Читать книгу Супернавигаторы. О чудесах навигации в животном мире - Дэвид Барри - Страница 5

Чарльз Дарвин (1809–1882) писал, что «человек… носит в своем физическом строении неизгладимую печать низкого происхождения»[22][23], но даже он, возможно, удивился бы, узнав, что наши глаза и глаза кубомедуз, кальмаров, пауков и насекомых имеют общее происхождение[24].

На протяжении сотен миллионов лет беспощадный испытательный стенд естественного отбора работал над созданием глаз и мозга, которые позволяют нам (и другим животным) легко выбирать те объекты, которые нам действительно нужно видеть, – и запоминать их. Зрение не только помогает животным находить пищу и половых партнеров и избегать опасности. В отличие от других органов чувств оно позволяет нам получать исключительно подробную информацию об объектах как удаленных, так и близких к нам. Для многих животных глаза являются самым важным навигационным прибором, и человек постоянно опирается на зрение для ориентирования и навигации.

По сравнению со многими другими животными средний человек, живущий в городе, – не слишком одаренный «штурман». Но, потренировавшись, почти все мы можем достаточно хорошо ориентироваться при помощи заметных объектов. На самом деле наша зрительная память весьма хороша, если не лениться ее использовать. Например, мы способны узнавать по меньшей мере 10 000 изображений, увиденных до этого лишь мимолетно[25].

С нашими способностями в этой области трудно состязаться даже очень мощным компьютерам. Обучение их весьма простым функциям зрительного распознавания оказалось задачей чрезвычайно трудной. Компьютеру, ищущему совпадения на двух фотографиях одного и того же дома, одна из которых сделана солнечным утром, а другая – ночью и в дождь, приходится нелегко. Изменения положения тени или внезапного отражения света от оконного стекла будет достаточно, чтобы привести его в полное замешательство. Простое увеличение вычислительной мощности проблемы не решает – по меньшей мере не решает ее полностью. Суперкомпьютеру тоже будет трудно решать задачи визуального распознавания, пока он – в подражание нам – не «научится» сосредоточивать свое внимание на деталях стабильных и существенных и игнорировать весь визуальный «шум». «Машинному зрению» все еще свойственна масса элементарных ошибок, которые никогда не сделал бы человек: это очень ясно иллюстрируют аварии с участием автоматических автомобилей без водителя.

Все мы знаем, какими обычно бывают заметные ориентиры – взять хотя бы Эйфелеву башню или надпись «Голливуд» в Лос-Анджелесе, – но их формы могут быть очень разными и иногда неожиданными. Ориентиры могут быть огромными, как озеро Мичиган или пирамида Хеопса, или совсем маленькими, как одиночный след на земле. Маршрут может быть специально помечен цепочкой камешков (как это было в старой сказке) или зарубками, сделанными топором на коре деревьев. Моток нити, который Ариадна дала Тезею, можно считать единым, растянутым в пространстве ориентиром, надежно отметившим его путь в лабиринте.

Визуальные ориентиры могут не только помочь нам идентифицировать цель и промежуточные точки маршрута, но и дать информацию, полезную для определения направления. Взять, например, статую Свободы, которая возвышается над Нью-Йоркской бухтой. Поскольку ее фигура несимметрична, по ее силуэту можно определить, с какой стороны мы на нее смотрим.

Разумеется, самое важное свойство хорошего ориентира – это его заметность на окружающем фоне. Кроме того, он может быть полезен, только если достаточно долго остается на месте, хотя, как ни странно, ему совсем не обязательно быть единым неподвижным объектом.

В фильме «Аполлон-13» астронавт Джим Ловелл, которого играет Том Хэнкс, собирается отправиться в свой злополучный полет к Луне. Пытаясь приободрить беспокоящуюся жену, он вспоминает, как однажды, в 1950-х годах, будучи молодым летчиком американского ВМФ, он совершал с авианосца вылет над Японским морем. Дело было ночью, у него скоро должно было кончиться горючее, и, если бы ему не удалось быстро найти свой корабль, ему пришлось бы совершать аварийную посадку на воду посреди «большого темного океана». Но авианосец шел без огней, в самолете был неисправен радар, а сигналы корабельного приводного радиомаяка случайно заглушила одна местная радиостанция.

Когда Ловелл попытался включить освещение кабины, чтобы посмотреть на карту, в электросистеме произошло короткое замыкание, и все приборы самолета отключились. Оставшись в полной темноте, он начал думать об аварийной посадке – операции, рискованной даже при дневном свете. Ему наверняка было очень страшно. Но потом, взглянув вниз, на море, он увидел длинный, светящийся «зеленый ковер» биолюминесцентного планктона, отмечавший кильватерную струю того самого судна, которое он искал: «Он вел меня прямо к дому». Если бы освещение в кабине Ловелла не отключилось, он так и не заметил бы этого свечения.

До сих пор существуют некоторые племена, не отказавшиеся от своих традиционных навыков в области навигации. Если бороздящие океаны моряки с тихоокеанских островов активно используют для ориентирования солнце и звезды, то иннуиты Крайнего Севера полагаются в основном на наземные ориентиры, встречающиеся на их пути, – по той простой причине, что на чистое небо им рассчитывать не приходится. В некоторых местах – например, на побережье Гренландии – нет недостатка во впечатляющих элементах рельефа, заметных с большого расстояния: горах, скалах, ледниках и фьордах. В районах же с более однородным пейзажем иннуиты сооружают свои собственные ориентиры, которые называются словом «инукшук». Они напоминают человеческие фигуры и устанавливаются обычно на возвышенностях, причем руки такой фигуры указывают направление ближайшего жилья.

По словам Клаудио Апорты, специалиста по иннуитской культуре, совершившего множество долгих наземных путешествий по Арктике, опытные иннуитские проводники знают тысячи километров троп и способны узнать бесчисленные ориентиры, встречающиеся в пути. Возможно, иннуиты обладают необычайно цепкой зрительной памятью, но кроме того они в полной мере используют и способность, имеющуюся у всех нас, – речь:

Поскольку у иннуитов не было карт, которые они использовали бы для путешествий или представления географической информации, это огромное собрание данных с незапамятных времен распространялось и передавалось из уст в уста и через опыт путешествий.

Для таких устных воссозданий необходима «точная терминология для описания элементов рельефа и ледяных образований, направлений ветра, состояний снега и льда, а также географических названий».

Путешествия иннуитов бывают чрезвычайно трудными. Нередко случаются долгие периоды ожидания в тумане и «белой мгле», но для представителей старшего поколения, которые научились ориентироваться еще до появления спутниковой навигации, «мысль о том, что человек может заблудиться или быть не в состоянии найти дорогу, [была] несовместима с их опытом, языком или пониманием»[26]. Они существуют в полной гармонии с окружающим их миром и максимально эффективно используют все навигационные подсказки, имеющиеся в их распоряжении.

То же можно сказать и об аборигенах страны, которую мы называем теперь Австралией. Они прибыли туда по морю около 50 000 лет назад и, как и иннуиты, приобрели высокоразвитые способности к навигации, в которой они в основном полагаются на местные ориентиры. Они способны проходить длинные маршруты по ненаселенным внутренним областям Австралии при помощи долгих и сложных песен.

Эти песни помогают им узнавать природные объекты, встречающиеся на пути, вызывая в памяти мифические образы из «Времени сновидений». Как красноречиво сказал один знающий (европейский) наблюдатель, методы навигации у аборигенов отличаются «верой в духовную силу, захватывающую материальные вещи и возвышающую их с неподвластной времени целью, частицей которой ощущает себя и человек»[27].

Хотя у горожан Запада нет никакой надежды понять тесную взаимосвязь, существующую между австралийскими аборигенами или иннуитами и местностью, в которой они проживают, наши далекие предки, возможно, тоже использовали похожие методы навигации. Печально сознавать, что теперь они не подлежат восстановлению, и тем важнее сделать так, чтобы знания тех, кто все еще обладает таким необычайным искусством, не были безвозвратно утрачены.

Некоторые люди говорят на языках, которые постоянно заставляют их думать о том, в каком направлении они движутся.

Живущие в Квинсленде носители языка кууку йимитирр, от которых капитан Кук (1728–1779), по-видимому, узнал слово «кенгуру», никогда не используют слов вроде «направо» или «налево». Они говорят только о сторонах света:

Если носители кууку йимитирр хотят, чтобы кто-то подвинулся в машине, потому что тесно, то они скажут «нага-нага манаайи», что значит «сдвинься слегка к востоку»… Когда старшим носителям кууку йимитирр показывали короткий немой фильм по телевизору, а потом просили описать движения персонажей, их ответы зависели от того, куда был направлен экран телевизора, который они смотрели. Если телевизор стоял экраном на север, а человек на экране приближался, то старики говорили, что герой фильма «приходил на север»… Если вы читаете книгу лицом на север, а носитель кууку йимитирр хочет сказать вам, чтобы вы пролистали вперед, он скажет: «Пройди дальше на восток», – потому что страницы перелистывают с востока на запад[28][29].

Как говорит Гай Дойчер:

Если вам нужно постоянно знать свое положение, вы разовьете привычку вычислять и запоминать стороны света в каждый момент жизни. А поскольку эта мыслительная привычка будет внедряться почти с младенчества, она скоро станет второй натурой, не требуя ни усилий, ни сознательного применения[30].

Эти лингвистические особенности, вероятно, отражают особые навигационные задачи, с которыми сталкиваются носители языка кууку йимитирр. Возможно, постоянное осознание своего положения в пространстве – осознание, зафиксированное в самой структуре их языка, – было необходимо для их выживания.