Читать книгу Солнечный круг - Денис Алексеев - Страница 2

Туман за окном сплёлся с паром от чайника, когда Артём переступил порог квартиры. Отец сидел за кухонным столом, разложив перед собой бумаги с графиками и цифрами. На его висках блестели редкие капли пота – батареи в их доме всегда жарили с неистовством, будто пытаясь согреть не только помещения, но и замерзшие разговоры.

– Ты где шлялся? – отец не поднял головы, но пальцы сжали ручку так, что костяшки побелели. – Я звонил в школу. Говорят, ты после уроков куда-то исчез.

Артём бросил рюкзак на стул, чувствуя, как в кармане хрустит Сонин листок с расписанием кружка.

– В библиотеке был. Проект по литературе.

– Снова врёшь. – Отец наконец посмотрел на него. В его глазах читалась не злость, а усталость – та самая, что заставляла его задерживаться на работе до полуночи. – Мне пришлось отложить встречу, чтобы забрать тебя. Я не твоя нянька, Артём.

Подросток сжал зубы. Он хотел крикнуть: «А мама? Она тоже не нянька, но звонит раз в неделю!» Но вместо этого выдавил:

– Я уже не ребёнок.

– Тогда веди себя как взрослый! Учёба, обязанности… А не эти… – отец махнул рукой в сторону рюкзака, где торчал уголок скетчбука. – Рисунки не накормят тебя завтра.

Фраза ударила точнее удара. Артём рванул к своей комнате, но отец остановил его возле двери:

– Поговорим вечером. Когда я вернусь.

– Ты всегда потом.

Слова повисли в воздухе, будто пыль в луче света. Отец открыл рот, но Артём уже захлопнул за собой дверь.

Он достал скетчбук. На последней странице солнце с золотыми трещинами смотрело на него с вызовом. Рука потянулась к карандашу, но вместо линий вышла клякса – чёрная, как отцовский костюм на похоронах их прежней жизни.

«Зачем я вчера пошёл в этот кружок?» – подумал он, вспоминая смех Сони и запах акварели в кабинете 207. Но сейчас стены комнаты давили сильнее школьной парты. Он схватил куртку и выскочил на лестницу, будто за ним гнались призраки.

Дверь кабинета 207 оказалась приоткрытой. Из-за неё доносились голоса и звон колокольчика – кто-то прикрепил его к ручке, и теперь каждое движение двери оглашалось тихим динь-динь.

– …а потом эта акварель размазалась, и у меня получился не закат, а кривой арбуз! – хохотал Кирилл, сидя за столом, уставленным баночками с красками. Его пальцы, перепачканные синим и зелёным, жестикулировали так, будто сами рисовали историю в воздухе. Рядом Лиза аккуратно раскладывала печенье на бумажные салфетки, превращая хаос в уют.

– Успокойся, гений, – подмигнула Соня, замечая Артёма в дверях. – Артём! Мы как раз тебя ждали.

– Я не записывался, – пробурчал он, прислоняясь к косяку.

– Зато записался в зрители? – Лиза подошла, протягивая тарелку. – Печенье домашнее. Мама вчера пекла, пока я читала ей стихи. Говорит, рифмы улучшают вкус теста.

Артём растерянно взял печенье в форме звёздочки. Оно было чуть подгорелым по краям, но пахло корицей и теплом.

– Сегодня у нас особенное занятие, – вмешалась Анна Петровна, педагог с сединой в висках и глазами, полными спокойствия. Она стояла у доски, где мелом было начертано: «Эмоции = цвета. Нет правильных ответов». – Никаких уроков. Только то, что чувствуете сейчас.

Артём оглядел комнату. На стенах висели рисунки: синие спирали грусти, оранжевые взрывы радости, фиолетовые лабиринты страхов. В углу Кирилл уже рисовал что-то в блокноте, а Соня помогала новичку смешивать краски.

– Берите лист, выбирайте цвет, – улыбнулась Анна Петровна. – Не думайте о технике. Просто… выпустите это наружу.

Артём медленно подошёл к столу с красками. Его взгляд зацепился за чёрную тушь – плотную, безупречную, как ночь без луны. Он взял её, чувствуя, как пальцы пачкаются.

– Осторожно, – прошептала Соня, появляясь рядом. – Чёрный – как дыра в космосе. Может засосать.

– Может, мне и нужно исчезнуть.

Она не стала спорить. Вместо этого открыла баночку с золотой акварелью и поставила её перед ним.

– Добавь одну точку. Хотя бы.

– Зачем?

– Потому что даже в самой тёмной комнате всегда есть щель под дверью. – Её голос был твёрдым, но в уголках глаз дрожали веснушки от улыбки. – Помнишь солнце в твоём скетчбуке? Оно хочет вырваться.

Артём опустил кисть в чёрную краску. На листе выросло пятно, похожее на тень от птицы. Соня молча положила ему на стол золотую кисть.

Час спустя его лист напоминал войну стихий: чёрное море, вздымающееся волнами, и в самом центре – крошечная золотая точка, будто падающая звезда. Кирилл, проходя мимо, замер.

– Классно, – тихо сказал он. – Как будто чёрная дыра рождает свет.

Артём фыркнул:

– Ты всё видишь наоборот. Это свет тонет.

– Может, он только ныряет? Чтобы потом вынырнуть сильнее. – Кирилл улыбнулся, поправляя очки, запотевшие от тепла кабинета. – Я тоже начинал с чёрного. Потом понял: если смешать его с белым, получится серый. А серый – это цвет надежды. Он ждёт, пока его раскрасят.

Артём впервые за день ощутил, как напряжение в плечах слегка отпускает. Он взял золотую краску и добавил к точке лучи – тонкие, дрожащие, но настоящие.

– Так лучше? – спросил он у Сони.

– Теперь солнце не треснуло, – ответила она. – Оно растёт.

Анна Петровна собрала всех в круг. На столе стоял старый проектор, через который она показывала фотографии: дети в больничных халатах рисуют на стенах, смеются над неудачными кляксами, дарят друг другу открытки с радужными монстрами.

– Это онкология, – сказала педагог, и в её голосе не было жалости, только сила. – Но они не про болезнь. Они про то, как видеть красоту, даже когда мир кажется серым. Мы хотим сделать для них мурал. Солнечный круг, который напоминает: вы не одни.

Лиза подняла руку:

– А если мы не справимся? Вдруг наш рисунок их расстроит?

– Тогда мы расстроимся вместе, – мягко ответила Анна Петровна. – Но попробовать обязаны. Искусство – это не про идеал. Это про смелость быть неидеальным.

Артём смотрел на фотографии. Мальчик лет десяти, с повязкой на голове, рисовал на листе солнце в рюкзаке. «Солнце в кармане», – подпись под фото защемила сердце. «Оно всегда со мной», – написал ребёнок.

– Я не знаю, как рисовать надежду, – прошептал Артём так тихо, что, казалось, услышала только Соня.

– Зато ты знаешь, как рисовать боль, – ответила она. – А между ними – всего один шаг.

После занятия Анна Петровна угостила всех ромашковым чаем. Артём сидел у окна, наблюдая, как последние лучи солнца золотят крыши домов. В скетчбуке он начал новый рисунок: чёрную стену, на которой золотой точкой светилось окно. Под ним написал:

ты – не стена».«Иногда достаточно одной точки, чтобы вспомнить:

– Поедешь с нами? – спросила Соня, накидывая рюкзак. – Лиза знает короткий путь к автобусной остановке. Там есть кофейня с лучшими пирожными. Угощаю.

Артём покачал головой:

– Надо домой. Отец… наверное, ждёт.

– Тогда держи это. – Соня сунула ему в карман маленькую баночку с золотой акварелью. – На случай, если захочешь добавить ещё точек.

У подъезда его встретил отец. Он стоял на лестничной площадке, держа в руках два стакана с какао – в тех самых кружках с надписями «Лучший папа» и «Лучший сын», подаренных Артёмом на 8 марта три года назад.

– Просто вышел подышать, – буркнул он, протягивая стакан с надписью «сын». – Рецепт твоей мамы. С корицей.

Артём взял какао, чувствуя, как тепло разливается по ладоням.

– Я был в кружке, – неожиданно сказал он. – Там рисуют.

– Я знаю. – Отец вздохнул. – Мне позвонила Марина Игоревна. Сказала, что ты талантлив.

– Она так со всеми говорит.

– Нет. – Отец усмехнулся. – С Лёхой Сидоровым она сказала: «Твой сын – гений дисциплины. Он идеально клеит модели». А про тебя… – Он замолчал, глядя в чашку. – Она сказала: «Артём видит то, что скрыто от других».

Они помолчали, слушая, как где-то внизу лает собака и смех детей отдаётся эхом в подъезде.

– Я боялся, что ты будешь как я, – тихо признался отец. – Всю жизнь мечтал быть художником, но выбрал стабильность. Думал, защищаю тебя от разочарований.

– А сам разочаровался?

– Каждый день. – Отец поставил стакан на подоконник. – Но твоё солнце с трещинами… Оно напомнило мне, что даже разбитое стекло может сверкать.

Артём достал из кармана баночку с золотой краской и поставил её рядом с какао.

– Это мне дали сегодня. Говорят, даже в чёрном можно найти точку света.

Отец покрутил баночку в руках. На его пальцах остались следы золота.

– Знаешь, в детстве я рисовал на обоях нашего первого дома. Мама ругалась, но отец говорил: «Пусть рисует. Стены можно переклеить, а детство – нет». – Он потерёл висок. – Твои стены тоже покрыты моими рисунками. Может, хватит их закрашивать?

Артём посмотрел на отца. В его глазах не было слёз, но голос дрожал, как кисть на мокром листе.

– Завтра кружок в четыре, – сказал он. – Можешь прийти. Посмотреть, как я рисую чёрные дыры.

– А я привезу печенье от мамы Лизы. – Отец улыбнулся. – Говорят, рифмы улучшают вкус.

Ночью Артём открыл скетчбук на чистой странице. Вместо солнца нарисовал стену, покрытую граффити: чёрные тени переплетались с золотыми нитями, образуя узор, похожий на карту звёздного неба. Внизу написал:

вместе».«Стена молчания – не граница. Это холст, который мы заполним

За окном ветер сорвал последний жёлтый лист с дерева. Он кружился в воздухе, будто маленькое солнце, ищущее своё место.