Читать книгу Дай мне руку, Тьма - Деннис Лихэйн - Страница 9

Вскоре после ухода Грейс позвонила Дайандра. Стэн Тимпсон согласился уделить мне пять минут по телефону в одиннадцать часов.

– Целых пять минут! – воскликнул я.

– Для Стэна это очень щедро. Я дала ему ваш номер. Он позвонит вам ровно в одиннадцать, Стэнли очень точен.

Дайандра дала мне расписание занятий Джейсона на неделю и номер его комнаты в общежитии. Я записал все, но тут голос ее стал слабым и ломким, в нем зазвучал страх, и, прежде чем мы попрощались, она сказала:

– Я ужасно нервничаю. Как мне это надоело.

– Не волнуйтесь, доктор Уоррен. Все образуется.

– Думаете?

* * *

Я позвонил Энджи, трубку сняли после второго звонка. Но сначала я уловил непонятный шорох и шум, как если бы она переходила из рук в руки, а потом услышал шепот Энджи:

– Я возьму.

Голос Энджи был чуть хрипловатым ото сна.

– Алло?

– Доброе утро.

– Угу, – сказала она. – Так и есть. – На другом конце снова послышался шорох, на этот раз простынь, из которых пытались выпутаться, и скрип матрасных пружин. – Что стряслось, Патрик?

Я передал ей содержание разговора с Дайандрой и Эриком.

– В таком случае это точно не Кевин. Это какая-то бессмыслица.

– Не совсем. У тебя есть ручка?

– Где-то есть. Сейчас найду.

Снова шелест и шорох, что означало, что Энджи бросила трубку на кровать и отправилась искать ручку. Надо сказать, что кухня у Энджи без единого пятнышка, так как она просто не пользуется ею, ванная у нее сверкает, потому что хозяйка не терпит грязи, но зато спальня всегда выглядит так, будто в ней только что распаковали сумки после длительного путешествия во время урагана. Носки и нижнее белье выглядывают из ящиков комода, чистые джинсы, рубахи и колготки разбросаны по полу или свисают с дверных ручек и со спинки кровати. Сколько я знал Энджи, она никогда не надевала то, что решала надеть с вечера. Среди этого беспорядка можно было увидеть и книги, и журналы, и согнутые и сломанные расчески, которые валялись по полу.

Масса предметов была потеряна в спальне Энджи, и вот теперь она решила найти здесь ручку.

После того как несколько ящиков были выпотрошены, а денежная мелочь, зажигалки и сережки рассыпаны по прикроватной тумбочке, чей-то голос спросил:

– Что ты ищешь?

– Ручку.

– Вот, возьми.

Она вернулась к телефону.

– Ручка есть.

– А бумага? – спросил я.

– Да, бумага.

Прошла еще минута.

– Давай говори, – сказала она.

Я дал ей учебное расписание Джейсона и номер его комнаты в общежитии. Она должна была понаблюдать за ним, пока я ждал звонка Стэна Тимпсона.

– Заметано, – сказала Энджи. – Но, черт побери, мне надо бежать!

Я взглянул на часы:

– Первое занятие начнется не раньше полдесятого. У тебя еще есть время.

– У меня полдесятого встреча.

– С кем?

Ее дыхание было несколько затруднено, из чего я сделал вывод: она натягивает джинсы.

– С моим адвокатом. Увидимся в университете, позже.

Она повесила трубку, а я стал смотреть на улицу внизу. День был таким ясным, что улица казалась замерзшей рекой, вытекающей из каньона и продолжающей свой путь между рядами домов, трехэтажных и кирпичных особняков. Ветровые стекла в машинах были сухие, белые и непроницаемые для солнца.

Адвокат? На протяжении последних трех месяцев моего романа с Грейс в моем сознании иногда бывали некоторые просветления, во время которых я с удивлением вспоминал, что у моей напарницы есть своя жизнь. Отдельная от моей. В ней имели место адвокаты, сложности, мини-драмы и даже мужчины, которые подавали ей ручки в полвосьмого утра.

Итак, кто был этот адвокат? И кто тот парень, что давал ей ручку? И какое мне до этого дело?

И что за чертовщина с этим «скоро»?

* * *

До звонка Тимпсона оставалось еще полтора часа, и мне их надо было как-то убить, а сделав зарядку, я обнаружил, что в моем распоряжении еще больше часа. Я полез в холодильник в надежде найти там что-то, кроме пива и содовой, но он был пуст, поэтому я вышел на улицу, чтобы выпить чашку кофе на углу.

Я купил кофе и вышел на улицу. Прислонившись к фонарному столбу, я несколько минут потягивал его и наслаждался чудным днем, наблюдая за уличным движением и пешеходами, спешащими по своим делам в сторону метро в конце Кресчент-стрит.

Позади меня из заведения под названием «Таверна «Черный изумруд» доносился запах несвежего пива и въевшегося в дерево виски. «Изумруд» открывался в восемь утра для тех, кто возвращался с ночной смены, и теперь, ближе к десяти, там было так же шумно, как в пятницу вечером: в помещении стоял монотонный гул голосов, прерываемый иногда громкими возгласами или резким ударом кия по шару, посылаемому в сетку.

– Эй, парень!

Я повернулся и очутился лицом к лицу с невысокой женщиной, на лице которой играла смутная, изменчивая усмешка. Она заслонила рукой глаза от солнца, поэтому я не сразу узнал ее. Она изменила прическу, стиль одежды, даже голос стал другим, чуть более глубоким, с тех пор как я его последний раз слышал.

– Привет, Кара. Когда вернулась?

– Недавно. Как твои дела, Патрик?

– Хорошо.

Кара покачалась на каблуках, отвела глаза в сторону, чуть улыбнулась, на левой щеке появилась ямочка, и она сразу стала такой знакомой, такой родной.

Она была чудным ребенком, веселым, но одиноким. В то время когда большинство сверстников гоняли мяч, она сидела на спортплощадке с блокнотом в руках, выводила там понятные только ей каракули либо рисовала. Когда она подросла и заняла вместе со своими друзьями место на углу Блейк-Ярд, которое, кстати, десять лет назад моя компания считала своим, то и тогда Кару можно было видеть где-нибудь в стороне сидящей прислонившись спиной к забору и взирающей на окрестности так, словно увидела их впервые. Она была красива, очень красива, а настоящая красота ценится в нашей округе больше, чем любой другой товар, так как считается еще более редким даром, чем получение богатого наследства.

С тех пор как Кара начала ходить, каждому было ясно, что она не задержится в родительском доме.

Так уж повелось, что красивые девушки не задерживались здесь, поэтому отъезд был обозначен в ее глазах так же, как крапинки на радужной оболочке. Она была в постоянном движении, казалось, она торопится попасть в то место, что ей грезилось.

Возможно, для друзей Кары она была необыкновенной, но похожие истории в разных вариациях повторялись примерно каждые пять лет. Во времена нашей тусовки на углу это была Энджи. Насколько мне известно, она была единственной, кто отверг эту странную логику наших мест крушения надежд и остался дома.

До Энджи была Эйлин Мак, поскакавшая по дорогам Америки прямо с выпускного вечера, в бальном платье. Спустя несколько лет она мелькнула в сериале «Старский и Хатч». В эпизоде, который длился двадцать шесть минут, она познакомилась со Старским, переспала с ним, добилась одобрения Хатча (хотя он заглянул туда всего на минутку) и приняла предложение выйти замуж за смущенного Старского. После рекламной паузы она уже умерла, а Старский, придя в ярость, отправляется на поиски убийцы жены, находит его и хладнокровно убивает. Заканчивается эпизод сценой на кладбище: Старский стоит под дождем у могилы жены, а зритель остается в уверенности, что он никогда не забудет ее.

В следующей серии у него уже новая подружка, об Эйлин он никогда не вспоминает. Не видели ее больше не только Старский и Хатч, но и жители округи.

Кара отправилась в Нью-Йорк, проучившись год в Массачустском университете. Вот все, что я слышал о ней. Однажды мы с Энджи, выходя от Тома Инглиша пополудни, видели, как она садилась в автобус. Был разгар лета, и Кара стояла на автобусной остановке. Ее волосы от природы были светлыми, цвета спелой пшеницы, ветер задувал их ей в глаза, пока она застегивала ремешок на своем ярком сарафанчике. Она помахала нам, мы ответили ей тем же, она подняла свою сумку, вошла в подъехавший автобус и отбыла с ним.

Сейчас ее голову украшала короткая стрижка, иссиня-черные волосы торчали сосульками. Бледная кожа странно контрастировала с ними. На ней была черная безрукавка с высоким воротом, заправленная в разрисованные джинсы цвета древесного угля. Каждая фраза заканчивалась странным звуком, напоминавшим икоту или нервное придыхание.

– Хороший день, правда?

– Согласен. Конец октября, в это время обычно уже снег.

– В Нью-Йорке тоже. – Она усмехнулась, кивнула сама себе и посмотрела на свои обшарпанные ботинки. – Гм. Да.

Я отпил кофе.

– Так как ты живешь, Кара?

Она снова приложила руку к глазам, закрываясь от солнца, и стала смотреть на чахлый поток утренних машин.

– Хорошо, Патрик. Правда хорошо. А как ты?

– Не жалуюсь. – Я взглянул на улицу, а когда повернулся к ней, она внимательно смотрела мне в лицо, будто пытаясь понять, привлекает оно ее или отталкивает.

Она слегка покачивалась из стороны в сторону. Сквозь открытую дверь «Черного изумруда» доносились голоса двух парней, спорящих о пяти долларах по поводу бейсбольного матча.

– Ты все еще детектив? – спросила Кара.

– Угу.

– Хорошо зарабатываешь?

– Когда как.

– В прошлом году мама говорила в письме, что о тебе писали все газеты. Крупное дело.

Странно, что ее мать оторвалась от своего виски, причем на достаточно длительное время, чтобы прочитать газету и даже написать дочке письмо о том событии.

– Видно, была скучная неделя по части новостей, – сказал я.

Кара оглянулась на здание кафе, провела пальцем над ухом, как если б хотела откинуть назад волосы, которых там не было.

– Какова твоя ставка?

– Зависит от дела. Тебе нужен детектив?

Ее губы стали совсем тонкими, образовав горестную гримаску, как если бы она во время поцелуя закрыла глаза, а открыв их, обнаружила, что возлюбленный исчез.

– Нет. – Она засмеялась, затем икнула. – Я еду в Лос-Анджелес. Скоро. Получила роль в сериале «Дни нашей жизни».

– Правда? Ну, поздр…

– Всего лишь роль без слов, – сказала она, тряхнув головой. – Играю роль медсестры, которая всегда торчит с бумагами за спиной другой, той, что стоит за стойкой в приемном покое.

– Не важно, – сказал я, – все равно это начало.

В дверях бара появилась голова мужчины. Затуманенными глазами он посмотрел вправо, затем влево, наконец увидел нас. Мики Дуг, строительный рабочий на подхвате и одновременно дилер в коксовом бизнесе на полной ставке. В свое время он принадлежал к компании Кары и слыл большим сердцеедом. Он до сих пор пытался играть эту роль, хотя волосы его заметно поредели, а мышцы обмякли. Увидев меня, он заморгал и втянул голову в плечи.

Плечи Кары напряглись, как если б он стоял рядом, она невольно потянулась ко мне, и я почувствовал резкий запах рома. И это в десять утра.

– Безумный мир, правда? – Ее глаза сверкнули, как бритвы.

– Мм… пожалуй, – сказал я. – Тебе нужна помощь?

Она вновь засмеялась, затем начала икать.

– Нет, нет. Нет, я всего лишь хотела поздороваться, Патрик. Ты был для нашей компании классным старшим братом. – Она вновь повернула голову в сторону бара, поэтому мне стало очевидно, где именно закончили сегодняшнее утро некоторые члены этой «компании». – Я ведь хотела просто поздороваться.

Я кивнул и заметил, что ее руки слегка подрагивают. Она продолжала смотреть мне в лицо, как будто оно могло открыть ей что-то, потом, не обнаружив ничего, отводила взгляд вдаль, но лишь затем, чтобы через секунду вернуть его обратно. Она напоминала ребенка, стоящего у лотка с мороженым без денег, в то время как у остальных ребят деньги имелись. При этом, провожая взглядом каждую порцию мороженого и шоколадного эклера, которые через ее голову направлялись в другие руки, какая-то ее часть знала, что ей никогда ничего не достанется, в то время как другая лелеяла слабую надежду, что продавец мороженого по ошибке либо из жалости все же даст ей лакомство. Тщетность ожидания была невыносима.

Я протянул ей свою визитку.

Кара насупилась, потом зло ухмыльнулась:

– У меня все хорошо, Патрик.

– Ты уже порядком набралась, а сейчас только десять утра.

Она пожала плечами:

– Кое-где уже полдень.

– Пусть полдень, суть не меняется.

Мики Дуг снова высунулся из двери. На этот раз он смотрел прямо на меня, туман в глазах прояснился, видимо, благодаря уколу или не знаю, чем он там торговал теперь.

– Эй, Кара, зайдешь ты наконец в зал?

Ее плечи чуть шевельнулись, визитка исчезла в потной ладошке.

– Побудь там еще, Мик.

Похоже, Мики собирался сказать что-то еще, но, постучав по двери, как по барабану, исчез за ней.

Кара смотрела на улицу, на автомобили долгим, задумчивым взглядом.

– Когда уезжаешь, – сказала она, – ожидаешь, что все станет меньше, когда вернешься. – Она тряхнула головой и вздохнула.

– Не стало?

Она покачала головой:

– Все выглядит так же, как раньше, просто охренеть.

Она отступила на несколько шагов, похлопывая моей визиткой по бедру, широко распахнула глаза, глядя на меня, и отработанным жестом повела плечами.

– Береги себя, Патрик.

– И ты себя, Кара.

Она указала на мою визитку:

– А зачем, когда у меня есть это?

Засунув визитку в задний карман джинсов, она повернулась в сторону открытых дверей «Черного изумруда». Затем остановилась, повернулась и улыбнулась мне. Это была открытая хорошая улыбка, но ее лицо явно отвыкло от такой мимики и дрогнуло от напряжения.

– Береги себя, Патрик. Хорошо?

– Беречь от чего?

– От всего. От всего.

Я ответил ей беспечным взглядом – по крайней мере, постарался. Она кивнула мне так, как будто у нас теперь был свой секрет, и зашагала к бару.