Читать книгу Первый полет в одиночестве - Денис Рамзаев - Страница 3

ХОЛОДНАЯ ПЕСНЯ

Радуюсь, когда вспоминаю о том, что делал первый раз. В этом парке я впервые поцеловался – исписанная ножом скамейка нам свидетель. Другую девушку я первый раз увидел в последнем вагоне метро, с книгой Эко в руках. И так далее.

Так же и с песнями: копаешься в ассоциациях, чтобы воссоздать в памяти первый раз, когда услышал эти звуки.

И вот звенит колесами поезд старой формации. Он увозит меня на Невский, может, и к невесте. Как водится, первая часть путешествия проходит в условиях пустыни: палит солнце, растут кактусы, разве что ковбоев маловато. Сквозь открытое окно почти не поступает воздух. Я завидую Карлсону, у которого летом не потеет спина, и мечтаю окунуться в ледяное море.

При приближении к северо-западу резко холодает. Я провожу ночь на нижней полке, закутавшись в два одеяла, и меня знобит, будто рядом покойница. Ветер дует прямо в голову: кажется, что уши вот-вот отвалятся. Я втыкаю в них плеер, где уже ждут скачанные 12 альбомов. Друг Антон составил список достойной музыки, а я поверил его вкусу. Среди джаза и прогрессивного рока вдруг затесался австралиец Gotye. Его еще мало кто знал, честно. И песня Somebody that I used to know зашла идеально.

А через неделю его уже слушала вся страна. Вот только что другие люди сделали для этого? За всех потел и мерз я.

МЕРКУРИЙ В МАТРОСКЕ

Ту дуэль за любимую женщину я вряд ли забуду. И не беда, что женщина была нарисованная. Зато противник настоящий. И кулак у него был с два моих. Кулачище. Антон занимался боксом.

Я же в то время занимался фантазированием и верил, что когда-нибудь наука научится превращать персонажей с экрана в осязаемых людей. Как в фильме «Звонок» – только без мистики и страшилок.

Мне очень хотелось материализовать воина в матроске, которой покровительствовал Меркурий. Ее звали Ами Мицуно. Ради нее я вставал в пять утра во время школьных каникул и включал свежую серию «Сейлормун» на канале «2*2». Признаться в таком подвиге было стыдно: во дворе считали, что это аниме – для девочек. До покемонов оставалось еще шесть лет.

Кулачища Антона сжались и приготовились к схватке. В битве один на один щупленький юноша не имел ни единого шанса, но у него были свои правила. Ах, молодой боксер, зачем же ты на них согласился.

Антон был сильный и большой. А значит, неповоротливый. И я предложил: кто быстрее залезет на гараж, тот и зовет Ами на свидание. Проигравший отказывается от любых претензий в ее отношении и находит себе новый объект для восхищения.

Гараж был не слишком высоким, в полтора этажа, с удобными ручками. Слишком удобными для такой проворной обезьянки, как я. Четыре с половиной секунды – и сверху мне открылось растерянное лицо противника. Антон осознал – свой вес быстрее не поднять. На его лбу навечно закрепилась первая морщина.

Видит бог, он пытался. Видели это и его секунданты. Но взобраться на крышу гаража Антон так и не смог. И в бессилии пнул металлическую дверь. Та ответила лязгом.

Вечер победы как в тумане: кажется, я написал рассказ, где главной героиней была девочка с темными глазами, короткой прической, второй группой крови и острым умом. В конце мы превращались в двух супергероев: она пускала мыльные пузыри, я – какие-то молнии. Мир оказался спасен – в том числе, и от моего одиночества.

Все это я вспомнил совершенно случайно, глядя в карие глаза девушки в полумраке. Ассоциативно представил ее в короткой юбке и с брошью на груди. С иронией подумал, что она была бы идеальной кандидатурой, чтобы в старости подать мне воду. А с пузыриками она будет или нет, не важно.

Обойдемся без мыльных опер.

ДАВАЙ ПОТАНЦУЕМ

Фраза «Давай потанцуем» долгое время вызывала у меня раздражение. Во-первых, танцевать я никогда не умел. Во-вторых, в голове оживали неприятные воспоминания о выпускном вечере. Тогда я, уже не школьник, но еще не студент, произнес ее несколько раз.

Фиаско.

Наш 11 «А» не был дружен, а я особенно не общался с одноклассниками. Исключение составлял худенький парень, которого постоянно обижали, а благородный рыцарь Денис пытался защитить. У нас совпадали интересы – футбол и нежелание выполнять домашние обязанности. Мы вместе бегали к киоску на железнодорожной станции за спортивными газетами, придумывали собственные игры с мячом и пустыми флаконами из-под шампуней.

Над этой дружбой открыто посмеивались, и у меня очень быстро сложилась репутация чудака. Девочки сторонились, парни в свой круг не пускали. Я не сильно переживал и завел новые знакомства на подготовительных курсах в университет.

Но вдруг выпускной. Танцы. Надо кого-то пригласить.

Мой робкий выбор пал на девочку, которая чаще всего давала списывать. У нее было доброе сердце и широкая улыбка. А также металлические нотки в голосе в момент отказа. Никаких танцев, парень, не для тебя цвету.

Была запущена цепная реакция. Я, худой и стеснительный, метался между другими девушками класса. И все отрицательно покачивали головами – устали, не хотели, обещали другому кавалеру.

Выпускной вечер без танца стал напоминать утро первого января, но без салатов и мандаринов. Чувствуя полное опустошение, я набрался смелости и подошел к девушке из параллельного класса. Ее фамилия (как сейчас помню) была Гармаш. Что-то промямлил. И уже развернулся, не надеясь на успех, как она сказала: окей, пойдем на танцпол.

Чудо. Во время песни я боялся дышать. Вечер был спасен.

Потом я несколько дней обижался на одноклассниц, а полузакрытый гештальт мучил даже после первого поцелуя во время вальса. Зудящее чувство непригодности на танцполе ушло только после записи в секцию, где меня научили держать центр всего тела и ритмично отбивать стопы под «ча-ча-раз».

Катя Гармаш, если ты меня читаешь, дай бог тебе здоровья.

ДЕВУШКА В ЖЕЛТОМ ПЛАЩЕ

Можете не верить, но однажды я нашел в сквере (под скамейкой) дневник с синей обложкой. Он был почти пуст. Запись аккуратным почерком заняла всего три страницы, и я немедленно принялся за чтение. Повествование тронуло: переживания автора были мне близки и понятны.

Привожу эту запись с сокращениями.

«Смешно, но она проклинала день, когда я взял в руки эту книгу. И все повторяла, что та приносит несчастья. Хотя несчастна была только она сама. Я же танцевал.

Помню, в моей сумке лежал только паспорт и томик Харуки Мураками – на случай, если очередь в коридоре военкомата покажется неприлично долгой. Роман назывался «Охота на овец». Кажется, я купил книгу из-за необычного названия, еще не подозревая, что сам превратился в овцу.

Врач начал охоту издалека, постепенно подводя к сути: молодец, что вел историю болезни с восьми лет, но диагноз старый, и его надо подтвердить. Вариант здесь только один – лечь на обследование в психиатрическую больницу. Ребята в неврологическом отделении хорошие, только своеобразные.

Шок».

(Запись прерывается)

«Ночью раздавались жуткие крики. Они просто не могли уснуть. Их не брали лекарства. Один невротик ходил по палате как лунатик, второй раскачивался на кровати, скрипя зубами и смеясь. А третий, самый спокойный, подсел на краешек моей кровати и стал выпытывать, в чем секрет успешной личной жизни. И зачем я проболтался, что у меня есть девушка…

Такая обстановка давит. Нас кормят какими-то помоями, я заедаю бесцветную жижу огромным куском безвкусного хлеба, а выходить за периметр все еще нельзя. Я стараюсь писать рассказы и иногда пишу смс. Да, девушке. Она иногда приезжает. В ярком желтом плаще. Разговор почему-то раз за разом не клеится. Зато к ее пальцам словно приклеены сигареты. Она курит их одну за одной и плачет. Говорит, что мне уже не дадут автомобильные права. Что будет трудно устроиться на хорошую работу и выехать за границу. И что я зря согласился на обследование. Лучше бы пошел служить.

Я расстраиваюсь, пытаюсь до нее достучаться, задействую аргументы, но потом сдаюсь и ухожу к себе. Уснуть не могу. Все кричат и просят советов».

(Запись снова прерывается)

«В книге действует человек-овца. Он все время подключает какие-то провода, связывает людей между собой и уходит. Кажется, нас он разъединил. На желтый цвет у меня появилась стойкая аллергия. Не люблю, когда в меня не верят. А еще – в будущее со мной».

(Часть текста пропущена)

«Человек-овца советовал танцевать в любой ситуации. Это лучше, чем бездействовать и падать духом. Я так и сказал – можно больше не приезжать. Тем более в таком ярком плаще. Здесь все серо и уныло, а меня скоро выпустят. И я пойду танцевать. В клуб, бар, на стадион – все равно. Она плакала и курила. Курила и плакала. А потом вдруг закричала, что виновата книга, внушившая мне какие-то сектантские мысли. Она развернулась и быстрыми шагами двинулась в сторону цивилизации. А я смотрел вслед и огорчался. Не тому, что она уходит.

Тому, что она ничего не поняла».

(Еще часть пропущена)

«Прошло время. Я много путешествую, работаю в приличной компании и даже получил права категории B. Но Мураками я с тех пор не читаю. Боюсь, что все сразу пойдет не так. Начнется война, и мной вновь заинтересуются в вооруженных силах.

Пожалуй, выкину-ка я и этот дневник. А тому, кто найдет, дам только один бесплатный совет. Не встречайтесь с девушками в желтых плащах».

СМЕШНОЙ ЧУДАК

Отношения с живописью у меня складывались тяжело. Работы художников до сознательного возраста я видел только в журналах «Мурзилка» и иногда – в передачах «Что? Где? Когда?». Сам рисовал скверно и без души. За меня пятерки по ИЗО собирали все остальные члены семьи.

В средних классах произошла замена: вместо рисования на образовательном поле появилось черчение. Недостаток пространственного мышления сказался немедленно. Я не мог чертить ровные линии в принципе: руки дрожали, а вместе с ними и линейка. Самооценка стремительно летела вниз, а глаза учительницы по черчению – в разные стороны. Косоглазие заставляло думать, что она всегда смотрит на меня. От этого сильно потела спина.

Уже работая журналистом, я брал интервью у одной художницы. Она рисовала грудью и остро реагировала на информационную повестку. Благодаря необычной технике на свет появился портрет Ди Каприо, впервые получившего «Оскар», и Нурмагомедова, ставшего чемпионом по смешанным единоборствам.

А я Чарли, смешной чудак.

Эти слова когда-то подобрала подруга. Она нарисовала меня в котелке, с тростью, забившимся в угол. Первая увидела меня настоящим. Как Чаплин, только с другими ужимками.

Рисунок простым черным карандашом. Самый дорогой портрет, что мне когда-то дарили.

Сначала я отрицал нарисованное. Разгневался на автора. Торговался сам с собой, что я лучше Чарли. Огорчился, что не лучше. Принял это.

А потом аккуратно выглянул из раковины. И оказалось, что снаружи тоже неплохо. Я стал больше доверять людям и меньше бояться трудных ситуаций.

Этот рисунок я храню до сих пор. Он переехал из Волгограда в Петербург и не оказался в рамке только потому, что Чарли с портрета не может встать без чужой помощи.

В реальности у Чарли все хорошо.

Школьные учителя, вы были правы. Рисование в жизни мне все-таки пригодилось.