ничего, главным было собрать себя. И не пялиться на ее голые колени.

Следующий вопрос свел на нет все благие намерения Ильи давать обтекаемые нейтральные ответы из серии «ни о чем».

Антон его убьет. И будет совершенно прав. Но не ответить Илья просто не мог.

– Знаете, меня очень забавляет эта интерпретация, – Илья чувствовал какой-то странный азарт. Он наконец рискнул посмотреть на Таню. И вопреки достаточно ровному и уверенному голосу глаза ее смотрели напряженно. Значит, чудят они тут вдвоем? – Музыка – это не пятна Роршаха, не клякса, к которой надо сочинить историю. В музыке уже заложено все. Композитором. Ее надо услышать. С ней можно – и нужно – поговорить. Это и называется в вашем вопросе – личные эмоции. Это разговор. И он каждый раз – о разном. Но в случае «Вокализа» это всегда беседа о вечном.

Тихонько выдохнул. Продышаться ему не дали. Вопросы следовали с пулеметной скоростью.

– Я читала одно интервью, в котором вы рассказываете про цветные ноты. Что это такое? Значит, все-таки есть разноцветные пятнышки? Не кляксы, но маленькие горошины-ноты, которые потом складываются в музыку?

Илья снова повернул голову в сторону своего интервьюера. Еще десять минут назад он не мог на нее смотреть. Теперь же хотел убедиться, что она вообще понимает, что говорит. Ты меня провоцируешь, Татьяна Тобольцева? Ты это специально делаешь? Краем глаза увидел, что Антон трет горло, что означало у него волнение. Но уже не до Антона. В кои-то веки, внезапно и без предупреждения у всегда выдержанного Ильи Королёва отказали тормоза. И, что характерно, не за роялем.

– Ну что вы, Таня, какие кляксы и горошины? – теперь он не мог не смотреть ей в глаза. Они притягивали. И, не отводя взгляда от ее лица, плавно развел руки в стороны. – Это радуга. Полная радуга звуков.

И главный цвет в ней – синий. А белый – это вообще все цвета сразу. Ты понимаешь, о чем я?

Судя по тому, как сузились глаза-звездочки, она понимала. Судя по последовавшим словам – поняла что-то не то.

– До – красный, до-диез – бордовый плюс резкость, си – голубой, си-бемоль – темно-синий плюс глубина, – ее взгляд был какой-то… яростный. Будто она спрашивал с Ильи за что-то. Упрекала. Требовала. И то, что она так хорошо знакома с его ответами в других интервью, просто окончательно выбивало почву под ногами. А Таня его добила, выпалила почти обвиняюще напоследок: – Это не радуга, это, простите, Матисс.

Все. Он не выдержал. И расхохотался. Матисс, вы подумайте, Матисс. Какая у нас высокоинтеллектуальная беседа получается, Татьяна Тобольцева. Осталось вспомнить Шопенгауэра и Эйнштейна.

– Я прощу, а за Матисса не ручаюсь. – Улыбка никак не желала уходить с лица. – Музыка состоит из семи нот, спектр – из семи цветов. Помните подсказку по цветам – каждый охотник желает знать… – Есть что-то совершенно чудовищно садистское говорить вот так, глядя в глаза. Ты словно голый, и ничего не спрячешь. Но никто первый не сдается и взгляда не отводит. И ты продолжаешь: – А дальше – воля и фантазия творца, как эти ноты и цвета соединить. С какой музыкой у вас ассоциируется Матисс?

Зрительный контакт все же пришлось прервать. Антон резкими движениями продолжал тереть горло. Второй диджей делал какие-то пассы руками, словно маг-недоучка. Таня напротив моргнула, словно очнувшись. И ровно произнесла:

– Прокофьев. Но поставим мы сейчас Шопена.

И словно из тепла дома – на улицу. Где ветер, дождь, сыро. И надо кутаться в пальто и шарф. Что ты улыбаешься, Илюша, как идиот? И кому? Это всего лишь интервью. Это всего лишь погрешность.

Нечего душу выворачивать. Устроил тут душевный стриптиз в прямом эфире.

Самовнушение помогло. Обернулся к Антону, улыбнулся ему, одними губами сказав: «Не волнуйся, все в порядке». По крайней мере, горло импресарио оставил в покое, отхлебнул воды из бутылки, улыбнулся скупо в ответ. А Шопен неплох. Честно Илья премию Шопеновскую заработал.

Вот об этом и думай. О работе. Тем более о ней спрашивают.

– Сейчас мы перейдем к вашей премьере.

Ну и что, что мы временно не в эфире. Маска на лицо уже надета.

– Давайте перейдем, – пожал плечами.

– Да-да, об этом надо обязательно поговорить! – Антон наконец отмер. Принялся активно жестикулировать. – Это такое событие, вы же понимаете? Творческий дуэт ярких молодых звезд, это надо правильно подать, вас предупредили? Вы читали материалы, что вам присылали?

Илья уставился на короля поп-музыки на стене. Когда Антон начинает продавливать собеседников – это утомительно для всех, кроме Антона. Оба ведущих что-то ему пытались отвечать, но у Голованова уже включился режим активного монолога. Надо спасать диджеев.

– А Шопен – это Ван Гог, – голос уже звучал привычно, нормально, не запальчиво и не эмоционально. – И его… – бросил косой взгляд на платье одного из диджеев – уж не Жеки, понятно. – И его подсолнухи.

– Глупость. Шопен никакой не Ван Гог. Ван Гог – это Стравинский. А Шопен – это вообще акварель.

Замолчали и уставились на девушку в платье в подсолнухах все находящиеся в студии – не только Илья. «Вот только дискуссии о живописи нам сейчас не хватало!» – явственно читалось по лицу Антона. Он еще что-то пытался добавить про этуаль и Парижскую оперу, но тут Шопен кончился, и всем пришлось снова надеть наушники.

– Скоро будет премьера балета «Слушая любовь» на музыку Шопена. Главную партию в нем исполнит этуаль Парижской оперы и прима Большого театра Элина Самсонова. Вы будете аккомпанировать. Очень необычная идея. Расскажите немного об этом проекте.

Антон всем своим видом выражал одобрение и оживление и не сводил внимательного взгляда с Ильи. Ну, ради этого же все и затевалось. А не для разговора о бемолях и Матиссах. Это было так, для разогрева. В общем, отрабатывай, Илюша, отрабатывай, что должен.

– Этот проект – результат усилий нескольких людей, – начал Илья спокойно говорить заученный ответ. – Мы надеемся, что получится интересно. У нас уже были совместные репетиции с Элиной, творческий контакт есть. Когда случаются общие проекты – выступления с оркестром или вот как сейчас – пианист и балерина, ключевое слово – доверие. Оно у нас есть. Доверие и одинаковое понимание того, что происходит на сцене. А значит, результат должен быть.

– Для музыкальной Москвы это обещает стать знаковым событием – соединение двух таких имен. Мы приглашаем всех наших слушателей на премьеру, которая состоится очень скоро, через неделю, в пятницу, в Большом. Ждем всех. – Антон довольно закивал, а Татьяна продолжила: – И последний вопрос. Известно, что для танцовщика важны ноги, а для пианиста руки, пальцы. Это ваш инструмент. Есть ли специальные упражнения? Как вы оберегаете свои руки? И что вы чувствуете, когда касаетесь клавиш?

И все-то вам надо знать, Татьяна Тобольцева. А вслух он сказал:

– С руками все на самом деле очень просто. Вы правильно сказали – это рабочий инструмент, и его нужно держать в порядке. Мне хватило одного раза, когда я в подростковом возрасте из упрямства решил поиграть на пляже в мяч. Итог – выбитый палец и невозможность играть три месяца. Больше я таких ошибок не повторял. Комплекс упражнений есть, и не один. Мог бы показать кое-что, но, боюсь, наши радиослушатели не оценят. А что касается чувств… Знаете, есть выражение – «ног не чуя под собою»? Я не чувствую рук. Я чувствую… рояль. Мы как бы становимся с ним одним целым. Наверное… – Да какого черта его опять тянет на стриптиз?! Илья понял вдруг, что за столь короткое интервью устал, как за трехчасовой концерт. Но, заставив себя вспомнить, что обычно отвечает на такие вопросы, докончил бодро: – Это, конечно, достигается долгими занятиями – чтобы не думать во время игры, где и что делают твои пальцы.

– Пришло время прощаться с нашим гостем, – послышались завершающие слова интервью. – Спасибо, что пришли, спасибо за интересную беседу. Приглашаем всех радиослушателей на премьеру, ну а вам желаем удачи. Сейчас я предлагаю послушать «Август» Петра Ильича Чайковского в вашем исполнении.

Ну вот и все. Но не успел Илья выдохнуть, как его приложили:

– Врун! – И не успел Илья ничего ответить, как девушка добавила обличительно: – Играют не пальцы.

В студии молчали все. Только Татьяна Тобольцева сверлила Илью Королёва какого-то черта сердитым взглядом. Да что он сделал-то?!

Когда молчание стало совсем неприличным, Илья решил, что придется именно ему это молчание разрушить.

– Да, точно, играют не только пальцы, – Илья сложил руки на груди, наклонил голову, разглядывая девушку напротив. На что гневаемся, боярыня? – Еще же есть ноги. И педали.

На какую-то секунду Илье показалось, что сейчас он снова схлопочет. Но не шлемом, а рукой. Темные глаза – не звездочки, а пара Звезд Смерти – гневно сверкнули.

– Конечно! – фыркнула она. Хотела еще что-то добавить, но тут в себя пришел Антон. Встал, церемонно поблагодарил, взял Илью под локоть и стал подталкивать к выходу.

– Спасибо вам за интересный разговор, – это Илья сказал, уже стоя в дверях, глядя куда-то в пространство между диджеями. А потом, уже персонально – да ну к черту это нелепое имя – Евгению: – Пение не забрасывайте. Вокал очень помогает при логоневрозах.

И они наконец откланялись.

– Чокнутые какие-то, – подвел итог Голованов, едва они оказались за дверью студии. – Так, эту радиостанцию – в черный список. Ты как?

– Я в порядке, – ровно ответил Илья. Как у Антона все просто – не понравилось, так в черный список их, и все.

– Ну, главное, рекламу нам сделали. – Импресарио включил телефон, и он тут же затрезвонил. – Да, слушаю.

Илья помахал Антону и направился к лифту.

По дороге домой эмоции, которые удалось взять под контроль в конце беседы, вдруг вырвались на волю. Он начал вспоминать, прокручивать весь разговор – и неожиданно захлестнуло. Даже и не поймешь сразу – чем. Всем сразу.

Вот что ты лезешь ко мне, а? Зачем лезешь в душу, зачем делаешь вид, что тебе интересно? Зачем ты заставляешь открываться тебе? Что тебе от меня надо?! У тебя есть тот, за которого ты там куда-то собралась. Вот и иди туда, к нему. А меня – меня оставь.

Эмоции были такими острыми, как он давно себе не позволял. Он давно себе запретил. Чего-то ждать и что-то чувствовать. И вот – вернулось.

И больно.

Он со всей силы приложился головой о руль. Послушный немецкий автомобиль отозвался ревом клаксона. Илья зашипел от досады. Не хватало еще для полноты картины ДТП устроить. Тогда одним «сынок» не обойдешься.

Надо успокоиться. Вспомнил о дыхательных упражнениях, попытался применить. Не помогло. Ему нужен Бах. Или Малер. Да, точно, Малер.

Но когда Илья добрался до дома, ему оказалось не до Малера. Точнее, до Малера, но совсем не в том смысле.

* * *

Илья был настолько погружен в свои мысли, так охвачен эмоциями, что напрочь забыл о том, что у него… гости. Открыв дверь и шагнув за порог, он озадаченно уставился на яркие кроссовки немаленького размера. А потом услышал басовитое мурлыканье со стороны гостиной.

Ваня. Он же отдал запасные ключи Ване Тобольцеву.

Тут же Илья вспомнил, для каких целей Иван просил ключи. Ой, а если Илья не вовремя? Но, однако же, рядом с кроссовками не наблюдалось никакой женской обуви. А значит, девушка уже ушла. Но все же в гостиную Илья заглянул с некоторой опаской. И его опасения подтвердились.

Такое ощущение, что по гостиной пронеслось племя половцев. В комнате, где всегда царил идеальный порядок, сейчас властвовал хаос. А посреди этого хаоса возлежал, как патриций, только на полу, Иван Тобольцев. Глаза его были закрыты, он что-то напевал, а на его ноге удобно пристроил мордочку Сатурн.

Идиллия просто.

Илья еще раз огляделся, словно не верил тому, что предстало его глазам. На полу какого-то черта то тут, то там валялись зеленые виноградины. На столе – его рабочем столе, где даже приходящей сотруднице клининговой компании было строжайше запрещено что-то трогать, – там было все ПЕРЕВЕРНУТО. Часть нот оказалась под роялем. Ноты. На полу. Илья сделал шаг, свет упал иначе, и на черной полированной крышке рояля отчетливо проявился отпечаток. И если бы женских губ.

Нет же, место к роялю было приложено совершенно противоположное.

На его рояле. Кто-то. Сидел. Голый.

И не просто сидел.

Что же вы за люди, Тобольцевы?! Одна в душу лезет непонятно с какими намерениями, другой рояль оскверняет.

Илья перешагнул через ноги в дырявых джинсах, достал из-под рояля ноты.

– Это же Малер. Ты знаешь, кто такой Малер?

Со стороны Илье показалось, что это говорит отец. Он несколько раз слышал, как Королёв-старший говорит таким голосом. От этого сразу начинают ныть зубы, хочется втянуть голову в плечи, а еще лучше – на месте аннигилировать.

Однако Иван не выказал ни малейшего намерения сделать что-либо из перечисленного.

– Нет.

Но глаза открыл и мурлыкать перестал. Сатурн перебрался Ване под бок, и тот тут же принялся его гладить. Однако пора эту идиллию нарушить.

– Встань.

– Зачем? – Сатурн принялся повизгивать от удовольствия, а Иван – улыбаться.

– Встань.

– Ну ладно, – вздохнул Ваня. Энергично потрепал шпица по холке. – Прости, друг, обстоятельства нас временно разлучают. – А потом встал во весь свой не мелкий рост и уставился на Илью. Со смешанным выражением недоумения и любопытства.

А дальше произошло то, за что Илье потом долго было стыдно. Но в него словно бес вселился. Или Малер.

– Сейчас я расскажу тебе, кто такой Малер. Это один… – первый шлепок нотами он влепил Ваньке прямо в лоб. – Из величайших… – дальше досталось левому плечу. – Симфонистов, – шагнул в сторону и вмазал нотами по тому месту, которым сегодня осквернили его рояль. И докончил свою просветительскую речь: – Двадцатого века!

Перевел дыхание и собрался еще донести мысль про дирижерскую карьеру великого австрийца. Но тут Ваня отмер и от очередного удара уклонился – пригнулся.

– Ты чё? – Иван смотрел на него совершенно ошарашенно. – Ну композитор, а я-то тут при чем?

А, о чем с ним говорить?! Да еще про Малера!

– А это – к твоему сведению – Модест Ильич! – Илья ткнул нотами в рояль. – Знаешь, кто это?

Иван повернул голову, но в указанном направлении его внимания удостоилось окно. Не обнаружив там никого, кого можно было бы назвать Модестом Ильичом, пожал плечами и переспросил:

– Где?

Илье оставалось только махнуть рукой. С нотами. «Квартет для фортепиано и струнных» занял положенное ему место на столе, а Илья достал из нагрудного кармана пиджака платок. Глубоко вдохнул, набирая полную грудь воздуха – и выдохнул на след женских – ой, да он вообще не хочет знать чьих! – ягодиц на крышке рояля. И принялся методично протирать, приговаривая: «Простите идиота, Модест Ильич». Закончив ликвидировать акт вандализма в отношении Модеста Ильича, выпрямился и соизволил предъявить гостю ультиматум.

– Я пойду на кухню. Выпью чего-нибудь… – подумал и добавил: – Молока. Холодного. И буду способен говорить. Но одно скажу тебе сейчас.

Выдохнуть. Вдохнуть и еще раз выдохнуть медленно. Главное – не орать. Пиано и пианиссимо гораздо эффектнее и точнее, чем форте и фортиссимо. И абсолютно отцовым тоном произнес:

– Никогда ни при каких обстоятельствах не трогай мой рояль!

На кухне уединиться не получилось. Едва Илья открыл холодильник, за спиной послышалась шаги.

– Ну ладно, ладно, не буду, – раздался знакомый басок. Невероятно, как можно говорить таким низким голосом и петь – таким высоким. – Ты сам вчера ничего про рояль не говорил! Только про собаку!

Не веря своим ушам, Илья обернулся с бутылкой молока в руке. А Ваня продолжил свои оправдания. Достоверности им добавляло то, что Сатурн сидел у него на руках.

– Ну вот я и выполнял твою просьбу. А где прикажешь? Он вообще из спальни уходить не хотел. – Шпиц преданно лизнул Ваньку в щеку, и тот рассмеялся. А потом снова придал лицу виноватое и даже страдальческое выражение. – Ну вот… а рояль оказался самое оно и вообще… короче… в общем… ну… ты не переживай, мы по-быстрому, и она убежала. Она твоей собаке не понравилась, и он все время под дверью сидел и гавкал, пока мы… ну… сам понимаешь. Это не собака, а полиция нравов. А рояль твой я сам протру.

И смех и грех. Все, вспышка гнева окончательно рассеялась, словно и не было ее, оставив после себя легкое чувство неловкости – прежде всего на себя – что так вспылил.

– Не смей! – все же попытался придать голосу строгости. Закрыл дверь холодильника и с изумлением обнаружил, что достал отнюдь не молоко. Это вообще не его бутылка. Вероятно, Ванина. Очевидно, спиртное.

Ноги наконец запросили пощады. И Илья опустился на стул. Посмотрел задумчиво на бутылку в своей руке. На треть всего опустошена. Видимо, не до мартини людям было. Хмыкнул.

– Какие еще поверхности в моей квартире вы ис… освятили своей любовью?

– Никаких! – Иван опустил Сатурна на пол, и тот тут же засеменил к своей миске. А Ваня продолжил с энтузиазмом: – Вон, кровать твоя нетронутая. Собака отличная! Рояль играет офигенно – я пробовал! Ой, прости! – заметив, как Илья нахмурил брови. – В общем, все отлично у тебя!

Ну и как на Ивана Тобольцева сердиться? Да и на сестру его тоже сердиться не получается. Тоскливо просто. Очень.

Отвинтил крышку, понюхал. А ничего так пахнет, не противно. Завинтил. И вспомнил про свой долг гостеприимного хозяина.

– Я рад, что тебе у меня понравилось. Чай будешь?

– Буду, – тут же с готовностью согласился Ваня и добавил: – Я пойду это… там виноград подберу. Ну… я уже говорил, твоей собаке девчонка не очень понравилась. Сатурн залаял, она испугалась, все из рук у нее посыпалось… Как же ты сюда девчонок-то водишь? С таким сторожевым псом?

Илья даже дыхание задержал. Невольно Иван затронул тему, которая была для Ильи очень… непростой. Кто-то сегодня на его рояле девушку… ну, скажем обтекаемо… целовал. А Илью за всю его жизнь целовали три женщины. Мать и две бабушки.

– Предпочитаю встречаться на чужой территории! – он старался, чтобы ответ прозвучал невозмутимо. Поставил наконец бутылку на стол и полез в шкафчик за чаем.

– А-а-а, – судя по тому, как это было произнесено, тон Ильи оказался для Вани вполне убедителен. – Да я тоже, но обычно у другой стороны тоже проблемы с местом. Так что порой приходится к себе. А вот Танька никогда никого домой не водила еще, это я точно знаю. У нее всегда чужая территория.

Красная жестяная банка выпала из его рук и с грохотом приземлилась на пол. Хорошо, что не раскрылась.

– Не рассыпалась? – Иван заглянул ему через плечо.

Да иди ты уже виноград убирать!

Но вслух удалось что-то невразумительное буркнуть. Подобрал банку и попытался вспомнить, зачем он ее вообще взял. Иван одарил его удивленным взглядом и отбыл на уборку. А Илья ничего полезного так и не сделал. Снова сел на стул и уставился на банку. Изучал слонов и затейливый цветочный рисунок, старательно отгоняя от себя мысли о… чужой территории Тани Тобольцевой.

Ваня вернулся довольно быстро. Сам нашел, куда выкинуть мусор, потом по-хозяйски порылся в шкафах, достал стаканы, применил стоящую на столе бутылку по назначению и протянул на две трети наполненный стакан Илье.

– Давай, тебе надо, я вижу.

Надо же, какой наблюдательный. Надо мне, Ваня, ты прав. Но не этого.

Щелкнул чайник. Оказывается, он успел его все-таки поставить.

– Мы же собирались чай пить… – Илья поразился, как неуверенно звучит его голос.

– Чай попьем, но сначала это. Давай! Сейчас полегчает! – В подтверждение своих намерений Ваня толкнул своим стаканом стакан Ильи и произнес тост: – За удачу!

В удачу Илья Королёв не верил. Он верил в методичный, ежедневный труд. Но здесь он не поможет. Так какая теперь разница?

Налитое он выпил до дна. Вкусно. И сразу стало тепло. И немного странно. Но вкусно и тепло – в первую очередь. И он протянул свой стакан Ивану со словами:

– Еще.

Второй был еще вкуснее. И от него стало еще теплее. Илья наконец убрал со своих колен красную жестяную банку.

– Ну его к черту, этот чай, – а потом приподнялся, перевернул под собой стул, сел верхом, оперся локтями и неожиданно в первую очередь для самого себя выдал: – А я сегодня встречался с твоей сестрой.

Для Ивана такое откровение стало, наверное, еще большей неожиданностью. Он так и замер с не донесенным до рта стаканом. Потом опустил его.

– Да? Где? Поругались, что ли? Ты чего такой расстроенный?

Поругались? Расстроенный? Нет, не те ты говоришь слова, Ваня, не те. Мы просто не сов-па-ли. Глобально. И летально.

– Она брала у меня интервью, – медленно проговорил Илья. Надо, чтобы Иван его правильно понял. Не надо, чтобы Иван его понял неправильно. Поэтому добавил: – На радио.

– А-а-а… – Ваня отставил в сторону бутылку. Илья проводил ее взглядом. Жаль. Вкусно же. И тепло. – Так это ее работа! Она у кого только не брала. Но у таких, как ты, которые с Чайковским и этим, как его… Малером, вроде нет. Чего это ее на классику потянуло?

Да, вот так вот. Ее на классику потянуло. А меня – на нее. Вот такое вот несовпадение вкусов. Бывает.

А с откровениями надо заканчивать. И так сегодня выдал десятилетнюю норму. Илья протянул руку, выудил из вазочки печенье, захрустел, собираясь с мыслями.

– В рамках культурного просвещения радиослушателей.

– О как! И как? Просветили? Знаешь, я, пожалуй, чай все-таки заварю, – Иван смотрел на Илью как-то очень пристально. – Я и бутербродов могу нарезать. Тебе поесть надо, ты, наверное, с обеда ничего не ел.

Хозяйственный какой. И заботливый. И черт с ними, с разбросанными нотами и виноградом. Хотя за Модеста Ильича обидно, конечно.

Илья снова поменял под собой положение стула, откинулся на спинку, вытянул ноги.

– Чувствуй себя как дома, – и рукой махнул. – А с твоей сестрой у нас состоялся крайне интересный разговор. Про Рахманинова и кляксы, – а потом хмыкнул и добавил: – Жаль, про Малера не успели. Ну, это я с тобой наверстал. Извини, что вспылил. Обычно я не бью людей нотами. По крайней мере, Малером.

Извинился внезапно, но на душе стало легче. И он с удовольствием наблюдал за хлопочущим на кухне Ваней.

– А чем ты обычно бьешь людей? – поинтересовался тот, ловко орудуя ножом.

– Музыкой.

– Слушай, вариант! – Иван поставил перед Ильей тарелку с бутербродами, удивительно аккуратными на вид. – Ешь давай, борец!

Бутерброды оказались не только красивыми на вид, но прекрасными по содержанию. Илья понял, что и в самом деле проголодался.

– Очень вкусно! Дашь рецепт?

– Чего? – Ваня расхохотался. – Бутерброда? Мясо и хлеб. Слушай, ты пить совсем не умеешь. Но ничего, это поправимо. Я тебя научу. А сейчас просто ешь.

Илья и сам понимал, что спросил глупость. Но так приятно иногда побыть глупым. Глупым не так больно. И Ваня прав – пить Илья не умеет совсем. Может быть, и не стоит учиться. А может быть, и стоит. Все эти умозаключения казались ужасно сложными, поэтому он вернулся к бутербродам и чаю. А у Вани зазвонил телефон. Разговор вышел краткий.

– Да… ты где?.. Понял… конечно… скоро буду!

Иван отключился и встал на ноги.

– Слушай, мне пора. Я так и не понял, что у вас там за интервью было, но мне сестру еще забирать из бара. Она на мотоцикл теперь не сядет. В общем, я пошел, а ты все бутерброды доешь, просветитель, и чаем не забудь запивать.

Наклонился, потрепал Сатурна за ушком.

И ушел – захлопнув дверь за собой.

В полной тишине Илья дисциплинированно доел бутерброды и допил чай. Вышел в прихожую, запер дверь. Постоял задумчиво в прихожей. Что-то важное Иван сказал про телефонный разговор с сестрой, но смысл этих слов ускользал. И нестерпимо хотелось спать.

Он не дошел до спальни. Сел в гостиной на диван, долго смотрел на рояль. А потом завалился на бок и мгновенно отключился.

* * *

Ну и денек выдался!

Ваня Тобольцев спешил к метро. Что произошло на этом интервью, он так и не понял, но то, что что-то произошло, – это точно. Сестра никогда не позволяла себе спиртное, если садилась за руль, а тут не просто позволила. Голос по телефону был очень странный. Да и умник пришел… Нет, тот вообще по жизни странный, но сегодня был еще и расстроенный. Даже уходить не хотелось, в том смысле, что надо было его сначала спать уложить, а потом уже идти. А то мало ли что? Но сестра позвонила. И выбора у Вани не осталось.

Да и свидание получилось скомканное. Он планировал все чин чинарем, но Таньку срочно вызвали (на это самое интервью, наверное), а родители без ключей, пришлось звонить красотке и передвигать встречу на более поздний срок. Та, естественно, надула губы. «У тебя есть более важные дела, чем я». В общем, пока одно, пока другое, пока встретил отца с матерью, пока добрался, открыл мартини, помыл виноград… Квартира красотке очень понравилась, оно и понятно. Она сразу стала допытываться, кому принадлежат такие крутые хоромы, но удалось отшутиться. Дошли до главного – Сатурн завыл. В глубине души Ваня был уверен, что собака вполне может вести себя прилично, просто ему не понравилась данная конкретная девчонка, вот и все.

Когда позже Ваня лежал на полу и гладил шерсть песика, он как раз размышлял на тему: стоит доверять интуиции Сатурна или нет. И склонялся к тому, чтобы довериться. У собак нюх – обзавидоваться можно.

А вообще, хорошо, что с умником мартини он всего лишь пригубил и с девчонкой выпил чисто символически, да и выветрилось все уже, поди.

Эту мысль про мартини Ваня Тобольцев вспомнил позднее, когда прибыл в бар и увидел сестру. В таком состоянии он ее припомнить не мог. Нет, было пару раз, конечно, после вечеринки в честь дня рождения и по поводу первого Ванькиного подвального концерта. Тогда они закатили знатную гулянку! Но чтобы после эфира… к тому же в день прибытия родителей из теплых краев, чтобы предстать перед их соскучившимися лицами в таком состоянии… Да, дела…

– Ну, и чем ты тут без меня баловалась? – поинтересовался Ваня, присаживаясь рядом.

– Текилой, – сказала сестра и долизала с руки оставшиеся крупинки соли. – Тебе не предлагаю, потому что кому-то из нас двоих садиться за руль, и это явно не я.

– Это явно не ты, – согласился Ваня и поднял руку, призывая официанта. – Колись, в честь какого события у тебя тут батарея стаканчиков числом пять?

– Эфир был трудный. Вот понимаешь, совсем ужасный. Думаю, уволят меня на… совсем, короче, уволят. И рекламодатель ушел недовольный. А рекламодатель этот, Ваня, очень крутой продюсер. А я все запорола, – тут она шмыгнула носом и в глазах появились слезы, – потому что пришел один… придурок… с которым простым человеческим языком разговаривать не получается.

– Да, – вздохнул Ваня, – с ним простым человеческим вообще не вариант.

– С кем? – Таня подняла голову.

– Ну, с придурком. Ты же про него говорила? Но вообще, он может быть даже очень неплохим человеком, поверь.

– Ой, что-то я совсем запуталась, Вань. Ты сейчас о чем?

– О том, что пить в одиночестве вредно.

Подошел официант, Тобольцев попросил расчет.

Когда они встали из-за стола, выяснилось, что Таня не очень твердо стоит на ногах.

«Эту тоже надо учить пить», – пронеслось в голове. Впервые в жизни Иван Тобольцев почувствовал, что может кого-то чему-то научить. Хоть курсы открывай.

– Надевай, – протянул он сестре шлем.

– А ты?

– А я так.

Чего уж теперь? Все равно рулить без прав придется на свой страх и риск. Так что одной проблемой больше, одной меньше – не принципиально.

Он сел на мотоцикл, Таня устроилась за его спиной и обняла.

– Держись крепче, – сказал Ваня сестре и повернул ключ зажигания.

* * *

Лица родителей Таня видела как в тумане. Ведь совсем по-другому планировала день. Ждала маму и папу, ждала шумного вечернего ужина, их рассказов, подарков. Таня знала, что они обязательно привезут подарки, и пусть давно уже выросла – все равно было здорово получить какой-нибудь сюрприз. Таня была уверена, что папа нащелкал кучу потрясающих кадров. Хотя многое можно увидеть в соцсетях, выкладывал он далеко не все. Столько было планов! А вот теперь она стояла в прихожей и не знала, что сказать.

– Что случилось? – мама, как всегда, впереди планеты всей со своей интуицией.

– Трудный эфир, – ответил вместо Тани Иня. – Что-то там с рекламодателями.

Из кухни в прихожую подтянулся папа, увидел дочь и сказал:

– Пойдем горячего чайку выпьем. Мама к тому же такую курочку запекла – самое лучшее средство от злых рекламодателей.

Сказал и раскрыл руки, и Таня, как в детстве, уткнулась ему лицом в грудь, а отцовские руки, самые сильные и самые надежные, укрыли от всего мира. И тут Таня сделала то, чего не делала с самого детства. Она разрыдалась в отцовских объятиях.

Так было в семь лет, когда упала на асфальте и сильно поранила коленку, в двенадцать, когда не прошла на танцевальный конкурс от школы, в пятнадцать, когда провалила годовую контрольную по алгебре, и вот теперь – когда поняла, что ничего у нее не получится с Ильей Королёвым, человеком, который заставляет разговаривать рояль. Он смотрел на нее с таким снисхождением, мол, что ты, Таня Тобольцева, можешь в этом понимать?

А она понимала! Но теперь не объяснить уже. Все кончено. И может, даже уволят. А и к лучшему.

Откроет кружок танцев для всех желающих.

Ваня с мамой ушли на кухню, Таня слышала звуки гремящей посуды и чувствовала, как ее гладят по голове самые лучшие руки на свете.