Читать книгу Русские идут. Как я вырвался из лап ФБР - Дэнис Сугру - Страница 1
1
Пятница, 21 января 2005 года
Арест
Оглавление– Вы арестованы, – объявил офицер.
– Да, это выглядит именно так, – сказал К. – И по какой причине? – спросил он затем.
– Не наше дело рассказывать Вам это, – сказал офицер.
Франц Кафка. «Процесс»
– Нагнись и раздвинь ягодицы, – приказал охранник. Это был здоровенный парень ростом не меньше двух метров и сложённый, как танк. Я сделал, как было приказано. Я обернулся и увидел, что он подходит. Он натягивал латексные перчатки на свои огромные лапы, с пальцами размером с рукоятку метлы. Я сжался.
– Кашляни, – приказал он.
* * *
Пятью часами раньше, в 5 часов того же вечера, я сидел в салоне самолета авиакомпании «Virgin Atlantic» в международном аэропорту Лос-Анджелеса, ожидая, когда закроются двери и начнётся долгий перелёт в Лондон, где мне нужно было успеть пересесть на другой самолёт, совершающий более короткий перелёт в аэропорт Шаннон в Ирландии. Я должен был прибыть туда как раз вовремя, чтобы попасть в бар «Белый дом»1 близ города Лимерика на празднование дня рождения моего друга Барни Шихана. Я думал о баре «Белый дом» и о бархатистом вкусе пинты прохладного пива «гиннес».
Лёгкий толчок в плечо прервал мои мечты. Миловидная стюардесса попросила меня пройти вперёд.
– Должен ли я взять свою сумку? – спросил я её, вспоминая об одном случае, когда меня переводили в привилегированный класс в пассажирском самолёте. Я взял свою сумку и последовал за ней. Впереди ожидали четыре человека. Я сразу распознал их: люди из ФБР, похожие друг на друга, как нарисованные через копирку: серые костюмы, коротко остриженные волосы, начищенные до блеска туфли и округлые выступы под пиджаками. Специальный агент ФБР Дэвид Зибер пришёл с поддержкой трех других агентов, чтобы арестовать меня. Четвёрка образовала кордон вокруг меня.
– Вы арестованы, – объявил Зибер, размахивая телефаксным экземпляром документа. «Ордер на арест», – догадался я, и мне на глаза попались слова «незаконный экспорт предметов оборонного назначения».
– Вы имеете право хранить молчание. Всё, что Вы скажете, может быть использовано против Вас в суде. Вы имеете право говорить со своим адвокатом и право на то, чтобы адвокат присутствовал во время любых допросов. Если Вы не можете позволить себе нанять адвоката, то он будет предоставлен Вам за счёт правительства, – зачитал он. Я много раз слышал эти слова в американских полицейских «мыльных» сериалах.
– Повернитесь кругом и сложите руки, – приказал он. Металл врезался в мои запястья. Меня провели обратно через зал отправления. Люди смотрели, а затем отводили взгляд, как если бы вид человека в наручниках мог наложить пятно на их жизнь.
* * *
Меня доставили в небольшое служебное помещение в аэропорту. Сняли наручники, усадили и предложили безалкогольный напиток. Дэвид Зибер остался стоять. Остальные три агента расположились возле двери. Я всё ещё не знал, в чём была проблема, если не считать того короткого взгляда на слова «экспорт предметов оборонного назначения».
Я смотрел на Зибера. Это был мужчина немного старше тридцати лет, среднего роста, худощавый и достаточно презентабельный в костюме агента ФБР и в блестящих туфлях. Он продолжал молчать с озадаченным видом, что наводило на мысль: офицер не был вполне уверен, почему он должен арестовать «этого ирландца». Он ждал, вероятно, что первым заговорю я, чтобы выболтать признание. Но у меня не было никаких мыслей о том, в чём я должен был признаться.
В ордере на арест было слово «экспорт». Ни я лично, ни моя компания «Amideon Systems Ltd.» в Ирландии никогда ничего не экспортировали из Соединённых Штатов. Мы закупали некоторые компоненты оборудования, но экспорт совершали поставщики. Затем – «предметы оборонного назначения». Я смотрел на него с готовностью дать объяснение, но молчание продолжалось.
* * *
– Поясните мне, пожалуйста, в чём проблема, – попросил я.
– Я не могу рассказывать Вам, – ответил он.
Я молчал ещё некоторое время.
– Вы можете задавать вопросы, – предложил он наконец, глядя вниз на свои записи.
Я решил принять его предложение задавать вопросы. «Предметы оборонного назначения» наводили на мысль, что это пушки или бомбы, но моим бизнесом было электронное испытательное оборудование, большей частью предназначенное для промышленных предприятий. Я не мог уловить связь с предметами оборонного назначения. Однако я знал: это должно быть нечто, связанное с каким-то бизнесом, которым мы занимались в Соединённых Штатах. Так что я подумал о нескольких изделиях, которые моя компания закупала в США за последние несколько лет.
– Это шаговый электропривод? – предположил я. Это был проект моей компании двухлетней давности, для которого поставщик, маленькая калифорнийская компания, получила экспортную лицензию США. Это оборудование находилось в «Списке торгового контроля» – перечне оборудования, которое могло служить стратегической помощью другим странам и требовало экспортной лицензии от Министерства торговли США. Поставщик компания «Ventex» получила необходимую лицензию перед тем, как экспортировать изделие в Россию. Вероятно, предположил я, имелось некоторое упущение в документах.
– Нет, – ответил он.
– Может ли это быть компания «Zaores»? – назвал я другую американскую компанию, с которой мы имели бизнес. Я не мог представить себе, почему там могла быть проблема с этим предметом поставки, поскольку не требовалась лицензия, мы совершали лишь очень немного закупок из Соединённых Штатов, и это была одна из них.
– Нет, – ответил он с некоторой раздражительностью в голосе.
Я всматривался в его лицо, чтобы найти какие-нибудь ключи к разгадке, но оно ничего не выражало.
– Не может ли это быть… – предположил я, имея в виду маленькую электронную компанию «American». Мы работали с компанию «American» в течение многих лет и продавали её оборудование в Россию. Вероятно, мы пропустили какой-то бюрократический этап в работе с документами.
– Нет, – ответил он раздражённо – подумайте об этой неделе.
На этой неделе я посещал «Wideband Computers Inc.» – маленькую компанию в Кремниевой долине. Компания «Wideband» разрабатывала демодулятор для одного из наших клиентов. Это был проект, продолжавшийся с конца 2003 года, но его нужно было «довести до ума», прежде чем изделие могло быть продано как законченный продукт. На этой неделе проект продвигался плохо. Я прибыл, ожидая увидеть полностью работающее изделие, и обнаружил, что оно нуждалось в большом объёме дополнительного тестирования, чтобы отыскать дефекты. Я попросил компанию «Wideband» отправить прототип в Ирландию для тестирования маленькой компанией в Дублине под названием «Benetel». Компания «Benetel» уже тестировала более раннюю модель этого продукта, было невероятным, чтобы ФБР могло заинтересоваться демодулятором, законченным лишь наполовину, но я решил спросить.
– Не мог ли это быть демодулятор? – предположил я неуверенно.
– Да, – ответил Зибер. Его лицо стало более расслабленным.
Он сделал паузу, глядя в свои записи.
– Имеет ли демодулятор 64 QAM? – спросил Зибер.
– Да, – сказал я.
– Может быть, он работает с 128 QAM2? – подсказал он.
– Он может делать это, но подобных испытаний ещё не было, – ответил я.
– Может ли он работать… – он сделал паузу, посмотрел на своих коллег и заглянул мне прямо в глаза, – … с 256 QAM? – спросил он, произнося по отдельности цифры «2», «5», «6» и буквы «Q», «А» и «М» тихим голосом, как если бы они представляли собой некоторый сверхважный секрет американской технологии, и одно лишь повторение цифр и букв должно охраняться от подслушивания.
– Я не знаю. Это никогда не тестировалось, – отвечал я.
Четыре агента ФБР обменялись понимающими взглядами: «Он в наших руках! Он сознался в своём преступлении». Зибер не сказал, что это была причина моего ареста, но я понял тогда по его реакции, что проблема была связана с QAM, и наиболее вероятно, с 256 QAM.
Это наиболее невероятная причина, как я думал. QAM и, в частности, 256 QAM является ключевой частью в кабельных интернет-модемах, в цифровом телевидении и в массе других общеупотребительных изделий. Такие устройства продавались десятками миллионов в США и экспортировались американскими компаниями по всему миру. Перед началом проекта моя компания «Amideon Systems Ltd.» изучила экспортное законодательство США и нашла конкретные статьи, разрешающие устройства с QAM, вплоть до 256 QAM включительно, свободно экспортировать. Мы попросили компанию «Wideband Computers Inc.» получить официальное подтверждение. Компания «Wideband Computers» представила в Министерство торговли США спецификацию устройства, которое она намеревалась разрабатывать, и Министерство торговли подтвердило в письменной форме, что оно может свободно экспортироваться. Это было в октябре 2003 года.
Затем опять, в июне или в июле 2004 года, компания «Wideband Computers Inc.» запросила и получила дополнительное подтверждение от Министерства торговли, что компания может свободно экспортировать это устройство. Причина для проявления такой заботы о проверке в органах экспортного контроля США заключалась в том, что в законе имелся подпункт об изделиях, которые не могли экспортироваться зарубежным клиентам. Следовательно, моей реакцией на его намёк на то, что я был арестован за экспорт устройства с QAM, стало неверие. Я объяснил Зиберу, что QAM является ключевым компонентом в интернет-модемах, в цифровом телевидении и т. п. и рассказал ему о письме из Министерства торговли США. Он не отреагировал на эту информацию.
* * *
– Могу ли я сделать телефонный звонок? – спросил я, думая, что и «право хранить молчание», и «право на телефонный звонок» были фундаментальными в американской юридической системе. Я хотел позвонить семье, чтобы рассказать им, что случилось. Я искал глазами свой мобильный телефон, который они отобрали у меня.
– Я не знаю процедуру, – ответил Зибер, – но Вы сможете сделать звонок из тюрьмы.
– Не хотите ли Вы, чтобы мы позвонили в Ваше посольство? – спросил Зибер, вспомнив про международные конвенции о том, что полиция должна информировать посольство страны иностранного гражданина, если он арестован3.
– Да, мне хотелось бы, чтобы Вы сделали это, – ответил я.
– Вы уверены в том, что Вы хотите, чтобы мы позвонили? – спросил Зибер с выражением, которое наводило на мысль о его нежелании.
– Да, Вы должны, – подтвердил я.
* * *
– Поберегите голову, – сказал он, когда я не мог справиться с руками, чтобы усесться на заднее сиденье машины. Наручники врезались мне в запястья. Я сидел в углу, чтобы облегчить боль.
– Специальный агент Зибер, резидент в LAX4, сопровождающий заключённого в ГЦСС5, одометр 3161,7, – произнёс он речитативом в микрофон. Мы ехали минут двадцать или около того. Он завернул во двор большого здания в центре Лос-Анджелеса. «Зибер, прибывающий в ГЦСС с заключённым, одометр 3 183,46, – прошептал он в микрофон.
Я был препровождён из гаражной зоны через стальную дверь в приёмное помещение, в котором была клетка на одной стороне и камеры на другой. Наручники были сняты. Меня провели в клетку и заперли. Мест для сидения там не было. Ввели группу молодых людей в наручниках, сцепленных вместе, и посадили в камеру. В мою клетку посадили уличного оборванца, лет, вероятно, двадцати пяти. Он сел на пол. Его глаза были безжизненны. В приёмное помещение ввели красивую китаянку в возрасте от двадцати до тридцати лет, с завитыми волосами, в наручниках, сковывающих руки спереди, а не сзади, как обычно, вероятно, из уважения к её молодости и красоте. Её посадили в камеру отдельно от группы молодых людей.
– Сегру, – выкрикнул полицейский, неправильно произнеся мою фамилию. Я немного вздремнул стоя.
– Сегру, – крикнул он громче. Я взмахнул рукой. Он открыл дверь клетки.
– Сюда, – сказал он, указывая.
Зашёл агент Зибер.
– Я хотел бы завтра прийти и поговорить с Вами, – сказал он.
– Я буду очень рад поговорить с Вами, – ответил я. Зибер ушёл.
– Повернись кругом и сложи руки за спиной, – приказал охранник. На меня опять надели наручники.
Снова вошёл агент Зибер.
– У Вас есть выбор, – сказал он. – Вы можете пойти в общую зону с другими заключёнными или в одиночную камеру. Вероятно, в отдельной камере будет безопаснее, – посоветовал он, намекая на какую-то ужасную опасность, если бы я находился с другими заключёнными. Я никогда не сидел в тюрьме, но из американских фильмов имел представление об их тюрьмах, криминальных авторитетах, терроризирующих других заключённых, о бандите – пахане и его прихвостнях, гнобивших сидельцев, которые не подчинялись его диктату, о том, что можно быть окружённым бандой в душевой и подвергнуться гомосексуальному насилию. Безопасность одиночной камеры казалась привлекательной. Однако что-то говорило мне, что именно этого хотел Зибер, но это вряд ли пошло бы на пользу мне.
Я читал книги великого русского писателя Солженицына, который провёл восемь лет в советских тюрьмах. Он знал, как заключённых «раскалывали», причём зачастую не силой, чтобы они признавались в самых фантастических преступлениях. Первые несколько дней были критическими, как объяснял он. Заключённый был вырван из привычного окружения. Он был обвинён в ужасном преступлении и брошен в одиночную камеру. Там его разум, сбитый с толку и дезориентированный, доделывал остальное. Большинство людей, лишённых человеческого общения, которое могло бы оказать им поддержку, предоставить некоторую опору для самосохранения в новой и ужасной ситуации, в которой они оказались, приходили к убеждению, что они на самом деле совершили преступление, каким бы невероятным или фантастическим оно ни было, или, по меньшей мере, вошли в сговор для совершения преступления или, возможно, имели замысел о таких действиях и, следовательно, были некоторым образом соучастниками. Люди, которые не могли примирить обвинение с реальностью, могли выдумывать другие, более реальные возможности таких действий и признаваться в них следователям. Наиболее стойких лишали сна с помощью яркого света, охранники постоянно прерывали их сон или принуждали целыми днями стоять на ногах. Измождённую жертву могли поднять среди ночи.
На неё могли давить, чтобы она повторяла свой рассказ снова и снова, и каждый раз ей говорили, что она врёт. Даже самые сильные люди это выдерживали всего лишь несколько дней. Затем следовало предложение: «Сотрудничайте, и Вам скостят срок». «Сотрудничайте, и мы не арестуем Вашу жену (или дочь и др.)». Жертва могла «расколоться» и сознаться.
Это всё было ложью, как объяснил Солженицын в своей фундаментальной книге «Архипелаг ГУЛАГ». Следователи в Советском Союзе не имели полномочий выносить приговор жертве. Но как только они вытягивали из человека признание, он оказывался перед перспективой провести десять лет в тюрьме. Его жена могла быть приведена на допрос и получить такую же десятку за содействие и подстрекательство к преступлению.
Психологическое давление легче было оказывать в одиночной камере. Поэтому я предпочёл присоединиться к другим заключённым.
* * *
Меня провели к лифту и доставили на седьмой этаж.
– Сними одежду, – приказал охранник. Он был большой и чернокожий. Большинство охранников в тюрьме были чернокожими. Причиной этого была, как я узнал, низкая зарплата. Он швырнул мешок на пол.
– Сюда, – сказал он, указывая на мешок. Я разделся и уложил свою одежду в мешок. – Открой рот. Подними язык. – Он снова посмотрел. – Покажи свои руки… левую. – Он посмотрел на мою левую ладонь. – Правую… – Он вгляделся с близкого расстояния в мою правую ладонь. – Подними яйца. – Я приподнял мошонку. Он вгляделся под неё. – Повернись кругом… Покажи левую ступню… Покажи правую ступню. Наклонись вперёд. Раздвинь ягодицы. – Он дал мне трусы, носки, оранжевые штаны в обтяжку с эластичным поясом, оранжевую фуфайку и пару очень тонких парусиновых спортивных туфель на резиновой подошве.
Моим новым домом был блок камер 7-S в Лос-Анджелесском ГЦСС. Блок 7-S состоял из 60 камер, по два обитателя в каждой камере. Через коридор от блока 7-S находился блок 7-N, который представлял собой зеркальное отражение блока 7-S. Блок камер имеет три уровня. На входе в блок 7-S на правой стороне расположен стол, за которым всегда сидит охранник. Напротив стола охранника находится общая зона со столами и скамьями. За этой общей зоной, налево, находится небольшой двор с баскетбольным кольцом. Стальная сетка, натянутая поверх двора, пропускает немного естественного света. Общая зона с охранником находится посередине между нижней и верхней зонами, с тридцатью камерами в каждой. Камеры расположены полукругом, что делает их видимыми от стола охранника. Когда я в тот вечер прибыл в блок 7-S, заключённые уже были заперты в своих камерах на ночь.
– Ты будешь в 58-й, – сказал охранник, вручая мне одеяло и простыню, – поскольку сегодня пятница, и мы не сможем выдать тебе твоё барахло до понедельника.
«Твоё барахло» означало зубную щётку, бритву, мыло, полотенце, подушку и всякое прочее.
Открывание двери камеры разбудило Сантоса, моего сокамерника.
– Твой верх, – объяснил он. – Ты, вероятно, голоден? – посочувствовал он, передавая мне шоколадный батончик.
Я положил простыню и одеяло на верхнюю койку и взобрался наверх. Сон приходил медленно.