Читать книгу Ночь – мой дом - Деннис Лихэйн - Страница 8

Расстояние от окружной тюрьмы Саффолка до Чарлстаунского исправительного заведения составляло немногим более мили. Они могли бы пройти его пешком за то время, которое понадобилось, чтобы погрузить их в автобус и привинтить к полу их ножные кандалы. Этим утром переводили четверых: тощего негра и толстого русского, чьих имен Джо так и не узнал, Нормана – рыхлого трясущегося парня – и Джо. В первой тюрьме Норман с Джо успели несколько раз перекинуться словом, потому что камера Нормана располагалась напротив камеры Джо. Этот Норман имел несчастье подпасть под очарование дочери человека, на чьем извозчичьем дворе он работал (на Пинкни-стрит, у подножия холма Бикон-Хилл). Пятнадцатилетняя девочка забеременела, и семнадцатилетний Норман, сирота с двенадцати лет, получил за изнасилование три года с отбыванием в тюрьме максимально строгого режима.

Он поведал Джо, что много читал Библию и готов искупить свои прегрешения. Что Господь пребудет с ним и что добро есть в каждом, немало его и в людях дна, и он подозревает даже, что внутри тюремных стен можно отыскать больше добра, нежели ему встречалось за их пределами.

Джо никогда не видел более запуганного создания.

Автобус подпрыгивал на ухабах Чарльз-Ривер-роуд, и охранник, еще раз проверив их кандалы, представился мистером Хаммондом. Он сообщил, что их поместят в восточном крыле – разумеется, кроме негритоса, которого отправят в южное, к его собратьям.

– А вот правила всех вас касаются, не важно, какого вы цвета или веры. Не смотреть охране в глаза. Не спорить с приказами охраны. Не наступать на вспаханную полосу, которая идет вдоль стены. Не трогать неподобающим образом ни себя, ни других. Просто отсиживайте срок смирно, как зайчики, – без жалоб, без злых намерений, и между нами будет царить полнейшее согласие на пути к вашему возвращению в общество.

Тюрьме было больше ста лет. За это время к первым ее строениям из темного гранита прибавились более современные корпуса из красного кирпича. В плане все это напоминало крест; главная его часть состояла из четырех крыльев, отходящих от центральной башни. На вершине башни имелся наблюдательный купол, где постоянно дежурили четверо охранников с винтовками – по одному на каждое направление, в котором мог бы попытаться сбежать узник. Тюрьму окружали железнодорожные пути, а также фабрики, заводы и литейные цеха, тянувшиеся вдоль реки – от Норт-Энда до Сомервилла. На заводах выпускали кухонные плиты, на фабриках – ткани, а от литейных цехов несло магнием, медью и газами, выбрасываемыми при производстве чугуна. Когда автобус съехал с холма и затрясся по равнине, небо скрылось за пеленой дыма. Товарный состав Восточной дороги испустил свой обычный гудок, и им пришлось ждать, пока вагоны не прогромыхают мимо. Они пересекли пути и, преодолев последние триста ярдов, вкатились на территорию тюрьмы.

Автобус остановился, и мистер Хаммонд вместе с другим охранником отомкнул их кандалы, и Норман начал трястись и бормотать, и слезы полились по его щекам, как пот, и закапали на землю.

– Норман, – позвал Джо.

Норман покосился на него.

– Не надо, – сказал Джо.

Но тот не мог перестать.

Его камера находилась на верхнем ярусе восточного крыла. Весь день она жарилась на солнце и не остывала всю ночь. В самих камерах не было электричества: его берегли для коридоров, столовой и электрического стула в Доме смерти. Камеры освещались свечами. Водопроводу и канализации еще предстояло прийти в Чарлстаунское исправительное заведение, так что заключенные мочились и испражнялись в деревянные параши. Его камера была рассчитана на единственного узника, но в нее впихнули четыре койки. Его сокамерников звали Оливер, Юджин и Тумс. Оливер и Юджин были заурядными налетчиками из Ревера и Куинси соответственно. Оба вели дела с бандой Хики. Им не довелось работать с Джо и даже слышать о нем, но после того, как они обменялись несколькими именами, им стало ясно, что он свой – по крайней мере, достаточно свой, чтобы не шпынять его по пустякам.

Тумс был постарше и потише, с длинными волосами и длинными конечностями. В его глазах таилось что-то настолько гнусное, что смотреть в них не хотелось. В первый их вечер, едва зашло солнце, он уселся на свою верхнюю койку, свесив ноги, и Джо то и дело обнаруживал, что пустой взгляд Тумса обращен в его сторону, и он всякий раз изо всех сил старался не встречаться с этим взглядом глазами и незаметно отодвинуться подальше.

Джо спал на одной из нижних коек, напротив Оливера. У него был худший матрас в камере, койка провисала, одеяло было жесткое и изъеденное молью, оно воняло мокрым мехом. Он урывками дремал, но так по-настоящему и не заснул.

Утром к нему во дворе подошел Норман. Оба глаза у него были подбиты, нос ему, похоже, сломали, и Джо уже хотел расспросить его, что случилось, как вдруг Норман нахмурился, прикусил нижнюю губу и ударил Джо по шее. Джо сделал два шажка вправо и притворился, что ничего не произошло, он уже собирался спросить, в чем дело, но времени на это не хватило. Норман налетел на него, неуклюже задрав обе руки. Если Норман не станет бить его по голове, а сосредоточится на корпусе, Джо придет конец: ребра у него еще не до конца срослись, и садиться на койке по утрам было так мучительно, что в глазах темнело. Он увернулся, шваркнув пятками по грязи. Охранники на своих вышках наблюдали за рекой на западе или за океаном на востоке. Норман ударил его по шее с другой стороны, и Джо поднял ногу и с силой опустил ее на коленную чашечку Нормана.

Тот опрокинулся на спину, вывернув правую ногу под странным углом. Он начал кататься по земле, потом оперся на локоть и попробовал встать. Когда Джо наступил на его колено во второй раз, половина двора услышала, как у Нормана ломается нога. Из его рта вырвался не вопль, а какой-то более приглушенный звук: страшный стон пса, который заполз под дом, чтобы там издохнуть.

Норман валялся в грязи, бессильно уронив руки, слезы текли из его глаз в уши. Джо знал, что мог бы помочь Норману встать, ведь теперь тот уже не представляет опасности, но это восприняли бы как проявление слабости. Он просто ушел. Он шел по двору, в девять утра уже раскаленному, и чувствовал на себе взгляды бесчисленных пар глаз: все смотрели на него, прикидывая, каким будет следующее испытание, сколько они будут забавляться с этой новой мышкой, прежде чем по-настоящему схватят ее в когти.

Норман – ничто. Норман служил лишь разминкой. И если бы кто-то здесь представлял себе, насколько серьезно Джо повредили ребра, к утру от него остались бы одни кости.

Перед этим Джо видел у западной стены Оливера и Юджина, но сейчас они повернулись к нему спиной и исчезли в толпе. Они не хотели иметь с ним ничего общего, пока не выяснят, чем кончится дело. Так что теперь он в полном одиночестве шел к кучке незнакомых людей. Если он вдруг остановится и начнет озираться по сторонам, он будет выглядеть глупо. А глупость здесь – то же, что и слабость.

Он добрался до этой кучки людей, до дальнего конца двора, до стены, но они тоже удалились от него.

Так шло весь день – никто не желал с ним разговаривать. Никто не хотел его знать.