Читать книгу Последняя миля - Дэвид Болдаччи - Страница 8

– Как мне вернуть двадцать лет жизни? Не хочешь мне сказать? Как?!

Мелвин Марс сидел напротив своего адвоката в тюремной комнате для свиданий.

Мэри Оливер было за тридцать. Ее темно-рыжие волосы были коротко подстрижены, за квадратными очками светились лучистые зеленые глаза, а угловатое симпатичное лицо усеивали веснушки.

– Никак, Мелвин, – ответила она. – Это никому не под силу. Но рассказ Монтгомери еще не подтвердили, так что не будем опережать события.

– Я этого козла не знаю. Я ни разу не встречал этого козла. Я даже не догадывался о его существовании, пока мне не сказали. Так что никто не может сказать, что я заплатил ему за убийство своих родителей. А если это не смогут доказать, я выхожу отсюда, верно?

Оливер пошуршала лежавшими перед ней бумагами.

– Послушай, это не так просто. Дадим процессу поработать, ладно?

Встав, Марс влепил ладонью по стене у себя за спиной, чем привлек внимание дюжего надзирателя, стоявшего в центре комнаты. Тот был достаточно далеко, чтобы не слышать их не подлежащей огласке беседы – во всяком случае, когда она шла на нормальных тонах, – но достаточно близко, чтобы вмешаться, если потребуется.

– Процесс?! Я давал процессу идти своим чередом прежде, и видишь, куда это меня завело? У меня отняли треклятую жизнь, Мэри.

– Вполне естественно чувствовать себя преданным и подло обманутым, Мелвин. Все, что ты чувствуешь, естественно.

Марс выглядел так, будто хочет врезать кулаком во что-нибудь, все равно во что, только бы во всю дурь. Но потом увидел, как рука надзирателя потянулась к дубинке. И разглядел, как губы тюремщика изогнулись в предвкушении возможности надрать заключенному жопу. «Только дай мне повод, говнюк, ну пожалуйста».

Остыв, Марс сел.

– И сколько же еще этому процессу работать? – нормальным тоном спросил он.

– Установленного графика на этот случай нет в силу его необычного характера, – пояснила Оливер с облегчением – наконец-то успокоился. – Но я буду следить за ним ежесекундно, Мелвин. Обещаю. Буду их подталкивать. А если увижу, что началась волокита, то сделаю выговор. Клянусь. И буду регистрировать ходатайства.

– Знаю, не обманешь, – кивнул он.

– Должно быть, тебе очень нелегко. Когда я услыхала об этом впервые, пришла в полнейшее замешательство. И до сих пор не ведаю, какая была связь между твоими родителями и этим Чарльзом Монтгомери.

– Ну, если связь и есть, они мне не говорили. Может, банальный чужак. Вломился в дом и убил их.

– Но свидетельств взлома не было. И ничего не было украдено. Потому-то полиция и переключила внимание на тебя.

– Но ты-то мне веришь, правда? – поспешно бросил Марс.

– Да, конечно, верю.

Он уставился на нее. «Уж конечно, веришь», – вертелось у него в голове.

– Там, где мы жили, никто дверей не запирал. И не в характере моих родителей было иметь вещи, которые кто-нибудь хотел бы украсть. Ты же знаешь, как мы жили. Отец работал в ломбарде. Мама зарабатывала шитьем, преподаванием испанского и уборкой за другими. – Марс тряхнул головой. – Я собирался все переменить, заиграв в НФЛ. Собирался купить им дом, отложить денег на будущее. Они могли бы бросить работу. У меня были планы. – Хлопнул ладонью по столу. – У меня были планы!

– Знаю, Мелвин, – проронила она.

– Я всегда считал, что это большая ошибка и кто-нибудь в конце концов это сообразит. Что меня выпустят из тюрьмы через несколько месяцев и я буду играть в футбол. А потом прошел год, за ним еще и еще. А потом пять. И десять. А потом… блин!

Он замолк, принявшись мотать головой из стороны в сторону, понурившись. На ламинат капнула слеза. Марс смахнул еще одну ладонью.

– А если я выйду отсюда, что тогда? У меня нет семьи. Нет работы. Ничего нет.

– Штат Техас может выплатить тебе компенсацию.

– Сколько?

– Потолок в двадцать пять тысяч долларов.

– Двадцать пять кусков! – недоверчиво уставился на нее Марс. – И это за двадцать лет моей жизни?!

– Я понимаю, что это чрезвычайно несправедливо, но таков современный закон.

– Ты знаешь, сколько я мог бы заработать в НФЛ?

– Куда больше. Знаю.

– Так что я выйду отсюда, имея, быть может, двадцать пять кусков, а может, и меньше, поскольку это «потолок», – и что тогда?

– С этим мы тебе поможем. Мы поможем найти тебе жилье. И работу.

– И что я буду делать? Елозить шваброй? Может, смогу получить прежнюю работу отца в этом ломбарде… Господи, в этой части Техаса ломбарды делают большой бизнес, потому что ни у кого ни хрена нет.

– Давай не будем забегать вперед, – проговорила Оливер, старясь сохранять ровный и спокойный тон.

– Даже если меня выпустят, то могут не амнистировать. А это означает, что у меня в личном деле будет значиться обвинение в двух убийствах. Кто тогда наймет мою задницу? Скажешь мне это? Скажи мне!

Марс видел, что с каждой секундой ей становится все более не по себе.

«Маленькая белая женщина – большой злой черный мужик. Вот что она видит. Только это она и видит. А ведь она на моей стороне».

Он отвел глаза, и тон его снова изменился.

– Дьявол, в толк не возьму, к чему мы вообще об этом толкуем. Меня ни за что не выпустят отсюда, Мэри.

– Мелвин, им придется, если ты невиновен.

– Я был невиновен двадцать треклятых лет, – огрызнулся он. – И какая разница?

– В смысле, если будут исчерпывающие доказательства твоей невиновности, держать тебя в тюрьме не смогут.

– Вот даже как? По всей стране десятки таких бакланов. Их невиновность доказана, как ты и сказала. Годы назад. И угадай что? Они по-прежнему за решеткой. Одному козлу сказали, что срок его апелляции истек, так что он в жопе, хоть и знали, что он этого не делал. Другой отсидел свой срок за преступления, которых не совершал, но из-за каких-то сраных правовых формальностей ему сказали, что надо отсидеть еще четыре года, и тогда, может быть, его выпустят. А еще чел звезданул надзирателю, так что ему припаяли новый срок, хотя он вообще не должен был чалиться на нарах. Так что не говори мне, что они должны делать хоть что-то. Они творят что хотят. Вот оно как.

– Мы позаботимся, чтобы в твоем случае этого не случилось. – Адвокат принялась собирать вещи. – Теперь мне пора. Но я свяжусь с тобой, как только что-нибудь узнаю.

Она встала, и Марс поднял на нее глаза.

– Я сержусь не на тебя, Мэри. Просто сейчас я сержусь на… на все.

– Я понимаю, – искренне призналась она. – Поверь. Сомневаюсь, что я была бы настолько же невозмутимой, как ты.

И ушла.

А Марс просто сидел на месте, пока надзиратель не подошел и не велел оторвать жопу от стула.

Цепи вернулись.

Явился Мозгляк и всю дорогу подталкивал его дубинкой в спину с такой силой, что Мелвин морщился от боли.

– Что говорит твоя адвокатша, Джамбо? – полюбопытствовал Мозгляк.

Марс по давней привычке промолчал.

– А, это же не подлежит огласке, точно. Только между нами. Хочешь ей впердолить, Джамбо? Отведать жопы белой женщины? Навалиться на нее? Раньше это было супротив закона, чтоб черный делал это с белой женщиной. Надо бы и теперича. Белая девушка не должна хотеть, чтобы зверюга наваливался на нее. Верно?

Он снова ткнул Марса в поясницу.

Мелвин обернулся к нему:

– Когда я отсюда выйду, давай выпьем, лады? Я тебя уважу. Потусуемся. Вместе.

Мозгляк фыркнул и вдруг застыл, когда весь смысл слов Марса врезался в него, как фура на полном ходу.

Больше по пути до самой камеры не было ни единого тычка дубинкой.