Читать книгу Любая мечта сбывается - Дебби Макомбер - Страница 7

Четыре месяца спустя

Кевин настоял на том, чтобы я вступил в баскетбольную команду. Как бы мне ни хотелось придумывать отговорку за отговоркой, чтобы избежать этого, мой друг был упрям и полон решимости меня в ней видеть. Так что каждую среду вечером вне зависимости от погоды я бегал по площадке с группой других людей, в том или ином качестве служащих церкви. К моему изумлению, я вскоре начал получать удовольствие от этих упражнений. Я понял, что физическая нагрузка позволяет мне смыть пóтом почти всю тоску и недовольство.

Как мне ни сложно было это признать, но именно от этого я и страдал – от тяжелой, глубокой депрессии. В то время я этого не осознавал, как, наверное, случается довольно часто. В семинарии я посещал немало психологических курсов. Казалось бы, я должен был распознать симптомы. К несчастью, я бродил в густом тумане потери и горя, будучи просто не в состоянии осознать, что со мной происходит.

Справившись с принятием этой истины, я тут же записался к врачу и договорился о еженедельных психологических сессиях для себя и детей. Мы прошли через ад, и пора было прекратить притворяться, что все хорошо, потому что хорошо нам не было. Антидепрессанты и терапия сотворили чудеса с моим психическим здоровьем. Время, проведенное с друзьями, и физические упражнения укрепили мое тело.

Недели шли за неделями, мы с Кевином начали вместе отдыхать после баскетбола, попивая холодную минералку. Со временем я все больше убеждался в том, что он заранее планировал эти встречи. Мы говорили о болезни Кэти и неизбежности смерти, о том, как это повлияло на детей. Именно Кевин порекомендовал мне психолога, с которым, как выяснилось, дружил.

В результате и Марк, и Сара, насколько я мог судить, чуть лучше приспособились к жизни без матери и научились это принимать. Саре было всего пять, когда Кэти впервые поставили диагноз: четвертая стадия рака яичников. Врачи давали ей всего пару месяцев жизни. Она продержалась шесть. И я в определенной степени даже жалел, что она не умерла раньше. Это звучит ужасно, и я страдал от невыносимой вины за подобные мысли, но последние недели ее агонии стали самыми тяжелыми в моей жизни. Смотреть на ее страдания было невыносимо. Это буквально убивало меня, что я только теперь начинал сознавать.

Примерно через месяц к нам с Кевином присоединились еще несколько парней. А я теперь уже с нетерпением ждал этих встреч, как и баскетбольных матчей. Вдобавок ко всему, я вдруг понял, что в такой хорошей форме не пребывал со времен учебы в колледже.

Примерно за неделю до Пасхи я подъехал к «Центру надежды», направляясь на свой еженедельный баскетбольный матч. Заскочив в местный детский сад, чтобы оставить Сару (дочь составляла мне компанию с начала весны), я заметил женщину, которая показалась мне смутно знакомой. Мне понадобилась всего пара мгновений, чтобы узнать в ней ту самую Шей, которую я встретил в церкви несколько месяцев назад. Она шла по коридору с другой обитательницей центра, они обе смеялись. Я улыбнулся и решил расспросить Кевина о том, как у нее дела.

После игры, когда мы собрались с напитками на кухне для персонала, я посмотрел на Кевина.

– Помнишь ту женщину, которую я привел сюда несколько месяцев назад?

– Шей,  – подсказал он.

– Да, Шей. Как она справляется?

– Это конфиденциальная информация, но раз уж именно ты ее сюда привел, я могу тебе сообщить, что Шей ходит по струнке. Все еще проявляет характер, но это нормально.

Я улыбнулся, вспомнив, как ее глаза сверкали недовольством, когда я впервые ее встретил. Теперь я знал, что та наша встреча в церкви была совсем не случайна. Не наткнись я тогда на Шей, не знаю, как сложилась бы моя судьба. Тот звонок Кевину стал переломным моментом в ней и позволил восстановиться после потери жены.

Кевин внимательно меня рассматривал.

– Поговори с Лилли, она куратор Шей.

– Конечно.  – Мне не терпелось услышать о прогрессе Шей, и Кевин, похоже, это почувствовал.

Кевин исчез на пару минут и вернулся с женщиной, которую я видел в тот день, когда привез Шей в этот центр.

– Ты помнишь пастора Дагласа, так ведь? – спросил Кевин.

Лилли, приветствуя меня, вскинула подбородок.

– Конечно.

– Он спрашивает о Шей. Можешь ввести нас в курс дела?

– Конечно.  – Лилли скрестила руки на груди.  – Она пришла к нам с затаенным гневом, что не редкость. Мне несколько раз приходилось вызывать ее на ковер, но она делает то, что от нее требуется. Проблемы с поведением возникают у нее прежде всего из-за страха, как мне кажется.

– Страха? – переспросил я.

– Да. Шей боится того, что может случиться, если она потерпит неудачу. Тогда ей придется жить на улице, поэтому она делает все необходимое, чтобы остаться в программе.

Иными словами,  – поскольку я умел читать между строк,  – Шей делала только то и ровно столько, чтобы не вылететь из программы. Мне оставалось лишь надеяться, что те жизненные уроки, которые она получит в «Центре надежды», пойдут ей впрок.

– Она посещает церковь с другими женщинами? – спросил я. Я знал, что посещение церкви было тут совершенно добровольным. Но если она сделала шаг к вере, это о многом бы мне сказало.

Лилли покачала головой.

– Пока нет, но со временем, надеюсь, начнет.

– А сессии с психологом проходят хорошо? – спросил я, поскольку мне и детям они явно помогли.

Лилли помедлила с ответом.

– Да, неплохо. Но она пока слишком сдержанна и напряжена. Если дать ей время, я уверена, она позволит мне заглянуть за стены своей крепости.  – Она помолчала и посмотрела на меня.  – Вы тот пастор, которого она встретила, как только ее выпустили из тюрьмы, верно?

Я кивнул.

– Она несколько раз вас упоминала. Я спросила, могу ли поделиться с вами какой-либо информацией о ней, если вы спросите, и она совершенно не возражала.

– Она упоминала обо мне? Каким образом?

– Сказала, что вы ей помогли. Она не сама подняла эту тему и обошлась без деталей, но я знаю, что это много для нее значит. У таких женщин, как Шей, отношения с мужчинами обычно далеки от хоть сколько-нибудь позитивного опыта. Вы, наверное, первый мужчина, который проявил искреннюю заботу о ней.

Я постарался не выказать изумления. Ведь я сделал так мало. И испытывал легкий стыд за то, что раньше не интересовался ее делами.

– Я всего лишь позвонил Кевину. Если ей и стоит кого-то благодарить, то только вас и Кевина.

Лилли покачала головой.

– Она сказала, что вы дали ей надежду.  – И после паузы она добавила: – Шей пошло бы на пользу, если бы вы поговорили с ней и немного ее подбодрили.

– Сейчас? – Я пропотел насквозь, и от меня наверняка плохо пахло.

– Сейчас самое время,  – настойчиво продолжила Лилли.  – Я позову ее в свой кабинет и дам вам несколько минут. Как вам такое предложение?

Я пожал плечами и сказал:

– Хорошо.

Кевин хлопнул меня по спине, когда я двинулся к двери, следуя за Лилли к ее кабинету. Она усадила меня в свое кресло, где я и ждал Шей после того, как Лилли позвонила и вызвала ее к себе. Вначале я ее услышал и только затем увидел. Лилли ждала ее у входа в кабинет.

– Что я сделала? – спросила Шей у Лилли дерзким, полным вызова голосом.

– К тебе посетитель.

– Посетитель? Ко мне? – Теперь в ее голосе звучало изумление.  – Кто это?

– Заходи и увидишь.  – Лилли открыла дверь кабинета, и я поднялся, когда Шей шагнула внутрь.

– Здравствуй, Шей,  – сказал я.

Ее глаза стали совершенно круглыми, ее словно громом поразило.

– Дрю… то есть пастор Даглас.

– Можешь называть меня Дрю.  – Я жестом пригласил ее сесть на стул для посетителей.  – Я решил проведать тебя и узнать, как твои дела,  – продолжил я, хотя о ее делах уже имел прекрасное представление благодаря Лилли.

Она пожала плечами.

– Я в порядке.

Смотрела она на меня так, словно пыталась вспомнить, кто же я такой, и это было странно, учитывая, что секунду назад она назвала меня по имени.

– Ты изменился,  – сказала она и тут же стиснула губы, словно немедленно пожалела о словах, которые с них сорвались.

А меня поразило то, что она это заметила.

– И как же? – спросил я, поскольку мне было интересно, какие именно изменения бросились ей в глаза.

– Когда мы познакомились, ты выглядел… не знаю, утомленным. А теперь тебе стало лучше?

– Намного,  – сказал я. Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о себе, поэтому откинулся на спинку кресла и сосредоточил внимание на Шей.  – Так расскажи мне, помогают ли здешние занятия?

– Да, наверное.  – Она выпрямилась.  – Я уже перешла к фазе два.

– А что ты выучила на фазе один? – спросил я. С тех пор как Кевин рассказывал мне о деталях программы, минуло уже много лет, и мне действительно было интересно об этом услышать.

– С самого начала я прошла через множество сессий с Лилли. Тут все хотели, чтобы я рассказывала о своей жизни и прочем дерь… И о всякой детской х… Фигне,  – быстро поправилась Шей.  – Особенно Лилли,  – добавила она и захихикала.

– А Лилли тебе не нравится?

– Да нет, она неплохая. Лилли перенюхала пороху больше, чем работники порохового завода. И облапошить ее нереально, если ты понимаешь, о чем я.

Улыбнувшись, я кивнул:

– Понимаю.

– Были занятия фитнесом и кулинарные курсы, они мне понравились больше всего. Я думаю, что, когда придет пора искать работу, я попробую найти себе что-то из этой области.

– Хорошо.  – Я очень надеялся, что это ее вдохновило.

Она улыбнулась и опустила взгляд на свои руки, словно не хотела дать мне понять, что какие-то мои слова могут ей понравиться.

– А что для тебя оказалось сложнее всего? – спросил я.

Шей подняла глаза, встретилась со мной взглядом и тут же разорвала зрительный контакт.

– Сложнее всего – границы. Не знаю почему, но в моей голове было записано, что если кому-то что-то от меня нужно, то я обязана это сделать, чего бы мне лично это ни стоило. Дурь, правда?

Она меня впечатлила.

– Не ты одна сталкиваешься с такими проблемами.

Слабая улыбка исчезла так же быстро, как появилась.

– Расскажи мне о фазе два.

– Ну, я продолжаю проводить много времени с Лилли, но уже не протестую против этого так сильно, как вначале. Я все еще от нее не в восторге, но верю ей. Пустого трепа она не терпит. А бесит меня, наверное, только то, что мне не всегда нравятся ее слова.

Я хорошо знал это чувство. Свои сессии у психолога я часто покидал с той же мыслью.

– Несколько раз я так выходила из себя, что успокаивалась только через два-три дня, и лишь потом понимала, что она пыталась до меня донести. Я уже сообразила: если я яростно с чем-то не соглашаюсь, то, скорее всего, потому, что просто не хочу этого слышать.

– Да, знакомо.

– Я начала сознавать, сколько во мне злости. Вот например: единственное, что давало мне хоть какую-то надежду за решеткой,  – это письма Элизабет, пожилой женщины, волонтера «Тюремного братства». Последнее письмо, которое я получила от нее перед тем, как выйти на свободу, меня очень расстроило и разозлило, потому что она искренне надеялась на мое будущее, а я не надеялась ни на что. Я так и не ответила ей, о чем с тех пор каждый день жалею. На этой неделе я наконец написала ей, где нахожусь, и что ее молитвы помогли, и что мне многого удалось достичь. А есть еще мой брат.

– Твой брат?

Она опустила взгляд.

– Я украла для него деньги. Он был в жутком положении и отчаянно нуждался в деньгах. Он убедил меня, что сможет их вернуть, но это оказалось чистой выдумкой. У него не было возможности вернуть мне деньги, и он это знал. Он бросил меня за решетку. И я на него злилась. Злость пожирала меня изнутри, пока я отбывала срок.

И это было вполне логично. Я обрадовался: Шей уже доверяла мне настолько, что рассказала о том, как попала в тюрьму.

– Но до тех пор, пока я не переехала в центр, я не отдавала себе отчета в том, что у меня уйма подавленных чувств к отцу и эти чувства проявлялись через саморазрушение. Так говорит Лилли. Она, похоже, думает: если кто-то физически причинит мне вред, я буду убеждать себя, что я это как-то заслужила.  – Она помедлила и ковырнула ногтем столешницу, прежде чем продолжить.  – Я не уверена, что готова во все это поверить, но хочу послушать ее и попытаться понять.

Я улыбнулся, побуждая ее продолжить.

– Лилли говорит, что ярость и горе идут рука об руку. И тут я тоже не знаю, стоит ли этому верить, но я помню, как злилась на маму за то, что она меня бросила, злилась, словно у нее был выбор,  – добавила Шей.  – Мама умерла, то есть не скажешь, что она упаковала чемоданы и сбежала.

У моих детей было точно такое же чувство – будто их бросили, и оно тоже выражалось негативно. Услышав от Шей, что она пережила то же самое после потери ее собственной матери, я наконец осознал, что именно Марк и Сара испытывали с тех пор, как мы похоронили Кэти.

– А какие занятия тебе больше всего нравится посещать? – спросил я.

Шей, похоже, несколько смешалась, словно искала ответ. И я боялся, что она скажет вслух только то, что, по ее мнению, я хотел бы услышать.

– На самом деле больше всего мне дали занятия по обретению эмоциональной свободы,  – сказала она. И как только она решилась на ответ, оказалось, что ей многое хочется рассказать об этих занятиях. Она казалась искренней, и чем дольше мы говорили, тем больше искренности я слышал в ее голосе.  – Я вовсе не должна взваливать на себя ответственность за все на свете. Я поняла, что, если у меня и есть хоть какой-то шанс на достойную жизнь, на то, чтобы сделать верный выбор, мне нужно отпустить все обиды, чтобы я смогла двигаться дальше. Начала я с отца, но еще не дошла до того, что сотворил со мной брат.  – И, словно прочитав мои мысли, Шей добавила: – От Кейдена, моего брата, я не получала вестей уже три года и понятия не имею, жив он или мертв.  – Она помолчала и снова опустила взгляд на свои руки.  – Странность в том, что, разбираясь с Кейденом, я поняла, что мне нужно простить и себя тоже. Потому что именно я познакомила его со Стрелком.

– Стрелком?

– Это мой бывший парень. Он в тюрьме. Сомневаюсь, что он когда-нибудь выйдет, и это, честно говоря, к лучшему.

Я видел, что, несмотря на весь свой гонор, Шей прошла долгий путь за короткое время, проведенное в центре.

– Лилли говорит, что ты хорошо справляешься, и я хотел сказать тебе, что я тобой горжусь.

Шей вскинула голову, глаза ее расширились от изумления.

– Правда?

– Мне приятно, что это место тебе подошло. И я рад, что здесь тебе помогли. Кто-нибудь из родственников приедет к тебе на Пасху? – спросил я.

Покачав головой, она снова уставилась на свои руки, сцепив их на коленях.

– Нет… У меня нет родственников, ну, кроме брата, а его, как я уже сказала, я не видела больше трех лет.

– Но ты ведь завела здесь друзей?

Она кивнула.

– Да, кажется.

– Если хочешь, я зайду к тебе еще раз через несколько месяцев.

– Дело твое,  – сказала она, пожимая плечами, словно это для нее ничего не значило.

Поднимаясь со стула, я подумал, что пришла пора освободить маленький кабинет Лилли.

Шей поднялась одновременно со мной.

– Пока ты не ушел, скажу еще кое-что: я видела женщину, о которой ты говорил.

В голове у меня стало совсем пусто.

– А о ком я говорил?

– В тот день, когда ты высадил меня у приюта, ты сказал, что церковь устраивает тут обеды раз в месяц и что Линда Кинкейд при этом руководит волонтерами.

– Ах да! – Теперь я тоже вспомнил.

– Ты сказал, что я легко ее узнаю, и был прав. Как только я ее увидела, я поняла, что ты имел в виду именно ее.

– Ты с ней общалась? – спросил я. Ведь я так и не рассказал Линде о том, что встретил Шей, хотя Мэри Лу, моя помощница, наверняка посвятила ее в детали.

– Нет… Я не была уверена, что стоит к ней подходить.

– Очень даже стоит,  – заверил ее я.  – У Линды большое сердце, не только рост.

– Если я снова увижу ее, то могу и поговорить,  – неуверенно произнесла она.

– Надеюсь на это,  – подбодрил ее я. И подумал, что нужно обязательно предупредить Линду насчет Шей, чтобы ее не застали врасплох.

К тому времени, как я вышел из центра, стал собираться дождь. Саре это наверняка понравится. Дом мы украсили еще в начале недели, но у меня не было времени покрасить с детьми яйца. И сегодня вечером, после репетиции хора, как раз можно будет этим заняться. Я всячески старался, чтобы их жизнь вошла в обычную колею после смерти матери, а это было весьма нелегко.

Уже третью Пасху мы проведем без Кэти. Первые две были ужасны. Мы отчаянно старались выглядеть довольными и притворяться, что все хорошо. Первой обычно ломалась Сара, начинала плакать и твердить, что ей нужна мама, что я ничего не могу сделать как надо. Я утешал свою дочь изо всех сил. Вот только меня самого некому было утешить.

Впервые с тех пор, как мы похоронили Кэти, у меня появилось чувство, что мы можем и справиться. Я не был уверен, что это ощущение и хорошее предчувствие как-то связано с тем, что я провел время с Шей, но решил, что связь все же есть.

Я очень живо вспомнил день нашего знакомства и то, как чувствовал себя, высадив ее у приюта. Я уже упоминал, как встреча с ней помогла мне. С того дня для меня и детей изменилось все.

Я забрал Сару, и мы вместе вышли из «Центра надежды». Чувствовал я себя после разговора с Шей прекрасно. Я радовался за нас обоих.