Читать книгу Прощай, детка, прощай - Деннис Лихэйн - Страница 7

В парке Сэвин-Хил «Звезды» играли с «Иволгами», игра не клеилась. Защитник «Звезд» направил мяч по линии между «домом» и третьей базой, стоявший на ней игрок «Иволг» к мячу не успел, поскольку был очень занят, вытягивал колосок из стебля травинки. Бегущий «Звезд» поднял мяч и побежал с ним к «дому», но, чуть-чуть не добежав, кинул его в направлении подающего, тот мяч поднял и бросил в сторону первой базы. Стоявший на ней игрок мяч поймал, но вместо того, чтобы осалить бегущего, повернулся и бросил мяч за пределы поля. Центральный и правый полевые игроки бросились к мячу, левый полевой сделал ручкой своей маме.

Раз в неделю группа Лиги тибола[11] Северного Дорчестера для детей от четырех до шести лет играла в парке Сэвин-Хилл на меньшем из двух полей. От юго-восточной автострады его отделяла изгородь из сетки-рабицы длиной примерно с полсотни метров. Из парка открывался вид на залив с прославленным пляжем Малибу, здесь «парковался» местный яхт-клуб. Я ни разу не видел, чтобы хоть одна яхта бросила поблизости якорь, впрочем, может быть, я смотрю на море в неподходящее время.

Когда мне было между четырьмя и шестью, мы играли в бейсбол, тибол тогда еще не придумали. Были у нас и тренеры, и родители, подбадривали и подгоняли нас с трибун. Некоторые из нас уже умели отбивать мяч так, чтобы он лишь чуть-чуть откатывался к «дому», и избегать осаливания игроком со второй базы. Наши отцы проверяли наши умения силовыми и кручеными подачами с горки. Мы играли матчи по семь инингов, состязались с командами из других приходов, и к моменту вступления в младшую лигу, когда нам было лет по семь-восемь, с командами приходов Святого Барта, Святого Уильяма и Святого Антония в Северном Дорчестере соперники играть с нами побаивались, и не без оснований.

Глядя на три десятка неклюжих и неловких ребятишек – у одного малыша бейсболка съехала на глаза, глазастенькая девчушка засмотрелась на заходящее солнце, – я думал, что нас учили не в пример достойней и лучше, нас готовили к суровым требованиям взрослой игры, хотя эта детвора, похоже, получала куда больше удовольствия, чем в свое время мы.

Каждую позицию занимали в порядке очереди. Когда все игроки попадали битой по мячу (а они все попадали, при нас никто не промахнулся), команда отдавала противнику биты и забирала у него перчатки. Счет никто не вел. Если какой-то ребенок оказывался достаточно проворным, чтобы и поймать мяч, и осалить бегущего, тренер хвалил и поздравлял обоих, правда, тот, кто был бегущим, оставался на базе. Находились и тут родители, истошно кричавшие: «Подбери мяч, Эндриа!» или «Беги, Эдди, беги! Да нет, не туда! Вон туда!». Но большей частью родители и тренеры аплодировали каждому удару, при котором мяч отлетал больше чем на метр; каждому ребенку, поймавшему мяч и бросившему его куда-нибудь, где почтовый индекс тот же, что и у парка; каждому успешному пробегу от первой базы до третьей, пусть даже игрок пробежал по горке подающего.

В этой лиге состояла и дочь Хелен. Записали ее сюда и возили на занятия Лайонел и Беатрис. Аманда Маккриди играла в команде «Иволг» на второй базе, и, по словам тренера Сони Гарабедьян, неплохо ловила мяч, если не слишком увлекалась разглядыванием вышивки на своей маечке.

– Так несколько мячей и прозевала. – Соня улыбчиво покачала головой. – Она стояла вот там, где сейчас Аарон, оттянет рубашку, птичку созерцает, иногда заговаривала с нею. Если мяч летел в ее сторону… ну что ж, приходилось ему подождать, пока Аманда налюбуется.

Пухлый мальчишка, стоявший у Т-образной подставки, довольно крупный для своего возраста, послал мяч далеко за границу левого поля, и все бросились за ним. Обогнув вторую базу, мальчишка побежал за остальными, там ребятня, отнимая друг у друга мяч, уже вовсю каталась по траве.

– Аманда так бы никогда не поступила, – сказала Соня.

– Хоум-ран[12] не пробила бы?

– И это тоже. Видите, что за куча-мала? Если их не растащить, начнут играть в «Царя горы» и вообще забудут, зачем сюда пришли.

Растаскивать взялись двое крепких папаш. Соня показала нам на рыженькую девочку на третьей базе. В свои лет пять она была меньше остальных игроков, рубашка с эмблемой команды доходила ей до колен. Девочка равнодушно посмотрела на творившуюся кутерьму, села на корточки и стала ковырять камешком землю.

– Это Керри. Что бы ни случилось, она всегда сама по себе. Хоть слон приди на поле и все побегут играть с его хоботом, ей и в голову не придет присоединиться к остальным.

– Такая застенчивая? – спросил я.

– Отчасти застенчивая, – кивнула Соня. – Но помимо того, просто не реагирует на то, что у других детей вызывает вполне предсказуемую реакцию. Она не грустит, но и не веселится, и так всегда. Понимаете?

Керри отвлеклась на мгновение от своего занятия, подняла веснушчатое лицо, сощурилась от лучей заходящего солнца и снова стала рыть ямку.

– В этом отношении Аманда похожа на Керри. Вяло реагирует на непосредственные раздражители.

– Интроверт, – сказала Энджи.

– Отчасти, но не настолько, чтобы подозревать богатую внутреннюю жизнь. Не то чтобы она была заперта в своем мирке, просто вовне ее мало что интересует. – Соня, обернувшись, взглянула на меня, и было что-то грустное и суровое в складке ее губ и во взгляде.

– С Хелен вы уже встречались? – спросила она.

– Да.

– И что думаете?

Я пожал плечами.

– Только и можно что плечами пожать, да?

– Она приходила смотреть, как играет Аманда? – спросила Энджи.

– Один раз. Только один раз, и то пьяная. Пришла с Дотти Мэхью, та тоже была подшофе, вели себя очень шумно. Мне кажется, Аманде было стыдно за мать, она все спрашивала, когда игра закончится. – Соня покачала головой. – Дети в этом возрасте ощущают ход времени совсем не так, как взрослые. Различают только долго-недолго. В тот день игра, наверное, показалась Аманде нескончаемой.

К этому времени на поле вышли еще несколько родителей, тренеров и команда «Звезд» в полном составе. Несколько ребят все еще копошились в куче, хотя многие уже отделились от нее, разбились на небольшие группы, играли в салочки, бросались друг в друга перчатками или просто валялись по траве.

– Мисс Гарабедьян, вы не замечали здесь посторонних во время игры? – Энджи показала Соне фотографии Корвина Орла и Роберты Третт.

Соня взглянула на них, поморгала, пораженная габаритами Роберты, и отрицательно покачала головой.

– Видите того здоровяка? – Она указала на высокого, коротко стриженного коренастого мужчину лет сорока. – Это Мэт Хогланд, профессиональный культурист, несколько лет подряд побеждал в конкурсе на звание «мистер Массачусетс». Очень приятный человек. Обожает своих детей. В прошлом году у нас возле поля терся какой-то оборванец, наблюдал за игрой несколько минут, нам всем его взгляд очень не понравился. Мэт его… попросил уйти. Понятия не имею, что он этому чесоточному сказал, но тот просто побелел, сразу ушел, и больше его не видели. Может, такие… личности имеют свою сеть, обмениваются данными или что-то в этом роде. Не знаю. Но других незнакомых я здесь не видела. Вот только вы пришли.

Я потрогал себя за волосы.

– Как там моя чесотка?

Соня прыснула.

– Кое-кто из наших узнал вас, мистер Кензи. Мы помним, как вы спасли ребенка на игровой площадке. Мы все своих детей вам доверим, только скажите.

Энджи подтолкнула меня локтем:

– Герой ты наш.

– Отстань, – отмахнулся я.

* * *

Для восстановления порядка на поле потребовалось еще минут десять, и игра продолжилась.

Соня познакомила нас с некоторыми родителями. Хелен и Аманду знали немногие, и остаток матча мы провели, расспрашивая их. Помимо подтверждения сложившегося у нас мнения о Хелен Маккриди как о создании крайне эгоистичном, результатом этих разговоров стало более полное представление об Аманде.

Вопреки рассказам Хелен, пытавшейся представить дочку как приветливую, улыбчивую девчушку, складывалось впечатление, что Аманда была слишком вялая и тихая для четырехлетнего ребенка.

– Моя Джессика? – округлила глаза Фрэнсис Нигли. – От двух до пяти лет на стены налетала. А почемучка была просто невообразимая! Все спрашивала: «Мам, а почему животные не говорят, как мы? Откуда у меня пальцы на ногах? Почему одна вода горячая, а другая холодная?» Не унималась ни на минуту. Любая мать знает, каким невыносимым может быть четырехлетний ребенок. Ведь в четыре – ей ведь четыре? – человек удивляется миру каждую секунду.

– А Аманда? – спросила Энджи.

Фрэнсис прислонилась к спинке скамьи и огляделась по сторонам. Тени сгущались, поглощая детей на поле, отчего те, казалось, уменьшались в размерах.

– Мне случалось присматривать за Амандой. Не по своей инициативе. Бывало, Хелен забежит: «Нельзя ли оставить у вас на секундочку?» Потом приходит часов через шесть-семь. А что делать? Ведь не откажешь. – Она закурила. – Аманда тихая была, послушная. Где посадишь, там и сидит, глазеет на стены, на телевизор или еще на что-нибудь. Не интересовалась игрушками моих детей, кошку за хвост не тянула, ничего. Просто сидит, как неживая, даже не спросит, когда мама придет.

– Может, у нее отставание в развитии? – сказал я. – Аутизм или что-нибудь такое?

Фрэнсис покачала головой:

– Нет. Заговоришь с ней, все понимает, отвечает вполне разумно. Мне всегда казалось, что она просто не ожидает, что к ней обратятся с вопросом. Но такая ласковая, и говорит очень хорошо для своего возраста. Нет, она умная девочка. Просто чуть заторможенная.

– И это показалось вам странным, – уточнила Энджи.

Фрэнсис пожала плечами:

– Пожалуй, да. Мне кажется, она не привыкла, чтобы на нее обращали внимание. По-моему, это очень плохо.

Она отвернулась и стала смотреть на поле. Ее дочка подошла к «домашней» базе, неловко держа в руках биту и глядя перед собой на мяч, лежавший на Т-образной подставке.

– Стукни, детка, так, чтоб мяч из парка вылетел! – крикнула Фрэнсис. – У тебя получится.

Дочка оглянулась, посмотрела на мать, улыбнулась, помотала головой и швырнула биту на землю.