Читать книгу Поток - Дэниэл Суарез - Страница 3

– Берегись, Слоун, я сейчас тебя загоню, как бешеного пса, – Альберт Маррано закусил зубами кончик электронной сигареты, пристально всматриваясь в небольшой экран.

– Не шутил бы ты так. У моей сестры мопс недавно взбесился.

– Не может быть! – Маррано дергал контроллерами ручной консоли.

– Укус енота. Бедного мистера Чипса пришлось усыпить. Дети до сих пор на лекарствах сидят, – Слоун Джонсон сидел на пассажирском сиденье и также ожесточенно жал на кнопки беспроводной приставки. Неожиданно он довольно захихикал.

Маррано искоса взглянул на него. Джонсон снова улыбался, как Чеширский кот.

– Черт возьми… – Маррано попытался повернуть своего игрока, но аватар Джонсона был уже позади него.

Двойное касание. Экран померк.

– Игрок из тебя действительно никудышный, Ал…

– Проклятие! – Маррано бросил прибор на обтянутую кожей приборную панель и с силой опустил ладони на рулевое колесо. – Поверить не могу! С тобой играть еще хуже, чем с моим треклятым племянником.

– Ты мне должен две штуки баксов.

– Это уже вдобавок к пяти?

Джонсон выключил консоль.

– Да это всего-то две несчастные штуки баксов. Чего ты жалуешься?

По ним скользнул яркий свет фар, и на парковку перед грязно-серым промышленным зданием вырулила еще одна машина.

– Ну все, понеслось, – Маррано сунул в карман электронную сигарету.

– Вовремя, блин.

Как только они вышли из своего «Астона Мартина 1-77», к ним тут же подъехал старый «мерседес».

– Господи, ты только посмотри на эту колымагу.

– Да эти тачки вечные, расслабься.

– Тебе когда-нибудь случалось стоять в пробке на шоссе позади подобной таратайки? Это все равно, что дышать угольной пылью в забое. – Он подал знак водителю подъехать ближе.

Автомобиль остановился, из него вышел благородного вида старик, разве только слегка взъерошенный, в очках и с копной черных как смоль волос; в нем без труда угадывался типичный уроженец Южной Азии. Он выбирался из машины не торопясь и от холода сразу застегнул все пуговицы на пальто.

Маррано и Джонсон, снимая кожаные перчатки, подошли к нему, протянули руки. Альберт улыбнулся:

– Доктор Калкерни, меня зовут Альберт Маррано. Спасибо, что согласились приехать к нам в столь поздний час.

– Да… – Они обменялись рукопожатиями. – Обычно я не езжу по ночам. Но ваша директор сказала, что это дело не терпит отлагательств.

– Именно так, – подтвердил Маррано, поворачиваясь. – Познакомьтесь, это мой коллега Слоун Джонсон, портфельный менеджер[1] «Ширсон – Байерс».

Мужчины пожали друг другу руки.

– Рад познакомиться с вами.

– Я тоже.

Маррано снова натянул на руку перчатку, подбитую изнутри овчиной.

– Итак, вы – наш физик. Принстон, верно?

Калкерни кивнул головой:

– Все правильно, но я живу рядом с Холмделом[2]. Никто мне так и не рассказал, в чем, собственно, дело.

Маррано поморщился:

– Это не телефонный разговор. Юристы говорят, что они уже заключили с вами контракт, потому мне необходимо напомнить про соглашение о конфиденциальности, а также про положение об отказе от конкуренции[3].

Пожилой индус нетерпеливо кивнул:

– Я помню, помню. Так в чем заключается ваша «физическая срочность»?

Маррано взмахнул рукой в сторону стоящего перед ними серого здания без окон:

– Тут находится технический стартап. Им руководит пара физиков, работающих в области элементарных частиц, занимаются они хиральными[4] сверхпроводниками. Наша компания инвестировала в них средства еще до моего появления, и сейчас эти парни утверждают, что совершили какой-то мощный прорыв. И, черт побери, я в принципе не понимаю, о чем они говорят.

– Нам необходимо, чтобы вы с научной точки зрения оценили их заявления, – вступил в разговор Джонсон. – Сказали нам, на должном ли они уровне.

Калкерни снова кивнул:

– А вы не могли бы мне показать какой-нибудь бизнес-план или лабораторный отчет?

Его собеседники переглянулись.

– Сейчас, профессор, – ответил Маррано, – мы бы не хотели распространять какие бы то ни было печатные материалы. Вам придется все проверить лично.

– В таком случае мне необходимо поговорить с основателями компании. Посмотреть на оборудование, – сказал Калкерни, бросив взгляд на окутанное темнотой здание.

– О, они сейчас там.

– В такую поздноту?

– Да. Просаживают по тридцать тысяч долларов в час на электричество в непиковые часы.

Стоило Маррано упомянуть об этом, как трансформатор, установленный за загородкой, явственно и громко загудел.

– Нам сказали не покидать этого места и ни с кем не говорить до тех пор, пока мы не получим подтверждение от квалифицированного эксперта. Что бы там эти парни не послали умникам в Нью-Йорке, они явно обратили на себя внимание. Но, честно говоря, у меня большие сомнения, – заметил Маррано.

Джонсон добавил:

– Мы должны получить от вас подтверждение того, что здесь все реально.

Калкерни поправил очки, протер запотевшие стекла:

– Что конкретно вы имеете в виду?

Маррано пожал плечами:

– Как я уже говорил, я там вообще ничего не понимаю. Что-то об «ионных решетках». Прошу вас, следуйте за мной.

Он подвел своих спутников к глухой стальной двери, расположенной в ближайшей к ним кирпичной стене, и, стуча кончиками пальцев по клавиатуре, набрал код. Замок пискнул и открылся. Маррано пригласил всех пройти внутрь.

Группа двинулась по узкому коридору с высоким потолком и стенами, обшитыми гипсокартоном. Откуда-то доносился смех, эхом раскатывавшийся в просторном помещении. Стены тихо гудели, в воздухе стоял запах озона. Послышался громкий хлопок, после чего кто-то опять захохотал и зазвенело разбитое стекло.

– А это безопасно?

– Не уверен, профессор, – ответил шедший впереди Маррано.

Через несколько секунд все трое оказались в большом затемненном цехе с высоким потолком с перекладинами. Лампы в его центре отбрасывали на стены длинные тени. Помещение было большим, но невероятно захламленным – по краям стояли стеллажи, заваленные инструментами, громоздились корпуса мощных электрических конденсаторов. На приборах светились светодиодные индикаторы; показатели на цифровых табло сильно отличались друг от друга. Ряды лабораторных столов с резиновым покрытием преграждали путь; каждый сантиметр на них был завален платами, осцилляторами, 3D-принтерами и грудами электрических компонентов. В общей куче виднелись оригами геодезических моделей всех размеров. Это место больше походило на чердак одержимого собирателя, чем на лабораторию.

Маррано жестом попросил Джонсона и Калкерни остановиться, когда заметил осколки стекла, поломанную мебель и какие-то неизвестные жидкости, разлитые на бетонном полу. Стену позади украшали дыры и вмятины. Похоже, в нее что-то регулярно запускали.

Вспышка света привлекла внимание вновь прибывших к круглой конструкции, возвышающейся посреди цеха. Около трех метров в диаметре, она поднималась почти до потолка на высоту примерно в девять метров. Внутри нее змеились толстые электрические кабели, периодически выходя из-под металлических решеток и труб охладителя, маркированных разными цветами. Повсюду висели предупредительные знаки, напоминающие о высоком напряжении, сжиженных газах и агрессивных химических веществах. Именно вокруг этой башни явно сосредотачивалась вся активность, а на остальную часть помещения людям, работавшим здесь, было наплевать.

В центре громоздкой конструкции располагался то ли вогнутый камень, то ли керамический пьедестал диаметром в несколько метров, по форме походивший на линзу. Над ним возвышался массив из металлических стержней, чьи концы были направлены к центру воображаемой сферы. Та охватывала открытое пространство не меньше двух метров в диаметре. Вокруг платформы располагалась куча датчиков и испытательных устройств – труб, батарей, проводов, камер и каких-то совсем непонятных приспособлений. Все они были направлены на пустое пространство в центре установки.

Рядом с нею стояли четыре человека в комбинезонах, лабораторных очках и перчатках; лицо одного скрывала черная маска для игры в пейнтбол. Они толпились вокруг плоской панели компьютерного дисплея на тележке. Кабели от него тянулись к установке на помосте. Как только исследователи прочитали сообщение на экране монитора, один из них внезапно закричал:

– Внеосевое ускорение ноль целых девятьсот тридцать девять тысячных. Ну вот так-то, детка!

Они принялись давать друг другу «пять», кричать от радости и чокаться друг с другом большими бутылками пива. Потом, держась за руки, принялись танцевать, словно дьяволы вокруг костра, а их тени скакали вдоль стен.

– Эй, парни! Что тут, черт возьми, происходит? – закричал Маррано.

Мужчины остановились и разом посмотрели в сторону входной двери. Один из них – тот, чье лицо скрывала маска для пейнтбола, – снял ее и оказался молодым бородатым парнем. Он засмеялся и поднял вверх полупустую бутылку с портером:

– Маррано! Вы как раз вовремя. Вот, взгляните.

Маррано раздраженно вздохнул и нахмурился: он, Джонсон и Калкерни подошли ближе, осторожно обходя битое стекло и непонятные лужи.

– Да у вас здесь просто свинарник, мистер Грейди.

– Уборщица в отпуске. Подходите сюда.

Остальные исследователи стояли рядом с Грейди, все в голубых комбинезонах с белыми цифрами сорок один, вышитыми на грудных карманах. В команде было два молодых азиата – один упитанный, но высокий; второй жилистый, словно борец. Рядом с ними стоял человек больше похожий на ученого, белый; на вид ему можно было дать лет семьдесят – восемьдесят. Под комбинезоном, который свободно на нем болтался, виднелись свитер и галстук. Старик опирался на тросточку, и его встревожил приход незваных гостей.

Те подошли ближе, и Маррано представил индуса:

– Джон Грейди, это доктор Самир Калкерни из лаборатории физики плазмы Принстонского университета. Он будет оценивать, – его глаза прошлись по возвышающейся в центре помещения установке, – что бы вы, черт побери, тут ни построили.

– Доктор Калкерни, я очень рад встрече с вами. – Грейди жестом руки в толстой перчатке поприветствовал их, потом указал на всю команду: – Этот здоровяк – Рахарджо Перкаса, аспирант из Джерси Тех[5]. А это Майкл Лам, наш инженер-химик из Рутгерса[6].

Оба молодых человека кивнули.

– А это…

Калкерни на мгновение отвлекся, наткнувшись на многогранный оригами, лежащий на соседнем столе, – но потом заметил четвертого исследователя.

– Доктор Олкот. Бернард Олкот. – Он засмеялся. – Что, черт побери, ты здесь делаешь? Сколько лет, сколько зим?..

Старик с тростью улыбнулся, обмениваясь с Калкерни сердечным рукопожатием:

– Кажется, лет пять-шесть прошло.

Маррано и Джонсон переглянулись.

– Так вы знакомы?

Калкерни утвердительно кивнул:

– Доктору Олкоту и мне в далеком прошлом случилось быть соавторами статьи по гидродинамике. Тогда он работал в Колумбийском университете. Берт, а я думал, ты уже на пенсии.

Олкот кивнул:

– Для университета я уже пенсионер. Меня попросили выйти на пенсию, я так и поступил.

Калкерни, казалось, силился что-то вспомнить:

– Твоя последняя работа, которую мне довелось читать… – Он заколебался. – Вопрос был довольно спорный, насколько помню.

– Как тактично с твоей стороны. Это была статья о модифицированной ньютоновской динамике.

Наступило неловкое молчание.

Паузу нарушил Грейди, он заговорил, одновременно стуча по клавиатуре компьютера:

– Боюсь, карьерные трудности доктора Олкота – это моя вина. Говорят, я оказываю дурное влияние.

– Ты и есть дурное влияние, – Олкот махнул рукой в сторону Грейди. – Он годами донимал меня своими странными идеями.

Тот фыркнул, внимательно изучая числа на экране. Олкот продолжил:

– Я пытался математически опровергнуть теории Джона, но не смог. – Он снова оперся на свою трость. – После того как умерла Грета, Джон убедил меня присоединиться к его исследованию.

– Мои соболезнования по поводу Греты. Я не знал. Когда ее не стало, Берг?

– Да скоро уже два года.

– Мне так жаль. – Калкерни посмотрел на Грейди. – Значит, мистер Грейди работал с тобой в Колумбийском университете?

Тот покачал головой, все еще не сводя глаз с монитора:

– Не. Я ведь не ученый. Меня даже из колледжа поперли.

– У Джона степень магистра по физике, – пояснил Олкот, потом сделал паузу и смущенно добавил: – Он получил ее по Интернету.

– А, понимаю. Так как же вы вдвоем?..

– Джон в течение многих лет донимал меня письмами по электронной почте… Невероятное упорство. Дело дошло до точки, когда я уже больше не мог игнорировать его. Оставалось либо сотрудничать, либо через суд добиваться запретительного ордера[7].– Старик жестом указал на возвышающуюся установку: – И вот результат.

Калкерни посмотрел на Маррано, затем снова перевел взгляд на Олкота:

– Так это мистер Грейди создал эту компанию?

– Да.

– На чужие деньги, – уточнил Маррано, взяв с соседнего стола геометрическое оригами. Он многозначительно взглянул на исследователей и заметил: – Я пока не слышал, чтобы хоть кто-то упомянул о хиральных сверхпроводниках.

– А вы вообще-то знаете, что такое хиральные сверхпроводники? – спросил Грейди, не отрывая пальцев от клавиатуры.

– Нет, хотя и пытался понять. Но мне известно, что в ваш проект вложило средства правительство. Следовательно, кто-то где-то понял, что это такое.

– И тут вступает в дело Уолл-стрит, – улыбнулся Грейди.

Маррано отбросил бумажную модель в сторону и повернулся к Калкерни:

– Вы можете разобраться в том, что здесь происходит? Мне надо вернуться в город.

Джонсон не сводил глаз с больших бутылок дешевого пива в руках исследователей.

– А вы, ребята, постоянно пьете, когда возитесь с высоковольтным оборудованием?

Олкот едва заметно усмехнулся:

– Мы сегодня празднуем.

Грейди чуть повернул голову в сторону от клавиатуры и добавил:

– Берт прав. Сегодня у нас особая ночь. Вы все увидите. – Он, наконец, закончил печатать и взглянул на гостей: – Думаю, вы тоже скоро захотите выпить.

Маррано и Джонсона он явно не впечатлил.

– А что означают эти номера «сорок один»? – спросил Маррано, указывая на карманы исследовательских комбинезонов.

Грейди бросил пейнтбольную маску на стоявший рядом столик. Теперь в своей голубой униформе он выглядел в точности как механик из сервисного центра «БМВ». Откинув назад свои длинные непослушные волосы и кое-как соорудив из них конский хвост, он сказал:

– Сорок один – это отправная точка. Простые числа – атомы математики. Если расположить их на равносторонней решетке, сорок один окажется ровно посередине всех простых чисел в пределах сотни. А с учетом гипотезы Полиньяка[8] фрактальный характер этого числового массива имеет огромное значение при более высоких степенях.

– О, господи… – Маррано и Джонсон снова переглянулись.

Олкот поспешил к ним на помощь:

– Я допускаю, что поведение Джона может показаться вам несколько эксцентричным, джентльмены, но я уже давно понял, что у него просто другой взгляд на вещи.

Маррано все не мог оторвать взгляд от десятка оригами различных форм, разбросанных на рабочих столах среди электрических компонентов.

– Да уж, иначе не сказать…

Олкот взял одну бумажную фигурку:

– Это сложенная неевклидова вогнутая поверхность. Джон, когда думает над задачами, иногда помогает себе руками.

– С некоторыми проблемами это очень помогает. – Грейди, наконец, подошел ближе к гостям, видимо заметив их недоверие и сомнение. – Признаюсь, я несколько отклонился от моего бизнес-плана.

Маррано ощерился:

– Отклонились? Я сейчас не вижу ничего, что бы напоминало ваш бизнес-план. Я проверял ваши расходы. За последние три месяца вы потратили половину вашего годового бюджета на одни только коммунальные расходы.

– Скрытые издержки, – Грейди жестом указал на возвышающуюся в центре помещения установку. – Чтобы вызвать в барионной материи[9] экзотические состояния, нужно много энергии. А экзотические состояния – это именно то, что нам нужно.

– Полагаю, уровень ваших среднемесячных затрат – это настоящая причина, по которой мы сейчас здесь находимся. – Маррано махнул рукой в сторону массивной установки. – Как понимаю, этим вы нас собираетесь удивить? И что, черт возьми, такое барионная материя?

– Физическое вещество, нам оно нужно на субатомном уровне. – Джон посмотрел на Калкерни. – Мы с доктором Олкотом изучаем взаимодействие высокоэнергетических частиц, проходящих через легированный графен внутри сверхтекучей жидкости типа гелия-4.

Калкерни неуверенно кивнул:

– Хорошо. Но как это связано с хиральными сверхпроводниками, мистер Грейди?

Наступила пауза.

– Никак не связано.

Повисло напряженное молчание.

– Но на хиральные сверхпроводники я мог получить финансирование.

– Это же обман.

– Какое отвратительное слово. Любой человек, который может понять математические выкладки, изложенные в нашем бизнес-плане, сразу бы разобрался, что именно я предлагаю.

– Как я уже и говорил: обман.

Грейди невозмутимо взглянул на индуса:

– Тогда нас ждет самое скучное в мире судебное разбирательство. К тому же кто-то в правительстве явно заинтересовался моими вычислениями.

Калкерни повернулся к Олкоту:

– Ты знал об этом, Берт?

Тот поморщился:

– Не сразу, но в конце концов пришел к тому, что эти действия были необходимыми.

– Твоя профессиональная репутация…

– Во всем виноват я, – перебил его Грейди. – Профессор Олкот ни при чем. Но, как вы поймете, теперь это не имеет значения.

Олкот успокаивающе поднял руку:

– Со мной все будет в порядке, Сэм.

– Меня тревожит то, что мистер Грейди пользуется твоим авторитетом в академических кругах.

– Уверяю тебя, ни в коей мере. Скорее, даже наоборот.

Калкерни снова повернулся к Джону:

– Так что же вы делаете с этими сверхжидкостями?

Джонсон переводил взгляд с одного физика на другого:

– Сверхжидкости, барионная материя. Да у вас тут черт ногу сломит.

Грейди отхлебнул пива из литровой бутылки, после чего вытер бороду рукой в перчатке.

– Сверхжидкости – реально существующие субстанции, мистер Джонсон. Это такое состояние материи, в которой она ведет себя как жидкость с нулевой вязкостью и нулевой энтропией. Она и выглядит, как обычная жидкость, но при сверхнизких температурах течет без трения. Суть в том, что при некоторых экстремальных условиях стандартная модель физики рушится. Смотрите…

Грейди подошел к стеклянной панели, вмонтированной в одну из сторон башни, просунул руки в пару толстых серебристых перчаток, установленных в стекле, и открутил крышку с дымящегося керамического цилиндра, стоящего внутри. Затем он взял лабораторный стакан и осторожно стал наливать в него курящуюся прозрачную жидкость из сосуда.

– Это гелий-4 при температуре чуть ниже двух целых семнадцати сотых кельвинов[10].

Джон поднял стакан и перенес его в сторону. Несмотря на толстое стекло, жидкость капала сквозь дно колбы так, словно там было отверстие. Попадая на поверхность ящика, она почти мгновенно испарялась.

Джонсон явно удивился:

– Черт побери, она же прямо сквозь стекло льется.

– Именно. В квантовом состоянии происходят странные вещи. Материя обдирается до самой сути. До уровня элементарных частиц. И те проскальзывают сквозь трещины обычной физики. – Он снова завинтил пробку на горлышке цилиндра. – Каждая частица гелия-4 является бозоном в силу своего нулевого спина. В точке лямбда его квантовые эффекты станут очевидными в макрокосмическом масштабе – то есть поведение отдельных атомов уже не будет влиять на свойство жидкости. Теория сверхтекучего вакуума – это один из подходов в теоретической физике, в котором само пространство-время рассматривается как сверхжидкость. Жидкость реальности.

Калкерни нахмурился:

– Теория сверхтекучего вакуума? Зачем… Что вы, собственно, пытаетесь сделать, мистер Грейди?

– Мы пытаемся отразить гравитационные волны, доктор Калкерни.

Тот на мгновение потерял дар речи, затем повернулся к Олкоту:

– Берт, он не шутит? И ты на это согласился?

Старик пожал плечами:

– Говорят, что на пенсии нужно быть активным.

Индус снова повернулся к Грейди:

– С чего вы решили, что это вообще возможно?

– Потому что увидел это здесь, – ответил Грейди, прижав палец к голове.

Калкерни уставился на него.

Джон поднял руку:

– Я понимаю, вы настроены скептично. И это справедливо. – Он махнул ладонью в сторону установки. – Сверхжидкость течет без трения. И сверхпроводники позволяют электронам течь без сопротивления. А мы взяли и подвесили графеновое кольцо в сверхжидкости.

– А почему графеновое?

– Это сверхпроводящая пленка, она воспроизводит прохождение электронов через практически абсолютный вакуум. Изолирует частицы от воздействия помех. К тому же при определенных условиях графен демонстрирует экзотические эффекты.

– Я по-прежнему не вижу, как это соотносится с целью вашего исследования, мистер Грейди.

– Ну да. Мне был нужен заряженный сверхпроводящий лист. Квантово-механическая нелокализуемость отрицательно заряженных куперовских пар, защищенных от локализующего воздействия декогеренции посредством энергетической щели, вынуждает эти пары испытывать негеодезическое движение в присутствии гравитационной волны.

Маррано всплеснул руками:

– Профессор, я ведь говорил вам, что этот парень попросту без разбора связывает все слова, которые приходят ему в голову.

Калкерни жестом руки прервал Маррано и снова внимательно посмотрел на Грейди:

– Продолжайте.

Грейди повел плечами:

– Окружающая несверхпроводящая ионная решетка локализована, а поэтому совершает геодезическое движение вместе с пространством-временем, в то время как куперовские пары совершают негеодезическое движение – ускоряясь тем самым относительно пространства-времени. Разница в движении приводит к разделению заряда, из-за чего, в свою очередь, электрически поляризуется графен, генерируя восстанавливающую электростатическую силу. Ее обратное воздействие на куперовские пары увеличивает массовые сверхпроводимости, генерируемые волной, – и создает отражение.

Калкерни поморщился:

– Мистер Грейди, если это действительно так, то почему конденсаты Бозе – Эйнштейна подчиняются геодезии? Я могу сбросить их в вакуумной камере, и они упадут вниз, как камень Галилея.

Схватив со стола листок бумаги, Грейди начал складывать его каким-то замысловатым образом, не прекращая при этом объяснений:

– Да, но длина волны де Бройля для конденсатов Бозе – Эйнштейна находится в пределах миллиметра, в то время как длина волны гравитационного поля фактически бесконечна, – а это значит, что сила притяжения способна ими управлять. Если длину волны де Бройля сделать больше длины волны гравитации, то мы в принципе сможем изолировать конденсаты Бозе – Эйнштейна от воздействия гравитационной волны.

– Согласен, но даже если и так, то это справедливо лишь для меняющихся во времени полей – а не статических, как у вас.

– Вы правы, но у меня и по этому поводу есть идея. – Джон уже держал в руках искусно сделанную бумажную сферу, поднял ее вверх и провел над ней ладонью. – Нейтронные звезды обладают мощнейшими магнитными полями. А сверхпроводники – вроде нашего графена – не пропускают магнитные поля. Но, к примеру, у нейтронной звезды, такой как альфа Кассиопея, в центре находится протонный сверхпроводник, и, тем не менее, она все же обладает магнитным полем.

Калкерни ничего не сказал, лишь воззрился на него.

– Я задался вопросом: как такое возможно? И нашел ответ: потому что сверхжидкости, содержащие заряженные частицы, также являются сверхпроводниками. И у такой комбинации есть несколько необычных эффектов. Добавьте сверхжидкость к сверхпроводнику, и граница сверхпроводимости сдвинется, значение кривой каппа изменится, и на новой границе сверхпроводимости возникнут по-настоящему экзотические явления. – Он похлопал рукой по боку массивной установки. – У меня была теория об искажении гравитационных волн на такой границе сверхпроводимости.

– Мистер Грейди, – Калкерни вздохнул, – я не вижу, чему, кроме бесполезной траты денег, может способствовать данное исследование.

Грейди пристально посмотрел на профессора:

– Хорошо… – Он повернулся к пухлому азиату и попросил: – Радж, прошу тебя, увеличь мощность.

– Без проблем. – Перкаса усмехнулся и направился к батарее конденсаторов на краю комнаты. Проходя рядом с гостями, он сказал: – Вам, парни, лучше бы отойти на шаг назад. Я сейчас подам полсотни мегаватт на эту штуку.

Калкерни бросил быстрый взгляд на Грейди:

– Этого же хватит, чтобы осветить небольшой город.

– Да. Я знаю, – кивнул Джон.

Прежде чем кто-то успел возразить, Перкаса поднял руку над светящейся клавишей:

– Внимание! Три, два, один… – Он ткнул в кнопку пальцем, и низкий гул охватил всю лабораторию. Сфера зловеще засветилась, когда начали ионизироваться частицы пыли; затем сияние погасло.

Грейди взял бутылку с пивом и занес ее горлышко над зевом длинной прозрачной трубы, которая, извиваясь, тянулась в середину этой чудовищной установки.

– Просто смотрите, – произнес он и вылил пиво прямо в воронку.

Все неотрывно следили за тем, как жидкость через пластиковую трубу растекается по вогнутой поверхности платформы…

А потом взлетает вверх.

Калкерни снял очки и, разинув рот, смотрел на то, что происходит перед его глазами:

– Господи боже мой…

«Падая» вверх, жидкость проходила некую невидимую точку, в которой природная гравитация возвращалась, после чего пиво фонтаном падало к земле – и тут же вновь попадало в изменяющееся поле. Жидкость начала подпрыгивать вверх-вниз, колеблясь между постоянно сужающимся расстоянием между верхней и нижней точками, пока не достигла равновесия. Вскоре она забурлила куполообразной мембраной на краю обоих гравитационных полей, напоминая «пивную шапку», кипящую на полюсе невидимого глобуса.

Калкерни снова надел очки:

– Боже мой… да это же поток.

Грейди кивнул:

– Именно. Гравитационные поля ведут себя так же, как электромагнитные поля. Мы полагаем, что эти квантовые поля каким-то образом взаимодействуют с гравитацией, наподобие того как поток электронов в плазменной струе генерирует магнитное поле.

– Вы создали антигравитацию? Да вы шутите, наверное.

– Нет, не антигравитацию. Я думаю, что мы создали машину, которая «отражает» гравитацию, то есть гравитационное зеркало по сути. Или даже термин «рефракция» тут подойдет больше. Я пока что не уверен.

– Это явно какая-то форма электромагнетизма, – принялся настаивать Калкерни. – Вода – это диамагнетик[11], а на таких высокоэнергетических уровнях вы, наверное, и кирпич заставите плавать по воздуху даже при незначительном количестве магнитного материала. Серьезно, вы что, действительно утверждаете, что отражаете гравитацию?

– Сверхпроводники исключают возможность образования магнитных полей, доктор, – напомнил Грейди. – И вы должны признать, что результаты нашего теста выглядят многообещающими.

– Но… – Какое-то время Калкерни не мог найти слов, наблюдая за тем, как дешевое пиво пузырится прямо в воздухе. – Если вы смогли изменить направление гравитации… это значит… – Индус замолк.

Грейди закончил за него:

– Это значит, что у нас есть убедительные доказательства существования гравитационных волн. Не говоря уже о гравитонах[12]. Ну и еще кое-каких вещей.

Калкерни зашарил вокруг рукой, пытаясь нащупать опору, но все стоящие рядом стулья были разбиты вдребезги.

– Боже мой…

– Это просто очень круто.

Доктор снова покачал головой:

– Нет. Это должен быть электромагнетизм. Даже безжелезистые жидкости…

– Вы имеете право на скепсис. Наша лаборатория для вас открыта.

– То что вы предлагаете… в общем, стандартная модель физики… это создаст совершенно новую форму астрономии. Ваше открытие сулит Нобелевскую премию. И это только начало.

Олкот, Грейди и техники переглянулись.

Джон рассмеялся:

– А вот об этом я не подумал, Берт.

Олкот поднял брови:

– Зато я подумал первым делом.

Маррано воздел руки к потолку:

– Эй, ребята! Повремените-ка секунду.

Все повернулись к нему.

– Одно наблюдение: вы расходуете энергию, которой хватило бы для освещения ста тысяч домов… и все для того, чтобы поднять пару глотков дешевого пива на два метра от земли. С такой же эффективностью вы бы могли вытряхивать пыль из комнатного коврика с помощью «Боинга-747».

Доктор Калкерни отмахнулся от Маррано, размышляя об установке, на которую смотрел:

– Вы не понимаете потенциальной значимости этого открытия, мистер Маррано.

– Значимость – это, конечно, хорошо, но экономические показатели от нее лучше не станут.

– Если мы сейчас действительно смотрим на антигравитацию – или гравитационное зеркало, как вы сказали, мистер Грейди, – с этим мы пока не определились… – Разговаривая с Маррано, Калкерни начал изучать данные на компьютерном экране. – Потенциальное воздействие будет огромным, это изобретение поможет нам увидеть… ну как бы это сказать… основу и уток самой ткани Вселенной. Понять структуру пространства-времени. До сих пор гравитация была единственной силой, которая не вписывалась в стандартную модель физики. Нет, потенциально самое значимое открытие нашего века. А может, и любого другого. Оно может проложить путь к несказанным научным прорывам. Может, даже к теории великого объединения.

Инвесторы переглянулись:

– Хорошо, и какой коммерческий потенциал у этого открытия?

Теперь настала очередь ученым переглядываться.

Грейди протянул бутылку пива Калкерни, тот сделал глоток и немного успокоился. Джон между тем ответил на вопрос Маррано:

– В начальной стадии, скорее всего, небольшой; как вы упомянули, для создания экзотических состояний элементарных частиц требуется огромное количество энергии – даже на крошечной площади. Для коммерческого использования этого открытия вам потребуются неограниченные источники энергии…

– Неограниченные источники дешевой энергии, – уточнил Олкот.

– Совершенно верно, неограниченная дешевая энергия с переносных источников. При таких условиях можно создать устройства, отражающие гравитацию. Но, как вы уже говорили, существуют более практичные способы заставить предметы летать…

Джонсон указал на бурлящую жидкость, все еще парящую в сфере:

– Итак, вы создали самую дорогую в мире лавовую лампу[13]. Поймите меня правильно – это впечатляет, – но пятьдесят мегаватт…

Калкерни встал между ними:

– Вы не понимаете, насколько важным это открытие может быть для науки.

– Доктор, мы пригласили вас сюда в качестве голоса разума. А вы начинаете вещать, как школьник-ботан в музее…

Грейди снова взял бутылку:

– Да, я вот тоже таким когда-то был.

Тут Калкерни вновь стал серьезным и, кивнув, снова повернулся к Олкоту:

– Берт, докажи мне, что это не просто разновидность электромагнетизма. К примеру, работает ли процесс в вакууме? Мы можем исключить ионный лифт[14]?

Олкот оперся на свою трость:

– Мы получили точно такие же результаты в вакуумной камере и с немагнитными материалами. – Он повернулся к Грейди: – Джон, покажи Сэму наши эксперименты по изменению поля.

– Сейчас. – Грейди указал на плавающую в воздухе пивную мембрану: – Посмотрите на форму поля. Это одна из причин, по которой я всегда считал, что электромагнетизм и гравитация связаны, хотя и в разных измерениях.

Калкерни явно сомневался:

– Если что-то похоже на электромагнитное поле и действует так же, как оно…

– Это не магнетизм. Любая барионная материя, обладающая массой, при помещении в это поле испытает на себе гравитационные эффекты. Да все что угодно испытает.

– Неужели вы думаете, что я поверю, будто вы с помощью всего лишь пятидесяти мегаватт энергии сумели превысить влияние гравитационного колодца[15] Земли? Без создания миниатюрных черных дыр или…

– Да нет же. Повторяю еще раз. Мы не создаем гравитацию. Запомните: мы ее отражаем. Создаем гравитационное зеркало. И этим высокоэнергетическим зеркалом можно управлять для преломления гравитации в различных направлениях.

– Так, как это происходит с фотонами?

Грейди задумался над этим вопросом, запустив пятерню в свои нечесаные сальные волосы:

– Возможно. Я пока не уверен. Но причина, по которой я утверждаю, что наше устройство действует как зеркало или призма, в том, что мы можем отразить только уже существующее гравитационное поле. Мы не можем увеличить силу гравитации – неважно, сколько мы вкачиваем энергии в это поле. Если есть стандартное земное тяготение, то лишь его мы и можем отразить. Но поскольку гравитация обусловливает ускорение, то мы, по идее, должны отражать и силу тяжести, возрастающую при ускорении, то есть, по сути, отменять ее. И это открывает очень интересные возможности.

– Теоретически.

– Да. Теоретически. Вот… – Подойдя к монитору, Грейди указал на ряд показаний с датчиков. – Мы можем также рассеять этот эффект. Мы используем гравитационный эквивалент сферы Халбаха[16] для создания гравиполя, а это означает, что с помощью нашего открытия можно управлять гравитационным полем, так же как манипулируют электромагнитным с помощью устройства Халбаха. Например, можно изменить его форму – создать одинаковый поток по всем направлениям… – Он пробежал пальцами по клавишам.

Полярные пивные шапки из пива неожиданно стекли вниз и сжались в блестящий шар, расположившийся в самом центре воображаемой сферы, – он по-прежнему парил в воздухе, но в точности сохранял сферическую форму.

– Бог мой. Невесомость, – пробормотал Калкерни.

– На самом деле уравновешенный поток микрогравитации. Гравитационное поле сфокусировано в центральной точке.

– Тогда равновесие.

– Именно. Но мы можем направить его по любому выбранному направлению. Изменить направление спуска – то есть просто выбрать, где будет «низ», – по любому вектору в пространстве…

Он дернул джойстик – и пиво вдруг вылетело из установки и «упало» прямо на Маррано и Джонсона, промочив обоих.

– Черт побери, Грейди!

– Ты что, черт тебя возьми, себе позволяешь? У меня костюм за четыре тысячи долларов!

– Простите, парни.

Калкерни новым взглядом посмотрел на обломки, разбросанные по полу. На дыры и вмятины в стенах.

– Начинаю понимать, почему у вас в лаборатории царит такой бардак.

– Пришлось провести немало тестов, да.

Калкерни напряженно размышлял, явно стараясь опровергнуть доводы Грейди.

– Но, если вы действительно отражаете именно гравитацию, тогда вся барионная материя должна взаимодействовать с полем. Не только диамагнетические материалы, но вообще все.

Грейди кивнул:

– Да. Именно так. Даже в вакууме. Все взаимодействуют.

Он взял том «Начал» Исаака Ньютона и, взвесив его в руке, толкнул в гравитационное поле, где тот начал пугающе парить.

– А вот чего я не понимаю, так это то, что измененное поле, судя по всему, не распространяется за пределы сферы, как должно было случиться, если гравитация идет по прямой траектории, – заметил Грейди.

Калкерни задумался:

– А гравитация распространяется на любое расстояние…

– Именно. Если бы мы создали поле, по мощности равное земному, оно бы распространилось за пределы планеты. Я думаю, мы создаем искажение, что-то вроде водоворота в потоке гравитации. – Он развел руками. – Но в этом я пока не уверен.

Доктор застыл в изумлении, осмысляя слова собеседника:

– Мы должны проделать эксперименты Ньютона на движение тел.

Грейди схватил ведро с мячами для гольфа, стоявшее на соседнем столе:

– Да уже…

Спустя несколько секунд Калкерни с радостными воплями метал шары для гольфа сквозь центр испытательной установки. Те, встречаясь с гравитационным полем, закладывали дугу и по кривым траекториям быстро летели к лабораторным стенам.

– Вы это видели? – кричал Калкерни, махая руками. – Так астероиды ускоряются и уходят по дуге в гравитационном поле Земли.

Маррано все еще выжимал свой пиджак:

– Господи Иисусе, от меня воняет, как от бомжа. – Он ткнул пальцем в сторону гудящей установки: – И не могли бы вы вырубить электричество? Неудивительно, что у вас такие огромные счета.

Калкерни возмущенно воззрился на него:

– Вы хоть представляете, насколько важным может быть это открытие?

– Я знаю только одно: инвестиции должны иметь экономический смысл. Мистер Грейди, вы уже подали патентную заявку?

Грейди переглянулся с Калкерни, после чего пожал плечами:

– Нет. Но послушайте, время для патентов еще будет. И в любом случае мы не должны патентовать само открытие.

– А почему, черт возьми?

– Да потому, что это фундаментальное проникновение в природу Вселенной. Все равно что электромагнетизм патентовать. Мы должны поделиться этой информацией. Неизвестно, скольким инновациям оно проложит ход. И вот их мы уже сможем запатентовать.

– То есть по сути вы мне сейчас говорите, что мы вложили миллионы долларов, чтобы вы, парни, смогли получить Нобелевскую премию? Вам лучше подыскать адвоката, мистер Грейди.

Калкерни смотрел на крутящиеся шары для гольфа и улыбался. Глядя на громадную установку, он казался пораженным:

– Ваше открытие, мистер Грейди, может перевернуть все. Оно в буквальном смысле слова может перевернуть все.

Джон пожал плечами:

– Ну… этого я не знаю, профессор, особенно если учесть, сколько нам нужно энергии для достижения эффекта. Но, согласен, возможности открываются интересные.

– Здесь есть стационарный телефон, с которого я могу позвонить?

– Конечно. – Грейди указал рукой на стену позади: – Офисные помещения там, за дверью.

– Благодарю.

Маррано взглянул на Калкерни:

– Кому вы собираетесь звонить, профессор?

– В Нью-Йорк, техническим консультантам Фонда, мистер Маррано, – не оборачиваясь, ответил ученый. – Полагаю, вы не в состоянии объяснить им то, что мы увидели здесь сегодня.

– Передайте, что мы держим ситуацию под контролем.

Внезапно бильярдный шар, отскочив от пола, едва не угодил в голову Маррано.

– Поберегись!

* * *

Самир Калкерни шел через скучные, похожие друг на друга лабораторные офисы, за долгие годы выцветшие от ламп дневного света. Тем не менее сейчас он разглядывал эти комнаты с чувством близким к благоговению.

«Все это произошло прямо здесь».

Помещение с низкой арендной платой, с бесполезными картотечными стеллажами, задвинутыми в угол. Стойки дешевых компьютеров, загруженных какой-то работой. Все такое… обычное.

На ближайшем шкафу лежало еще одно оригами в форме геодезического купола. Калкерни остановился и принялся рассматривать его точную замысловатую структуру.

Инновация – такая любопытная вещь, она постоянно поражала его.

И все же это место подтверждало то, что им было известно уже давным-давно: по-настоящему прорывные открытия редко появляются из ожидаемых источников. Намного большую удачу приносит вложение в сумасбродных студентов-троечников. Логика тут простая: те, кого слишком сильно заботила окружающая действительность, с трудом думали вне ее – а зачастую она сама начинала влиять на них. Особенно когда манил успех и признание старших коллег. Такие люди не просто так заканчивают самые престижные школы. Там они пытаются соответствовать, получать лучшие оценки, а для этого надо быть безопасным и чрезвычайно послушным. Превзойти себя во всех принятых условностях.

Нет, по-настоящему оригинальные мыслители часто оставались незамеченными. Организации Калкерни с ними везло в странах третьего мира: именно там ей попадались эксцентричные гении, в корне обновляющие инфраструктуру за счет небольших технологических усовершенствований: водных фильтров, солнечных батарей, оптических устройств. Суть, как всегда, сводилась к тому, чтобы отделить зерна от плевел: отыскать полезных безумцев среди просто двинутых на всю голову. И в этом организация Калкерни преуспела намного больше, чем Силиконовая долина.

Послужной список инвесторов Долины, желающих идти на риск, только подтверждал этот факт. Стоило появиться новой привлекательной идее, как каждый доллар начинали вкладывать во что-то подобное. Сотрудники изначальной фирмы тут же принимались запускать конкурирующие компании, и все это продолжалось до тех пор, пока рынок не пресыщался вариациями одной и той же инновации. Оценки рыночной стоимости резко взлетали в небеса, но в конце концов пузырь лопался, и рынок резко падал. Наступал период ожидания. А потом цикл прокручивался заново.

И с какой целью? Да, если говорить о подрывных инновациях[17], самая обыкновенная железная дорога была круче Интернета в сто раз. Взаимозаменяемые детали? То же самое. Нет, обыкновенная техническая мысль ничем не угрожала сложившемуся порядку вещей.

Организация Калкерни вообще не придерживалась такой модели и именно поэтому редко инвестировала в различные техноцентры. Она хотела, чтобы найденные ею гении оставались в стороне от чьего-либо влияния. Конечно, в результате их часто постигали неудачи, но даже в полном фиаско нередко можно было найти воистину полезные знания. Это придавало прорывам, случающимся лишь однажды за поколение, еще большую ценность. Прорывам, которые за один день могли изменить всю эволюцию человеческого вида.

Именно это и произошло сегодня.

Калкерни замедлил шаг, обратив внимание на белые доски в конференц-зале. Они были густо исписаны сложными математическими уравнениями. Остановившись в дверях, профессор внимательно рассмотрел записи, кивал, пока понимал их логику, – но затем потерял нить вычислений. Грейди ушел куда-то, куда Калкерни не мог за ним последовать.

– Очень умно, мистер Грейди.

Профессор осознал, что идеи Джона никогда бы не пришли ему в голову. Даже через миллион лет. И не только ему, но и другим великим мыслителям этого века – как биологическим, так и синтетическим. Новации Грейди были одним из редких случаев «непорочного зачатия» – идеей, о которой прежде никто даже не думал.

Калкерни сел на край стола рядом со стационарным телефоном. Он просто смотрел на испещренные цифрами доски и думал о том, насколько иначе Грейди смотрит на Вселенную, по сравнению со всеми остальными людьми. И о том, как это, наверное, прекрасно.

Калкерни вздохнул. Ему очень не хотелось этого делать. Очень. Но другого выхода не оставалось. В глубине души он все понимал, но сомнения были частью его работы. Спустя мгновение профессор сомкнул ладони и заговорил, обращаясь к пустой комнате, словно молился:

– Варуна, ты нужна мне сейчас.

В его голове послышался спокойный и бесплотный женский голос:

– Да, Тиртайятри[18].

Чем я могу тебе помочь?

– Я в инкубаторе шестьдесят три.

– Я тебя вижу.

– Каков статус этого объекта?

– Симуляции экспериментальных проектов, ведущихся в инкубаторе шестьдесят три, неубедительны.

– А если эти проекты будут подтверждены?

– Успешная реализация проектов инкубатора шестьдесят три приведет к развилке первого уровня.

Калкерни опять глубоко вздохнул:

– Первого уровня.

– Совершенно верно.

– Понимаю. – Помолчав мгновение, он спросил: – Какое расчетное время прибытия команды жнецов в место моего нахождения?

– Команда уже наготове.

Калкерни опешил:

– Значит, ты этого ждала?

– В случае удачи эксперимента вероятность дестабилизации слишком высока. Что ты нашел, Тиртайятри?

Профессор собрался с духом:

– Я могу подтвердить, что в инкубаторе шестьдесят три произошла развилка первого уровня. Соответствующие изображения и подтверждающие измерения отправлены в одиннадцать часов тридцать девять минут по Гринвичу.

– Жди подтверждения. – Короткая пауза. – Представленные материалы подтверждают, что произошла развилка первого уровня.

– Были ли какие-либо утечки информации из этого места за последние семьдесят два часа?

– Проверяю. – Пауза. – Перехвачено сорок семь электронных писем и восемь голосовых сообщений – а также четырнадцать передач в социальных сетях. Вся информация удержана или перенаправлена в Маск-сеть для генерирования симулированных ответов от получателей.

– Слухи об этом открытии вышли за пределы объекта?

– Данные, касающиеся события первого уровня, не покинули пределов инкубатора шестьдесят три.

Принимать решение все равно нужно было Калкерни:

– Рекомендуемый метод действий?

Ответ прозвучал почти мгновенно:

– Интеллектуальный карантин. Введение в дело веятелей.

Калкерни кивнул сам себе:

– Я согласен. Начинайте установление карантина. Зафиксируйте время.

– Время зафиксировано. Команда веятелей отправлена. Персоналу, не занятому в операции, требуется покинуть территорию…