Читать книгу В сторону света - Денис Рябцев - Страница 6

Утро было из тех, которые хотелось побыстрее забыть. Грязная слякоть от выпавшего вчера снега, запах гниющих листьев и болота. Как всегда, спешим на развод, увязая сапогами в дорожной жиже; курим, сбивая дыхание. От технической базы сорвались на бег, подгоняя молодых словами и тумаками. Последний поворот перед плацем, остановились и построились. Дальше бежать нужно строем и в ногу. Со стороны это выглядит красиво…

Командир уже раздавал ума офицерам, когда мы влились в общий строй. Он долго наблюдал за тем, как молодёжь заполняет шеренги. Затем, впрочем, как и всегда, скомандовал всем разойтись и построиться заново.

– Как мне надоел этот колхоз! – в сердцах добавил полковник.

Он любил называть свой полк колхозом, а солдат и офицеров – рабоче-крестьянской красной армией. Самое удивительное, что каждый раз после подобного командирского сравнения плац содрогался от смеха. У полковника были все основания полагать, что он обладает удивительно-самобытным чувством юмора. Впрочем, мужик он был хороший и, несмотря на свои преклонные годы, «свинцовые мерзости жизни», всегда мог понять и простить.

Совершенно другим человеком был начальник штаба Скрипин. Редкая сволочь, которая никогда даже не скрывала своей сути.

– Кто такой? – Скрипин наклоняется надо мной, и кажется, что через мгновение его большой кулак нарисует мне что-то под глазом.

– Рядовой Носов, товарищ полковник! Прибыл в вашу часть для дальнейшего прохождения воинской службы!

– Я тебе глаза через нос высосу! – орёт мне в лицо Скрипин. – Прибыл для прохождения… Очко унитазное драить прибыл! Понял меня, солдат?!

Полковник уходит, а из кабинета высовывается замполит Григорьев.

– Ну с крещением тебя, с боевым. Это наш начштаба. Серьёзный мужик, кремень просто. Это он ласково с тобой ещё…

Мну шапку в руках – что тут скажешь?

– Падай ко мне в кабинет, а то он назад ещё пойдёт, – говорит Григорьев, продолжая лукаво улыбаться. – Я тебя скоро с нашим Пикассо познакомлю. Это Мастер, вы подружитесь.

Через некоторое время в дверях появляется Пикассо, сменившийся с наряда. Ему около сорока, он похож на колобка. Лицо такое же круглое, как и всё туловище. На плечах замызганной афганки по четыре капитанские звёздочки.

– Где тут художник? – нараспев задаёт вопрос Мастер.

– Я, товарищ капитан, – вскакиваю и замираю, – рядовой Носов, товарищ капитан.

– Михаил Иванович я, – почти ласково говорит Пикассо и показывает жестом, чтобы я сел. – Понятие о композиции, цвете имеешь?

– Так точно! – отвечаю, вскочив с предложенного мне стула.

– Значит, сработаемся, – говорит Михаил Иванович и улыбается в свои жёлтые усы. – Ради Христа не прыгай, а? Как зовут-то тебя в миру?

– Дмитрием, товарищ капитан!

– А!.. Брат мой во Христе Димитрий значит? Очень, очень хорошо.

* * *

Нам отвели мастерскую в конце большого ангара, где ремонтировали двигатели тягачей. Мы поставили несколько железных столов, накрыли их «Красной звездой» и загрунтовали листы фанеры.

– Значит, для тебя это дембельский аккорд? – пятый раз переспрашивал Михаил Иванович.

– Да, пора домой, – отвечал я, и к горлу подступал комок. Не верилось, что скоро, совсем скоро я не буду просыпаться от этого раскатистого «Рота, подъём!».

Начали делать подмалёвки. Михаил Иванович вооружился большой кистью и небрежно нарисовал на каждом полотне по одинаковому овалу телесного цвета.

– Это будут лица.

Задача перед нами стояла тяжёлая – за неделю написать двенадцать портретов выдающихся полководцев. Процесс нашего художества неустанно контролировал Скрипин, неоднократно угрожая вырвать ноги, выдавить глаза и сгноить в болотах.

– Какая же дрянь этот Скрипин. Такие вообще не способны на созидание. Солдафон и дурак, правда, Михаил Иванович?

– Хватил, юноша. Да была бы у тебя хотя бы десятая часть его жены, ты бы умер от тоски.

– Он молод для подполковника. С командиром, наверное, мягок?

– Мы со Скрипиным одногодки…

– Вот так. Порядочные люди капитанами ходят, а мурло в полковники выбивается. Не армия, а бардак. Разве это правильно?

– Зачем Моцарту звания? Подумай сам. Я на Арбате сидел, в Киеве в трубе рисовал. Мир посмотрел, себя показал. А он всю жизнь среди комаров и болот. Не приведи Бог!

Моя пастозная живопись под кистью Михаила Ивановича преображается, на лице Кутузова появляется румянец, единственный глаз начинает блестеть. Всего несколько прикосновений тонкой кистью – и с полотна смотрит живой полководец. Я любуюсь танцем Пикассо над картиной. Его движения точны, палитра богата. Очередное прикосновение – и он проворно отбегает назад, прищурившись разглядывает холст.

– Вот, брат мой во Христе, каким талантом меня наградил Господь. Видишь? А Скрипина жалко. Он, может, и рад вот так, а не может.

* * *

Скрипин смотрит на двенадцать законченных портретов. Мы с Пикассо, затаив дыхание, наблюдаем за ним.

– Да, – говорит начштаб, и неясно, что он этим хочет выразить.

– Плохо? – спрашивает Михаил Иванович.

Скрипин молчит, но лицо его покрывается фиолетовыми пятнами. Рука подполковника опускается в кобуру. Первый выстрел приходится Пикассо между бровей, второй – в сердце. Я бросаюсь к медленно сползающему вниз Мастеру, но он уже мёртв. Чувствую, как спину мне обжигает что-то невообразимо тяжёлое. В глазах мутнеет. Тысячи Скрипиных дуют в стволы своих пистолетов и, ухмыляясь, прячут их в кобуру.

* * *

Осеннее утро. Екатеринбургский парк. Букинисты, художники, попрошайки. Зябко. Пытаюсь согреться порцией дешёвого, с квасным вкусом «Бархатного» пива. Вижу знакомый профиль. Ба! Да это Григорьев, замполит моего полка! Вот это встреча!

– Бывает же! – обрадовано восклицает командир.

Чокаемся, продолжаем общаться.

– Где же Пикассо теперь? Служит? – спрашиваю я. – Поди майора получил?

– Нет, капитан до сих пор, – улыбается замполит, – он же у нас ископаемое. Лет пятнадцать на одной должности. По-прежнему банчит портретами офицерских жён. Сто рублей – чёрно-белый, триста – цветной.

– А Скрипин всё «глаза высасывает»?

– В местной прессе недавно было… Не читал? – Григорьев убирает со лба несуществующий пот. – У нас в «колхозе» сержант пальбу устроил из автомата, из бойницы на складе у автопарка. Четверых срочников – насмерть. Вся дивизия на уши встала, оцепление выставили. БТР пригнали, перестрелка. В общем, сержант этот сам застрелился – последний патрон в рот…

– А Скрипин-то?..

– Его нашли позже. Говорят, ефрейтор, растерялся. Стрельба. Заметался. Скрипин его повалил на землю и телом своим прикрыл. Погиб, другими словами… К ордену его представили, в общем…