Читать книгу Заблудшие - Денис Гербер - Страница 7

Предгорный лес медленно, с неохотцей просыпался. Со стороны реки нанесло туман – он укрыл всю поляну с дымящимися остатками костра и разбросанными тарелками.

Никита пробудился от холода. Свернувшись личинкой, он цеплялся за остатки ночных грёз. Фрол лежал рядом, вытянувшись, словно в гробу. Его ноги, обутые в потёртые сапоги, торчали из балагана. На земле у костровища съёжился Лука, весь покрытый серебристой золой, – он точно бабу обнимал лежащий под боком нагретый камень.

Никита понял, что уже не заснёт. Он натянул ичиги и отошёл справить нужду. Вспомнилось, как вчера его постерегли ходить к ручью. «Пойду гляну», – решил он и двинулся через туман.

Землю с другой стороны поляны устилали жёлтые листья, кое-где тронутые плесенью. Сизые поганки росли на расстоянии нескольких аршинов друг от друга – будто разобиделись. Промеж кустов жимолости вяло струилась вода – такое и ручьём-то не назовёшь. Блестели запрудки и лужи.

Никита протиснулся через цепкие кусты и нашёл основное русло. Котелок в такой ручей конечно не окунёшь, но кружкой можно набрать воды.

Он присел, зачерпнул ладошкой воду и вдруг заметил небольшую запруду – ниже по течению. Что-то в ней лежало – такое, чего здесь быть не должно. Никита сделал шаг в туман и теперь понял, что это. В запруде плавали куски человеческого тела – две отрубленные руки, нога со срезанным на бедре мясом и часть спины, с оголёнными рёбрами. Жёсткая проточная вода уже выбелила некогда красную плоть.

Сначала Никита обомлел, затем начал пятиться. Он отступил на несколько шагов, прежде чем наткнулся спиной на что-то мягкое. Он обернулся и понял, что «мягкое» – это живот Луки. Мужик стоял с конфузливым видом и тёр глаза грязным кулаком.

– Что ж ты, малец, взрослых-то не слушал, – сказал Лука, оглядывая Никиту. – Велели же к ручью не ходить.

Он проворно нагнулся и обхватил мальчишку, как охапку сена. Никита почувствовал запах гнили из его рта. Чужая борода щёткой упёрлась в лицо.

– Погоди ты, не брыкайся, – приговаривал Лука, сжимая хватку. – Сейчас сдавлю покрепче и всё, угомонишься. А там…

Длинные жилистые руки скручивали тело. Никита понял, что уже висит над землёй, бултыхая ногами, а голова кружится – не то от ужаса, не то от нехватки воздуха.

– Тихо, тихо, малец, – жарко шептал мужик в самое ухо. – Грех на душу опять взять придётся. Погоди ты, погоди…

Никита пытался кричать, но грудь пережали, весь воздух из неё выдавили, как сыворотку из творога. Кое-как он задрал ногу, упираясь коленом мужику под рёбра, и нащупал нож за голенищем. Онемевшей рукой он схватил костяную рукоять и без замаха пихнул лезвие в живот Луке. Ранил он мужика или нет – не понятно: затёкшая рука уже ничего не ощущала, да и есть ли в ней ещё нож? Никита тыкал наугад, пока схватившие его руки вдруг не ослабли. Он выскользнул из объятий и мешком свалился на землю. Лука остался стоять. Мужик неуклюже, как великан, переминался на растопыренных ногах, трогал себя за пузо и с отвращением осматривал кровавые ладони.

– Ахти-мнёшеньки… Пресвятая Богородица… – пробормотал он и завалился. Голова с всплеском окунулась прямо в запруду с человечиной.

Никита ловил воздух ртом. Каждый вдох отдавался режущей болью. Неужели рёбра сломаны? Он нарочно не глядел на запруду, даже старался не думать о том, что в ней хранится, но страшные мысли пробивались в голову. Вспомнилось и переваренное мясо, которое он жрал вечером у костра.

Он сунул нож за голенище, поднялся на хлипкие ноги и заковылял прочь. Нужно бежать к реке. Она в сорока саженях от лагеря. Дойти до поляны, прихватить топор, может быть огниво найти, и дальше, пока второй не проснулся.

Фрол и вправду спал. Топор обнаружился неподалёку – кто-то из мужиков вогнал его в смолистую сосну. Вытащить его у Никиты не хватило сил – топорище даже не шелохнулось. Чёрт с ним, будешь копаться – только мужика разбудишь. И огниво искать не стоит: Бог знает, есть ли оно вообще.

Тут он заметил котёл. По стенкам тянулась кайма серой накипи, желтели застывшие жирные разводы. От приступа тошноты свело нутро. Никита вскрикнул от пронзительной боли в рёбрах.

Спящий Фрол беспокойно зашевелил ногами, словно ему снились танцы.

Бежать!.. Никита кинулся прочь от поляны, туда, где должна течь река. Он мчался полминуты, но к берегу так и не выбрался. Неужели варнаки обманули? Наверное, подозревали, что гость сбежит.

Вырвавшись из леса, он едва не свалился с крутого склона. Внизу бурлила речка. До воды спускаться сажен десять. Или падать…

Никита пригнулся, упёршись ладонями в дрожащие коленки, и огляделся. Путь поверху совсем непролазный: сухие кусты, поваленные деревья, изгрызенная линия обрыва со свисающими кусками дёрна. Спуститься к самой реке и двигаться по шатким камням? Это конечно проще, но отсюда, сверху, берег далеко просматривается. Подойдёт Фрол к обрыву и тут же приметит беглеца. Нет, нужно нырять в заросли, в самую глушь, как раненому зверю.

Хрустнула ветка, и к обрыву вышел Фрол. Мужик повернул голову и заметил Никиту.

– Это ты, братя, шарахаешься, – спокойно заметил он. – Я думал, опять кто-то пришлый.

Он с удовольствием втянул утренний воздух и почесал брюхо.

– А ты чего такой загнанный? От чёрта бегаешь?

Никита нерешительно замер перед кустами – и вправду как загнанный зверёк.

– Замёрз, – песочным голосом пояснил он. – Пошёл дрова искать. Заодно глянул, где тут река.

– А Лукашка где?

– Видно тоже по дрова пошёл.

– Чего так? С вечеру ещё истопля осталось, – тут Фрол внимательно оглядел Никиту и почти с испугом спросил: – Что это с тобой, а? Как будто в крови весь, – он подступил на пару шагов. – И впрямь, вся одёжка кровавая!

Никита молчал. Мужик повёл носом, прям как собака.

– Где, говоришь, Лукашка?

Никита отступил к обрыву и глянул вниз. К реке тянулся крутой земляной склон, вперемежку с каменными россыпями, поверху украшенный бахромой коричневых корней.

– Яшку нашёл, – понимающе сказал Фрол и сделал шаг вперёд.

Отступать Никите было некуда, он балансировал на краю обрыва, ухватившись рукой за сухую ветку.

– Не боись, пацан, не забижу, – сказал мужик. Он наступал осторожно, чуть опустив руки – словно зазевавшуюся курицу собирался поймать.

Никита свободной рукой достал нож.

– Да не дури, – мягко сказал Фрол. – Думаешь, мы Яшку сгубили? Нет. Изверги мы, по-твоему, последние? Лукашку спроси, он подтвердит.

– Нет его больше, – сквозь зубы процедил Никита. – Видишь, нож в крови? Подойдёшь, и твоей добавится! Я тебя с собой в кручину уволоку.

Тут случилось нечто непредвиденное. Фрол остановился, устало сел на землю и схватился руками за голову, будто пытался оторвать её от плеч. По грубому лицу побежали слёзы. Варнак заплакал как девка, с отчаяньем дёргая себя за космы.

Несколько секунд Никита ошарашено глядел на мужика, затем втолкнул нож за голенище и сделал шаг с обрыва. Всем телом он скользнул по каменистой почве, загребая руками сыпуху. Земля забивалась под одежду, попадала в глаза и рот.

На середине склона, где начинался более пологий подступ к реке, он поднялся, задрал голову и увидел Фрола. Взлохмаченная башка высунулась из-за кромки рыжего дёрна, затем появились руки, сжимающие булыжник размером со среднюю репу. Мужик прицелился и запустил камень. Никита едва увернул голову, булыжник вскользь ударил в плечо и сбил с ног. От боли и страха Никита потерял сознание и тут же пришёл в себя, окунувшись в ледяную воду.

Дыхание перехватило. Тело сковало. Шум такой, словно табун лошадей мимо проносится. Грохочущее течение перевернуло, потащило, швырнуло спиной на камень, ткнуло головой в склизкое бревно. Где дно, а где поверхность? Уже и не разобрать. Со всех сторон, как в гуще пьяного побоища, сыпались удары.

Очнулся Никита на берегу. Его лоб упирался в прохладную гальку. Нога подвернулась под нанос из мелких стволов. Он высвободил ногу, откашлялся и немедля пополз по камням – прочь от холодных волн. Сколько он пролежал без чувств? Как далеко его пронесла река? Наверняка совсем немного, иначе живым бы не выбрался. Стало быть, Фрол где-то рядом.

Никита отполз подальше от берега, забрался в лес. Тело не слушалось, пальцы коченели. «Сдохну, но поползу дальше, – решил он. – Пускай варнак догонит и камнем пришибёт. Пускай сожрёт, как они Яшку своего сожрали. Всё равно буду ползти, даже если из шкуры вылезу».

Пальцы зачерпывали липкую землю, цеплялись за торчащие дуги корней. Никита полз, не замечая ничего, натыкаясь головой на стволы деревьев, подминая траву, царапая щёки о кусты. Когда силы угасли, он уронил лицо в пахнущий грибами мох.