Читать книгу Memento Finis: Демон Храма - Денис Игнашов - Страница 3

Часть первая: Она и Он
Глава 2

Оглавление

Воскресное утро у меня началось часа в два дня. Проснувшись, я ещё долгое время валялся в постели, погрузившись в состояние блаженного безделья. Лёжа в постели, я смотрел, как солнечные лучи, пробиваясь сквозь шторы и тюль, раскрашивали стены моей комнаты в яркий жёлтый свет, и вспоминал вчерашний вечер.

Теперь, утром, я мог с уверенностью сказать, что Карина меня задела, я ею увлёкся. Для меня это было странным состоянием. Никогда ранее короткая встреча и один вечер с не знакомой ранее девушкой не могли так сильно взволновать меня. Не очень влюбчивый по натуре, я всегда достаточно спокойно и трезво относился к женщинам. Но Карина… И почему именно Карина? Я не знал, но раз за разом пытался мысленно нарисовать её притягательный образ. «Наверное, она просто милая и красивая девушка, с которой легко общаться», – подумал я, но сразу же решил, что это не так или не совсем так, а может быть, и вовсе не так. За тихим и милым образом скрывался сильный таинственный характер. Я, хоть и был затворником, никогда не был обделён вниманием девушек и видел разных – романтичных мечтательниц, милых пустышек, интеллектуально-истеричных зануд, прагматичных стерв и играющих чувствами (или пытающихся это делать) эмоциональных вампирш. Часто все эти образы благополучно сочетались и с регулярностью менялись в одной женщине. И я это понимал, а поняв, пытался читать характер. А Карина… У меня сложилось впечатление, что теперь изучать буду не я, а изучать будут меня…

В три часа дня я наконец вылез из постели, поборов крепнущую тягу к полуденному сну, и побрёл на кухню варить себе кофе. К сожалению, я не должен был позволять себе ни одной лишней минуты сладкой обломовской мечтательности. Гора бумаг и книг на письменном столе служили мне прямым укором. Надо было приниматься за работу. Когда я, приняв душ и выпив чашку кофе, уселся было за стол, раздался телефонный звонок. Это был Верхов.

– Ну, Руслан, давай рассказывай! ― весело крикнул он.

– О чём?

Сергей хихикнул:

– Как о чём? Что ты можешь сказать о Карине?

Я немного замялся, даже покраснел слегка:

– Приятная, умная девушка…

– Понравилась? – бестактно, напрямую спросил Сергей.

– Слушай, ты для этого мне звонишь?! – вдруг вскипятился я, как будто Сергей попытался бесцеремонно влезть во что-то, ставшее для меня чрезвычайно личным.

Сергей поспешил меня успокоить:

– Ну конечно, нет. – Он сразу перевёл разговор на другую тему: – Есть дело… Помнишь, я говорил тебе вчера о своей новой работе?

– На телевидении?

– Да. Кубарев мне предложил заняться одной исторической темой. Я хотел бы с тобой посоветоваться.

– Интересно. И о чём идёт речь?

– История ордена Храма… Я думаю, тебе не стоит напоминать, что это один из духовно-рыцарских орденов, созданных во времена крестовых походов. Кубарева интересуют исторические загадки, неоднозначности, связанные с этой темой. Человек он в меру исторически образованный, где-то читал и что-то слышал об интересной истории и печальном конце этого ордена. Тема на слуху и может быть интересна зрителям. Короче, нужен материал, на котором можно сделать добротную передачу по этому вопросу… Как думаешь?

Не сказать, чтобы я был сильно удивлён вопросом Сергея. В исторических и околоисторических кругах загадка ордена тамплиеров (храмовников) обсуждалась уже очень давно, сотни лет. И даже в школьном курсе по истории средних веков уделено немного места конфликту французского короля Филиппа IV и ордена Храма. В целом любой мало-мальски гуманитарно образованный человек что-нибудь да знал об ордене тамплиеров, хотя бы из художественных книг. История рождения, существования и трагического финала ордена Храма оставила после себя массу загадок. Это стало благодатной почвой для появления огромного вала околоисторической литературы. Популярные книги окружили историю тамплиеров легендами и превратили её в особый, легко узнаваемый и популярный исторический бренд. В этом плане тема была действительно перспективна. Но красочно и интригующе осветить многовековую запутанную историю рыцарского ордена в рамках небольшой телевизионной передачи – по мне, это было задачей сколь амбициозной, столь и сложно выполнимой.

– Наше телевидение заинтересовалось подобной темой? – с недоверием спросил я.

– Ничего удивительного, – ответил Сергей, – сейчас это становится модно. Есть телезрители, которые не хотят смотреть примитивные шоу. Им интереснее и полезнее посмотреть на досуге какую-нибудь передачу про средневековых рыцарей, чем очередной раз кривиться на новый концерт старых звёзд. Да и сама тема чрезвычайно раскручена. Интерес к проекту обеспечен!

– Ну, предположим. – Мой природный скепсис был неистребим. – Предположим, что это может быть интересно, даже наверняка будет интересно… Тема тамплиеров сейчас очень востребована. В последнее время почти каждая вторая историческая книга, написанная о рыцарях, посвящена истории ордена Храма. И может быть, благодаря этой своей бешеной популярности, тема особенно трудна для профессионального освещения. Чтобы не опуститься до повторения уже не раз озвученных и переписанных банальностей и мифов, необходима нетривиальная трактовка, нужны имена, авторитеты, столкновение мнений, специфичный визуальный материал. В России этого практически нет. Это тема западной истории, и всех основных специалистов по ней можно найти только на Западе. Например, для французских историков тамплиеры – это особый объект национальной историографии, и не проходит, пожалуй, и года, чтобы во Франции не вышли очередное научное исследование или художественная книжка об ордене Храма. Как у вас с бюджетом? Предполагаете командировки в Европу?

Сергей тяжело вздохнул:

– Попал в точку. Денег и времени особо нет. Нужны учёные, специалисты и авторитеты в России, желательно с известным именем. Поэтому и звоню… Советуй.

Я на минуту задумался, перебирая в памяти знакомые фамилии известных историков-медиевистов:

– Есть у нас специалисты и в этой области. Если мне не изменяет память, жив ещё Андреев. В своё время он написал несколько книг по этой теме. Во Франции у него много знакомых и друзей, профессионально занимающихся этим вопросом. Но сейчас ему уже за восемьдесят, и ничего загадочного, как я знаю, в истории тамплиеров он не усматривал, несмотря на всю шумиху, связанную с этой темой.

– Это ты об академике Андрееве?

– О нём самом.

– Подойдёт, если, случаем, не впал в маразм.

– Хотя старику уже за восемьдесят, об этом можешь пока не беспокоиться… По данной теме ещё писал Зельдыш. Но этот уже, кажется, в Америке. Отчасти этой проблематикой занимались Федосов и Гаврильченков, ученики Андреева. С ними, я думаю, можно поговорить… А больше я и не помню никого. Может быть, кто-то из молодых этим интересуется. Но это надо отдельно изучать… Вообще же тема старая и в российских академических научных кругах уже давно не популярная. Публицистика, одним словом. На ней имя сделать нельзя. Растиражированная тайна, не имеющая приемлемого исторического объяснения, может быть объектом любопытства, а не серьёзного научного интереса.

– Ну что ж, можно начать и с Андреева. Есть какие-нибудь координаты?

– Тебе срочно? Завтра я встречаюсь со своим научным руководителем, Ракицким, – он с Андреевым в приятельских отношениях. Могу поинтересоваться.

– Отлично! Руслан, буду должен.

– Да пока не за что.

Повесив телефонную трубку, я задумался, разглядывая висевший на стене календарь. «Крестоносцы на российском телевидении? Что только не придумают наши массмедиа, чтобы развлечь уставшего от однообразия обывателя», – рассеянно подумал я и отметил попавшимся под руку фломастером двадцать девятое июня – последний день моего отпуска.

После, послонявшись по комнате, я всё-таки решился, нашёл листок бумаги с телефоном Карины и позвонил. Она ждала моего звонка – я это почувствовал. Мы договорились встретиться в среду вечером. Повесив трубку, взволнованный, я стал ждать этого дня. Это означало только одно – в моей жизни что-то начинает меняться.


В понедельник в первой половине дня у меня была назначена встреча на кафедре со своим научным руководителем, профессором Ракицким. У Ракицкого был перерыв между двумя лекциями, и потому он, не желая откладывать чтение на потом, решил сразу же посмотреть текст первой главы моей диссертации. Мы разместились в пустой аудитории, и профессор, поправив на носу маленькие круглые очки, стал тщательно изучать мой научный труд. Пока Ракицкий читал, я отрешённо разглядывал зал аудитории, думая о том, какое впечатление окажет на профессора моя, так и не законченная, первая глава.

Стефан Петрович Ракицкий, худощавый седой профессор небольшого роста в неизменных круглых очках, вот уже пятьдесят лет преподавал в университете. Серый костюм, истоптанные полуботинки, тускло-печальный взгляд близоруких глаз, тихий, но твёрдый голос – таким Ракицкий запомнился многим поколениям студентов.

Про Ракицкого ходило много легенд и распространялись всевозможные слухи. Говорили, что он сын эмигрантов, вернувшихся в Россию из Парижа в конце двадцатых. Его отец, Пётр Ракицкий, молодой московский литературовед, после Октябрьского переворота эмигрировал во Францию, но там так и не прижился и, благодаря кое-каким связям в ОГПУ (об этом шептали злые языки), вернулся в Советскую Россию, где стал главным редактором одного слабо известного и малотиражного журнала. Уже в СССР он встретил свою будущую жену, у них появилось трое детей, две дочки и сын. Безжалостная коса сталинских репрессий, как ни странно, обошла семейство Ракицких стороной. Возможно, про белоэмигранта Ракицкого просто забыли – и такое часто бывало в те времена, – а может быть, он был кому-то нужен. Как бы то ни было, Пётр Ракицкий прожил очень долгую и спокойную жизнь и умер в начале семидесятых уже в весьма преклонном возрасте. Стефан Ракицкий, старший из детей, к тому времени уже был профессором МГУ и преподавал на историческом факультете университета. Своим звучным именем он был обязан отцу, который вдруг вспомнил про свои венгерские дворянские корни по материнской линии. При рождении мальчика Пётр Ракицкий настойчиво хотел назвать своего сына Иштваном, но под давлением родных принял более понятное русскому уху имя Стефан, от которого в своё время и образовалось венгерское Иштван. Сам отец со скрипом согласился на подобную адаптацию данного им ребёнку имени и всю жизнь называл Стефана Ваней, подразумевая под этим именем уменьшительную форму от Иштвана. Справедливости ради, надо заметить, что русской, немецкой и татарской крови в Стефане было не меньше, а может быть, даже и больше.

Всю свою жизнь Стефан Ракицкий посвятил преподавательской работе. Он занимался западноевропейской средневековой историей и потому, вдалеке от модных идеологических тем советского периода, не сделал себе громкого имени, не получил особых наград и званий. Тем не менее на факультете его все ценили и уважали, а он с чувством абсолютного равнодушия относился к постоянным попыткам плохо знавших его людей перекрестить его из Стефана в Степана. Он несколько раз ездил во Францию и Германию на стажировку, а также для работы в исторических архивах. Злые языки не раз утверждали, что Ракицкий так свободно посещал капиталистические страны не только потому, что свободно владел английским, немецким и французским языком, но и потому, что информация, которую он собирал в крупнейших европейских исторических архивах, каким-то образом была полезна партийным и иным советским органам.

Ракицкий был из тех преподавателей, которых студенты традиционно побаивались и уважали за их принципиальность и профессионализм. На факультете он пользовался славой известного эрудита и книгочея, который всегда требовал от студентов безусловного знания конкретного материала. Ракицкий не особо любил излишнее теоретизирование, отдавая предпочтение уверенному владению исторической фактографией. Профессор в этом плане был несколько старомоден, не раз утверждая, что историческая теория может изменить, но не может заменить исторический факт.

Ракицкий читал мою работу, иногда он хмурился, как будто пытаясь что-то представить и оценить, иногда на его губах появлялась едва заметная улыбка, которая практически мгновенно исчезала. При чтении текста Ракицкий не забывал делать карандашом короткие пометки на полях диссертации.

Когда чтение работы было закончено, Ракицкий внимательно посмотрел на меня, что-то обдумывая, и удовлетворённо заметил:

– Могу с уверенностью сказать, что текст вашей работы можно оценить весьма высоко. Есть интерес, есть знание материала, есть новые, хоть и спорные, трактовки. Я хотел бы ещё раз перечитать вашу работу дома и подготовить ряд замечаний. Я думаю, что детально мы обсудим ваш текст через неделю. – Ракицкий положил папку с диссертационной работой в свой старенький портфель.

Я надеялся услышать от Ракицкого более конкретную оценку своей работы. На необходимые исправления и доработки оставалось не так уж много времени, и пожелания научного руководителя были бы сейчас как нельзя кстати. Профессор, заметив некоторое смущение на моём лице, мягко улыбнулся:

– Я считаю, молодой человек, что у вас есть хорошие перспективы на защиту диссертации. Тема исследования средневекового миропонимания сейчас чрезвычайно востребована, я бы даже сказал, чрезмерно популярна. Вы попали в струю научного интереса. Сейчас многие пишут о том, как сильно отличались люди средневековья от современного человека. Средневековый человек по-другому видел, по-другому чувствовал, его представления сильно отличались от представлений современного жителя мегаполиса, страдающего ожирением и неврозами. И конечно, необходимо согласиться с тем, что тот мир был совсем другим по сравнению с нашим миром.

Ракицкий откинулся в кресле, скрестил по привычке руки на груди и продолжил:

– Средневековое мироощущение, яркое и чувственное, принципиально неотделимое от религиозных переживаний, представляло собой жгучую смесь добра и зла. Нашим современникам понять и принять этот мир достаточно сложно. Мы, оглушённые информационной революцией и позабывшие старых богов, строим в современности нечто, финал чего мы не можем даже прогнозировать. И в этих условиях мы ставим задачу понять прошлое, понять другой мир исторического человека. Это похвально. Но понять другой мир мы сможем только тогда, когда будем искать не расхождения, а сходства. Решив первую задачу, поняв, чем мы так отличны друг от друга, мы должны сделать шаг назад и посмотреть, чем же мы похожи с человеком другой исторической эпохи. За шелухой калейдоскопных событий мы должны увидеть зёрна исторического движения. В морской ряби, казалось бы, вызванной дуновением ветра, надо видеть силу мощного направленного течения, которое не вчера появилось и не завтра иссякнет. Прошлое, каким бы оно ни было другим и непонятным, сидит в нас, и ещё совсем неясно, как то, что было, влияет на то, что есть.

Ракицкий сделал многозначительную паузу. Казалось, профессор не замечал своего аспиранта, он задумчиво смотрел мимо меня. Для любителя исторической детали подобный теоретический выпад был не характерен. И я сразу отметил особое, слегка отрешённое настроение у профессора. Было заметно, что Ракицкого сейчас волнует совсем не работа его аспиранта, а нечто совсем иное, по важности, видимо, превосходящее мои диссертационные интересы. Что это было – объяснение с коллегами, ссора с близкими людьми, проблемы с водопроводом, погода или беспричинная вселенская грусть – понять было невозможно. Но я сделал единственно возможный вывод: обсуждение первой главы придётся отложить на неделю. Взятых за свой счёт четырёх недель отпуска катастрофически не хватало, а объём наработанного и требующего изложения материала предательски увеличивался.

Выдержавший долгую паузу, Ракицкий вдруг встрепенулся:

– Ну что ж, в общем, вы взяли хороший старт. Как говорится, открылся занавес, и действие началось. Пока никто, даже сам автор пьесы, не знает, чем закончится драма, но первый шаг сделан, и зрители требуют оправдать их внимание и доверие к автору… Впрочем, молодой человек, я с вами засиделся. Мне уже давно пора. Надеюсь, через неделю вы меня порадуете новыми страницами текста, и диссертация всё-таки начнет приобретать вид законченного целого.

Ракицкий посмотрел на часы и поспешно схватил портфель. Прощаясь, он неожиданно обернулся ко мне и как бы невзначай бросил:

– Совсем забыл. Ваши цитаты из Жака Ле Гоффа слишком натянуты и слабо привязаны к материалу, а перевод с французского просто ужасен, особенно на тридцать седьмой странице. Убедительно прошу, поработайте в этом направлении.

Ракицкий ещё раз улыбнулся своей неповторимой инквизиторской улыбкой и направился было к выходу. Но тут я вспомнил о Верхове и его телевизионных делах:

– Стефан Петрович, я хотел бы обсудить с вами один вопрос.

Профессор остановился, в вежливом ожидании застыв на мгновение:

– Если это не займёт много времени, а то мне надо успеть ещё зайти на кафедру.

– Один мой знакомый на телевидении пытается снять историческую передачу о рыцарях-тамплиерах, ― сразу в карьер бросился я.― Он попросил рекомендовать ему учёных специалистов в данном вопросе на предмет сотрудничества… И я подумал, что вряд ли кто лучше вас может сейчас проконсультировать телевизионщиков по этой теме, ― забыв об Андрееве, предложил я.

Я покраснел, увидев улыбку Ракицкого, и остро осознал, что корявая лесть глупа и бессмысленна, когда она бездарно оформлена и обращена к умному человеку. Ракицкий был великодушен.

– Ох уж эти тамплиеры, куда от них деться! ― воскликнул Ракицкий, добродушно рассмеявшись. ― Так много о них написано, и всё больше откровенные враки! Говорят, даже компьютерные игрушки на эту тему выпускают, а любой мало-мальски уважающий себя литератор хоть что-нибудь да скажет по вопросу тамплиерско-масонских тайн. ― Вдруг профессор сменил тон, заметив, как моё лицо залилось краской от неловкости положения. ― Однако, дорогой мой Руслан, этот интерес наших массмедиа я могу только приветствовать. Уж лучше тамплиеры, чем некоторые откровенно бессмысленные передачки. Только, Руслан, к сожалению, я в ближайшее время очень занят, да и тема, скажем честно, не совсем моя. Давайте я дам вам телефон одного моего знакомого, профессора Андреева. Он всё-таки считается у нас крупнейшим отечественным специалистом по крестоносцам, обратитесь к нему. Я его предупрежу. Ему будет приятно, да и заработает, может, чего…

Ракицкий порылся у себя в портфеле, нашёл в нём блокнот, оторвал один листок и крупными цифрами написал телефон Андреева, а рядом дописал название книги – «Рыцари Храма» и год её издания – 1982.

– Позвоните Андрееву, а эту книжку я советую вам посмотреть, чтобы сложилось некоторое представление об авторе. Очень интересная, полезная и редкая книжка.

Бросив ещё раз взгляд на часы, Ракицкий подхватил свой портфель и быстро вышел из аудитории.

Мне повезло. Если бы не мудрая тактичность Ракицкого, я мог бы попасть в неприятную ситуацию в случае, если мой научный руководитель заинтересовался бы телевизионным проектом Верхова. Ракицкий мог ступить на территорию другого, а это в научных кругах, десятилетиями формирующих поля деятельности, и у первых номеров, культивирующих эти поля, не особо приветствуются. Как и у крупных хищников, у учёных очень сильно чувство территории, и вторжение в чужую тематику часто чревато охлаждением отношений и конфликтами. Срабатывает простой животный комплекс владения или человеческий интерес защиты собственности. Пусть даже Ракицкий в дискуссии может быть много интереснее Андреева (а я в этом был практически убеждён), но ведь нельзя обойти стороной признанного специалиста, как нельзя одному льву безнаказанно охотиться на территории другого льва. Ну, раз нельзя, значит нельзя.

Домой не очень хотелось. Я ещё раз посмотрел на листок бумаги с телефоном Андреева и названием книги и решил заглянуть в читальный зал библиотеки МГУ.

Когда я забрался в картотеку, я не поверил своим глазам. Список публикаций Андреева был весьма внушителен, и в нём было немало книг, посвящённых крестоносцам вообще и тамплиерам в частности, но «Рыцарей Храма» там не было. В одном из самых полных собраний книг МГУ по гуманитарным наукам не было книги профессора МГУ! Это могло быть только в двух случаях – либо книга издана очень небольшим тиражом, и на библиотеку гуманитарных факультетов её просто не хватило, либо она ещё в советские времена внесена в какой-то нехороший список. Недолго думая, я отправился в фундаментальную библиотеку МГУ на Моховой. Но и там на мой запрос только развели руками – такой книги нет и никогда в списках не было. Моё любопытство росло. Ещё не увиденная и не прочитанная книга стала возбуждать во мне интерес. Оставалось только одно место, где я мог её найти. Это был Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН) на Профсоюзной. В ИНИОНе есть все книги, когда-либо издававшиеся в СССР по тематике гуманитарных наук. Славившийся ещё в советские времена своими общественно-политическими дискуссиями в области буфета ИНИОН был всегда достаточно закрытой библиотекой. Но к счастью, в своё время по рекомендации кафедры, как аспиранту МГУ, мне удалось получить читательский билет в этой библиотеке.

Долго искать в картотеке книгу Андреева на этот раз не пришлось. Я заказал её в хранилище и через час уже держал в руках экземпляр «Рыцарей Храма». Тысяча девятьсот восемьдесят второго года издания, двести пятьдесят страниц, неяркая, мягкая обложка, мизерный для советского времени тираж – пятьсот экземпляров. Книга была написана доктором исторических наук Андреевым В.А. в соавторстве с неким кандидатом исторических наук Полуяновым В.К. На первый взгляд ничем не примечательная, сугубо научная книжка. Только на форзаце большой синий штамп – «строго для служебного пользования». Чем могла прогневить советскую политическую систему небольшая книжка о тамплиерах? Этот синий штамп только ещё сильнее подогрел во мне любопытство. Мельком, ещё раз просмотрев всю книгу, я открыл её на первой странице и погрузился в чтение.

Не могу сказать, что книга меня сразу увлекла. Тяжёлое нагромождение дат, цитат и ссылок поначалу казалось мне чрезмерным. Но чем дальше я читал, тем более увлекался текстом. Авторы, казалось мне, играли, создавая невидимую нить диалога с читателем. Они то усложняли текст, то максимально упрощали его, то досконально обсуждали мелкие детали, то взлетали в небеса тотального обобщения. Сначала меня удивляла даже не фактическая сторона книги, а манера изложения. Местами своим набором рассуждений и умозаключений она напоминала даже не исследование учёного, а мистический рассказ. Некоторые абзацы книги странным образом больше походили по поэтической ритмике на заклинания, чем на научный текст. Чем дальше я читал, тем острее чувствовал особое влияние текста, своей энергетикой погружавшего в исторический материал.

Постепенно нить повествования стала вырываться из рамок строго научного анализа, в тексте появились странные параллели, связывающие орден храмовников с тайными средневековыми учениями, катарской ересью, движениями масонов и древнееврейскими легендами. Всё это скорее напоминало исторический триллер, а не научное исследование. Конечно, авторы по традиции преподносили этот пересказ мистических и исторических теорий как критику буржуазных концепций истории тамплиеров, но это больше походило на попытку поставить вопросы о тайном смысле существования средневекового ордена и сущности его организации, нежели на разоблачение мистических теорий. Оправданное чувство недоверия к странной концепции книги, которая больше задаёт вопросов, чем даёт ответов, у меня тем не менее совмещалось со всё более возрастающим интересом. Материал захватывал своей непредсказуемостью и попыткой в этой непредсказуемости построить логику разных исторических связей и отношений. Всё больше погружаясь в него, я понял, что авторы, изучив массу исторических деталей, почувствовали, впрочем, как и многие другие историки, некую тайну ордена, которая своей непостижимостью притягивала и заставляла вопрошать.

Увлечённый чтением, я только подобрался к середине книге, когда вдруг передо мной возникла фигура библиотекаря в образе молодой привлекательной девушки. Она сурово и одновременно отрешённо посмотрела на меня, а потом немного раздражённо объявила:

– Мы закрываемся, молодой человек. Уже пора сдать книгу.

Я огляделся. В зале, где я сидел, я был один. Часы показывали шесть вечера. Я нехотя расстался c «Рыцарями Храма» и направился к выходу.

На улице я автоматически пошёл к метро и спустился под землю. В голове у меня вертелось только что прочитанное высказывание средневекового трубадура Гио де Провена: «Крест – тот путь, на который их направил Бог, и по которому Бог их ведёт».

Memento Finis: Демон Храма

Подняться наверх