Читать книгу Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду - Дайана Энрикес - Страница 4

Он готов поставить точку, готов позволить своей гигантской афере рухнуть.

Несмотря на всю его показную уверенность и невозмутимость перед растущим смятением рынка, инвесторы покидают его. Руководители испанских банков, нагрянувшие с визитом на День благодарения, в конце ноября, по-прежнему хотят изъять деньги. Так же, как итальянцы, возглавляющие лондонские фонды Kingate, и управляющие гибралтарским фондом, и голландские начальники фонда на Кайманах, и даже Соня Кон из Вены, одна из тех, на кого он всегда мог положиться. В общей сложности более полутора миллиардов вынь да положь, а ведь это только ничтожная часть всех «донорских» фондов. Прибавьте сюда постоянный отток средств Fairfield Greenwich Group – 980 млн долларов за ноябрь, а теперь еще 580 млн за декабрь.

Если выписать чек на декабрьские возвраты, он будет возвращен как не имеющий покрытия, попросту говоря – фиктивный.

Ему негде занять денег, чтобы покрыть эти изъятия. Банки теперь никому не дают займов и уж точно ничего не дадут такому, как он, среднему оптовому игроку. Доверчивым инвесторам его брокерская фирма может по-прежнему казаться внушительной, но сегодня нервные банкиры и задерганные сотрудники регулирующих и надзорных структур определенно не считают Bernard L. Madoff Investment Securities фирмой «слишком крупной, чтобы потерпеть крах».

На прошлой неделе он звонил адвокату Айку Соркину. Пожалуй, даже такой классный юрист, как Соркин, мало чем сумеет помочь на этом этапе, но адвокат ему явно понадобится. Встречу он назначил на 11.30 пятницы, 12 декабря. Он пока не уверен, что предпринять в первую очередь и когда лучше начать действовать, но до пятницы еще есть время с этим разобраться.

Понедельник, ветреный, холодный день. В своем офисе на девятнадцатом этаже Берни Мэдофф механически начинает работу. Вокруг все до нелепого безмятежно. Черный лак мебели элегантно поблескивает на фоне серебристых ковров и сероватых, тоном темнее, стен, в центре помещения эффектно возвышается лестница. Его фирма занимает восемнадцатый и девятнадцатый этажи «Помады» – характерно закругленной, точь-в-точь как губная помада в тюбике, башни на углу Третьей авеню и Восточной Пятьдесят третьей улицы. Запертые двери семнадцатого этажа скрывают скопление скучных тесных контор (их тоже арендует Мэдофф), связанных с остальной фирмой только лифтами и пожарными лестницами. Именно здесь, вдалеке от залитого светом кабинета Мэдоффа, незримо, но неумолимо разваливается его обман.

Незадолго до ланча он говорит по телефону с Джеффри Такером из Fairfield Greenwich. Они знакомы почти двадцать лет.

В телефонном разговоре чувствуется: Мэдофф не только едва скрывает досаду, но и разъярен до предела. Что еще за фокусы – изъятия на миллиард двести, и это всего за месяц? Разве директора Fairfield Greenwich не кормили с июня обещаниями, что уладят вопрос с погашениями? Да они тянут деньги даже из собственных инсайдерских фондов! Так-то они улаживают вопрос?

Он угрожает: Fairfield Greenwich должна компенсировать утечку средств в том объеме, который будет зафиксирован к 31 декабря, или он закроет их счета. Он зарежет курицу, что несла золотые яйца для Такера и его жены, для его молодых партнеров и для многочисленного семейства сооснователя Fairfield Greenwich Уолтера Ноэла-младшего.

Он блефует. «Мои трейдеры сыты по горло всеми этими хедж-фондами», – говорит он. Мол, невелика потеря, на их место придут другие, к нему в очередь стоят годами. И пусть не забывают: он-то всегда «хранил верность» Fairfield Greenwich, напоминает Мэдофф Такеру.

Такер, спокойный, как адвокат, проигрывающий процесс, уверяет Мэдоффа, что они с Ноэлом работают над совершенно новым фондом Greenwich Emerald, который будет чуть рискованнее, зато куда прибыльнее. Как только рынки поуспокоятся, продажи акций пойдут влегкую.

Мэдофф высмеивает саму мысль о том, будто Такер и Ноэл способны собрать 500 млн, – что с того, что они уже вкладывают свои собственные миллионы! Лучше бы крепче держались за деньги, которые они теряют прямо сейчас, говорит Мэдофф, а не хотят, так он их просто выкинет.

Через несколько минут потрясенный Джеффри Такер строчит электронное письмо своим партнерам. «Только что говорил по телефону с Берни, он рвет и мечет, – докладывает Такер и повторяет угрозы Мэдоффа. – Думаю, он говорил искренне».

Искренним Берни не был. Фонд Fairfield Sentry еще до 31 декабря свернет свою работу, но не потому, что Такер с партнерами не «отбивались» от изъятий, а потому, что они двадцать лет подавляли свой скептицизм, раз и навсегда уверовав, будто с Мэдоффом их золотые копи не подвержены риску.

В тот же день внизу, на семнадцатом этаже, находящемся в ведении Фрэнка Дипаскали, правой руки Мэдоффа, Дипаскали подготовят документ, по которому Стенли Чейз, один из кредиторов Мэдоффа еще с 1970-х годов, сможет изъять с одного из своих счетов 35 млн долларов. Чейз был верен Мэдоффу куда дольше, чем парни из Fairfield Greenwich.

Около четырех часов дня друзья и клиенты начинают прибывать на заседание совета фонда Gift of Life Bone Marrow, который оказывает помощь в поисках донорского костного мозга для взрослых, больных лейкемией. Берни и его жена Рут поддерживают фонд, потому что от лейкемии умер их племянник Роджер, а их сын Эндрю страдает от сходного недуга – одной из разновидностей лимфомы. Члены совета появляются поодиночке и парами и поднимаются по закругленной лестнице из приемной на восемнадцатый, административный, этаж фирмы.

С лестничной площадки они сворачивают направо и следуют в большой конференц-зал со стеклянными стенами, расположенный между офисами Мэдоффа и его брата Питера. Там к ним присоединяется Рут Мэдофф. На низком столике возле одной из дверей Элинор Скиллари, секретарь Берни, сервировала безалкогольные напитки, воду в бутылках и закуски.

Исполнительный директор фонда Джей Фейнберг, сам выживший после лейкемии, вместе со своим состоящим в совете отцом и несколькими сотрудниками усаживается в конце длинного стола с каменной столешницей. В другом конце стола Берни, справа от него Рут. Здесь все те, кто тесно связан с каждым из десятилетий жизни Мэдоффа: его приятель Эд Блюменфелд, с которым они на пару купили новый самолет; владелец бейсбольной команды New York Mets и друг детства Фред Уилпон, с которым они ходили по одним улицам в Рослине на Лонг-Айленде; Морис (Сонни) Кон, партнер Мэдоффа по Cohmad Securities с середины 1980-х и друг, с которым они столько лет делились анекдотами и с которым теперь делят офис.

Приезжает Эзра Меркин, финансист и «канал связи» со многими еврейскими благотворительными учреждениями. Он втискивается в черное кожаное кресло рядом с Рут. Тут же сидит элегантный биржевой брокер из Cohmad Боб Джаффи, зять Карла Шапиро, долговременного вкладчика Мэдоффа из Палм-Бич. За стол усаживаются еще несколько членов совета и приглашенных участников совещания. Возникает небольшая заминка, никак не дозвониться до Нормана Бремена, бывшего владельца футбольной команды Philadelphia Eagles, но в конце концов они с ним связываются – по его словам, он во Флориде.

Сейчас за столом почти сплошь друзья Мэдоффа, его почитатели, его клиенты. Через несколько дней все они, как и тысячи других, превратятся в его жертв. Их богатство усохнет, а репутация пошатнется. Жизнь станет для них кошмарным круговоротом адвокатов, тяжб, показаний, заявлений о банкротстве и судебных баталий. Все они будут глубоко сожалеть о том, что доверились добродушному, убеленному сединами человеку, расположившемуся во главе стола.

Рут ведет протокол, а Мэдофф обращается к повестке дня, в которой сегодня два основных пункта – дальнейшее привлечение средств и подготовка большого весеннего ежегодного обеда. Необходимо сформировать комитет по сбору средств. «Кто этим займется?» – спрашивает Мэдофф. Заняться соглашается Фред Уилпон. Далее обсуждаются обычные рабочие моменты, вот только некоторые участники встречи впоследствии припомнят, что в какой-то момент Фейнберг раздал членам совета листки с изложением позиции фонда относительно конфликта интересов; каждый поставил свою подпись, после чего листки были собраны и, вероятно, подшиты в дело.

К шести часам вечера все заканчивается. Мэдофф выводит жену и друзей через отдельный выход на девятнадцатом этаже. Они удаляются в зимнюю ночь.