Читать книгу Нерушимый – 3 - Денис Ратманов - Страница 6

Здоровяк окинул меня взглядом, плотоядно улыбнулся и потер руки, кивнул за окно, где проплывали огни большого города:

– С тобой? А ты кто? И он тебе кто, что ты за него вписываешься?

– Саней зовут. Мы с Игнатом в одной команде. Он перебрал, за себя ответить не может, поэтому я.

– Да без проблем, – кивнул Колян. Глянул на Абая, добавил: – Братан, тебе же все равно, кому я ноги сломаю? Обзывал тебя этот, но ответит за него тот.

– Маган пох, – сказал тот, зевнув. – Все равно, короче, можем вообще спать пойти, Колямба, пусть живут.

– Не, Абайка, ты если за себя гордость не испытываешь, то хоть ВДВ не позорь. – Амбал посмотрел на меня. – Короче, ща остановка будет. Белгород. Стоянка сорок минут.

– Мне хватит и трех, – ответил я. – Разговор будет недолгий.

После моих слов повисла пауза, после чего кто-то среди наших присвистнул, а среди вэдэвэшников возмущенно зароптал. «Да уж, Саня, умеешь ты симпатии вызывать, – подумал я. – Стоило бахвалиться?»

Наверное, стоило. Выступить требовалось ярко, так, чтобы завтра те, кто не слышал и не видел, услышали от других, что Саня Нерушимый не мешок с дерьмом, за слова отвечает и своих в обиду не дает. Политика, чего уж там, как завоевывать друзей, и все такое.

На белгородском вокзале было ощутимо теплее. Несмотря на поздний час, кишел народ. Тарахтели колесами чемоданы, перебиваемые голосом диспетчера: «На второй путь прибыл скорый поезд Москва – Евпатория». Проводники, два бравых парня из соседнего вагона, помогали женщине грузить огромный мешок.

Из вагона высыпали наши – сперва динамовцы, потом дембеля. Что показательно, Игната, из-за которого весь сыр-бор, среди них не было. Он украдкой выглядывал из окна, желая, чтобы меня не убили. Хорошо хоть так, значит, что-то человеческое осталось в этом парне.

Мы отошли по перрону подальше от глаз тренера, завернули за будку непонятного назначения. Драться Колян не спешил, и его мысли сходились с моими. Так что я просто их озвучил:

– Значит так, Колян. Делить нам с тобой нечего, и по-хорошему разруливать ситуевину должны были сами пострадавшие – Абай и Игнат.

– Абай мне как брат! – проворчал он.

– А я Игната вижу второй раз в жизни, – ответил я. – Это не меняет.

– Что не меняет?

– Что он твой сослуживец, а Игнат – мой одноклубник. А мы, советские люди, своих не бросаем. Потому и впряглись за своих пацанов.

– И чо? Ты съезжаешь, что ли?

– А похоже на то? Слушай, ты вэдэвэшник, я боец, побеждал в боях без правил. Я без понтов, просто даю расклад. Мы оба хорошо деремся и, уверен, накостыляем друг другу так, что завтра оба окажемся в больничке. Это в лучшем случае, если нас по хулиганке не загребут в ментовку. Оно тебе надо?

– Абай мне, конечно, братан… – задумался Колян над перспективой. – Но сидеть…

– Да и что там было-то, Колян? – панибратски заговорил я. – Ну выпили мужики, повздорили, мы щас за них побуцкаемся, а они щас помирятся и дальше бухать вместе будут. Не так, что ли?

– Так, – буркнул он. Подумав, махнул рукой: – Да и хер с ними, Саня! Мы, значит, биться, а они бухать? Черта с два!

Он пожал мне руку, причем не упустил момента проверить, сжал что есть мочи, и я ответил так, что он сам поморщился. Но остался доволен – не с лохом каким на мировую согласился.

Колян повел носом, принюхался и заявил:

– А пойдем в буфет пирожков наберем?

– Жалко, нет старушек-пирожочниц. Поздно, наверное… А, пойдем!

Буфет находился в здании вокзала и был еще тех времен. И цены были советскими, вполне сносными. Дородная румяная продавщица улыбнулась нам и зычно спросила:

– Мальчики! Вам покушать или, – она подмигнула, – водочки? Все есть!

Хочет какую-нибудь гадость съесть…

– Нам бы пирожков, красавица, – сказал я, глядя на румяные беляши на витрине. – Беляшиков и вон тех, с капустой! Жареных. Есть?

– И мне беляш! – сказал Колян. – Сколько он стоит?

– Три – с капустой, пять – беляш, – скороговоркой ответила она и добавила: – Вам, таким красивым, скину по полтиннику.

Повернувшись ко мне спиной, Колян принялся отсчитывать мелочь. Видимо, он был на мели и стеснялся этого. Я сделал вид, что не заметил, как он отгородился. Буфетчица расценила наше замешательство по-своему, вытащила пластиковый контейнер, открыла его… И я чуть в обморок не упал, достал сотенную.

– Смотрите, какие красавцы! Свеженькие, только подвезли.

– Что же вы делаете! Так же нельзя! На все. Половина – беляши, половина – с картошкой и капустой. – Подумав о завтра, добавил: – И шесть двухлитровых бутылок «Ессентуков»… А, давайте еще по паре «Дюшеса» и «Тархуна».

– А мне один!.. Нет, два пирожка! – Колян протянул мелочь. – Беляш и вот этот, с капустой. – Глянул на меня. – Может, водочки?

– Не могу, – помотал я головой и пояснил: – Режим, я в команде второй день и на птичьих правах.

– Понимаю, – кивнул Колян.

Тем временем продавщица, сверкнув белыми ровными зубами, протянула нам пирожки. Колян сразу же начал их есть.

Возвращались мы, перешучиваясь, на ходу поедая пирожки и благоухая на всю округу.

Когда мы вернулись, семеро дембелей еще курили возле вагона, высматривали нас. Причем сильно выпившими были двое, остальные так, чуть навеселе.

– Угощайтесь, мужики, – улыбнулся я, протягивая бумажный пакет с пирожками.

Отказываться никто не стал, в том числе Колян. Насколько знаю, в ВДВ не берут низкорослых и слишком высоких, так вот Колян точно имел максимально допустимые вес и рост, поди прокорми такую тушу.

– О-о-о! Пирожки! – воскликнул кто-то из дембелей и заорал внутрь вагона: – Мужики, все сюда, Колян с Саней угощают!

– А кто кого-то? – донеслось чье-то сонное из окна.

– Никто никого! – рявкнул я. – Поговорили, пирожков купили и назад.

– А сиги купили?

– Я тебе щас башку оторву, Сява! – прорычал Колян. – Сиги ему! Иди нах и сам покупай!

Из вагона высунулась проводница, пригласила нас занять свои места. Ввалились мы дружной хохочущей гурьбой, вызвав непонимание динамовцев, которые, оказывается, переживали за меня. Уже в челюстно-лицевую, наверное, отправили. Видя, что со мной все в порядке, все занялись своими делами.

Увидев, как мы чуть ли не братаемся с Коляном, заулыбались, закивали. Ну да, худой мир везде лучше доброй ссоры.

Микроб тем временем продолжил тормошить дембеля, спящего на его полке в обнимку с гитарой.

– Не так ты это делаешь, – проговорил Колян, отодвигая Микроба. – Смотри, как надо.

Он склонился над парнем, спящим с открытым ртом, и ка-ак гаркнет:

– РОТА! ПОДЪЕМ!!!

Спящий сократился весь, задергался, откинул гитару на соседнюю полку и вскочил, саданувшись головой о верхнюю пустующую полку.

Дружный хохот сотряс вагон.

– Офигел? – буркнул он.

Колян похлопал его по плечу.

– Тебя не добудишься. А ты на чужом месте, между прочим, спишь.

Потирая голову, разбуженный побрел к себе и принялся застилать бельем верхнюю боковую полку. На соседней боковушке полегли два бойца. Как сидели, так и полегли лицами в стол. Один храпел, аж похрюкивал. Мы пошли дальше, и в этот момент погас свет, намекая на то, что пора бы закругляться. Кто-то завыл по-волчьи, донесся смех, луч фонарика заметался по вагону.

У Коляна пискнул телефон, он остановился у моего купе, прочел сообщение и заулыбался, аж лучиться начал.

– Девушка? – спросил я.

– Ага. К ней еду. В Запорожье. А сам я из Астрахани. Свадьбу играть будем.

Он развернул ко мне телефон. С экрана улыбалась темноволосая чернобровая красавица.

– Видно, что бойкая, – кивнул я.

– Еще какая! Самые красивые девушки – в Запорожье! Отвечаю, Санек!..

– Слышал о таком, да, – не стал спорить я.

Воцарилось недолгое молчание, которое нарушил Колян:

– Слышь, Саня, а пойдем в картишки зарубимся?

– Мы с тобой?

– Да не, с пацанами. Там и наши, и ваши. Че вдвоем-то? Вдвоем тоска.

– Во что играют?

– А хрен знает. Ща глянем.

Не то чтобы я прямо хотел играть, просто рассчитывал, что наши парни подпили, расслабились, и можно наладить контакт хоть с некоторыми.

Восторженные и возмущенные крики доносились из купе Погосяна, причем больше всех было слышно именно его – Мику. Надо же быть таким активным! Казалось, он ни на секунду не смолкает и одновременно находится везде.

Мы подошли к купе и увидели, что там играли впятером: два дембеля, трое наших. За столиком у окна, где лежал огромный армейский фонарь, сидели Погосян и белобрысый Жека. Рядом с Микой притулился Абай. Напротив Жеки устроился наш основной вратарь, Кирилл Кониченко по прозвищу Конь, – двухметровый совершенно лысый лоб с очень широкими плечами. На раскладном стульчике в проходе сидел ясноглазый парнишка, мой сосед, и тасовал колоду, не глядя на карты.

– Оп-па! А че это вы тут? Тоже решили в картишки перекинуться? – заметил нас он. – Колян, давай с нами. И ты, как там тебя, – он оценивающе осмотрел меня с ног до головы, будто я не играть пришел, а торговаться, – тоже давай.

– А во что рубитесь?

– Да в стрекозу, – ответил тот. – В секу то бишь. В два листа, если так понятнее. В триньку с картинками.

– Нормуль, – потер руки Колян. – Саня? Ты с нами?

Я кивнул. В секу мне доводилось играть в детстве, еще при Союзе, но простейшие правила я помнил хорошо. И, как и в покере, заменившем секу в моей России, в этой игре все решал блеф.

Мы сели на край полки, я – к Коню, Колян – к Абаю, который, рассматривая сданные карты, хитро улыбался и щурил и без того узкие глаза-щелочки.

Жека по-прежнему делал вид, что меня нет, а вот Игната я вообще в поезде не заметил. Наверное, он в купе, которое примыкает к тренерскому. Накосячил и не высовывается.

– Тишкин! – позвал его Погосян. – Иди сюда! Нерушимый тебя в карты собрался проигрывать! Ты ж ему типа должен. Он тебе ногу от перелома спас, но сам пострадал – проломили ему череп, да?

– Нет, – ухмыльнулся Колян.

Жека ехидно улыбнулся, Мика заерзал в предвкушении. Игнат нарисовался мгновенно – бледный, встрепанный, напуганный.

– Не бзди, пошутил я! – включил заднюю Погосян. – Вот твой Нерушимый, живой и невредимый.

Видимо, Игнат и правда за меня переживал, выдохнул с облегчением, шагнул к нам, протянул руку сперва мне:

– Спасибо, Саня. И… извини, если что не так. – Я пожал его руку, и он обратился к казаху: – И ты прости, Абай. Выпил, погорячился. Нормальные у тебя глаза.

– Да без тебя знаю, что узкие, – ответил тот. – Это ж природой заложено, мы, казахи, сотни лет по степи на конях скакали, понимаешь? А у нас там ветры дикие, сечешь? С такими большими глазами, как у вас, можно было вообще без зрения остаться – всякая пыль бы залетала. Поэтому выжили в Великой степи только те, у кого глаза узкие были, понял? Эволюция, брат, все по Дарвину!

– Понял, – заулыбался Игнат. – Чего не понять. Это как у негров черная кожа, чтобы не палиться под солнцем.

– Ну вот сразу бы так, – хмыкнул Абай. – А ноги у тебя все равно кривые, но ты не оби… это… не злись, короче, – удобно ведь на коне сидеть! Будешь у нас в Шевченко, заходи, научу на лошади кататься!

Слушая их, я совсем успокоился – казах тоже зла не таил. Игнат, еще раз пожав ему руку, отвалил.

Вот и все, конфликт исчерпан. Напряжение отпустило, захотелось спать, и я зевнул. Может, ну ее, эту игру? И так все наладилось, пойду лучше всхрапну.

Только я собрался уходить, как ясноглазый заговорил:

– Ну чо, погнали? Кстати, меня зовут Миха Угнич, но Михаилов полно даже в этом вагоне, а Угнич – один! Так что зовите лучше Угничем, я привык. Это, если кто еще не знает, великий степной разводила, – он указал на казаха, – Абай… котакбас!

Дембеля заржали. Казах резко вскочил и попытался пнуть Угнича, но тот тоже вскочил, и в полет отправился его складной стул.

– Сам ты пиз…головый! – крикнул Абай, но беззлобно, по-дружески.

Угнич вернулся, оседлал стул.

– А на что играем? – ухмыльнулся Жека. – Давайте на ку-ка-ре-ку. Кто последним скинул или проиграл, тот и кукарекает три раза. Условие: кукарекать с душой, убедительно.

– Раздавай по две! – сказал Угнич, сунув мне колоду. – Играем без шахи, если кто не в курсе.

– Давайте по десять рублей поставим? – Погосян положил две пятирублевые монеты. – Для азарта, а? Ну не деньги же. Кто проиграл – поет, кто выиграл, того бабосики.

– Не свети, дебил, – прошептал Жека, накинул сверху десятку и сгреб мелочь в пластиковый контейнер.