Читать книгу Путь к характеру - Дэвид Брукс - Страница 12

Страшный пожар на фабрике потряс весь город. Люди не только осуждали владельцев предприятия, но и смутно ощущали собственную ответственность. В 1909 году иммигрантка из России Роза Шнейдерман вывела работниц этой и других фабрик на забастовку, выступая против тех самых проблем, которые привели к такому количеству жертв при пожаре. Охрана компании тогда подавила забастовку, а горожане безучастно наблюдали за происходящим: жизнь бедняков мало кого волновала. После пожара проявлениям народного гнева не было конца; он подпитывался осознанием общей вины за эгоистичную сосредоточенность на собственной жизни и равнодушие к трудностям и страданиям окружающих. «Невозможно описать, насколько это выбило всех из колеи, – вспоминала Фрэнсис Перкинс. – Казалось, мы все вместе совершили какое-то преступление. Случилось то, чего не должно было случиться. Мы чувствовали себя виноватыми. Mea culpa! Mea culpa![27]»[28]

В память о погибших было устроено большое шествие, а затем и широкий митинг с участием всех видных горожан. Фрэнсис Перкинс стояла на сцене как представитель Лиги потребителей. Роза Шнейдерман выступила со страстной речью:

Я бы предала несчастных сгоревших, если бы пришла сюда говорить с вами как с добрыми товарищами. Мы испытали вас, славные граждане, и вы не прошли испытание!

У средневековой инквизиции были дыба, тиски для пальцев и железные зубья. Мы знаем, как они выглядят сегодня: железные зубья – это наши жизненные потребности, тиски для пальцев – окружающие нас тяжелые и быстрые машины, а дыба – это здания, которые превращаются в смертельные огненные ловушки…

Мы испытали вас, граждане! Мы испытываем вас снова, и вы теперь от щедрот души своей предлагаете по паре долларов скорбящим матерям, братьям и сестрам. Но каждый раз, когда мы, рабочие, единственным доступным нам способом выступаем против невыносимых условий, твердая рука закона вправе нас покарать. ‹…› Я не могу говорить с вами, собравшимися тут, как с добрыми товарищами. Слишком много крови пролито![29]

Пожар и его отголоски наложили глубокий отпечаток на Фрэнсис Перкинс. Прежде, выступая за права рабочих и бедняков, она двигалась по традиционному пути, который, вероятно, со временем привел бы ее к традиционному браку и занятию благотворительностью. После пожара работа превратилась в ее призвание. Нравственное возмущение открыло ей другой путь. Ее желания и собственное «я» перестали быть главными в ее жизни – это место заняло дело. Она забыла об условностях своего класса. Она стала нетерпимой к тому, как благовоспитанные прогрессисты занимались помощью бедным: ханжески, опасаясь замарать руки. Фрэнсис ожесточилась. Она бросилась в самую гущу политики. Она готова была даже на морально сомнительные действия, лишь бы предотвратить новые катастрофы, подобные пожару на швейной фабрике. Она согласна была сотрудничать с продажными чиновниками, если это обещало принести результат. Она посвятила борьбе всю свою дальнейшую жизнь.