Читать книгу Рунное наследие 2. Кровная месть - Денис Мамонов - Страница 5

Оказавшись на главной улице, поблёскивавшей чистотой под светом фонарных огней, Квэн с наслаждением вдохнул прохладный воздух и отправился бродить по городу.

Поначалу дорога тянулась по освещённым местам: парочки прогуливались неспешным шагом, попадались фонарщики, выискивающие ещё не зажженные лампы, иногда проезжали кареты, запряжённые лошадьми. А встречались и такие пешеходы, кто спешил – если судить по их простой одежде, можно было предположить, что это обычные рабочие, желающие поскорее вернуться домой к любимой семье и тёплому очагу.

Стоило глазам встретить первые ямы на дорогах и мусор, валяющийся в темных канавах, как начались переулки, ведущие в другие районы – куда менее презентабельные и безопасные. И чем дальше в темноту – тем сильнее чувствовались неприятные запахи, свидетельствующие о нечистоплотности, как тел, так и нравов местных жителей. Но иногда попадались и островки чистоты – они образовывались вокруг клановых домов. И даже по этой особенности можно было судить о статусе родовых семей: чем дальше от богатых особняков уходят ухоженные дороги – тем сильнее и влиятельнее клан.

Квэн любил выбирать для своих вылазок южную часть города, в которой находился главный рынок. И на то имелся ряд причин: там встречались самые тёмные дороги и, соответственно, обитали отбросы общества. И пусть об этом неблагополучном районе знали все жители Амулетного города, но через него можно было разительно сократить путь из Золотого квартала в Деревянный. А значит, если кто-то из мастеровых опаздывал с заказом или торопился поскорее завершить изделие, труд над которым включал в себя работу как по дереву, так и по металлу, – он шёл через квартал Мечты. И такому названию имелось простое объяснение – в этой части города находилась большая часть увеселительных заведений, где люди отдыхали: гуляли, пили, плясали, играли в карты, дрались и делали на этом ставки. В общем, в этом квартале каждый мог найти именно тот способ расслабиться, который был ближе всего, о котором мечтал весь рабочий день.

Кроме того, из тёмных закоулков нередко доносились томные стоны, страстные вскрики и ритмичные звуки той любви, что дарили или продавали ночные девушки-мотыльки.

Подойдя к кабаку с красноречивым названием «Пьяная кобылка», Квэн остановился, чтобы понаблюдать за окрестностями и высмотреть для себя потенциальных жертв – тех, кто тоже охотится, только не за жизнями, а за звонкой монетой. Спустя некоторое время он заметил, что за ним следят, поэтому решил сделать вид, будто всё никак не решится зайти внутрь.

– А тут хорошая выпивка? – спросил он у тучного мордоворота, стоявшего у входа в кабак, сложив руки поверх своего пуза.

– Тебе чего, малец? – прогрохотал тот басом, зыркнув на парня. – Тут не подают молоко, или чем ты там мочишь глотку? Иди отседова, пока по шеи не дал. Ну! – он замахнулся рукой и вернул её на прежнее место.

Квэн был только рад такой реакции и, сделав вид обиженного юнца, которому мама не разрешила погулять с друзьями, не спеша пошёл в сторону бойцовского дома. Краем глаза он заметил, что за ним бесшумно последовали две тени, но, к его удивлению, по дороге к «Наваляй дураку» никто так и не показался.

Списав всё на мнительность, Квэн выбросил из головы подозрения, когда послышался шум и восторженные крики, доносившиеся со стороны бойцовского дома. Правда, трудно было назвать домом четыре столба и крышу, что они держали. Поэтому, стоило Квэну выйти из-за поворота, как перед ним открылась дикая картина: куча людей столпилась вокруг специально сооружённой деревянной площадки, обтянутой тканью, и с азартом глазели на бой двух человек, похожих друг на друга габаритами и окровавленными лицами.

Народ ликовал. Кто-то кричал: «Слева бей, слева», «Да уходи ты вправо», «Чего ты телишься? Вали его уже!». Атмосфера среди зрителей накалилась до такого градуса, что стоило бы кому-нибудь плюнуть в глаз, как толпа тут же выпустила бы пар.

Квэну тоже нравилось зрелище. Стоило подойти поближе, как он и сам почувствовал желание с кем-нибудь сразиться на импровизированной арене. Но он трезво оценивал свои шансы и знал, что не выстоит и десяти ударов сердца против даже самого слабого громилы, если вообще можно сочетать эти два понятия.

Квэн развернул свёрток в кармане и ухватился за рукоять уже без всяких преград. Чувства обострились. В нос тут же ударил дурманящий запах крови, а в ушах послышался пульсирующий шум, напоминавший по ритму барабаны. Обострившаяся реакция позволила замечать то, что в обычном состоянии было недоступно: Квэн удивился, почему тот человек, которого били на арене, не может разглядеть очевидных движений, которые начинаются от ноги, медленно переходят в плечо и лишь затем переходят в удар, наносимый соперником.

А потом в Квэне разыгралась жажда крови. Да так сильно, что казалось, ещё немного и он всадит нож ближайшему соседу прямо в бок.

И Квэн побежал. Он мчался так быстро, как мог, чтобы скорее оказаться как можно дальше от людей. Его вдруг осенило, что достаточно выпустить из руки нож, и его одержимость улетучится. Но когда он попытался избавиться от проклятого клинка, ничего не вышло. Остановившись в узком тёмном закутке, чтобы перевести дыхание, он взглянул на свой кулак – рукоять была так крепко зажата в руке, что костяшки побелели. А чёрная дымка ,словно сотканный из тьмы рукав, окутала руку до плеча. В голове Квэн услышал чужой голос, так похожий на звон металла:

– Убе-е-ей! Убе-е-ей! Кро-о-овь! Кро-о-овь!

– Гляди-ка, а это не наш заказ? – рядом с Квэном появились две приземистые широкоплечие фигуры, и одна из них указывала прямо на него.

– Да нет. Это умалишенный какой-то, – отозвался второй, наблюдая за происходящим: какой-то тощий паренёк одной рукой боролся с другой, в которой был зажат нож.

– Бе-ги-те, – прохрипел Квэн.

– Что он сказал? – спросил первый мужчина.

– Чтобы мы убегали, – засмеялся второй, и вскоре они оба уже надрывали глотки. Но через мгновенье из этих глоток, уже перерезанных, вырывалась булькающая кровь.

Только после смерти двоих Квэн выронил нож, но перед этим испытал эйфорию, куда более острую, чем то наслаждение, что испытывает мужчина после ночи с женщиной. Именно поэтому нож после своей выходки не оказался в сточной канаве, а был аккуратно завёрнут в ткань вместе с теми деньгами, которые Квэн нашёл в карманах убитых.

Он ненавидел себя за то, что поддался чужой воле. Чьей именно воле: ножа или незримого существа, Квэн не знал.

Он ненавидел себя за то, что испытал наслаждение от убийства. Шло оно от ножа или это часть его сущности – Квэн боялся даже предположить.

Он ненавидел себя за то, что забрал всё ценное с трупов. Пусть и понимал, что именно за этим вышел ночью в город.

Но Квэн понимал, что время для таких размышлений неподходящее, а значит, надо как можно быстрее убираться из этого окровавленного закутка. Раскаяться можно и потом – в более безопасном месте.

Стоило Квэну вынырнуть из черноты, чтобы оглянуться, нет ли рядом свидетелей и случайных прохожих, как ему в грудь попала стрела, пронзив тело насквозь. Квэн отшатнулся назад и упал на трупы. Из него вместе с кровью потихоньку вытекала жизнь.

– За-слу-жил, – расслабившись, Квэн еле слышно выдавил из своих окровавленных губ. Вторая же мысль была о сестрёнке и о том, как она переживёт смерть брата – единственного близкого человека.

Если не считать Рунэллу.

А можно ли считать её? Угасающее сознание не давало ответа.