Читать книгу Memento Finis: Демон Храма - Денис Игнашов - Страница 2

13 июня 2003 года, Москва

Ночью я плохо спал, несколько раз просыпался, вертелся на кровати, пытаясь найти более удобное положение, и поправлял подушку. И каждый раз, когда я снова засыпал, вяло уткнувшись носом в подушку, мне снился новый сон. Беспокойство ночи порождало непонятную череду кратковременных и бурных сновидений. Я не мог запомнить ни одно из них, хотя и пытался это сделать всякий раз, проснувшись. Когда очередной мысленный толчок, раскидав бессмысленные картинки очередного сна, заставлял меня открыть глаза, я видел одно и то же – я видел тишину. Темнота, спрятавшаяся по углам комнаты, казалось, смотрела на меня и многозначительно молчала. Дёргался светлый тюль под слабым дуновением летнего ночного ветра. Тюль разрезал синий электрический свет ночного уличного фонаря на маленькие клеточки тени, которая постоянно меняла своё положение, свободно гуляя по комнате. Мне казалось, что сама тишина двигалась с помощью тени по моему жилищу. Каждое новое движение тюля, света, тени было завораживающе красиво. Ни один, даже самый слабый, звук не нарушал эту бесшумную пляску ночи и торжество тишины.

В этот момент, находясь в полудрёме, я особо чувствовал своё одиночество. Но это было не беспокойство покинутости, а благородное чувство одинокой успокоенности, когда ты понимаешь, что находишься вне сиюминутной заброшенности в мир, ты один, и ты один на один с собой, таким, какой ты есть. Мир скрыт в ночи, и только кружащаяся в тени тишина становится фоном твоего одиночества.

Созерцая пляшущую клетчатую тень, я не замечал, как снова приходил сон. Глаза медленно закрывались, и мозг, который напрочь не хотел отдыхать, находил себе новую бестолковую игрушку. Мозг, вырываясь из-под власти разума, активно развлекался, создавая свободный мир необязательных связей и иллюзий. Лениво бодрствующий разум со стороны наблюдал за этой вакханалией образов, пытаясь найти возможные правила этой непонятной ему игры. Но мимолётные образы ночи слишком дорожили своей независимостью и весело разрушали все схемы и связи, которые разум пытался выстроить, заключив сон в рамки определённости и предсказуемости.

Я помнил отдельные яркие образы этой сумятицы сновидений. И среди них особое место в эту ночь принадлежало улыбке. Мягкая, непонятная, немного печальная улыбка абсолютно незнакомого лица врывалась в сон деталью, проплывала ненавязчивым фоном, касалась кончиками губ моего горячего лба, гася очередную напряженность во сне. Это была особая улыбка, своей силой и яркостью подавляющая любой другой образ. Я чётко осознавал, что были лицо, нос, глаза у этой улыбки, но они всякий раз пропадали в необъяснимой мутности. Снова и снова всплывала та же самая картина сна. Улыбка тянула к себе, привлекала своим спокойствием, неповторимостью, своей всеобщей завершённостью и тотальностью представления. Казалось, именно улыбка управляла моими снами, определяла их особый смысл и череду сменявших друг друга впечатлений.

Когда в очередном наваждении сна, в которое я погрузился после краткого пробуждения, вновь появилась всемогущая улыбка, она вдруг стала медленно приближаться, пробуждая во мне необъяснимое чувство беспокойства. Мутное неопределённое лицо с неповторимой улыбкой становилось всё ближе и ближе к моему лицу. Лицо не имело никаких черт, граней, оно отдало всю свою силу недвижимой, завораживающей улыбке, которая медленно, но уверенно приближалась ко мне. И с этим приближением меня охватывало всё более глубокое, нервное чувство беспокойства. Когда это чувство вдруг приобрело формы ночного страха, я проснулся.

Уже наступило яркое июньское утро. Комната наполнилась солнечным светом и звуками. Я чувствовал себя разбитым, и мне это определённо не нравилось. У меня были большие планы на сегодняшний день, и я совсем не хотел, чтобы они были нарушены из-за беспокойной ночи, превратившей отдых в процесс противостояния разума и впечатлений. С разбитой головой я вылез из кровати и медленно побрёл в ванную. Тянуло обратно под одеяло, этому странным образом способствовало яркое солнечное утро, разрушившее тишину ночи. Но часы уже показывали десять, и надо было приниматься за дела.

Я принял холодный душ, который на время выбил из меня дремоту, наскоро сварил и выпил крепкого чёрного кофе, вернулся в комнату. Смятая неубранная постель, стулья с разбросанной одеждой и большой письменный стол, заваленный книгами и исписанными листками бумаги. За книгами и черновиками я откопал свой старенький ноутбук и включил его.

Я сел на стул, подобрав ноги, и вяло уставился в светящийся жидкокристаллический экран компьютера. «Жаль, что я не курю», ― пролетела какая-то шальная, непонятная мысль. «Да, если бы я курил, я мог бы еще минут пять посидеть на кухне, попускать в никуда струйки сигаретного дыма… Может быть меня посетила какая-нибудь светлая мысль… Но я не курю», ― печально подытожил я. «А может, попробовать?» ― Мысль оказалась навязчивой. Я бесцельно щёлкал мышкой, разглядывая клавиатуру. Окунувшись в безмятежное созерцание, я смотрел в расплывающуюся точку, размышляя о вреде и пользе курения.

Наконец я перенёс своё внимание на текст, чёрненькими буквами выползающий на экран компьютера, и как-то особо остро осознал бессмысленность своих размышлений. «Бред!» ― воскликнул я про себя, встал со стула и побрёл на кухню – снова пить кофе.

Две недели назад я взял на работе месячный отпуск для написания кандидатской диссертации. Три года я успешно совмещал учёбу в аспирантуре исторического факультета МГУ и работу в одной небольшой компании, занимавшейся оптовой продажей книг. Перспективы учёного-историка были для меня очень туманны, и, хотя я в своё время был не самым плохим студентом, и мне даже предлагали остаться работать на кафедре, полностью посвятить себя изучению и преподаванию истории я не мог. Продажа книг давала вполне приличный стабильный заработок, о чём можно было забыть, если посвятить себя науке. Научное поприще оставалось в наше бурное время достаточно неблагодарной в смысле заработка стезёй, и совсем немногие молодые преподаватели решались посвятить себя ему.

Тем не менее за три года аспирантуры у меня появился неплохой материал для диссертации. И чтобы логически завершить своё обучение в университете, я решил написать кандидатскую работу. Вначале мне понадобилось определённое усилие воли, чтобы решиться сесть за письменный стол и попытаться создать текст диссертации. Но первые две недели отпуска не прошли даром. Первая глава диссертации была практически готова, но не хватало последнего штриха. Силы интеллектуального штурма, предпринятого мною в последние две недели для написания «Особенностей ментальных представлений средневекового европейского торговца» – а именно так называлась первая глава диссертации, – были уже на исходе. Мне хотелось скинуть оковы средневекового миропонимания, научному анализу которого я посвятил две недели, практически не вылезая из-за письменного стола, и переключить своё внимание на что-нибудь другое.

В тот самый момент, когда я, после очередной чашки кофе, всё-таки смог выдавить из себя целую страницу текста, зазвонил телефон. Это был Сергей Верхов, мой старый знакомый и приятель, с которым мы учились в своё время на одном курсе.

– Привет, как дела? ― бодро начал он.

– Привет, ― устало бросил я. ― Ты знаешь, я совсем не выспался.

– Ба… ― весело протянул Сергей. ― Неужели?

– Да нет, ― как будто оправдываясь, пробормотал я. ― Снилось всякое…

– И что же? Я думаю, это не секрет?

– Улыбка.

– Улыбка? Чья?

– Не знаю. Просто улыбка… Ты сонники не читаешь?

– Нет. Но думаю, это к выпивке. Просто уверен. И вообще, что бы тебе ни снилось, это всегда к выпивке, ― смеясь, заметил Сергей.

– Да, жаль, что ты не читаешь сонников…

– Ты сегодня свободен? ― перешёл к делу Сергей.

– Ну… Надо дописать первую главу.

– Скучно что-то в субботу. Может, пивка?

– С утра?

– Посмотри на часы. Уже два часа дня.

Я не слишком долго мычал в трубку, пытаясь отнекиваться и объяснить, почему лучше подождать до вечера. Летний июньский день был действительно жарким, а работа с диссертацией что-то не ладилась. Именно поэтому я скоро сдался.

Сергей появился через час, весело позвякивая пакетами с пивом. Я был рад видеть этого лохматого здоровяка, который, громогласно объявив о своём приходе, буквально ввалился в мою маленькую прихожую, чуть не перевернув тумбочку с телефоном. Его появление означало освобождение от тягот научного творчества. По крайней мере, на сегодня.

С Сергеем я познакомился ещё на первом курсе исторического факультета МГУ. Уже на первых лекциях среди своих однокурсников я сразу выделил крупного, высокого жизнерадостного парня с копной густых волос на голове. Оптимизм, который он излучал, был необычайно заразителен. Вскоре мы познакомились. Сергей приехал в Москву из Белгорода, поступил в МГУ, до этого отслужив два года в армии. Для меня и большинства студентов-первокурсников, буквально вчера сдавших выпускной экзамен в школе, Сергей был старшим товарищем, хотя нас и разделяли всего два года.

В плане сходства характеров нас практически ничего не связывало. Весельчак и балагур, Сергей в любой компании, иногда даже не по своей воле, становился центральной фигурой общения. Я, наоборот, всегда сторонился больших и шумных собраний, чувствуя себя на них не очень комфортно. Сергей был не самым прилежным студентом на курсе, он часто подрабатывал и особое внимание в программе уделял только тем предметам и курсам, которые казались ему интересными; и его усердия всегда хватало только на то, чтобы просто сдать сессию и перейти на следующий семестр. Я же старался не пропускать занятий, даже самых скучных и ненужных (особенно на первых курсах), ходить на все лекции и семинары, логично полагая, что это упростит сдачу зачётов и экзаменов. Конечно, мне было легче учиться. Живя с родителями, мне особо не приходилось задумываться о хлебе насущном до окончания университета. А курсе на пятом у меня появилась своя однокомнатная квартира, доставшаяся мне по наследству от бабушки. Сергей же был человек общаги, привычки и быт которой за долгие годы стали в нём неистребимы. Мы были абсолютно разными, но тем не менее нас что-то связывало. Я не могу сказать, что мы были закадычными друзьями, но всегда сохраняли добрые, приятельские отношения. Мне нравился лёгкий нрав, открытость и общительность Сергея, всё то, наверное, чего так недоставало мне.

У Сергея всегда был большой круг интересных знакомств. После окончания университета Сергей перебрал большое количество всевозможных занятий, пытаясь закрепиться и обосноваться в Москве. Ему пришлось снимать квартиру, и он довольно часто менял свою съёмную жилплощадь, пытаясь найти что-то поприличнее и подешевле. Во время поиска нового места жительства он часто гостил у меня по несколько недель. Последние два месяца Сергей работал в одной из небольших московских газет под названием «Вечерний Город» – он вёл там рубрику происшествий, которые либо действительно имели место, либо происходили по воле буйной фантазии ведущего рубрики.

Разместившись на кухне, мы быстро опорожнили по одному бокалу пива. Сергей сиял как медный пятак, его глаза радостно блестели. Он медленно потянулся и крякнул:

– Жизнь налаживается.

Было видно, что Сергей готов сообщить какие-то хорошие новости.

– И чем можешь похвастаться?

– Мне предложили новую работу. ― Сергей явно пытался заинтриговать меня.

– Давай, давай, рассказывай.

– Познакомился с очень интересным и важным человеком. Он предложил с ним поработать. Пока разовый проект, но перспективы отличные.

– И с чем связана работа? Ведь не секрет же, надеюсь.

– На телевидении собираются делать цикл передач, посвященных истории, и им в группу нужен специалист-историк в качестве менеджера и консультанта.

– А зарплата?

– Весьма приличная.

На мгновение я даже позавидовал Сергею. В наше время найти денежную работу практически по специальности было очень трудно.

– А с какой темой связана передача?

– Пока точно ничего не известно, но программа должна быть посвящена каким-нибудь неоднозначным, таинственным страницам истории… В общем-то, за поиск и разработку сюжетов я и должен буду отвечать. Так что, если есть идеи, можешь поделиться.

– Я подумаю обязательно. И кто же тот Дед Мороз, который преподнёс тебе такой подарок в начале лета?

Сергей на минуту замолчал, видимо, решая, стоит или не стоит раскрывать все карты. И во внутренней борьбе осторожности и желания похвалиться победило последнее.

– На прошлой неделе я случайно встретился на одной журналистской тусовке с самим Кубаревым. – Пафосное ударение было сделано на слове «самим». – Мы пообщались, а вчера вечером он позвонил мне и предложил работу в своём новом проекте, – со слабо скрываемой гордостью сообщил Сергей и испытующе посмотрел на меня, пытаясь определить, как я воспринял новость.

Мне не хотелось показаться в глазах друга абсолютным валенком, но я не знал, кто такой Кубарев и чем он так знаменит в телевизионных кругах. Можно было скромно покачать головой и заметить со знанием дела, мол, кто же не знает «старика Кубарева», можно было бурно восхититься тому, что «сам» Кубарев отметил талант друга, но я выбрал самый честный и потому, наверное, самый неудачный вариант реакции на сообщение Сергея.

– А кто такой Кубарев? – спросил я.

После мгновения неловкого молчания последовала сцена сильного удивления, помноженного на чувство небольшой обиды. В итоге, после детального объяснения, оказалось, что Кубарев если не самый известный, то, по крайней мере, один из самых известных продюсеров с одного из центральных каналов, что он практически бог телевидения, что его ценят высокопоставленные политики, общественность и просто богатые люди.

– Аркадий Альбертович Кубарев – очень большая шишка на телевидении, ― важно заметил Сергей, помахивая своим указательным пальцем перед моим лицом. ― И было бы очень глупо упускать такой шанс.

Я согласился, покачав утвердительно головой. Хоть я и не подозревал о возможностях неизвестного мне Аркадия Альбертовича, я искренне пожелал, чтобы надежды Сергея не были обмануты.

Так, обсуждая перспективы Сергея на новой работе и медленно потягивая пиво, мы не заметили, как наступил вечер.

Где-то ближе к семи, когда пакет с живительным эликсиром уже опустел, а под столом выстроился ряд пустых бутылок, Сергей, недолго подумав, объявил:

– Давай одевайся, нам пора.

– Куда? ― удивился я.

– Я забыл тебя предупредить, нас сегодня ждут в одном гостеприимном месте.

– Но я не планировал… И вообще…

– Возражения не принимаются. Нас ждут, ты же не хочешь, чтобы я обманул наших друзей.

– Но ты можешь хоть объяснить, куда и зачем мы должны ехать. ― Осовевший от пива, я ещё пытался сопротивляться.

– У Светки Тороповой сегодня день рождения, и она нас пригласила к себе на тихий, практически семейный, праздник.

Света Торопова была старой знакомой Сергея, у которой с повесой Верховым были когда-то в незапамятные времена романтические отношения. Несмотря на то, что все страсти между ними остыли уже очень давно, они сохранили приятельские отношения и часто общались. Честно говоря, меня не особо прельщала перспектива в субботний вечер ехать на другой конец города к старой подружке Сергея на день рождения. Я вообще всегда был весьма тяжёл на подъём в отличие от Верхова.

– Но нужен подарок… ― неуверенно начал я.

– Мы сами как подарок, ― отрезал Сергей.

– Но хоть цветы-то купить надо.

– Цветы купим по дороге. Ну что ты сидишь? Давай живей, нас уже заждались!

Через пять минут мы уже стояли на улице и ловили машину.

Света Торопова жила в Тушино. От Беляево, где была моя квартира, до Светкиного дома вечером в субботу было ехать минут сорок, но талантливый шофёр, который нас подвозил, еле уложился в час. В итоге мы были на месте только в девятом часу. Вдобавок у Сергея, как и следовало ожидать, не оказалось с собой денег, так что такси и цветы были отнесены на мой счёт.

Двери открыла сама виновница торжества. Она весело защебетала и расцеловала нас. Почему-то мне она была особенно рада.

– Русланчик, как я рада тебя видеть! ― воскликнула она, схватила за руку и потащила в комнату знакомить с теми своими друзьями и подругами, которых я ещё не знал.

– Это мой хороший друг Руслан Кондратьев, он историк и продаёт книги, ― важно представляла меня Света, отдельно подводя к каждому новому лицу.

Света любила шумные пёстрые общества. В гостиной её двухкомнатной квартиры было не протолкнуться от многочисленных гостей. Тут были её сослуживцы, составлявшие отдельную компанию в количестве пяти-шести человек и активно потреблявшие бутерброды. Присутствовал независимый стилист с манерами, присущими данной профессии. Отдельно особняком о чём-то очень важном ворковали две её старые подружки, одна из которых, была, кажется, парикмахером, а вторая секретарём в какой-то крупной строительной фирме. Кроме них, на дне рождения, как и подобало, присутствовал очередной Светкин жених. Высокий, мускулистый парень с короткой стрижкой молчаливо стоял где-то в углу и периодически с опаской поглядывал на стилиста, как будто ожидал какого-то подвоха от человека с такой кричащей профессией. Своего парня Света представила как Владимира, не указывая род его занятий. На диванчике с бокалом красного вина скромненько примостился мой старый знакомый и университетский приятель Верхова Женя Мойдодыр. Он с серьёзным видом пытался вести заумные беседы с девушкой, как принято говорить, фотомодельной внешности. Девушка глупо улыбалась, заученно показывая ряд белоснежных зубов, кивала невпопад головой и постоянно окидывала взглядом помещение в поисках более достойного её внимания человека. Женя Мойдодыр долгое время учился на экономическом факультете МГУ, так и не закончив его, своё прозвище получил за патологическую любовь к купанию в ванной, где он с книгой в руках мог проводить несколько часов. Кроме перечисленных людей в комнате присутствовали ещё несколько персонажей, род занятий и имена которых я так и не успел запомнить. Я покрутился по комнате, налил бокал вина, обменялся парой дежурных фраз с теми, кого видел, по крайней мере, не первый раз, и отправился на кухню, чтобы взять себе пару бутербродов, которые в комнате предусмотрительно уничтожили Светкины коллеги по работе.

Кухня тоже не пустовала. Около окна стояли парень и девушка, которые о чём-то беседовали. Я поздоровался и сразу направился к столу, на котором стояли тарелки с бутербродами. Набирая всевозможное съестное, я краем глаза наблюдал за ними. Парень, высокий длинноволосый блондин, уверенный в себе красавчик, с обаятельной улыбкой рассказывал рассеянно слушающей его девушке о каком-то своём знакомом, недавно побывавшем в Лондоне с целью шопинг-набега в местные универмаги. Я не знаю почему, но меня заинтересовала эта пара, особенно девушка. Я сразу обратил внимание на её большие, выделенные высокими дугами бровей голубые глаза, которые в редком сочетании с длинными тёмными, почти чёрными, волосами создавали поразительно притягательный образ. Небольшой рост, аккуратная красивая фигура, которую не могли скрыть неброский свитер и синие джинсы. В целом, наверное, ничего особенного, но большие голубые глаза брюнетки не отпускали меня. Они казались чудом природы на фоне растиражированной стандартности человеческой привлекательности, которую олицетворял собой самоуверенный блондин.

Я долго копошился у кухонного стола, но когда, наконец, парень стал бросать на меня встревоженные взгляды, я благоразумно решил переместиться в комнату. Там веселье было в самом разгаре. Кто-то неудачно опрокинул на пол бокал с шампанским, и теперь добрая половина гостей ползала по полу, собирая разлетевшиеся осколки. В стороне, в окружении парикмахерши и секретарши, я нашёл Сергея и отозвал его в сторону.

– Высокий блондин и голубоглазая брюнетка. Не знаешь, кто они?

– Такой красавец, весь из себя, несостоявшаяся звезда мужского стриптиза?

– Похоже.

– Это Арнольд, Светка зовёт его Арноша. Милый парень, но очень самовлюблённый. Это его немного портит.

– А девушка?

– Карина Станкевич? Троюродная сестра Светки. Не правда ли, странное имя для девушки с голубыми глазами?

– Послушай, а они…

– Боже упаси, они только сейчас познакомились. ― Сергей заговорщически улыбнулся и хлопнул меня по плечу. ― Так что можешь дерзать, братишка.

Вечеринка была в разгаре. Уже включили музыку, и смелые гости стали весело отплясывать, кто как умел, на горе чувствительным соседям. Я слонялся из угла в угол, наливал очередной бокал вина и выпивал его за здоровье и процветание новорождённой, чокаясь с очередным участником торжества. Всё это время я смотрел по сторонам, пытаясь встретить завораживающий взгляд голубых глаз. Когда объём выпитого за Светку спиртного стал подбираться к критической планке, я решил немного передохнуть и выбрался на балкон.

На балконе стояла Карина. Она была одна. Обхватив себя за плечи, она стояла у перил и задумчиво смотрела куда-то прямо перед собой. Надо было что-то сказать, и я нелепо выдохнул:

– Сегодня звёзды особенно яркие.

Карина повернулась, удивлённо посмотрела сначала на меня, а потом наверх:

– Точнее сказать, одна звезда.

Только теперь я обратил внимание на затянутое тучей ночное небо, на котором тускло мерцала одинокая Полярная звезда. Я рассмеялся, Карина тоже улыбнулась.

– Меня зовут Руслан.

– Карина. ― Девушка изучала меня заинтересованным взглядом своих больших голубых глаз.

– А я вот решил подышать воздухом… ― неуверенно пробормотал я. ― А где ваш приятель?

– Арнольд? ― Карина кивнула по направлению окна в комнату. Арнольд сидел на диване на месте бедного Мойдодыра и весело щебетал о чём-то с фотомоделью. И было отчётливо видно, что девушка им заинтересована.

– Они нашли друг друга, ― улыбнувшись, заметила Карина.

– Вы сестра Светы? ― спросил я.

– Троюродная.

– Я давно знаком со Светой, а вас никогда не видел.

– Мы не часто раньше общались. Теперь встречаемся гораздо чаще. А ты, наверное… Ничего, если мы будем на «ты», а то как-то неудобно? Ты, наверное, друг Сергея Верхова?

– Да.

– Света рассказывала о тебе.

– Надеюсь, ничего плохого?

Карина рассмеялась:

– Нет, только хорошее, как ни странно.

– Позволь тебе сказать сразу, что я намного лучше, чем обо мне рассказывают.

– Я верю, ― вполне серьёзно сказала Карина, глядя мне в глаза.

Первоначальная неловкость быстро прошла. Мы разговорились. Я узнал, что Карина студентка четвёртого курса филологического факультета, прекрасно знает немецкий язык и интересуется «пражской школой» в истории литературы начала двадцатого века. Я также узнал, что она особо любит творчество Густава Майринка, а из цветов предпочитает ирисы. Несмотря на разные интересы, мы были людьми одного круга общения. И потому с Кариной было легко. Не приходилось притворяться, пытаясь говорить о вещах, которые не знаешь или которые тебе не интересны. Можно было быть естественным и не бояться говорить на абсолютно разные темы. Карина прекрасно понимала меня, и я с интересом слушал то, что она говорила. Меня часто раздражали в девушках как банальность, так и излишняя манерность. Этого не было в Карине, она была простой и утончённой в одно и то же время. Слушая её, я наблюдал, как она говорит, как улыбается, как поправляет волосы, как наклоняет голову. И я ловил себя на мысли, что не мог найти в Карине ни одной мелочи, которая бы мне не понравилась.

Мы не заметили, как гости стали потихоньку расходиться. В проёме балконной двери появился весёлый, румяный Сергей. В руках он держал бутылку пива.

– Ребята, лавочка закрывается. Может, перебазируемся куда-нибудь ещё? У меня грустное состояние недопоя.

Карина быстро посмотрела на часы:

– Ой, уже полпервого. Мне давно пора домой.

– Брось, Карина, ведь ещё детское время. Да вон и Руслан, вижу, хотел бы прогуляться, ― не унимался Сергей и, улыбаясь, поглядывал на меня.

Наконец, я собрался с духом и спросил Карину:

– Можно я провожу тебя?

Карина на мгновение задумалась, ещё раз оценив меня своими небесного цвета глазами, а потом коротко ответила:

– Да.

Светка и оставшиеся немногочисленные гости переместились на кухню. Прощаясь с нами, хозяйка бросила понимающий взгляд на Карину и мило расцеловала меня в обе щеки.

Вместе с нами на улицу вышел и Сергей.

– А Светка похорошела… ― задумчиво бросил он и печально добавил: ― А мужики у неё все какие-то однотипные – гора мускулов и три класса образования. В этом плане она могла бы совершенствоваться.

Мы с Кариной благоразумно промолчали.

Втроём мы добрались до метро и одними из последних пассажиров спустились в подземку. В пустом вагоне мы с Кариной оживлённо беседовали, не обращая внимания на шум. Темы находились сами собой. Оказалось, у меня с Кариной было много общего, и всё это хотелось обсудить. Мы читали одни и те же книги, смотрели одно и то же кино. Возможно, мне это просто казалось, или я был пьян, но я был увлечён. Мне нравилось, что и как она говорила, мне нравилось, как она смотрела, мне нравилось, как она двигалась. Мне всё в ней нравилось, и это меня… беспокоило. Слишком неожиданно и быстро Карина вошла в мою жизнь. Я понимал, что завтра мне захочется её увидеть вновь, и я буду думать о ней. Неужели мимолетная встреча и яркий образ, который, скорее всего, является лишь плодом моего воображения, могут так серьёзно повлиять на меня? Возможно, я видел в Карине только то, что я хотел в ней видеть, то, что нужно мне было сейчас. И я это понимал каким-то отдалённым холодным разумом, но чувство увлечённости тем не менее только усиливалось. Возможно, завтра будет всё иначе, но сильный и притягательный образ останется, и он будет требовать новых подтверждений или опровержений. И я прекрасно осознавал, что с этим чувством мне придётся жить какое-то время.

Всегда весёлый и жизнерадостный Сергей на этот раз молчаливо наблюдал за нашим увлечённым разговором. Грустно улыбаясь, он смотрел на нас, иногда кивая, когда я или Карина вдруг обращались к нему за подтверждением сказанного. Лишь однажды он прервал нас, когда мы подъезжали к станции «Пушкинская», коротко бросив:

– Пора выходить.

Выйдя из метро, мы остановились около памятника Пушкину. Сергей, немного потоптавшись на месте, наскоро с нами попрощался. Он уже успел позвонить своим знакомым журналистам-полуночникам, и те позвали его в некий модный, популярный клуб, пообещав кучу впечатлений. Махнув ещё раз на прощание рукой, Сергей бросился ловить машину.

Карина жила недалеко от «Пушкинской», в переулке рядом с Каретным рядом. Как-то вдруг, внезапно оставшись вдвоём, мы замолчали, потеряв третьего незаинтересованного слушателя, и тихо шли безмолвно.

На бульваре было темно и пустынно, тускло горели фонари. Иногда пролетали мимо автомобили, освещая ярким светом фар улицу, здания, деревья. Карина прижалась ко мне и взяла за руку. Мы молчали и не спеша шли по бульвару в сторону Петровки. Было как-то по-особому спокойно и хорошо. Тихий летний вечер, волнующее молчание и милая девушка, мягко держащая тебя за руку. Всё это казалось мне и торжественным, и естественным одновременно.

Карина первой нарушила молчание.

– Пасмурно, ― тихо сказала она.

– Да-а, ― неловко и протяжно согласился я, немного смущаясь, сам не зная чего. ― Может пойти дождь, а у нас нет зонтов.

– А я люблю летний дождь. Он делает город совсем другим… – сказала Карина и потом, немного помолчав, вдруг спросила: – Ты видишь сны?

– Да, часто.

– И что ты видишь во сне?

– Очень многое. Иногда мне кажется, что я проживаю параллельную жизнь во сне, и эта жизнь так наполнена странными смыслами и знаками, что эта насыщенность меня и пугает.

– В этом нет ничего странного. Твои переживания просто играют, потеряв на время контроль. Я, например, обожаю сны. Даже страшные. Сон – это попытка стать свободным. Жаль, что практически всегда она обречена на неуспех… А что тебе снилось в последний раз?

Удивительным образом Карина затронула тему, которая меня действительно волновала, и именно сегодня. Я вспомнил ту неповторимо-печальную, волнующую и одновременно пугающую улыбку, которая приснилась мне прошлой ночью. Я ещё раз вспомнил этот сон и попытался определить то, что я тогда почувствовал. Неизвестная предопределённость… Да, наверное, именно так можно было охарактеризовать то чувство беспокойства, которое охватило меня во сне. Я чувствовал, что должно что-то произойти, что-то предопределённое и необходимое, но мне неизвестное и потому пугающее.

– Мне снилась улыбка, ― ответил я.

– Это хорошо, ― сказала Карина, бросив на меня сосредоточенный взгляд. ― Тебя ждёт что-то особенное и удивительное. По крайней мере, так трактует этот сон один из сонников, который я недавно читала.

Карина мягко улыбнулась, давая понять, что все эти толкования она воспринимает не слишком серьёзно, но искренне хочет верить, что подобные сны действительно к лучшему.

– Мне тоже часто снятся улыбающиеся люди, ― немного печально сказала она. ― Странно, но практически никто из них мне в жизни не знаком. А тех, кого я видела, я видела мельком, случайно, в метро, на улице, в университете, и никогда с ними не разговаривала. Всё-таки удивительная штука – сон. У него есть своя предопределённость. ― Карина замолчала на мгновение и добавила: ― Неизвестная нам предопределённость…

Я на секунду замедлил шаг. Уж не читает ли мои мысли эта голубоглазая брюнетка? Меньше всего я верил в телепатию. Тогда что же это? Необыкновенное родство душ, когда даже мысли сходятся? Или случайность, появление которой подогрето общей темой и настроением? Что бы это ни было, я был на удивление рад этому обстоятельству. Я шёл и общался с человеком, которому не надо объяснять свои мысли, своё настроение, потому что он чувствовал и понимал тебя без слов; и самое поразительное – это казалось естественным.

На Большом Каретном мы свернули под арку во двор старого здания и подошли к подъезду, над новой металлической дверью которого висел старый большой, красивый кованый карниз.

– Ну, вот мы и пришли. ― Карина повернулась ко мне.

Я всё ещё держал её за руку и неловко мялся на месте. Честно говоря, я не хотел её отпускать и готов был пройти этой ночью ещё пол-Москвы, просто держа её за руку. Я оглядел двор и дом.

– На каком этаже ты живёшь?

– На третьем, ― ответила Карина и показала на светящееся окно.

– Родители, должно быть, ждут.

– Да. Отчим. Он всегда беспокоится, когда я поздно возвращаюсь.

– А мама?

Как только это вырвалось у меня, я понял по выражению глаз Карины, что очень поторопился с вопросом.

– У меня нет мамы… ― сказала Карина. ― Она умерла.

– Извини, ― пробормотал я виновато.

Я почувствовал себя неловко, но Карина только крепче сжала мою руку и, пристально посмотрев мне в глаза, улыбнулась своей неповторимо милой и спокойной улыбкой. Так мы и стояли молча некоторое время, глядя друг на друга.

– Мне надо идти, ― тихо сказала Карина.

Я притянул её к себе, я чувствовал, как сильно бьётся её сердце, она чувствовала, как бешено стучит моё. Мной охватило волнение, которое я давно уже не испытывал. «Ведь мне не шестнадцать, и я не школьник-юнец», ― пронеслось у меня в голове. Я поцеловал её, она ответила. Мы стояли, обнявшись, ощущая необыкновенное притяжение. Нас охватило волшебное чувство покоя. Здесь и сейчас существовали только мы. Я не знаю, сколько времени мы простояли на крыльце, прижавшись друг к другу. Наверное, долго. Свет в окне на третьем этаже погас. Увидев это, Карина ещё раз тихо повторила:

– Мне надо идти.

Я отпустил её.

– Мы ещё встретимся? ― спросил я.

Карина что-то быстро написала на клочке бумаги и протянула мне:

– Позвони мне завтра… Я буду ждать.

Сказав это, она скрылась за дверью подъезда.

Когда я спустился с крыльца подъезда во двор, была уже глубокая ночь. Я машинально бросил взгляд на часы. Три часа. Было скорее рано, чем поздно. Я свернул в арку, в полную темноту, быстро прошёл под ней и выскочил в переулок. Тучи, затянувшие ночное небо, уже рассеялись. Бледный диск луны светил неярким отражённым светом. Я на минуту замедлил шаг. Город спал. Было непривычно тихо и пустынно. Кругом никого, только редкие фонари, как заснувшие постовые, стояли в отдалении друг от друга, освещая абсолютно пустынный переулок и припаркованные то тут, то там многочисленные автомобили. Было удивительно видеть всегда шумный и многолюдный город спящим. Я чувствовал потаённую силу в этом состоянии покоя погрузившегося в сон гиганта. Пройдёт всего несколько часов, и будет запущен механизм существования мегаполиса, который, потихоньку набирая обороты, раскрутит маховик бурной столичной жизни, чтобы вновь остановиться ночью, а затем снова начать своё движение с утра. Конечно, московская ночная жизнь не угасает, и где-то рядом со скоплением веселящегося ночью народа покой города не чувствуется так остро. Но здесь, в этом тёмном пустынном маленьком переулке, я видел тишину спящего города.

Совершенно один я шёл по тихому переулку в сторону Садового кольца. Освещённая магистраль, по которой пролетали автомобили, была уже рядом, когда я вдруг на тротуаре, на противоположной стороне переулка, заметил фигуру человека. Я не стал сбавлять хода. На углу дома, недалеко от тускло светящегося фонаря стоял мужчина. Я успел заметить только высокий силуэт и на мгновение вспыхнувший огонёк зажигалки, от которой мужчина прикурил сигарету. Присутствие кого-то, не идущего, не бегущего, а спокойно стоящего в темноте в такой час было странно и неестественно для этого пустынного места. Я шёл, краем глаза следя за тем местом, где я только что заметил неподвижную человеческую фигуру, и чувствовал, что за мной пристально наблюдают. Я не мог видеть лица мужчины, но вдруг мне показалось, что спокойно стоявший и куривший в темноте человек не только смотрел на меня, но ещё и улыбался. Воспоминание о сне прошедшей ночи разбудило во мне непонятное чувство тревоги и неуверенности. Я прибавил шагу и скоро очутился на улице. Оказавшись под защитой городских огней, рядом с широкой дорогой, я оглянулся, чтобы посмотреть ещё раз на странную фигуру в глубине ночного переулка. Но уже ничего не смог разглядеть. Я пытался вглядываться в темноту, но ничто уже не выдавало присутствия странного ночного курильщика.

Я вышел на Садовое кольцо и стал ловить машину. Через минуту меня подобрало такси, и я помчался в сторону моего родного Беляево.