Читать книгу Партиалы - Дэн Уэллс - Страница 9

Браун отвез Киру домой на небольшой повозке. Они с Маркусом сидели сзади, держась за руки. Джейдена и его подопечных задержали для дополнительного расследования. Джанну и Товара Кира не видела.

Близились сумерки, и мерное колыхание повозки укачивало Маркуса. Кира наблюдала, как он клюет носом, опускает голову на грудь, потом, вздрогнув, просыпается и опять засыпает. И так снова и снова. Стук лошадиных копыт отдавался гулким эхом от пустых домов, но по мере приближения повозки к населенному району Кира замечала привычные следы человеческой деятельности: стены домов были выкрашены, лужайки подстрижены, а крыши целы. Ист-Мидоу. Заметив на окне блик света, Кира улыбнулась: рамы со стеклами. За пределами города стекла в окнах были разбиты – птицы, звери, непогода, да и просто время: дома оседали, деревянные стены гнили и разрушались. Но только не здесь. В Ист-Мидоу стекла берегли, большинство окон были прозрачные и чистые, как небо над головой.

За пределами города были воры, Голос и развалины прежнего мира.

Здесь – стекла в окнах.

– Просыпайся, соня, – Кира поддела плечом голову Маркуса. – Почти приехали.

– Я не заказывал суши.

– Что?

Маркус опасливо приоткрыл глаза:

– Что я сказал?

– Ничего, за что я могла бы влепить тебе пощечину. Твое счастье, что тебе снилась еда, а не девушки.

– Я же мужик, – ответил Маркус, – так что мне снится либо одно, либо другое.

– Наша вечерняя поездка растянулась на два дня, на нас напал Голос, нас допрашивала разведка, – заметила Кира. – Как думаешь, нам влетит, что мы сегодня не явились на работу?

– Наверно, военные сообщили им, что случилось, – предположил Маркус, растирая затекшую шею. – Даже если мы сейчас пойдем в больницу, нас скорее всего отправят домой, да еще и куриного бульона с собой нальют.

Кира засмеялась:

– Идеальная отговорка, чтобы не ходить на работу.

Маркус ухмыльнулся и посмотрел на солнце:

– Все равно день близится к концу. И если бы нас отправили домой после дневной смены, ночью работать тем более не позволят.

– Тогда решено, – согласилась Кира и поерзала на жестком полу повозки. – Я пойду домой, приму душ и лягу спать. К вечеринке, может, проснусь, но ничего не обещаю.

– Я ни за что на свете не пропущу вечеринку, – ответил Маркус. – Зочи решила приготовить курицу – настоящую живую курицу! Хотя, конечно, жить бедной птице осталось недолго. Я даже готов сам выщипать перья.

– Как думаешь, ее мать придет?

– Сенатор Кесслер? – недоверчиво переспросил Маркус. – Да ты что! У Зочи теперь есть ружье, так что Кесслер к дому и близко не подойдет.

Кира засмеялась и кивнула. Конечно, вряд ли Зочи застрелит приемную маму, но кто знает.

– Только не забудь принести каких-нибудь закусок, – Кира обернулась к Маркусу и легонько ткнула его кулаком в грудь. – Я не собираюсь за тебя отдуваться, как в прошлый раз.

– Было-то всего однажды, – рассмеялся Маркус, – и не прошлый раз, а четыре недели назад, я с тех пор принес тебе гораздо больше.

– Я на всякий случай сказала, – Кира снова ткнула его в грудь, – не хочу, чтобы мой никчемный парень, халявщик эдакий, выставил меня перед друзьями жадиной. Снова, – Кира ткнула Маркуса кулаком, бросила на него озорной взгляд и напоследок снова толкнула в грудь.

– Ты всех парней бьешь или только меня?

Кира придвинулась ближе:

– Только тебя. – Она поцеловала Маркуса в щеку. – Пока не подвернется кто-нибудь получше.

Маркус обнял ее за шею, притянул к себе и поцеловал – на этот раз по-настоящему, в губы, нежно, сладко и долго. Кира прижалась к нему, думая о его словах в ветлечебнице. Неужели им правда пора пожениться? Готова ли она к этому?

– Ничего, что я тут? – съехидничал Браун.

Кира смущенно отпрянула от Маркуса:

– Извини.

– А я не собираюсь извиняться, – сказал Маркус, – оно того стоило.

– Вы говорили, синий дом? – Браун указал на ряд домов впереди, и Кира узнала свою улицу.

– Да, синий мой.

Браун кивнул:

– Твоему Ромео тоже сюда?

– Я бы с радостью, – ответил Маркус, – да Нандита все равно не пустит. Так что, если тебе не трудно, еще две улицы отсюда.

– Не вопрос, – солдат натянул вожжи и остановил повозку. Кира на прощанье чмокнула Маркуса в щеку и соскочила на землю.

– Вон Нандита, – Маркус выпрямился и указал на лужайку перед домом. Кира обернулась и увидела копающуюся в саду женщину. – Спроси, есть ли у нее специи для курицы.

– Розмарин точно есть, – ответила Кира. Маркус с ухмылкой кивнул. – А что еще?

– Да что даст, на том и спасибо, – пожал плечами Маркус. – У вас все травы хорошие.

– Это точно, – согласилась Кира. – Пока, Браун.

Солдат улыбнулся:

– Зови меня Шейлон.

– Полегче, тигр, – осадил его Маркус. – Видишь, девушка занята.

Повозка покатилась прочь, Кира вскинула рюкзак на плечо и пошагала к дому. Она жила вместе с несколькими другими девушками и «няней», Нандитой, хотя за прошедшие одиннадцать лет та стала походить скорее на их бабушку, чем на кого-либо еще. От войны с партиалами и РМ-вируса пострадали все семьи без исключения: каждая жена овдовела, каждый ребенок осиротел. Те немногие, чей иммунитет справился с вирусом, объединились для безопасности и собрались здесь, на Лонг-Айленде, потому что это была обжитая, защищенная территория, где водилась рыба и имелись пахотные земли. Детей поделили между взрослыми, и Нандита с радостью взяла к себе четверых девочек: Киру, Мэдисон, Ариэль и Изольду. Ариэль съехала почти три года назад, когда ей исполнилось шестнадцать, а Мэдисон после свадьбы перебралась к Хару. С тех пор Ариэль ни с кем из них почти не общалась, но Кира любила всех девочек как сестер.

Нандита работала в саду. Кира вдохнула экзотическую смесь ароматных трав: розмарин, мускатный орех, анис, кориандр, базилик, душица… Каждое лето Кира помогала Нандите в саду, но до сих пор не знала всех трав.

– Маркус просил розмарина для курицы, которую вы хотите приготовить в пятницу? – спросила Нандита, выпрямившись и стряхнув с рук землю. Говорила она быстро и спокойно, но Кира по глазам догадалась, что за время ее отсутствия Нандита места себе не находила от волнения.

Кира улыбнулась:

– Ты слышала, что он сказал?

– Нужно больно мне его слышать, – фыркнула Нандита. – У него только одно на уме, – Нандита встала и взяла корзину со свежими листьями, зеленью и ягодами. Даже в огороде она работала в сари. – Я сегодня хорошо расторговалась. Пойдем, поможешь.

Кира, взвалив на плечо рюкзак и аптечку, стала подниматься за старой нянькой по ступенькам в дом. Наверху, у Зочи, гремела музыка. Кира улыбнулась. Надо будет с ней поговорить, когда закончит помогать на кухне.

Нандита любила всех девочек, но к Кире питала особую слабость. Быть может, потому, что та была самой младшей и не по годам сообразительной. Кира помнила, как в детстве помогала Нандите на рынке: стояла за прилавком и громогласно требовала от проходивших мимо взрослых купить у нее пучок мяты. Нандита называла ее «бомбочкой».

Иногда Киру мучило чувство вины, что у нее множество воспоминаний, связанных с Нандитой, и не одного – с родной матерью. С отцом – да, а вот мать… Что ж. Зато у нее была Нандита.

– Что тут интересного было в мое отсутствие?

– Моя Бомбочка чуть не подорвалась на настоящей бомбе, – ответила Нандита и вошла внутрь. Предыдущие владельцы – семейство по фамилии Мартел, если верить документам и фото в альбомах, – умерли в закрытом доме, и первым из новых жильцов, которые решили поселиться тут после эпидемии, пришлось выбивать двери, чтобы попасть внутрь и убрать тела погибших. Нандита за все время меняла двери раза четыре, потому что девочки, уходя веселиться на всю ночь, то и дело забывали ключи. Она говорила, что лучше заменить дверь, чем жить со сломанным замком. К тому же бесхозных дверей на острове хватало. Кира бросила рюкзак и прошла за Нандитой на кухню.

– Я тебя хорошо воспитала, – заметила Нандита, обернувшись и с улыбкой оглядев Киру. – Из тебя получится отличная жена.

– Ммм… да.

Нандита поставила на стол корзину и полезла в шкафчик за тарелками:

– Ты разве не собираешься замуж? Не хочешь выйти за Маркуса?

Кира открыла дверцу и протянула Нандите керамическую миску:

– Ну… я как-то об этом не думала.

Нандита замерла и пристально посмотрела на Киру. Та поежилась от смущения, надеясь, что няня вот-вот отвернется, но в конце концов вздохнула и подняла руки:

– Ладно, я об этом думала, но пока ничего не решила. Я сама не знаю, чего хочу.

– Ты хочешь быть счастливой, – Нандита потянулась мимо Киры к открытому шкафчику и вытащила стопку тарелок. – В общем-то, как и все. Ты просто не знаешь, как этого добиться.

Кира скривилась:

– Это плохо?

Нандита с улыбкой покачала головой:

– Когда ты счастлив, тебе кажется, что по-другому и быть не может. А когда нет – отчаянно ждешь счастья и уже не веришь, что оно когда-нибудь придет. – Няня расставила тарелки и принялась разбирать травы: раскладывала их по кучкам, отрывая листья и стебли. Кухню наполнил аромат мяты. – Это как выучить иностранный язык: можно зазубрить все слова, но пока не соберешься с духом, не откроешь рот и не заговоришь – считай, ничего и не знаешь.

– А если ошибешься?

– Значит, попросишь официанта принести тебе тарелку библиотечных слонов, – парировала Нандита, – или сморозишь еще какую-нибудь чушь. Что-то мне больше метафоры в голову не приходят. Совсем я запуталась.

– Очень жаль, – Кира взяла пучок розмарина и стала обрывать бледно-зеленые веточки в миску. – Я-то надеялась, что ты мне сейчас все расскажешь: про счастье, про любовь… ну и про смысл жизни в целом.

– Чьей жизни?

– Ты о чем?

– У каждой жизни свой смысл. Одним его найти проще, другим – труднее. Но главное, – Нандита повернулась к Кире и уверенно взмахнула веточкой кориандра, – помнить: чего бы ты ни добивалась, у тебя всегда есть выбор.

– Это как?

– Зачем бы ты ни родилась на свет, зачем бы мы все ни жили, ты свободна выбирать свою судьбу. У тебя не связаны руки. Ты сама решаешь, Кира, и никому у тебя этого не отнять.

– Поняла, – кивнула девушка. – Правда, я ждала от нашего разговора немного другого.

– Ну так у меня же тоже есть выбор, о чем говорить, а о чем нет, – Нандита взяла корзину, где по-прежнему лежала добрая половина собранных трав. – Эти я отнесу соседям: Арман заболел. А ты иди помойся: я хочу, чтобы в доме пахло базиликом, а не потными подростками.

– Договорились, – ответила Кира и побежала наверх. Здесь музыка была слышна громче: вопли, визг и грохот, который Зочи обычно слушала, когда бывала одна. Кира улыбнулась, затем принюхалась к себе и направилась в душ.

В коротеньком списке преимуществ конца света на одном из первых мест располагалась одежда. Когда-то на Лонг-Айленде обитало восемь миллионов человек, для которых работали большие универмаги, торговые центры и модные галереи. После эпидемии от восьми миллионов осталась лишь незначительная часть, а поскольку экономики как таковой не осталось вовсе, вещи можно было брать даром. Жизнь после катастрофы была ужасна, полна страха и отчаяния, уцелевшим приходилось тяжело трудиться, но при этом одеты все были с иголочки.

Какие-то вещи на острове поистрепались – выгорели, заплесневели, или же их поела моль, – но все равно полным-полно одежды можно было носить даже сейчас. За «покупками» ходили в пустые магазины или просто в соседние заброшенные дома: нашел что-то путное и хорошенько выстирал, чтобы избавиться от жучков и запаха. Самые хорошие вещи попадались на складах и в камерах хранения. Там они лежали в запечатанных коробках, а не на виду, и Кира провела не одни выходные, бродя с друзьями по опустевшим универмагам в поисках магазинчиков из сети «Двадцать два» или какого-нибудь неизвестного бутика. У «внучек» Нандиты была целая гардеробная со всевозможными нарядами – от мешковатых свитеров до изящных платьев. Кира выбрала короткие шорты, открывавшие ноги (нужно же как-то себя развлечь после двух дней опасностей и лишений), и пошла поприветствовать Зочи.

Зочи Кесслер перебралась в их дом после того, как съехала Мэдисон. Зочи тогда только исполнилось шестнадцать, и ей не терпелось сбежать от «матери». С собой девушка привезла четыре солнечных батареи – приемная мать Зочи была богата, – энергии от которых хватило бы на свет, электроплитку и даже тостер, но девушка весь ток без остатка расходовала на аудиосистему. Музыку Зочи любила больше жизни. Кира познакомилась с названой сестрой несколько лет назад, когда в очередной раз отправилась за покупками. Она искала одежду, а Зочи – цифровые плееры, тонкие устройства из стекла, пластика и металла размером с ладошку: прежние владельцы записывали на них музыку всевозможных стилей, которой хватало на долгие часы прослушивания. Плееров у Зочи набралась почти сотня.

Кира вошла в комнату, и Зочи махнула ей рукой:

– Поприветствуем Киру, героиню злополучной вылазки в Ашарокен! Клевые шорты.

Кира улыбнулась и тоже поприветствовала подругу.

– Такие ноги, как у меня, – она кокетливо повернулась на одной ножке, – грех не показать маленьким людям.

– Это такая ирландская шутка? – делано нахмурилась Зочи. – Надеюсь, что да.

Сенатор Кесслер была ирландкой и очень гордилась своим происхождением. А значит, и Зочи, в жилах которой текла южная кровь – мексиканцев, а может, ацтеков, – воспитывалась в обычаях культуры приемной матери. Когда Зочи злилась, в ее речи прорезался провинциальный ирландский акцент. Кира хохотала над ним до упаду.

– Я не о лепреконах, а о простом народе, – пояснила Кира. – Шутка была простецкая, но едва ли смешная, если не вообразишь, что я принцесса.

– Я тоже принцесса, – ответила Зочи, – и пусть кто-нибудь только попробует возразить.

– Принцесса чего? – поинтересовалась Кира. – Линкольн-авеню?

– Мои предки правили могущественной империей, – Зочи загадочно пошевелила пальцами, – ну, по крайней мере, могли: неизвестно же, кем они были.

– Что думаешь приготовить в пятницу?

Нандита готовила хорошо, но Зочи была настоящим кулинарным гением, и для особых случаев стол всегда готовила она.

– Запеку цыпленка, пожарю картошки и испеку пончики, если муку найду. Можно, конечно, обойтись и сладким рисом, но что-то чертовски хочется шоколада.

– Шоколадные пончики? – Кира восторженно присвистнула. – Кто-то умер, и тебя назначили сенатором?

– Увы, не моя мать, – Зочи вскочила и направилась к двери. – Вчера на рынке познакомилась с парнем, который клялся и божился, что у него есть мука. Пойдешь со мной?

– Если такие ноги держать взаперти, маленький народ их не увидит, – Кира кокетливо встала. – Люди должны видеть свою принцессу.

* * *

Наступила пятница. День Восстановления.

Самое время устроить вечеринку.

В пятницу никто не родился, а значит, не было младенцев с высокой температурой и необходимости наблюдения. Так что Кира пришла домой хоть и уставшая, но без гнетущего чувства вины, и была готова веселиться. Она приняла душ, уложила волосы и выбрала кокетливый наряд: шелковую блузку с китайской вышивкой, туфли на высоких каблуках и настолько короткие шорты, что даже засомневалась, не замерзнет ли. Лето выдалось холодным, и, начнись гроза, Кира точно пожалела бы, что не оделась теплее. Она замешкалась, выбирая, надеть все-таки шорты или джинсы, но в конце концов решила: шорты. Те лучше смотрелись с блузкой и отлично сидели на Кире, а ей хотелось выглядеть сногсшибательно. Не беда, если она немного замерзнет: зато почувствует себя обычной девушкой. Да и на улицу они вряд ли пойдут.

– Давай скорее. – В дверь комнаты забарабанила Зочи. Она была одета во все черное, помада и подводка для глаз были того же цвета; разноцветный фартук, повязанный вокруг талии, выбивался из общей цветовой гаммы. – Мэдисон с Хару уже пришли, а еще явился какой-то чувак, звать Маркус, высокий, придурковатого вида, явно подкаблучник. В общем, тебе понравится.

– Теперь я понимаю, почему твои августейшие предки от тебя избавились, – отшутилась Кира. – Ты, когда захочешь, становишься записной язвой.

– Мое чувство юмора – как твои ноги, – парировала Зочи. – Было бы эгоистично прятать его от людей.

Кира пошла за Зочи на кухню и поприветствовала Нандиту, мывшую посуду. Зочи взяла со стола тарелку с нарезанной картошкой, полила ее оливковым маслом, посыпала розмарином с огорода Нандиты и перемешала все это руками:

– Травы пахнут обалденно.

– Спасибо на добром слове, страшилище, – ответила Нандита. Они с Зочи так перешучивались: Нандита носила только яркие, пестрые сари и не понимала любовь воспитанницы к черному цвету.

– Пахнет тут у вас, конечно, вкусно, – Кира глубоко вздохнула, – но я все-таки пойду поздороваюсь с Маркусом.

– Поцелуй его от меня, – попросила Зочи.

– С язычком?

– Еще чего. Не хочу показаться доступной.

Кира вышла в коридор и еще раз вдохнула полной грудью аппетитные запахи, от которых текли слюнки. Что бы там ни говорили о маме Зочи, готовить приемную дочь она научила.

На стенах горели бензиновые лампы в плафонах с фильтрами, чтобы не было запаха. Из гостиной доносился шум голосов, а из кухни – шипение и треск дров в печи. «А ведь фермеры так едят всегда, – подумала Кира. – Еще немного, и я захочу перебраться жить на ферму.

Когда-нибудь».

Она пошла на звук голосов в гостиную. Маркус и Хару что-то оживленно обсуждали на диване, а Мэдисон расположилась рядом в кресле. Здесь была стереосистема, и музыка наполняла комнату рокочущими, точно гроза, звуками.

Мэдисон улыбнулась:

– Привет.

– Привет. Как дела?

Мэдисон ухмыльнулась и показала глазами на Маркуса с Хару:

– Отдыхаю: твой благородный друг принял на себя огонь праведного гнева моего муженька. Сегодня Хару в ударе.

Кира кивнула: муж Мэдисон любил поговорить.

– Разумеется, речь о свободе, – доказывал Хару, – о защите свободы посредством закона. – Глаза его яростно сверкали, но Маркус, хоть и побледневший, явно не собирался уступать. – Любому обществу необходимо определенное количество законов: если их слишком много – будет тирания, слишком мало – наступит хаос.

– Кира! – воскликнул Маркус и буквально вскочил, когда увидел ее. Он подошел, обнял девушку, взял за руку и повел к дивану. Оглядев Киру с головы до ног, парень заметил:

– Отлично выглядишь!

На Хару он старался не смотреть.

– Спасибо, – ответила Кира, уселась на диван и бросила взгляд на Хару. – Рада тебя видеть, – ей ужасно не хотелось, чтобы он снова завел свою шарманку, но игнорировать его тоже было неправильно.

– Взаимно, – кивнул Хару. – Рад, что вы вернулись целыми и невредимыми после этих ваших приключений на побережье.

Кира приподняла бровь:

– Как, ты уже слышал?

– Все уже слышали, – проговорила Мэдисон. – Думаю, есть темы поинтереснее таинственной радиостанции, куда заложили громадную бомбу, убившую троих. Но вы же знаете, как это бывает: иногда приходится обсуждать всякую нудятину.

– Это дело рук Голоса, – заметил Хару. – Женщина, которая ездила с вами, Джанна или как там ее, из них.

Кира засмеялась:

– Чего? Да она сама чуть не погибла! Я ее вытаскивала из-под завала. Хочешь сказать, она сама себя взорвала? Специально? Или просто такая вот горе-террористка?

– Быть может, пыталась уничтожить улики, чтобы вы их не нашли, – предположил Хару.

– Она ведь так и не вернулась, – тихо добавил Маркус.

Кира изумленно уставилась на Маркуса, потом перевела взгляд на Хару и покачала головой:

– Она вернулась вместе со всеми.

– Да, в Догвуд, – кивнул Маркус. Кира удивилась, до чего печален его взгляд: грусть соседствовала со смущением и страхом. – А потом ее никто не видел.

Кира покачала головой: ну что за бред!

– Джанна не из Голоса. Да, ей не нравился Джейден, но он действительно слишком сильно на нас давил, так что любой бы на ее месте чувствовал то же самое, – она покосилась на Мэдисон. – Не обижайся.

– А я и не обижаюсь.

– Это она сказала, что на метеостанции есть радио, – не сдавался Хару, – и единственный человек, который мог с ней поспорить, погиб при взрыве. Скорее всего, ее напарник догадался, что это база Голоса, и Джанна взорвала бомбу с целью его заткнуть. Ведь, кроме нее, никто не выжил.

Кира расхохоталась, но ее кольнуло чувство вины, и девушка, стараясь подавить это ощущение, проговорила:

– Вы уж меня простите… но у вас паранойя. Точь-в-точь как у того дядьки, который беседовал со мной после взрыва.

– Паранойя или нет, – отрезал Хару, – но, видимо, Сеть безопасности думает так же, иначе они не держали бы эту террористку под стражей.

В комнату зашла Зочи и остановилась, прислонясь к дверному косяку.

– Вы о той компьютерщице, которая ездила с ребятами на вылазку?

Кира широко раскрыла глаза от удивления и всплеснула руками:

– Похоже, об этом знают все, кроме меня!

– Ты по пятнадцать часов в день проводишь на работе, – успокоила ее Мэдисон. – Даже похить Голос всех сенаторов, ты бы об этом не услышала.

– Сеть безопасности не имеет права вот так, ни с того ни с сего, заключать людей под стражу, – заявила Зочи. – Аресты должны быть публичными, суды – открытыми, а не так, чтобы люди пропадали без причины.

– Ничего себе без причины, – возразил Хару. – Она террористка, а это вполне себе причина.

– Откуда ты знаешь, что она террористка? – спросила Зочи. – Или тебя снова приняли в Сеть безопасности, оформили допуск к совершенно секретным сведениям, а ты просто забыл нам об этом рассказать?

Хару смерил ее злобным взглядом:

– А что, тебе не нравятся методы работы Сети безопасности?

– Мне не нравится, что из-за их, как ты выразился, методов работы люди пропадают средь бела дня. Кто и когда им это позволил?

– Они должны нас защищать, и ради нашей безопасности они поступают так, как считают нужным. Если ты им не доверяешь, почему до сих пор здесь?

– Потому, что я предпочитаю решать проблемы, а не бегать от них.

– Вот как?

«Ну все, началось», – подумала Кира и хотела было вмешаться, чтобы прекратить спор, но Маркус ее опередил:

– Давайте закончим на этом, – предложил он. – И успокоимся. – Он посмотрел на Зочи. – Тебе помочь на кухне?

– У нас уже почти все готово, – ответила она и бросила на Хару презрительный взгляд. – Разве что помоги принести в комнату.

Зочи с Маркусом ушли на кухню, и Кира с облегчением вздохнула. Ей очень хотелось устроить Хару выволочку за то, что он затеял перепалку (безусловно, в том, что спор перерос в ссору, в большей степени виноват был именно он), но девушка понимала, что по большому счету дело не в Хару. Страсти накалились как в Ист-Мидоу, так и на острове в целом, и все были на взводе. Неужели Джанна действительно из Голоса? И теперь ее арестовали?

В детстве Киры все в некотором смысле было проще: один общий враг – партиалы, все творившиеся злодейства сваливались на них, хотя, конечно, не становились от этого менее ужасными. Зато было ясно, где белое и где черное. А сейчас… Кира понятия не имела, кто враг, кто друг, кого винить, кому верить. Если Джанна из Голоса, значит, нельзя доверять даже соседям, но если она невиновна, значит, нельзя доверять властям. Ни то, ни другое Кире не нравилось.

Хару встал и бросил хмуро:

– Пойду подышу.

Он вышел из комнаты. Кира слышала, как открылась и захлопнулась задняя дверь.

Мэдисон печально улыбнулась.

– Ты уж не сердись на него, – попросила она. – Ему сейчас нелегко.

– Трудная неделя на работе? – спросила Кира.

Хару занимался строительством. Правда, новых зданий теперь не возводили: все, что нужно, было давным-давно построено. Департамент строительства Ист-Мидоу следил за сохранностью сооружений и исследовал новые, которые, по мнению Сената, могли понадобиться городу. Сотрудники департамента постоянно участвовали в вылазках, оценивали прочность старых домов, прежде чем послать туда солдат и вывезти все ценное. Хару показал себя в этом с лучшей стороны, и его перевели из Сети безопасности в департамент строительства, чему он совсем не обрадовался. Кира знала, что когда у него на работе что-то шло не так, он по нескольку дней ходил мрачнее тучи. Она не раз задумывалась, не было ли назначение Хару завуалированным увольнением из-за какого-то конфликта или проступка.

К удивлению Киры, Мэдисон покачала головой:

– Нет, на работе все в порядке, – негромко пояснила она, – дело в том… – Она замолчала, потупила взгляд, потом снова подняла глаза на Киру. – Иди сюда.

Мэдисон говорила тихо, но взволнованно, ее глаза вдруг загорелись. Кира прищурилась, размышляя, с чего бы это Хару так разнервничался, а Мэдисон так счастлива. Кира придвинулась к Мэдисон, та оглянулась через плечо, и внезапно Киру осенило. При мысли о случившемся ее словно ударили под дых. Она уставилась на Мэдисон, затаив дыхание.

– Нет…

Мэдисон повернулась к Кире и широко улыбнулась:

– Я беременна.

Кира покачала головой, стараясь отдышаться:

– Нет, Мэдс, нет…

– Да, – ответила Мэдисон. – Это точно. Меня тошнило неделями, я даже есть ничего не могла, а спустя полчаса просыпался волчий аппетит, причем меня тянуло на всякую дрянь. Мне хотелось наесться земли, представляешь? Земли из сада. Правда, странно?

– Просто нам не хватает некоторых микроэлементов, – прошептала Кира. – И таким образом твой организм сообщает тебе, что ему нужно. Так что земля – еще не самое странное при нашем-то питании.

– Через несколько дней я схожу в больницу на обследование, – продолжала Мэдисон, – но решила сперва поделиться новостью с тобой.

– Нет, – повторила Кира и покачала головой. Ей не хотелось верить в происходящее. То есть она прекрасно понимала, что к этому все идет, но ведь Мэдисон ей как сестра, родной человек, то немногое, что осталось у Киры.

– Ты хоть представляешь, что тебя ждет? – спросила она. – Как это больно? Как опасно? В родах умирают, несмотря на все наше оборудование и мастерство врачей. И даже если ты выживешь, твой малыш умрет. Мы так и не научились лечить РМ-вирус. Несколько месяцев ты будешь вынашивать ребенка, пройдешь через все эти муки, ужасы, кровь и так далее, а потом он все равно погибнет. – Жгучие слезы навернулись на глаза Кире и потекли по щекам. Она представила Мэдисон на месте Ариэль, как она, крича, с широко раскрытыми от страха глазами колотится в стеклянную дверь, а ее дочурка плачет, корчится от боли и умирает. – Понятно теперь, почему Хару так нервничает, – проговорила Кира и вытерла глаза. – Это страшно. Незачем тебе терпеть такие муки.

– Я этого хочу, – тихо возразила Мэдисон.

– Дурацкий закон, – не сдержавшись, рявкнула Кира, тревожно оглянулась и снова понизила голос. – Незачем тебе так мучиться. Подожди, я что-нибудь придумаю. Оформим справку, что ты бесплодна, или еще что-нибудь. В конце концов, так бывает, ты, главное, не…

– Поздно, – перебила Мэдисон и расплылась в блаженной улыбке, которую Кира частенько видела на лицах будущих мамочек. Сердце девушки сжалось от боли. Мэдисон накрыла Кирину руку ладонью. – Я забеременела не потому, что так велит Сенат или Закон надежды. Я хочу ребенка.

Кира покачала головой. По щекам у нее по-прежнему текли слезы.

– Я этого хочу, – повторила Мэдисон. – Я родилась, чтобы стать матерью, это в моих генах, это моя суть. – Мэдисон приложила руку к груди и смахнула слезы. – Я понимаю, ты за меня боишься, и Хару тоже. Я сама боюсь, до смерти боюсь, но так нужно. Даже если мой ребенок проживет всего несколько дней. Даже если всего несколько часов.

– Ох, Мэдисон, – Кира подалась к подруге и обняла ее. Девушку мучили страх и раскаяние; Кира понимала, что права, но чувствовала вину за то, что напустилась на Мэдисон. Разумеется, та прекрасно сознавала, чем рискует: все женщины на острове отдавали себе отчет, какие трудности влекла за собой беременность. Но Мэдисон не бежала от опасности, она смело смотрела ей в лицо.

Кира отстранилась и снова вытерла слезы.

– Рано или поздно кто-то из детей выживет, – сказала она. – Иначе быть не может. Один из малышей победит болезнь. Может, это будет твой ребенок.

В комнату вошел Маркус с большим деревянным подносом и замер в дверях, увидев, что девушки плачут, обнявшись.

– Что с вами?

– Потом расскажу, – пообещала Кира и опять вытерла слезы; от этого движения у нее уже саднило щеки.

– Ладно, – Маркус поставил поднос на журнальный столик в центре гостиной. Зочи запекла цыпленка в собственном соку, румяная корочка была обильно посыпана приправами, рядом с ним возвышалась горка жаренной на сковороде картошки. Сама Зочи вошла вслед за Маркусом с подносом овощей (все свежие, в честь праздника), а последней шагала Нандита с блюдом пончиков в шоколадной глазури. У Киры слюнки потекли: она уже и не помнила, когда в последний раз видела что-то настолько вкусное. Должно быть, год назад, на прошлый День восстановления.

Маркус наклонился к Кире:

– Тебе что-нибудь принести? Может, попить?

Кира покачала головой:

– Мне нет, а Мэдисон принеси воды.

– Я тебе тоже принесу, – он нежно погладил ее по плечу и ушел на кухню.

Зочи посмотрела на Мэдисон, потом на Киру, ничего не сказала и повернулась к стереосистеме.

– Думаю, нам нужно что-нибудь поспокойнее, – небольшая цифровая панель стояла на полке у стены, к ней по беспроводной связи были подключены несколько колонок по всей комнате. В центре панели торчал цифровой плеер; Зочи вынула его из док-станции и бросила в корзину. – Что поставим?

Мэдисон улыбнулась:

– Что-нибудь спокойное, как ты и предложила.

– Поставь Афину, – Кира поднялась с дивана, чтобы помочь подруге. – Она мне всегда нравилась, – они с Зочи порылись в плетеной корзинке, полной серебряных пластин-плееров. На большинстве были выгравированы надписи: «Кэтлин от папы», «Кристофу в день рождения». Даже те, на которых не было монограмм, несли на себе отпечаток индивидуальности прежнего владельца: пластиковая панель с картинкой или узором, рисунок на задней крышке, крошечный брелок. Все эти плееры не просто были музыкальными носителями, а хранили воспоминания о некогда живших людях с их вкусами и предпочтениями, привычками и мыслями, отраженными в списках композиций. Многие годы Зочи выискивала в мусоре плееры, и они с Кирой часами лежали на полу, слушая записи на каждом и пытаясь представить, каким человеком был его владелец. На плеере с надписью «Кэтрин на выпускной» было полным-полно кантри-музыки, веселой, звонкой, простодушной. «Джимми Ольсен» слушал все подряд – от церковных госпелов и симфонического оркестра до тяжелого рока и металла. Кира отыскала свою любимицу почти на самом дне – «Афине, моему ангелу», – и подсоединила к док-станции. Спустя несколько секунд заиграла первая композиция, мягкая и одновременно зажигательная: негромкая волна электроники, диссонансные гитарные аккорды и грудной голос. Музыка успокаивала, убаюкивала, навевала печаль – и полностью соответствовала настроению Киры. Она закрыла глаза и улыбнулась. «Наверно, мне бы понравилась Афина. Кем бы она ни была».

Вернулся Маркус с водой, спустя мгновение с улицы пришел Хару. Он все еще хмурился, но выглядел гораздо спокойнее. Хару вежливо кивнул Зочи:

– Пахнет очень вкусно. Спасибо тебе.

– На здоровье.

Кира быстро огляделась:

– Мы ждем еще кого-то?

Мэдисон покачала головой:

– Я пыталась поговорить с Ариэль, но она по-прежнему не хочет со мной общаться. А Изольда будет поздно, просила начинать без нее, у них там какое-то важное заседание в Сенате, и Хобб задержит ее допоздна.

– Везет ей, – заметила Зочи, раздавая всем тарелки и вилки. На какое-то время воцарилась тишина.

– С Днем восстановления! – Маркус поднял бокал с водой, и все последовали его примеру. Хрустальные бокалы были подобраны один к одному; их нашли в чьей-то загородной резиденции. Вода была кипяченая, свежая, желтоватая от химикатов системы очистки, которой пользовалась Нандита.

– Старая жизнь кончилась, – проговорила Мэдисон привычные слова, – а новая только начинается.

– Мы никогда не забудем о прошлом, – подхватил Хару, – и никогда не откажемся от будущего.

Зочи вздернула подбородок:

– Смерть – продолжение жизни, а сила – в слабости.

– Нас не сломить, – сказала Кира. – Мы можем все. – Она помолчала и добавила негромко: – И мы сделаем все, что в наших силах.

Они пригубили воды, все замолчали. Тихо играла музыка. Кира не глотала воду, задумчиво катая ее во рту и чувствуя горьковатый привкус химикатов. Она так привыкла к нему, что почти не замечала, но он никуда не делся. Кира думала о Мэдисон и Хару, об их ребенке, прекрасном, невинном и обреченном. Она размышляла о Джанне и Мкеле, о взрыве, Сенате, Голосе и прочем, обо всем остальном мире, о прошлом и будущем. «Я не дам ему умереть, – решила Кира и покосилась на живот Мэдисон, еще плоский и упругий. – Я спасу тебя, чего бы мне это ни стоило».

Мы сделаем все, что в наших силах.