Читать книгу Первый полет в одиночестве - Денис Рамзаев - Страница 5

ТАКСИ БЕЗ ШАНСОНА

Первые двадцать минут ты едешь в машине со стойким ощущением, что тебя похитили. В горле пересыхает, пульс учащается, голова кружится. Дорога от аэропорта не подает признаков жизни и тянется так лениво, словно в прошлой жизни она была пандой, которую отвлекли от зимней спячки. И велели заняться сексом.

Таксист просит отменить заказ через транспортную службу – полная лавка детей, хочется зарабатывать без процентов, комиссии и смс. Я спешно соглашаюсь, после чего смотрю в окно, в одно большое и серое нечто, размышляя, потребуют ли за меня выкуп. Наверняка злоумышленники прознали, что мои почки в порядке – на черном рынке знают, что делать дальше. На фоне этих невеселых мыслей вдруг заговорил таксист. Настало время очаровательных историй!

«У меня просто такой принцип по жизни: не на**ешь – не проживешь. Я как в молочке работал? Какой-то товар оставлял себе, договаривался с девочками на приемке, им что-то по бартеру привозил. А сейчас платить конторе почти 30%, оно мне надо? Почти вхолостую кататься. Я во время таких поездок прошу чуть добавить к тарифу – многие клиенты отказываются. Хочется их в окно выбросить. Но нельзя», – травит горькую историю жизни водитель.

Я мысленно поднимаю глаза к небу и благодарю всевышнего, что в городе детства остались хоть какие-то приличия. Речь таксиста бьет по нервам сильнее, чем рифмы группы «Ласковый май».

«Раньше у меня была другая машина, представительнее. Точнее, не у меня, а у шефа таксопарка. Он предложил ее выкупить, я кинул договор юристу, тот забраковал. Потом я оттуда уволился. Взял эту за копейки. Видишь, хорошая корейская иномарка. Летает бодро, на дизеле. Как говорится, чем чуханистей, тем жиганистей», – раскочегарился он.

Мое «угу» проносится по салону как сожаление по временам, когда таксист включал шансон, вечные мелодии со словами про белого лебедя на пруду или кольщика, что колет купола.

«Завтра вот интересно, еду на зону. Знакомая попросила. У нее там мужик четыре года сидит. Через пять выйдет. А она ждет. Прикинь, какая любовь? Хотел спросить, за что он там, да не мое дело. Я говорю по делу, языком лишний раз не чешу. Кстати, о семье расскажу. Слушай», – снова прорвался в мой эфир таксист.

Под прокуренный голос в теплой машине хочется спать, но я старательно моргаю. Вот моя улица, вот он, мой дом. А девушка, в которую влюблен, немного не там.

Останавливаемся.

Молчание – золото, поэтому отсчитываю водителю бумажки. Кладу сверх тарифа сто рублей.

«Спасибо, дружище, хорошего вечера», – радуется не самой дешевой поездке таксист.

Киваю, иду к двери подъезда. Хватаюсь за ручку, а сам думаю.

Почему она его четыре года ждет? Боится, что убьют, если к другому уйдет?

Да нет, надо верить в хорошее.

В любовь.

НАРКОТИЧЕСКИЙ ЧЕК

В начале двухтысячных было модно заниматься журналистикой. А вот о моде многие акулы пера забывали. По крайней мере, в южном провинциальном городе V. Акуленок, мечтающий заплыть в открытый океан профессионализма, невольно брал с них пример.

Представьте: дует сильный ветер. На автобусной остановке гнется от зимнего холода одинокая фигура. Малыши могут учить по ней алфавит: буква С на секунду превращается в Г. Вытянутая в сторону рука не смогла заинтересовать авто. Проезжает мимо.

Смотрите, дети, это буква Ф. Юноша лезет в оба кармана, неестественно выгибая руки. Очевидно, он ищет что-то важное. Потом облегченно вздыхает, нащупав во внутренней подкладке дубленки ключи. Чтобы не поцарапать кожу, они завернуты в прозрачный целлофановый пакет. Юноша перекладывает ключи в левый карман. Так привычнее.

Полночь. Транспорта нет. Светит полная луна. Идеальный момент для оператора. Камера, мотор. Снято, номинация на «Оскар».

К юноше подходит режиссер и просит пройти с ним в небольшое здание неподалеку. Уличные софиты бьют в глаза, а на половине пути освещают погоны на плечах и фуражку.

Стоп, вы точно режиссер?

Невероятно, но факт: юношу ведут в полицейскую будку. Там ему велят снять куртку и старательно ее ощупывают. А потом и юношу. Но нет, эта история не про сексуальные домогательства. Полицейские что-то ищут. Один из них с плохо скрываемым предвкушением разворачивает целлофан. А потом от удивления открывает рот – ключи, серьезно? Где запрещенные вещества? Где украденные деньги?

Телефон тоже осматривают, но интерес к старой модели Siemens без полифонии и ИК-порта быстро угасает. В карманах тоже ничего. Хотя стойте: в одном из них лежит чек. Час назад юноша положил на телефонный счет сто рублей. Но страж порядка этого не знает и на секунду оживает.

– Что там за чек? Наркотический?

В чеке действительно напечатано слово «приход», но, кажется, это единственное, к чему можно придраться. На лицах полицейских повисает выражение тоски и бессилия. Интересное кино про расследование снять не получится.

Юношу с большим неудовольствием отпускают. Только просят больше не класть ключи в целлофановом пакете на виду у прохожих.

– А еще приоденься, – говорит полицейский. – Смотреть противно. И побрей родинку над губой, что ты как не знаю кто.

Юноша прыгает в последний автобус и по пути внимательно себя осматривает. Дубленка висит на нем, как тряпка на швабре. Штаны не имеют размера и цвета. Ботинки поцарапаны об асфальт.

Кажется, пора забыть о вещевых рынках, поставить матери ультиматум и покупать одежду самому.

Интересно, сколько стоят бритвенные станки.

БОКСЕР И «КАШТАНКА»

Составление вопросов не заняло много времени: двадцать минут, из которых пять я провел за набором смс-сообщений, а еще пять – в мыслях о том, какую из девушек пригласить в бар.

Бар вечером, после интервью. У меня беседа с подающим надежды боксером. Ему 13, зовут Миша. Он уже вызывается в сборную России своего возраста. На волгоградской земле, изрядно удобренной костями и кровью, пророс редкий спортивный цветок.

О боксе до встречи я знал немного. На ум сразу пришли откушенное Тайсоном ухо, болезнь Паркинсона у Али и хорошо поставленный удар Эрика Моралеса. Этот мексиканский малыш запомнился мне потому, что весил меньше 60 килограмм, но бил так, словно в перчатке коварно пряталась подкова.

У Миши оказались невредимыми оба уха – вопросы молодой боксер слышал хорошо. Ошибка была в том, что я поверил: он знает больше ста слов.

Миша мямлил, краснел, заикался и старательно направлял взгляд в пол, будто искал там поверженного противника. Он не мог построить связное предложение. Я вытаскивал из него звуки как занозу. Десять заноз – фоторепортаж. Пятнадцать – заметка.

Ситуация достигла кульминации на вопросе, что удается Мише на ринге лучше всего.

– Ну. Это. Ммм. Это. Тренер. Что удается?

У наставника язык был подвешен. Поэтому скоро я узнал, что у Миши поставлены удары с обеих рук, а также имеется отличная реакция. Но раз бог дал талант, то отнял все остальное.

– Два слова не можешь связать, ну. Книги надо читать потому что, ну. Начни с «Каштанки», – неожиданно завелся тренер, обращаясь к Мише. – Хотя бы в кратком содержании.

Боксер стеснительно кивал и улыбался. А я уже прокручивал в голове структуру текста. Придумал звонкий заголовок – «Удар, еще удар, всем соперникам кошмар». А в конце материала красовался смелый прогноз: через несколько лет о Мише узнает не только учитель по родной речи, но и весь мир.

Вышло иначе. Через полгода Миша плюнет в подъезде, стоя в компании таких же отморозков от спорта, а проходивший мимо жилец сделает подростку замечание. Удар справа – не воробей, особенно если идет в комбинации. Трое ребят отметелят мужчину так, что его не узнает родная мать. Он сам позже потеряет память и утратит трудоспособность. За нанесение тяжких повреждений Миша получит два года условно, продолжит учиться в колледже олимпийского резерва и выступать за национальную команду, а еще через несколько лет откажется платить в кафе, откроет стрельбу из травматического пистолета, ранит официанта и повара и попытается бежать. Его задержат в соседнем районе, но это уже совсем другая история.

После вердикта суда я звонил в редакцию газеты, где больше не работал, и молитвенно просил убрать свою фамилию горе-прогнозиста под текстом. Заканчивался он примерно так: без сомнения, у Михаила есть все, чтобы стать боксером высокого уровня – выдержка, спокойствие, уверенность. Это наш будущий чемпион. И не беда, что говорит мало – великим это свойственно.

Зря его все-таки не отправили в колонию. Было бы время на «Каштанку», ну.

ПОЛКОВНИК ВАСИН

«Полковник Васин приехал на фронт со своей молодой женой». Гребенщиков написал эти строки в 1987-м, но только спустя 31 год я узнал, что он наврал. Васин не дослужился до полковника (служил ли?), да и женат никогда не был. Возможно, в жизни он любил только четверых людей. И все они были мужчинами. Их звали Пол Маккартни, Джон Леннон, Джордж Харрисон и Ринго Старр.

Колю Васина знали в Петербурге как заядлого меломана узкой направленности. В 1970 году он поздравил Джона Леннона с тридцатилетием, отправив тому телеграмму. И надо же – именно ее прочитал музыкант среди тысяч других. Слова так растрогали старину Джона, что в ответ он послал в Россию пластинку Beatles, да еще и со своим автографом. Скоро об этой пластинке знал весь Петербург. К Коле Васину выстраивалась очередь длиннее, чем за хлебом или колбасой. Битломаны и прочие любопытные хотели своими глазами увидеть почерк великого мастера.

Пластинка (кроме медийного лоска) мало что изменила в жизни Васина. Несколькими годами ранее он переоборудовал свою квартиру в музей Beatles и назвал ее «Желтой субмариной». Земля вертелась вокруг ливерпульской четверки. Все, что ему было нужно, – любовь. И храм имени Джона Леннона в придачу. Власти даже выделили под строительство землю в устье реки Смоленки. Но масштабная задумка погибла уже на стадии бизнес-плана. Так часто бывает при встречах желания и денег.

Летом прошлого года я видел Васина первый и последний раз в крошечной каморке-музее. Чего там только не было: постеры, фотографии, футболки, картонные фигуры, макет храма. Пластинка, конечно, тоже была – но под стеклом. Громко звучала музыка, и Васин время от времени оживлялся: «Это, господа, играет композиция Nowhere man из альбома Rubber soul. А это Wild honey pie». Раньше он мог слушать группу круглыми сутками, но возраст брал свое и сужал удовольствие до нескольких часов.

Взгляд Коли при этом был совершенно безумен. В глазах горел огонек при любом упоминании Beatles. За пятнадцать минут я узнал о группе больше, чем из нескольких прочитанных книг. Думаю, Коля хотел стать жуком и улететь куда-то в сторону Ливерпуля, борясь по пути с дождевыми каплями и сильным ветром.

В окружении дам, желая немного порисоваться, я задал Васину вопрос, а получил сразу два ответа.

– Коля, как ты относишься к Йоко Оно? Это злой гений Леннона?

– Да нет, Джон ее любил. И сам виноват, что уделял любви больше внимания, чем музыке.

Число посетителей каморки редело. Последняя представительница прекрасного пола покинула помещение. Васин вдруг резко повернулся ко мне и прохрипел:

– Дура она, эта Йоко. Сука. Такого музыканта погубила.

Таким я и запомнил Васина. При дамах не ругался, Леннона боготворил, в храм уже не сильно верил.

Через несколько недель он сбросится с третьего этажа торгового комплекса.

Царствие небесное, Коля.

НЕТ СИГАРЕТ

«Молодой человек, а у вас не будет сигаретки?»

За «молодой», конечно, спасибо. На человека я тоже похож, хоть много работаю и сильно устаю. А вот огонек при себе не храню. Разве что души…

Эта женщина в очках живет в соседнем доме. В любое время года, преимущественно утром, ее можно видеть у первой парадной. Спрашивает все время одно и то же. Люди недоуменно жмут плечами или отрицательно качают головой. Нет сигарет.

Иногда все-таки прохожие проявляют снисходительность и протягивают пачку сигарет. На ней написано страшное, например: «КУРЕНИЕ ВЫЗЫВАЕТ СКЛЕРОЗ». Женщина с удовольствием затягивается. И потом не помнит лиц, имен и ответов.

«Молодой человек, а у вас не будет сигаретки?»

Я отказывал ей больше десяти раз. Но каждое утро слышал один и тот же вопрос. У той же парадной.

Не помогала и игра на опережение. Однажды, почти поравнявшись с ее грузной фигурой, сходу выпалил: не курю! И как думаете, что она сказала следом?

«Молодой человек, а у вас не будет сигаретки?»

Женщина шла напролом, не видя преград. Несколько раз я искренне пытался понять, кем она работает, и почему не купит пачку сама. Может, это такое хобби, или она проиграла кому-то спор? Догадки ушли бы сами собой, задай я вопрос прямо. Но спешка, дела, усталость.

Всегда остается надежда на «когда-нибудь».

Так вот: когда-нибудь я стану рядом и тоже стрельну сигаретку. Мы разговоримся, мотивы и пароли станут известны. Может быть, я даже покажу этот набросок.

«Женщина, у вас ручки не будет? Автограф оставлю».