Читать книгу Страхов много, смерть одна - Дэннис Крик - Страница 5
Ведьма
ОглавлениеНатали
Мне кажется, я полюбил ее сразу, как только увидел, а не после секса. Ведь тот ее нескромный взгляд и та бешеная энергетика, которой она обладала, притягивали к себе моментально. И не отпускали.
Признаться честно, я и не думал, что любовь когда-нибудь посетит мое сердце. И уж тем более не думал, что моей избранницей станет шлюха.
Помню ее объявление в интернете:
«С радостью составлю компанию на вечер успешному мужчине. Со мной можно все! Но дорого) Всегда ваша Натали».
Впервые я посетил ее год назад одним морозным февральским вечером. С тех пор она в моей голове.
Смуглая кожа, длинные иссиня-черные волосы, спелые накачанные губы, грудь пятого (!) размера. Пусть сделанная, но разве это имеет какое-нибудь значение, когда своими руками ощущаешь ее упругость и величину? Выразительные зеленые глаза с длинными ресницами и черные татуажные брови. Яркий макияж, белозубая улыбка и первородная похоть во взгляде. Сказочная фея, получившая свою красоту после долгой и кропотливой работы весьма искусного пластического хирурга. Но и такая красота имела право на жизнь. Более того, она восхищала!
Я всегда задавался вопросом: что первично в женской красоте – фигура или лицо? Со временем мои предпочтения менялись. И никак я не мог остановиться на одной женщине, потому что в каждой видел какие-то изъяны. В Натали же все было идеально!
Безупречные длинные ноги с архитектурным строением стоп. Одна из них с надписью Nataly сбоку. Округлые бедра с татуировками в виде раскрывающих свои крылья и взлетающих птиц. Идеальная линия талии, острые коленки. Дерзкие щиколотки с едва выступающими, обвивающими их тоненькими венками. Плоский животик с серьгой в маленьком пупке. Изящные руки с длинными пальцами и ярким красным маникюром. Она не имела изъянов. И была создана для любви.
Мне казалось, я хорошо знаком с таким типом женщин. Манящая, развратная, сексуальная, увлекающая в мир своих чувственных страстей, но недоступная для большинства мужчин.
Она встречала меня в наброшенном на голое тело легком красном халате и туфлях на высокой шпильке. Слегка медлительная, возвышенная, словно не от мира сего. Тем не менее, она не вызывала чувства презрения, как другие манерные коллеги по ее нелегкому ремеслу.
После всех моих бывших девушек она выглядела эталоном красоты, пусть неестественной и порочной, но все же удивительной красоты.
Ее голос контрастировал с ее кукольной внешностью: он был низким и несколько грубоватым, но никак не портил впечатление. Наоборот, придавал ей некий шарм. Сексуальную агрессию, если хотите. А сама фея будила во мне зверя. При виде нее у меня начинало бешено стучать сердце, пульс зашкаливал, а напряжение в паху лишало здравомыслия.
Она смотрела на меня пристальным вызывающим взглядом, и зеленые глаза ее пьянели от страсти. Когда все начиналось, она выдавала такие скачки… С какой жадностью она вбирала в себя мое естество! А как она кричала, как стонала… о, Мадонна! Я сходил с ума! Она теряла голову от возбуждения и заставляла терять ее меня. Когда я впервые взял ее анально, она вся сжалась подо мной словно девочка и завизжала под стать нецелованной молодухе. А уж потом долго просила трахать ее сильнее и сильнее, один за другим испытывая судорожные оргазмы. Настоящий подарок судьбы, она знала, когда стонать, когда вздыхать и как кричать…
Секс с ней был как «улетел в космос и снова прилетел». Свирепый, интенсивный, бодрящий и стремительный. Временами чувственный и нежный. Исступленный в своем многообразии. И так каждый раз. Космонавт, твою мать!
Она меня хвалила за усердие в постели и за неповторимость идей. Говорила, что я самый сексуальный из всех, кого она встречала в своей жизни. И это, безусловно, не могло мне не льстить. Так неудержим в своей стремительности, что похож на Пикадора. А она рада ощущать себя моей добычей.
– Смотри, не влюбись, Пикадор, – игриво заявила она мне после нашей первой встречи и засмеялась.
– А если влюблюсь, то что? – улыбался я, искренне не понимая, чем это может мне грозить.
– Тогда я тебя съем, – пробасила она. – Привяжу тебя к себе настолько, что ты не сможешь без меня жить.
Я воспринял ее слова как шутку и не подумал, что сказал:
– А я и не хочу без тебя жить.
– А хватит денег, чтобы жить со мной? – шутливо подмигнула мне очаровательная бестия.
– А если замуж? – пошутил я.
– Пикадор, я не хочу замуж, – затянула Натали. – Это так скучно. Но я тебя услышала.
А потом сняла свой халат, и я увидел торжество слепящей красоты.
– Пикадор… – она поманила меня пальчиком. – Кажется, ты уже готов…
Я бросил взгляд на свои брюки и охнул, когда коснулся рукой эрегированного члена. Тот казался неимоверно большим и не мог больше ждать.
– Ну что ж, детка… Я буду любить тебя всю ночь!
– Всю жизнь? Я не ослышалась?
– Я буду любить тебя всю жизнь!
– О, да. Я сделаю все, как ты скажешь, сладенький…
После секса она любила шептать мне на ухо всякие непристойности, чтобы я побыстрее возбудился и снова овладел ею. Она была ненасытна. После слов следовали поцелуи. Это удивляло меня. Обычно проститутки не целуют своих клиентов в губы. А тут сама фея изъявила такое желание. И ее было не остановить. Мы могли целоваться без перерыва на протяжении целого часа. За это время мой язык познавал все глубины ее изящного рта, а она стонала.
Что тут скажешь, у меня и по сей день повышается давление и сердце бешено колотится в груди, когда я вспоминаю ее страсть. И до сих пор мне кажется, что так искусно владеть техникой глубокого поцелуя может только она.
– Я твоя сука… – громко вздыхала она подо мной. – Твоя паршивая сука… – и делала губки бантиком, и чмокала, и раздвигала ноги. – Делай со мной все, что хочешь… Все, что сможешь…
Свою работу она знала идеально. Она была отчаянной шлюхой и очень любила деньги. Но оно того стоило. А я готов был платить. При каждом своем визите к Натали я терял контроль над собой, я был ею околдован. Никого вокруг не существовало, кроме нее. Я забывал о Вике, девушке, с которой жил последние два года. Забывал о работе, которую всегда ставил на первое место. Забывал обо всем. Существовали только ее тело и ее лицо. Идеальная гармония красоты.
– Клиент должен понимать, что он у меня такой один. И я готова отдавать ему всю себя. Без остатка. В противном случае он больше не вернется, и это не прибавит моих накоплений.
Вот такой был ее принцип. Принцип работы прирожденной жрицы любви, прирожденной шлюхи.
Каждый раз, когда я покидал ее, меня преследовало чувство, будто я оставил часть души там, у нее дома, в ее измятой постели. И каждый раз я стремился как можно скорее вернуться туда снова. Со временем я оставлял ей все больше и больше денег в благодарность за услуги. Вскоре я стал понимать, что просыпаюсь утром с одной единственной целью – как бы поскорее ее увидеть. Как заядлый курильщик думает о сигарете, я думал о ней. И денег не жалел.
Весь день занимают важные дела. Я мотаюсь по работе, встречаюсь с разными людьми, думаю, строю планы и финансовые модели, обедаю, ужинаю, составляю графики. Но понимаю, что над всем этим неумолимо довлеет дикое желание – скорей бы встреча с Натали. Она была для меня как праздник. И я с нетерпением ждал того дня, когда снова увижу ее. Ждал праздника.
Она казалась мне единственной девушкой, которая меня по-настоящему понимает. Что-то общее было между нами, что-то неуловимое, сокровенное.
Я долго не мог ответить на вопрос, как в столь молодом возрасте ей удается успешно поддерживать разговор и угождать мужчине, списывал все это на ее профессионализм. Каково же было мое удивление, когда чуть позже она призналась, что ей тридцать пять, хотя выглядела она никак не старше двадцати пяти. Потрясающая! Она цвела и оставалась идеалом. Идеалом идиота, грезившего о красоте и полюбовной страсти.
Когда я кончил с ней в первый раз, то понял, что никогда ранее такого оргазма не испытывал. Я не мог сдержать слез от осознания того, что имею такую красотку. Когда говорят, что плачут от красоты, наверное, имеют в виду именно это.
Она это заметила. Не знаю, что она подумала в тот момент, но сей факт ее удивил. Мы лежали в постели. Она прижималась ко мне всем телом, а я раскинул руки по подушкам.
– Какой ты чувствительный, Пикадор, – сказала она, смахнув предательскую слезинку с моей щеки.
Признаться, эта нелепая сентиментальность удивила меня самого. В тот момент, когда другая не поняла бы ее или того хуже, подняла бы меня на смех, моя Натали просто поцеловала меня.
– Ко мне все относятся так неважно, потребительски. Все они… Вульгарные свиньи. За исключением тебя. Ты особенный. Такой нежный и заботливый. И сексуальный. С тобой я чувствую себя настоящей женщиной. Желанной и…
– Любимой, – закончил я за нее.
– Да, ты прав. Любимой. Именно.
В ней сочеталось все, что я хотел. Красота, нежность, послушание. А эта уникальная вседозволенность в сексе! Ее безграничная распущенность… Она сводила меня с ума!
– Сладенький, ты волен делать со мной все, что угодно… Я могу сосать до слез. У меня нет рвотного рефлекса. А хочешь меня здесь, а потом вот так… теперь сюда…
Натали.
Соси до слез.
Чарующий разврат и море страсти.
Не думай о ней, – говорил я себе. Она привяжет тебя к себе своим сладким местом навечно. Навечно. И даже если когда-нибудь очнешься от любви, то все равно не сможешь позабыть обхват ее округлых бедер и вкус спелых губ. И взгляд презренной хищницы, рабыни низменных желаний. Не сможешь.
Все, что было до нее, померкло на фоне наших отношений. На Вику я уже давно не обращал внимания. И вместо того, чтобы заниматься сексом с ней, я мастурбировал на воспоминания о Натали. Мои ноздри еще долго не могли забыть аромат ее тела, ее дорогой парфюм. А губы – нежные прикосновения. Голова шла кругом. В те моменты моя рука привычно настраивалась на всю длину ствола, я тихонько стонал, закрывая глаза в ожидании блаженства.
Вика смирилась с этим. Хотя никакого недовольства не выражала. Мне кажется, когда долго не занимаешься сексом со своей девушкой, она к этому привыкает. Ее либидо сублимируется во что-то другое. Спорт или работу. У Вики – в работу. Она всегда была тихой и спокойной, простой. Слишком простой. Или даже глупой. Как оказалось, такой характер был не для меня. Но до самого последнего момента я почему-то не хотел ее терять.
Я стал посещать Натали чуть ли не каждый день. Дарил подарки и цветы. Я совсем позабыл о Вике. Появляясь дома под утро, я не придумывал себе никаких оправданий. Я просто не разговаривал с ней, а она терпела. Молчала и терпела. Ангел.
Я целенаправленно добивался разрыва наших отношений. Но пока не хотел говорить об этом напрямую. Надеялся, что Вика сама все поймет и примет решение.
Постепенно, с каждым визитом к своей фее я начинал понимать, что испытываю к зеленоглазой бестии нечто большее, чем просто страсть и желание обладать ее телом. И это меня пугало.
Я боялся близости большей, чем просто плотские утехи. Ведь отделаться потом от нее будет гораздо труднее, чем забыть ночь любви, какой бы бесподобной она ни была. Однако с каждым днем мои чувства к умопомрачительной смуглокожей брюнетке только крепли.
Глупая любовь, гребаные чувства.
Поначалу они казались мне необременительными, легкими. Их не могло подавить даже осознание того, что мою избранницу помимо меня трахает еще энное количество мужчин. И даже женщин. Обладая чарами настоящей обольстительницы, Натали сводила с ума и их.
И меня это заводило. То есть меня подстегивали те ощущения, что я испытывал, мысленно представляя ее в объятиях других. Мужчин или женщин. Неважно. Я испытывал гордость за Натали. За ее востребованность. Извращенную гордость.
Мне нравилась сама мысль о том, что ее сначала имеет множество мужиков, а потом я. Это было сродни съемкам в большом и бесконечном порнофильме, главную роль в котором, разумеется, играл я.
Но так было раньше. Потом я понял, что не хочу ее ни с кем делить. Что такая красотка должна принадлежать только мне.
Я отдавал себе отчет в том, что Натали – обычная шлюха. Пусть и редкой красоты, но шлюха. И любить ее нельзя. Ведь шлюх не любят. Их ебут. И тем не менее, я ее любил.
Вика
Я уже не мог жить с Викой и попросил ее покинуть мой дом. Милая девушка плакала, глядя мне в глаза. Она искренне не понимала, почему я с ней так поступаю. Мы жили вместе два года душа в душу без скандалов и обид. И тут в один прекрасный день я решил от нее избавиться. Я Вику не любил, но испытывал к ней чувство привязанности, поэтому врать не стал. Сказал ей все как есть: она отличная домохозяйка, но бревно в постели. Если расставаться, то лучше говорить правду. Потом не будет мучить совесть.
Мне было плевать на ее чувства. Я думал только о себе. Глядя в ее чистые светлые глаза, в уголках которых притаились слезы, я ей, наконец, признался, что у меня другая женщина.
Зеленоглазая распутница, – пролетело у меня в голове. Яркая и сексуальная.
– Я всегда думала, что мужчина нуждается в ласке и заботе не меньше женщины. И я давала тебе эту ласку и заботу. Ты не ценил. Не знал, что любовь – это не внешность, а характер. Это душа. Преданность, в конце концов.
Понимаю, ты должен гореть, пылать. Тебе это надо. А я не такая. Я не могу тебе дать то, что ты хочешь.
А твоя любовь к этой… женщине – это всего лишь страсть, дорогой. Сексуальная страсть. Она, как детское увлечение, со временем проходит. И пыл угаснет. Останется лишь фальшь.
– И я пойму, что любил только тебя? О, нет, Вика! Довольно. Мы не подходим друг другу. И ты лучше меня об этом знаешь.
– Что ж, твое решение – закон, – так сказала милая девушка и напоследок поцеловала меня. Таким трепетным и нежным я запомнил ее последний поцелуй. Она искренне желала мне счастья. Даже после такого удара она желала мне счастья.
Вика.
Милая посредственность. Серая мышка с большим сердцем и маленькой грудью. Тебе я благодарен за все то время, которое мы были вместе. Мы понемногу учились друг у друга лучшим качествам любви. И надеялись на долгие-долгие годы счастья. Но я тебя предал.
Этот этап пройден, – сказал я себе, давясь собственными сомнениями и терзаясь муками совести. Внутренний голос твердил мне, что Вика – это лучшее, что случалось со мной в жизни. Однако член говорил другое.
Когда она уходила, я хотел броситься вслед за ней. Интуитивно понимая, что теряю нечто большее, чем просто милую девушку и верную жену, я хотел крикнуть ей «Прости!» и по инерции умолять вернуться. Но я остался стоять на месте. Не проронил ни слова и не сделал ни шага. Она покинула мой дом и исчезла в серой дымке утреннего тумана.
Больше я ее никогда не видел.
Через несколько дней чувство вины притупилось. А еще через пару недель я и вовсе забыл о существовании Вики. А способствовала этому моя бесподобная Натали.
– Пикадор, милый, ну иди сюда! Я хочу поднять тебя на такую вершину блаженства, на которую тебя не поднимала еще ни одна женщина! Тебе когда-нибудь делали римминг?
Так продолжалось около полугода. А потом я понял, что не могу жить без нее.
Однажды я увидел у нее дома кучу букетов разных цветов. У нее недавно был день рождения, и я понял: эти цветы – подарки от благодарных клиентов. Тогда я и решил, что больше делить ее ни с кем не намерен.
Мою избранницу трахает еще с десяток мужчин! А может, и больше. Я словно пробудился. Предварительные ласки кончились. Пришла пора любви. А за ней и бурлящей ревности.
О, черт, я на крючке! И теперь мне никуда не деться.
Ревность – страшное дело, это двигатель всех сумасбродных поступков в мире.
Вскоре я решился на предложение руки и сердца.
У меня словно голова отключилась, и я не мог нормально работать. В ответ я услышал, что она еще подумает. Не в силах стерпеть отказ, я попросил ее переехать ко мне жить.
– Натали, лучше меня все равно не найдешь. Я не шучу. Красивее – возможно, богаче – вероятно. Но лучше? Никогда!
И до конца я сомневался, что Натали из тех женщин, которые вместе со всей своей сделанной красотой могут принадлежать одному мужчине. Поэтому я взял с нее обещание, что она прекратит заниматься проституцией, как только мы станем жить вместе.
Перед тем, как она переехала ко мне, я подарил ей дорогую машину и посетил одну стареющую фею по имени Роза Стар из известного салона «Мадам Бовари». Но не для того, чтобы «спустить пар». Я хотел получить ответ на мучающий меня вопрос.
– Может ли проститутка бросить свое ремесло, если выйдет замуж?
Роза Стар недолго размышляла, прежде чем ответить. Она сказала: «Нет».
– Ни одна девушка из тех, кто занимается проституцией добровольно, никогда не остановится. Она будет продолжать заниматься этим до тех пор, пока получает удовольствие.
Ее короткое и хлесткое «нет» не разрушило мои мечты о будущем. Я не воспринял ее слова всерьез. Подумал, мало ли что там говорит эта старая шлюха.
Теперь я мог заниматься сексом с Натали бесплатно. Мы занимались этим днем и ночью. В любую свободную минуту. Хотя, нет, это был не секс в том виде, к которому привыкло большинство людей. Это была всепоглощающая животная похоть, которую я по ошибке принял за любовь.
– Пикадор, я вновь готова рвать и метать! – улыбалась моя бестия, когда я входил в спальню, а она лежала на кровати, раздвинув ноги.
Спустя месяц после начала нашей совместной жизни, мы занимались сексом уже не более двух-трех раз в неделю. Признаюсь, мне хотелось больше. И ей, конечно, тоже. Но… Если вы хотите долгое время возбуждать свою партнершу и испытывать такое же возбуждение по отношению к ней, вам необходимо дозировать удовольствие.
С каждым днем она становилась все ближе и ближе, нежнее и нежнее. Она стала принадлежать мне полностью. И телом, и душой. Я это чувствовал.
Через два месяца Натали забеременела. Это была для меня оглушительная новость. В хорошем смысле. Но даже это обстоятельство не заставило ее выйти за меня. Хотя я периодически напоминал ей о своем предложении руки и сердца.
– Я счастлив, дорогая, – говорил я ей, поглаживая ее живот.
– Ты хочешь мальчика или девочку? – спрашивала она с озорством в глазах.
– Не думал об этом, но я не откажусь от здорового ребенка, какого бы пола он ни был.
Она улыбалась, я обнимал ее, мы целовались…
Натали.
Девушка в легком красном халате и туфлях на высокой шпильке.
Воплощение моих греховных фантазий. Мое наказание. С тобой я был самым счастливым человеком на свете. Благодаря тебе я стал никем.
Майор
Я так ее любил, что готов был убить за нее. Любого, кто посягнул бы на нее. Я ей прямо так и сказал однажды.
– Дорогая, я так тебя люблю, что убью за тебя любого. Она чмокнула губами.
– Твоя любовь дает мне силы, Пикадор. С тобой я другая. Ты чувствуешь, что я другая?
– Ты всегда прекрасна, любовь моя.
– О, нет. Раньше я была для всех, а теперь только для тебя. Ты научил меня любви. Той единственной любви, ради которой и создаются семьи.
Вскоре мы узнали, что у нас будет девочка. Наша жизнь шла своим чередом. До того момента, когда в один прекрасный день Натали вдруг не пожаловалась мне на домогательства одного своего бывшего клиента.
– Он до сих пор без ума от меня и не может забыть наши встречи. Собирается найти меня и забрать к себе. Как какую-то вещь. Мудила! Я ему сказала, что я давно не вещь! Меня уже нельзя просто так взять и купить. Нельзя!
Никогда ранее я не видел ее в таком состоянии. Она была взвинчена до предела и возмущена.
– Ты ему сказала, что фактически замужем?
– Да. Но ты не знаешь Майора. Он ублюдок и извращенец, каких свет не видывал. Ему плевать на это.
– Майора? – спросил я, гадая, что это – фамилия или звание. Но вскоре понял, что Натали не до шуток.
– Его зовут Виктор Майор. У меня с ним было нечто большее, чем просто секс.
– В смысле?
– Был небольшой роман, я дала предварительное согласие на свадьбу. Но потом отказала.
– Ничего себе новости. И что такого страшного в этом Майоре?
– Он способен на все, чтобы достичь своей цели. Если он сказал, что найдет меня, значит, найдет.
– Откуда он взялся?
– Из Санкт-Петербурга. Он жил там в то время, когда мы встречались. Сейчас пишет, что я лживая сволочь, вспоминает день, когда впервые меня сексуально унизил, и грозится приехать. Все бы ничего. Он не первый, кто мне угрожает. Среди моих клиентов были люди и посерьезнее. Но этот… Этот чрезвычайно опасен.
Я боялся спрашивать у Натали, откуда взялась ее уверенность по части его опасности. Я предполагал ее ответ. И сцены с издевательствами, наручниками и избиениями вставали у меня перед глазами.
– Не надо было спать с ним.
– Как ты думаешь, мне легко было? Тебе просто обвинять меня в этом. Но ты никогда не спал с теми, кто тебе неприятен. И не имеешь права судить. Вот, полюбуйся, что он пишет, – она показала мне свой мобильник и смс-ку с неизвестного номера.
«Ты не женщина, ты лживая сволочь! Низкопробная подстилка! Я обязательно найду тебя. Найду и проучу, кукла».
– Я знаю, что он задумал. Он посадит меня на привязь, как собаку в своем загородном доме, и живого места на мне не оставит. Он будет унижать меня и мучить. Он это любит. Знаешь, что он делал там со мной?
– Господи, Натали…
– «От тебя воняет, шлюха! От тебя разит, как от помойной крысы! Да ты и есть та самая помойная крыса! Ха-ха! Моя помойная крыса!» – спародировала она голос Майора, который в ее басовитой интерпретации наверняка не особо отличался от оригинала.
– Так он начинал свое действие. Обзывал меня жабой и говорил, что у меня лягушачьи губы. Но их так приятно целовать. Он получал извращенное удовольствие, издеваясь надо мной. Он больной на голову. Чертов урод!
– Прекрати, – я обнял ее и почувствовал, как она дрожит. Ее ладони вспотели, дыхание участилось. Она была серьезно напугана. Разве мог я позволить моей женщине, матери моего будущего ребенка кого-то бояться?
– Ты не знаешь его. Он бывший военный, отмороженный на всю голову. Он – самое настоящее чудовище, он враг мой.
– Я так понимаю, он хочет приехать сюда?
– Непременно приедет. И если застанет нас вместе, не поздоровится еще и тебе.
– Ну это мы посмотрим. Думаю с ним поговорить. Для начала. Если это не возымеет действия…
– Бесполезно. Этот человек не понимает слов. Хочу, чтобы он исчез из моей жизни. И никогда больше не домогался меня. Можешь сделать так?
Поначалу я не понял, на что она намекает.
– Прошу тебя, сделай так, чтобы его больше не было в моей жизни. Я и наша девочка, – она погладила свой округлившийся живот. – Мы будем благодарны тебе за это.
Но потом догадался.
– Ты говоришь об убийстве?
Она приложила палец к моим губам.
– Запомни, все это ради нашей семьи. Нашего спокойствия. Ты ведь не хочешь, чтобы я и наша дочь жили в постоянном страхе?
– Конечно, не хочу.
– Тогда сделай это. Если все сделаешь так, как скажу, никто тебя даже искать не станет. Потому что у них не будет ни единой зацепки.
– А потом, – она замурлыкала. – Я вознагражу тебя. Ты получишь такое удовольствие, о котором и мечтать не мог.
– Ты уверена, что нам есть еще, что пробовать?
– Даже не сомневайся, милый, – с этими словами она плавно опустилась на колени и начала расстегивать мои брюки.
Что я мог сделать в тот момент? Как мог решить эту проблему?
«Этот человек не понимает слов. Хочу, чтобы он исчез из моей жизни. И никогда больше не домогался меня. Можешь сделать так?»
– Я не уверен, что задуманное нами – правильная идея, – меня терзали сомнения, и я прямо заявил об этом любимой.
– Другого выхода нет.
– Но ведь есть еще полиция. Копы могут помочь нам, если ты им все расскажешь.
– Я не собираюсь рассказывать копам, как этот гандон регулярно насиловал меня и издевался. Я не собираюсь вообще никому рассказывать о своем прошлом. Ты за кого меня принимаешь? Я думала, мы с тобой уже все решили.
– Не уверен.
– Значит, я скажу копам, что я бывшая блядь, расскажу о своих отношениях с Майором, и они его посадят? Смешно! – она так противно засмеялась, резко откинулась на спинку стула и закатила глаза. В тот момент она стала похожа на дешевую потаскуху, ей не хватало только сигареты во рту.
– Им всем плевать на мои домыслы. Пока он не тронул меня, они и пальцем не пошевелят. И ты лучше меня об этом знаешь.
Был ли у меня выбор? Мог ли я в тот момент принять другое решение и не убивать? Мог. И выбор у меня, безусловно, был. Но я слишком сильно любил Натали и ее длинные черные волосы, чтобы смалодушничать и отказать ей. Тогда я впервые начал осознавать, какую власть она имеет надо мной.
Где-то неделю я взвешивал все за и против. Искал возможность выбраться из этого положения по-другому. И не находил. Я говорил себе, что все преодолею, все вытерплю. Ради такой женщины я готов на все. Я был словно околдован ею. И ничего не мог с этим поделать.
Натали отдала мне фото Майора и рассказала, где он живет.
Утром следующего дня я уже садился в поезд, который через четыре часа привез меня в холодный Петербург. По моему плану в Северной столице я должен был провести пару дней, просчитать каждую минуту своего передвижения, продумать каждую деталь преступления, совершить которое я собирался вечером одного буднего дня, подкараулив жертву у ее дома.
На черном рынке неподалеку от Финского залива я купил пистолет. Проверил его боеготовность, выехав в лес и постреляв там. Удивился, как у меня это хорошо получается – стрелять. И засомневался в выборе профессии. К вечеру того же дня я был готов. Настало время убить врага.
Я недолго искал дом, в котором жил отставной военный по имени Виктор Майор. Четырехэтажное белое здание рядом с Английским мостом я заприметил сразу, как только явился в тот квартал по известному адресу. Притаившись в близлежащих окрестностях, я стал ждать.
Но когда он появился, я впал в ступор и не отважился нажать на курок. Майор был с тремя малолетними детьми. Две девочки и мальчик, судя по всему погодки, самому старшему из которых было не более четырех лет, следовали за отцом по дороге в парк. Для меня это был настоящий шок. Я тут же позвонил Натали и объяснил ситуацию. Я сказал, что не смогу убить многодетного отца.
– Хорошо, милый. Но ты должен помнить то, о чем я тебе говорила. Он придет не только за мной. Но и за тобой. Он ненавидит всех, кто мне дорог. Сначала он убьет меня… О, нет! Сначала он изнасилует меня на твоих глазах, а потом убьет. Следом он убьет тебя, Пикадор. Неужели ты будешь этого ждать?
– Но у него дети, любимая, – я говорил с ней, а сам смотрел на то, как Майор играется со своими отпрысками на детской площадке и не мог поверить, что этот человек способен на зверства, описанные Натали.
– Ну и что? Почему тебя это останавливает?
– Они останутся без отца, – сказал я растерянно. Я искренне не понимал ее жестокости.
На миг она задумалась. Но не для того, чтобы осмыслить сказанное и отказаться от своей идеи, а лишь для того, чтобы найти нужные слова для убеждения.
– Тебя это не должно волновать. Я тоже выросла без матери. И она мне никогда не была нужна. И миллионы таких, как я. И ничего. Как-то выросли. И как-то живем. Сколько на свете детей без гребаных отцов и матерей! И никого это не волнует. Одни убивают родителей, другие – детей. Мы не должны страдать от этого. Это его отпрыски, пусть живут. Ты же не тронешь их, Андрей! Правильно?
– Натали…
– Я стану твоей женой. И навсегда буду принадлежать только тебе. Ты ведь хочешь этого больше всего на свете. Не так ли? Так убей его, Пикадор!
За нежностью ее губ и доступностью плоти я потерял рассудок, в упор не видя демона.
Я не мог отказаться от своих слов. Не мог принять единственно верного решения и забыть о Натали. Потому что забыть о ней было невозможно. Потому что вычеркнуть ее из жизни – означало совершить над собой сверхусилие, на которое я был не способен.
На следующий день я снова подкараулил врага нашей семьи. Мне повезло, он был без детей. Рука у меня не дрогнула. Я выпустил две пули ему в голову. Он умер на месте.
Призрак на мосту
После убийства Виктора Майора Натали мне сказала, что я самый лучший на свете, потому что не хочу терять то единственное и прекрасное, что у меня есть. То есть ее. И оберегаю ее всеми силами от недоброжелателей и зла. Тогда я и представить себе не мог, что на самом деле зло – это она сама. Моя любовь к ней придавала мне характера и воли, какой-то страшной, чуждой воли. И ощущение безнаказанности. Словно за ней стоял сам дьявол, который бы никогда не позволил мне ответить за содеянное.
Вскоре пришел срок, и Натали родила. Девочку мы назвали Катей.
Она сидела с ребенком дома, я много работал. Я почти не бывал с ними. Работа забирала все мое время. К сожалению, у нас оставалось лишь несколько выходных в месяц для того, чтобы побыть вместе. Это слишком мало для любви.
В то время я сильно уставал и быстро вырубался. Едва ложился, сразу засыпал. В одну из таких ночей мне приснился Виктор Майор.
Он стоял посреди Английского моста, силуэт его был объят серым туманом. Я видел только фигуру, но знал, что это он. А потом я услышал детский плач. Он раздался из глубины тумана со стороны жилых домов. С каждой секундой он все нарастал и нарастал, пока наконец не начал сводить меня с ума. Я закрыл лицо руками, словно от крика можно было отделаться таким способом, и попробовал бежать. Но, как это часто бывает во снах, бег мой превратился в вязкую и неуклюжую ходьбу.
Тем временем человек на мосту стал приближаться ко мне. Когда он ступил на дорогу, я увидел его лицо. Голый череп с двумя дырками во лбу, из которых сочилась кровь.
– Где они?! Куда ты их спрятал от меня?! – подойдя ближе, он стал трясти меня за плечи. – Отвечай, гребаный ублюдок! Они кричат, но я не вижу их. Они кричат, но я не вижу!
– Остановись… – прошептал я, не помня себя от страха.
– Верни моих детей! Слышишь?!
Я едва держался на ногах, а он продолжал трясти меня, что есть мочи.
– Верни мне моих детей! – руки мертвеца сжали мое горло, я начал задыхаться. Схватил его за запястья и стал раздвигать железные грабли в стороны, чтобы дать себе немного воздуха. Но сил моих не хватало, а у Майора их было хоть отбавляй. Он сжимал мое горло все сильнее, пальцы его смяли мою шею, как шею цыпленка. Я перестал дышать. Голова моя закружилась, перед глазами поплыли тени. Я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание. И тогда он додушит меня. Плач детей потерялся где-то в складках густого тумана. Я видел перед собой только серое озлобленное лицо мертвеца, его наполненные ненавистью глаза.
– Папа, не надо, – услышал я детский голос на задворках сознания. Призрак замер.
Мгновение, и его хватка ослабла. Он обернулся.
– Вы здесь? Вы все вместе?
Я проследил за его взглядом и увидел в рассеивающемся тумане три маленьких фигуры. У моста стояли дети. Две девочки и мальчик, им было не более четырех лет. Мой враг нажал мне на горло с последним решительным усилием, тем самым перекрыв мне кислород окончательно. И мир в моих глазах померк.
Потом сверху я увидел, как отец помчался к своим детям, а мой труп остался лежать на дороге. И услышал собственный крик. Вопль сумасшедшего, вобравший в себя всю силу отчаяния и боли.
И в следующий миг я… я проснулся от плача своей дочери.
Все утро и весь день я ходил сам не свой. Не мог подолгу оставаться на месте. Постоянно перемещался из комнаты в комнату, не сидел более пяти минут на стуле, не ложился на кровать. Долгая прогулка по улицам города не помогла. Домой я вернулся с тем же ощущением тревоги и какой-то безнадежности.
Засыпал я мучительно долго, не в силах отделаться от дурных мыслей, круживших мне голову. Наконец, я провалился в глубокий сон, в кошмар, где меня снова встретил призрак на мосту. Кричали и плакали дети. Майор душил меня. Я терял сознание. Пока, наконец, часа в три ночи не вскочил с постели и не выбежал из спальни. Словно в лунатическом сне я бродил по дому, пока не забрел в детскую, где, склонившись над колыбелью, стоял и смотрел на свою дочь до самого утра.
– Что ты здесь делаешь? – испуганно спросила Натали, когда увидела меня в таком состоянии. Я не знал, что ответить.
– Отойди от ребенка!
Я даже не повернулся в ее сторону.
– Иди ложись, – она подошла, тронула меня за плечо, я вздрогнул. И следующим движением схватил ее за горло. Совсем как призрак в моем сне держал меня, теперь я с такой же яростью и силой принялся душить ее.
– Что ты делаешь… – хрипела она, пытаясь освободиться от моей хватки.
– Оста-но-вись!
«Остановись!» – сказал я сам себе, когда Натали лежала на полу без сознания. В чувство меня снова привел крик ребенка.
Мой кошмар повторился и на следующую ночь. Но этой ночи не стала ждать Натали. Она вызвала неотложную психиатрическую помощь. Врачу она показала синяк на шее и рассказала, как я ее душил. Она не знала, что до этого я всю ночь бродил по дому, не соображая, что со мной происходит. Но, кажется, врач обо всем догадался.
Меня хотели принудительно отправить в клинику. И вот тут я впервые обрадовался, что Натали не являлась моей официальной женой. А следовательно, не имела права родственника отправить меня в психушку. Это меня и спасло.
Врач сказал, что дает мне шанс. В течение месяца он будет регулярно навещать меня и следить за моим психическим здоровьем. Он посоветовал нам с Натали все это время спать раздельно.
На несколько ночей кошмары оставили меня. Натали спала в детской, запирая дверь на два замка. Мы отстранились друг от друга и мало разговаривали, хотя один раз все-таки занялись любовью. В ту ночь она снова стала похожа на знакомую мне похотливую девицу, которую я всегда хотел иметь в своей постели. Манеры дамы полусвета никуда не делись. Она не забыла, как доставлять мужчине удовольствие, а я вспомнил, как ругаться матом на нее во время занятий сексом. Но вскоре все повторилось.
Я стал бояться сам себя. Я не знал, что сделаю следующей ночью, когда усну. Я не мог контролировать себя во сне. Призрак Виктора Майора не давал мне покоя. Он настойчиво требовал от меня возвращения своих детей. Но даже когда видел их у моста, все равно убивал меня.
Его голос раздавался из сна и преследовал меня в течение дня. Мне казалось, он не оставит меня никогда. Я потерял себя и боялся, что в следующий раз задушу своего ребенка, а потом убью Натали.
Те дни я проживал с ужасной головной болью и осознанием того, что я есть бледная тень самого себя времен совсем недавних. Но самое страшное заключалось в том, что я не знал, как это изменить. Шли дни, и я понимал: вот-вот, и я сделаю последний шаг в пропасть безумия.
Данкер
В одну солнечную субботу Натали вызвали в Следственный комитет на допрос. Полиция опрашивала всех знакомых Виктора Майора. И так как отставной военный из Петербурга был ее бывшим клиентом, моя «почти» супруга попала в их число. Спустя полгода после его смерти копам каким-то образом удалось узнать, что он посещал ее.
Натали не было целый день. Вернулась она поздним вечером уставшая и в подавленном состоянии. Попросила не беспокоить ее до утра. Я согласился и оставил все расспросы на потом. Мы снова легли в разных комнатах. Она заперлась на два замка.
Рано утром в воскресенье раздался звонок в дверь. Я не спал, услышал звонок сразу, вскочил с кровати и побежал на кухню в поисках ножа. Меня буквально трясло от страха. Я был уверен, что это ОН! Враг из моего кошмара. Сейчас он ворвется в мой дом и убьет меня. Сон перекочевал в реальность. И я уже не мог отличить вымысел от правды.
Из детской вышла Натали. Она направилась к входной двери.
– Не открывай! – закричал я, прячась на кухне.
Она даже не обратила на меня внимания. Спросонья она не поняла, насколько я испуган и забит. Звонок повторился. Я сжал нож в руке, готовясь в любой момент кинуться на Майора, выследившего меня и явившегося в мой дом за своими детьми.
Натали спросила, кто там, и получив устраивающий ее ответ, открыла дверь.
На пороге стоял высокий мужчина в кожаной куртке и черной шляпе. Он извинился за столь ранний визит и представился как Александр Данкер, федеральный инспектор отдела убийств Следственного комитета. Он сказал, что пришел за мной.
Как ни странно, но от сердца у меня отлегло. Никогда ранее я еще не был так рад встрече с федералом. Я поспешил избавиться от ножа и пошел встречать копа. Тот начал задавать вопросы, на которые я отвечал заученным текстом. Мне было, что сказать. И слова мои звучали убедительно. Я готовился к подобному многие месяцы, постоянно держа в уме эту встречу.
Данкер смотрел на меня и внимательно слушал. В едва уловимом прищуре проницательных голубых глаз скрывались подозрения. Мне казалось, он видит меня насквозь, и лгать не имеет смысла.
Выслушав мои объяснения, он предъявил ордер на мой арест. В квартиру вошли трое дюжих полицейских и, скрутив мне руки за спиной, надели на меня наручники.
На Петровке в своем кабинете федеральный инспектор показал мне протокол допроса Натали, в котором она утверждала, что Виктора Майора убил я. Она якобы отговаривала меня от этой идеи, но я был непреклонен. Моя любовь к ней заставила меня сделать это, – так она заявила. После того, как она показала мне смс-ку с угрозами от «неизвестного», у меня словно «крыша» съехала. Я стал непредсказуем. По ее заверениям, в день убийства меня не было дома. Я пришел поздно ночью голодный и уставший. Будучи уверенной, что я все это время провел на работе, она не стала задавать вопросы, чтобы не получить на них очевидные ответы.
Читая злосчастный протокол, я очень пожалел о том, что в свое время не избавился от фотографии Виктора Майора, которую мне дала Натали перед моей поездкой в Питер, и которая была найдена в моем доме при обыске и теперь лежала в папке с уголовным делом против меня.
– Это ложь. Все ее слова – ложь от начала и до конца! Она просто хочет избавиться от меня. Избавиться потому, что я стал непредсказуем в своих действиях и поступках.
Данкер поймал мой гневный взгляд и устало вздохнул.
– Как вы связались с этой женщиной? У нее весьма дурная репутация.
– Вы ее не знаете.
– Что ж, как мужчину я вас понимаю.
– Отчего же вы верите ей, а не мне?
– У нас нет оснований не верить Натали Ланс. Хотя поначалу мы подозревали именно ее. Но после проверки железнодорожных рейсов и забронированных гостиничных мест в день убийства мы нашли там ваше имя. Она сдала вас, мой друг.
Я знал, что Данкер прав. И не испытывал ужаса перед тюрьмой. Где-то в глубине души я даже рад был такому финалу. Ибо такой финал мог оправдать меня в глазах призрака.
– Это совпадение, и ничего не доказывает, – я чувствовал, что тону, и попытался схватиться за соломинку.
– У вас нет алиби. И есть мотив.
– Мотив? Какой у меня может быть мотив? Зачем мне убивать человека, которого я ни разу в жизни не видел и не знал?
– Например, избавиться от мужа своей любовницы.
– Что? От какого мужа?
– Виктора Майора.
– Что за чушь?
– Для вас это новость? Странно.
– О чем вы? Я не понимаю…
– Ее муж был осведомлен, чем занималась его супруга в другом городе. И, конечно, ему это не нравилось. Но он никогда не хотел убивать ее. Один раз они даже встречались здесь, в Москве. Она вам не говорила? Натали передавала ему деньги на содержание трех своих детей.
– Этого не может быть… – я потерял дар речи от услышанного.
– Андрей, вы не знали, что у Натали Ланс есть дети? Она не посвятила вас в эту свою тайну? – Данкер был искренне удивлен. – Странно.
Он достал из лотка на столе фотографии. Разложил их передо мной. Там была запечатлена Натали с мужем. И детьми. На всех фото – она, ее муж Виктор Майор и их дети. Две девочки и мальчик. Совсем еще малыши.
– Полгода назад вы ездили в Санкт-Петербург, чтобы убить Виктора Майора. Вполне возможно, по просьбе Натали.
Тут я почувствовал внезапное желание заткнуть ненавистного копа. Невольно я покосился на пистолет в его кобуре, свисающей с кожаной портупеи под мышкой, но вовремя опомнился и мгновенно отбросил эту идею.
– Молчите? – он поймал мой взгляд. – Ну что ж, я расскажу вам немного о семье Натали Ланс.
Как оказалось, Виктор Майор не был ее бывшим клиентом. Он был отцом ее троих детей, наличие которых она успешно скрывала от меня на протяжении всей нашей недолгой совместной жизни. Два года назад Натали покинула свой дом, оставив троих детей на попечение мужа.
«Ты не женщина, ты лживая сволочь! Низкопробная подстилка! Я обязательно найду тебя. Найду и проучу, кукла».
Эту смс-ку действительно прислал ее бывший муж. Но он никогда не был монстром.
Он написал ее, когда узнал, что Натали всегда была проституткой и не оставила свою профессию даже после вступления с ним в брак и рождения детей. И все те ужасы про привязь, угрозы и оскорбления про помойную крысу, все это было вымыслом Натали. Впрочем, это было уже неважно. И вряд ли интересно федеральному инспектору.
– Мы все знаем. И про нее, и про вас. Вам осталось только признаться в содеянном. Я уверен, это признание спасет вас от пожизненного заключения.
Вместо признания я сказал:
– Вы спасли меня от клиники. Еще чуть-чуть, и я бы сошел с ума.
– Мучают кошмары? Я промолчал.
– Следующая моя новость не добавит вам спокойствия. Но, возможно, она сподвигнет вас быть более разговорчивым. Ибо неправильно брать всю вину на себя.
Я приготовился.
– Натали Ланс продолжала заниматься проституцией, живя с вами, и на последних месяцах беременности тоже. Есть показания ее постоянных клиентов.
И тут я вспомнил слова Розы Стар из салона «Мадам Бовари».
«Ни одна девушка из тех, кто занимается проституцией добровольно, никогда не остановится. Она будет продолжать заниматься этим до тех пор, пока получает удовольствие».
И я понял, что она была права.
У Натали это было в крови. Быть шлюхой. Алчной и своенравной. И она всегда останется ею. Потому что шлюха всегда остается шлюхой. И пахнет соответствующе.
– Она… – я долго искал нужное слово. – Она – чудовище. Она же обещала… О, Господи… А эти… эти ублюдки, – я прикусил губу. – Ее беременность не смущала их?
– Ну, скажем так: они извращенцы. Некоторые привлекались нами за сексуальные преступления. Но это так, легкое развлечение по сравнению с вашим деянием.
– Она, она не могла… – в замешательстве я метался от мысли к мысли, от догадок к выводам, но никак не мог понять, как такое возможно, не мог поверить. – Она говорила, что я научил ее любви, – шептал я заторможенно и вдумчиво, тщательно подбирая слова. – Настоящей любви. Ради которой и создаются семьи.
Данкер молча смотрел на меня. В тот момент я почувствовал себя самым последним идиотом на свете.
– Ничего этого я не знал…
– Вы убили Виктора Майора? Я хочу услышать это из ваших уст.
Я рассказал инспектору все. Даже про свой кошмар, про который, кстати, не говорил никому. Я проникся симпатией к этому федералу. После всех гнусных новостей и всей той грязи, которая вылилась на меня в одночасье, мне казалось, что он единственный на свете честный человек.
Когда я замолчал, Данкер выключил диктофон и одобрительно кивнул. Он перестал смотреть мне в глаза и отвернулся. Одно это обстоятельство сбросило груз с моих плеч.
– Мерзкий характер обесценивает красоту, – задумчиво произнес он, глядя на улицу в окно.
– Вы мне верите?
– Склоняюсь к вашей версии больше, чем к версии Натали Ланс.
Я попросил его дать мне обещание, что эта мразь пойдет под суд вместе со мной. «Подстрекательство к убийству» здесь налицо.
– Не могу понять, зачем ей понадобилось убивать своего мужа?
– Могу лишь предположить. Скорее всего, она не хотела его присутствия в своей жизни. Совсем. Может, у него имелся какой-либо компромат на нее, ведь он знал о ее прошлом. Одно могу сказать точно: вряд ли он испытывал к ней прежние чувства после того, как она бросила его с детьми и уехала в другой город. Может, он требовал у нее слишком много денег на содержание детей. Может, еще что. Скоро мы это узнаем.
– Безумие какое-то. Что будет с нашим ребенком? – я понимал, что Данкер засадит меня надолго, но почему-то не испытывал к нему ненависти.
– О нем позаботятся органы опеки. Мы тут узнали кое-что про вашу Натали, – сказал сыщик, постукивая пальцами по черной папке. – Не знаю, читать или нет.
– Конечно, читайте.
Данкер покосился на меня.
– Прошу вас.
Он открыл черную папку.
– Ее мать, Елена Ланс, была проституткой. В тридцать лет убила своего сожителя и надолго отправилась в места не столь отдаленные. Дочь родила в тюрьме незадолго до своего освобождения. Отец девочки неизвестен. Когда вышла, ребенка оставила на зоне. Девочку вскоре передали в детский дом. Там она неоднократно подвергалась избиениям и насилию со стороны взрослых мужчин-воспитателей. Еще не достигнув совершеннолетия, Натали Ланс мелькает в нескольких делах о кражах. Недолго, но сидит. С такой биографией умудряется выйти замуж за приличного человека. Но, видимо, природа дает о себе знать. Она возвращается туда, откуда начала свой скользкий путь.
После очередной отсидки снова выходит замуж. В это время умирает ее мать.
– Думаете, все это объясняет ее жестокость?
– Не знаю, – Данкер пожал плечами, а потом пристально посмотрел на меня.
– А что объясняет вашу?
Последнее слово
Я видел Натали Ланс еще один раз. На очной ставке в следственном изоляторе, после которой у нас состоялась беседа с глазу на глаз. Ее нам устроил Данкер. По моей просьбе.
Мне было невероятно трудно смириться с мыслью о том, что Натали для меня навсегда потеряна. Даже после всего услышанного на очной ставке я все еще сомневался в реальности происходящего.
– Как ты могла? Я ведь любил тебя. Любил всем сердцем. И доверял. А ты использовала меня. Цинично и жестоко. Я теперь по-твоему кто?
Отработанный член? Спущенный курок? Черт, теперь я понимаю, что выйти за меня замуж ты просто не могла! Просто потому, что уже была замужем. Господи…
– Пикадор, очнись! Эй! Посмотри на меня, а потом на себя. Неужели ты думаешь, что я могу принадлежать одному мужчине? Тем более, тебе. Боже, какой бред! – она всплеснула руками и посмотрела на меня взглядом, полным брезгливости и недоумения.
И тут я почему-то вспомнил Вику. Никогда милая девушка не выражала в мою сторону даже намека на презрение. Я тосковал. Но что толку посыпать голову пеплом, когда уже все потеряно.
– Скажи мне, могу ли я, убив кого-то, жить спокойно?
– Я не знаю. Это твои проблемы.
– Я не могу. А ты? Как можешь жить ты?
– Пикадор, отстань. Ты совершил то, что должен был. И в этом нет ничьей вины. Его давно уже пора было прикончить.
– За что ты убила отца своих детей?
Она прыснула и отвернулась, чтобы не смотреть мне в глаза.
– Ты попутал, Пикадор, – чмокнула губами. – Это ты убил Майора, а не я. Ну а если честно, то он хотел сделать из меня простую домашнюю блядь. Как и ты. Но не получилось.
– Ты оставила своих детей на произвол судьбы! Две девочки и мальчик. Как ты могла так поступить с ними?
– Никто и никогда не запретит мне поступать со своими детьми так, как мне хочется.
В этой женщине не было ни капли добра. Ни совести, ни сожаления о содеянном, ни элементарной человечности. Королева лицемерия и злорадства, умело скрывая истинную сущность, она шла к своим целям любой ценой. И я, будучи ослеплен ее дьявольской красотой, до последнего был в ее власти.
– Мою дочь, сука, ты никогда не увидишь! Слышишь?
– Твоя, не твоя – забудь. Отмотаешь срок, вернешься другим человеком.
– Я никогда не забуду свою дочь. И никогда не стану таким, как ты!
– Пикадор, ты слаб. Но в тюрьме тебе вправят мозги. Как вправили однажды мне.
– Почему ты такая? Господи, ты же другой была…
– Я всегда была собою. Просто ты видел во мне только шлюху.
Куда делась та послушная жрица любви с притягательной душой и нежными объятиями? Ошеломительная фея моих грез, в которую я верил до конца.
Осталось лишь вот это! Человекоподобное существо с неутолимой алчностью в глазах и дерьмом в сердце. Жадное, коварное, беспринципное. А ведь я ее любил.
– Это ты убила свою мать? – не вопрос, а выстрел. Еще один.
– Что? – впервые я увидел страх в ее глазах. И понял, насколько он отличался от того фальшивого чувства, которому я беззаветно верил раньше.
– Ты слышала.
Не знаю почему, но я был уверен, что ее мать стала жертвой мести дочери за свою неблагополучную судьбу. И до сих я так думаю.
– Какого черта, Пикадор? – сволочь вспылила. Голос ее стал грубее прежнего, почти мужским.
– Никто не знает, жива она или мертва!
– Ты знаешь, – безапелляционно заявил я.
– Замолчи! Слышишь? Ты убийца. Ты! Не я. И ты не смеешь обвинять меня ни в чем! Чертов Пикадор, ты мне отвратен, твою мать! Пошел вон!
– Признайся мне, ведь ты ее ненавидела. Ненавидела больше, чем своего покойного мужа. Признайся, и, возможно, призрак смилостивится. Ведь скоро он доберется и до тебя.
– Ты спятил?
– Это твое последнее слово?
– Да, черт возьми! Да, мудак!
– Ты повторяешь путь своей матери. Со временем красота твоя померкнет, и ты умрешь в нищете и одиночестве, позабытая всеми. Но, хуже того, ты будешь проклята своими детьми. И мной.
Пророчество
В следственном изоляторе я сидел один.
В ночь перед судом я не спал. Я слышал, как открылась дверь, и ко мне в камеру кто-то вошел. Я сразу понял: это не охранник, потому что они сначала говорят, а потом заходят. Да и походку каждого из них я уже выучил. На мою койку сел мужчина в черном. Я подвинулся и так и замер, когда понял, кто это был.
– Она безупречна. Не правда ли? Я звал ее «моя Клеопатра». Думал, она легкая и смиренная, – разочарованно сказал посетитель, глядя в потолок. – Я любил ее. У нас были дети. Я думал, она любит меня тоже. Но, к сожалению, она не способна любить. Никого. Даже своих детей, – он замолчал, и в наступившей тишине я понял, сколько убийственной грусти было в его словах, сколько неизбежной правды.
– Она хотела исчезнуть из моей жизни. Из жизни наших детей. Ее манила свобода.
Я едва сдерживал крик. Руки у меня дрожали, а сердце колотилось как сумасшедшее.
– Не знаешь, почему?
– Нет, – еле выдавил я.
– К красоте привыкаешь, к характеру – никогда. Она манерная и жутко самовлюбленная особа. Так сказать, птица высокого полета. Но с каждым годом она летает все ниже. Думаешь, это и есть сатисфакция?
Глаза мои наполнились слезами, но я их сдерживал. Мой страх медленно превратился в боль, а потом в разрушительное отчаяние. Я схватился за виски и закрыл лицо руками.
– Если хочешь, убей меня, – сказал я, опустив голову.
Призрак устало вздохнул.
– Через пять лет Натали выйдет на свободу. Она захочет забрать твою дочь себе. Но ей не отдадут ребенка.
Ты просидишь еще долго. Но не весь срок. Через девять лет ты выйдешь на свободу по амнистии. И вот, когда ты выйдешь, то найдешь ее. Найдешь и прикончишь.
Наконец он посмотрел на меня. Мертвое лицо, лишенное всякого выражения и цвета. Во лбу по-прежнему две дырки, вот только крови больше нет.
Я кивнул, выражая свое согласие.
С тех пор прошло девять лет.
Пророчество призрака сбылось. Совсем скоро я выйду отсюда. И наконец вдохну полной грудью долгожданный воздух свободы. И обрету новую силу.
И вот тогда я приду за тобой, Натали.
Моя Боль.
Мой Наркотик.
Мой Свет.
Мой Апокалипсис.
Твой блеск померк, очарование иссякло. Но ведь их и не было никогда. Потому что мерзкий характер уродует красоту.