Читать книгу Дочь торговца шелком - Дайна Джеффрис - Страница 14
Часть первая
Нити шелка
Май – начало июля 1952 года
Глава 11
ОглавлениеСолнце уже поднялось над горизонтом, озаряя все кругом яркими лучами. Николь сидела возле окна и смотрела в одну точку до тех пор, пока не заболели глаза. Прошлым вечером она ускользнула с бала, слишком потрясенная увиденным. Всю ночь пыталась забыть то, что произошло. Свернулась в клубок, задыхаясь от потрясения. Из груди рвались наружу сдавленные всхлипы. Перед глазами Николь стояла кровь. Девушка сжала руки в кулаки и заслонила ими глаза. Мир закружился. Красный. Ярко-красный…
Она опустила руки, затем выбралась из постели, и, чтобы унять душевную боль, ударила кулаком по стене.
На улице стояла жара и духота, однако Николь жутко хотелось сбежать из дома.
Она умылась, набросила на себя первую попавшуюся одежду и побежала на кухню. Лиза стояла спиной к двери и помешивала что-то на плите, но, заслышав шаги Николь, обернулась. Девушка преступала с ноги на ногу, безвольно опустив руки. Не стоило спускаться на кухню, Лиза сразу заметит, что у нее глаза на мокром месте.
– Бог ты мой, дитя, – сказала кухарка. – Что с тобой стряслось? Кофе на плите, наливай.
Взяв чашку, Николь подошла к плите, но, когда попыталась налить кофе, затряслась рука. Кофе пролился. Услышав шипение, Лиза подошла к ней.
– Что же такое! Присядь, я принесу тебе кофе.
– Я ухожу. – Николь покачала головой. – Забегу в кафе.
– Нет, ты останешься здесь. Ты же белее мела! Твой отец не простит мне, если я отпущу тебя в таком состоянии.
Николь тоскливо посмотрела на Лизу. Больше всего на свете хотелось оказаться в теплых объятиях кухарки и рассказать все, что случилось, но девушка смолчала. Это слишком ужасно. Николь опустила взгляд, зная, что ей придется держать рот на замке: она никому не расскажет, что увидела в подвале.
Лиза намолола зерен и заварила кофе заново, наполняя комнату ароматом. Когда все было готово, кухарка принесла две кружки и села рядом с Николь.
– А теперь рассказывай, почему у тебя такой вид? Слишком много шампанского? Все дело в этом?
Николь глотнула горячего кофе, не заботясь о том, что он обжигает ей горло, потом вытерла рот ладонью.
– Совсем не понимаю нынешних девушек. Вам нужно нормально питаться. Может, сделать самые вкусные на свете яйца пашот?
– Мне сейчас кусок в горло не полезет.
– Круассан?
Николь поднялась на ноги.
– Прости, мне пора…
Она замолчала, часто-часто заморгав. Еще немного, и расплачется.
– Мне пора идти, – сказала Николь, проскользнув мимо Лизы.
Девушка развернулась на каблуках и побежала прочь.
На улице ее шаг ускорился, она перешла на бег, и сердце забилось чаще. Голову сдавило, но она не остановилась. Пока Николь бежала, в голове не было мыслей о крови.
Дождь зарядил не на шутку, разгоняя собравшихся на рю-Поль-Берт. Николь опустила голову и пробежала мимо. Возле «Мезон Дюваль» на углу она увидела отца – он стоял на тротуаре под навесом. Отец помахал ей, но Николь сильнее склонила голову. Она не могла даже смотреть на него: отец шокировал ее во второй раз. Николь видела, как он целовал в переулке ту темнокожую женщину с полуобнаженной грудью. Но случившееся вчера было хуже. Намного хуже.
Проходя мимо клуба по гребле «Серкль наутик», построенного у кромки воды, Николь остановилась, пытаясь перевести дух. Дождь прекратился, и на улице выступала бродячая труппа. Музыканты и актеры часто встречались на дорогах Ханоя и в его окрестностях. Ходили слухи, что занимались они не только искусством. Кто-то считал их осведомителями Вьетминя, однако Николь с удовольствием смотрела спектакли. Сегодня выдался подходящий момент, ничто не отвлекало. Перед мысленном взором то и дело прокручивалось все произошедшее. Потребовались считаные секунды, чтобы убить человека. Она вспомнила страх в глазах парня, когда он молил о пощаде, а еще ужасное осознание неизбежного. Всегда ли так перед лицом смерти? Беспомощность и неотвратимость?
Оказавшись во вьетнамском квартале, Николь запетляла по улочкам, обходя чайные лавки. Она замедлила шаг. Волосы ее промокли от пота и дождя. Николь ненароком врезалась в торговца сандалиями, который переходил с места на место, и опрокинула его корзину с товаром, вызвав поток гневной брани.
Наконец она остановилась, чтобы пропустить велорикшу.
Сильная боль сдавила голову Николь – в июле всегда стояла невыносимая жара. Но зачем туда пришла Сильвия? Почему отец хладнокровно застрелил того паренька? Николь старалась не думать о том, какой обманутой почувствовала себя, увидев, как Марк целует ее сестру. Он мог заполучить Сильвию, так с чего Николь решила, что между ними возникла симпатия? Разве не очевидно, что он выберет более умную и красивую из двух девушек?
Николь свернула на другую улицу и там увидела Иветту, выбегавшую из булочной с огромной корзиной глазированных булочек. Черная косичка качнулась из стороны в сторону, когда девочка помахала Николь, радуясь нежданной встрече. Вопреки дурному настроению Николь улыбнулась этому солнечному ребенку. Отец Иветты не мог на нее нарадоваться. Ив был хорошим человеком. Николь помахала в ответ и зашагала к своему магазину.
* * *
В тот день дождь лил не переставая. Покупатели не шли, но домой Николь вернулась лишь к вечеру.
Когда в комнату вошла Сильвия, чтобы позвать ее на ужин, Николь не сразу отозвалась. Сестра нарядилась в серый шелковый костюм, белую шляпку с короткой черной вуалью, закрывавшей половину лица. Похоже, Сильвия тоже целый день работала. Николь не сомневалась, что они и словом не обмолвятся об убийстве. Умер человек, но словно бы ничего не произошло. Однако Сильвия тоже выглядела потрясенной там, в подвале. Николь следовало побольше разузнать о случившемся: почему отцу пришлось выстрелить и во что ввязалась Сильвия? Вот бы поговорить с сестрой по душам.
Николь затосковала по прежним дням, но немедленно взяла себя в руки.
– Я…
– Что?
Николь замолчала, и сестры уставились друг на друга.
– Я видела тебя.
Весь ужас той ночи тут же вернулся, но что-то заставило Николь держать рот на замке и не упомянуть убийство.
– Что?
Николь лихорадочно соображала. Не говорить об оружии! Не упоминать о крови!
– Почему ты позволила Марку поцеловать тебя? – вдруг спросила она.
Сильвия выглядела потрясенной.
– Я была в том коридоре. И видела вас с Марком.
Сильвия посмотрела себе под ноги, прежде чем перевести взгляд на сестру. Сохраняя жутковатое спокойствие, она натянуто улыбнулась Николь:
– Надеюсь, ты видела лишь это.
Николь не ответила.
Сильвия пристально смотрела на нее.
– Я видела лишь вас. Он был моим другом, Сильвия. Разве у тебя мало всего?
– Николь, мы знакомы с Марком не один день. Что тут еще сказать.
– Правда?
Сильвия указала на дверь:
– Я лишь зашла сказать, что ужин подан. Попросить, чтобы еду принесли сюда? А что до нас с Марком, пора бы тебе уже повзрослеть. Ты поэтому убежала с бала, никому ничего не сказав? Прости, если увиденное тебя огорчило.
– Ты знаешь, что огорчило, Сильвия, не строй из себя невинную овечку.
Сестра повернулась, чтобы уйти, а внутри Николь клокотала ярость. Девушка не выдержала, схватила книгу в мягкой обложке и кинула в Сильвию. Та пригнулась, и книга упала на пол.
Николь застыла, глядя на распахнутые страницы, которые трепетали от ветерка, дувшего из окна. На мгновение воцарилась тишина. Сильвия взглянула в зеркало, смахнула со лба завиток и сложила губы бантиком, нанося помаду.
– Мне кажется, это ты отговорила отца дать мне долю в бизнесе.
– Не начинай, – сказала Сильвия, даже не глядя на Николь. – Я тут ни при чем. Он сам решил, что во главе должна быть одна из нас.
– И это не по причине твоей безупречности?
– Отец поступил так из деловых соображений. А теперь вытри слезы. И кстати, мне понадобится восемь метров кремового с золотом шелка. Никакой спешки, но никогда не знаешь, когда он может пригодиться.
Сильвия ушла, а Николь плюхнулась на кровать, уткнулась носом в подушку и до крови впилась зубами в большой палец. Она всегда стремилась стать послушной французской дочерью. Разве мало того, что ее отстранили от семейного бизнеса? Теперь обида только усилилась. Сильвия и Марк стали свидетелями убийства. Кем это делало их самих? А ее? Как мог отец пристрелить человека, словно животное? На душе у Николь стало пусто. Кому она могла доверять, кроме Лизы?