Читать книгу Мисс Подземка - Дэвид Духовны - Страница 9

– Кон? – крикнула Эмер, стряхивая дрему и направляясь к входной двери. Небось напился сакэ в “Нобу” и потерял ключи. Эмер потерла лицо ладонями, стараясь устранить красноречивые следы слез. Открыла дверь – и никого за ней не увидела, но затем ощутила что-то у своих ног, опустила взгляд и осознала, что это ребенок, – нет, не ребенок, а очень коротенький человек в ливрее привратника.

– Можно войти? – спросил малютка привратник.

Эмер была все еще тупая от сна.

– Придется пригласить меня в дом. Таковы правила, – сказал он скучающим тоном. Этот вот крохотуля консьерж.

– Ой, простите, – опомнилась Эмер. – Заходите. Уже поздно. – Она подавила порыв взять его на ручки, до того он был маленький.

Человечек оскалился на нее, словно прочел ее мысли. Шагнул в квартиру, не сводя взгляда с Эмер, – вроде бы рассерженный.

– Что-то не так? – спросила Эмер. – В доме? Сейчас очень поздно.

– Нет, в доме все так. Дом в порядке.

– Так в чем дело-то?

– Я Сид, – сказал человечек. – Произносится “си-ид”, но американцы зовут меня “Сид”.

Говорил этот странный человечек с акцентом. С шотландским? Ирландским? Южноафриканским? Австралийским? Что-то такое.

– Вы консьерж в этом здании?

Сид кивнул и огляделся.

– Я вас прежде никогда не видела, – сказала Эмер как можно любезнее.

– Видела, конечно.

– Нет, я бы запомнила.

– Да ладно? И почему же?

Черт.

– Потому что я запоминаю всякое.

– О. Вот и славно. Думал, скажешь, потому что я чуток мельче среднего.

– Правда? Я не…

– Думал, скажешь, потому что я мелкий карлик. Незабвенный Мини-я[56] в мартышечьем мундирчике.

Эмер хохотнула.

– Над этим можно смеяться? – спросила она, вообразив, как кто-то может попытаться пробраться в здание, забрать Сида и утащить, как футбольный мячик.

– Уж я, бля, надеюсь, великанша ты эдакая, – отозвался Сид. – Я пришел в два пополуночи и сменил Папу Легбу, этого скользкого хромого самозванца[57].

Оба замерли. Эмер подумала, не позвонить ли на вахту, но все это казалось ей скорее любопытным, чем опасным.

– Желаете что-нибудь выпить? Воды? Сидра? – спросила она, словно бы извиняясь.

– Сидра? Шутить изволишь?

– Ой, господи, нет, простите…

– Ирландский виски я буду, если есть.

Эмер кивнула и пошла к бару, все еще в полусонном ступоре.

– Есть скотч “Дьюар”. – Она знала, что некоторые консьержи пьют на службе – и не винила их. Сама бы пила.

– Шотландский шлак.

– И немножко “Бушмилз”.

– Благодарствуйте, дитя мое.

– Как пьем?

– Как сварили, так и нальем.

Эмер налила чистого, принесла, подала.

– Что ж… – начала она. Он лихо закинулся виски и вернул стакан Эмер. – Еще?

– Негоже было б отказываться.

Налила повторно. На этот раз он смаковал.

– А где Кон? – спросил карлик, ошарашив Эмер.

– Что?

– Кон. Возлюбленный твой. Инаморато. Где пребывает?

– Хм, странный вопрос.

– Только если ответ странный, дорогуша.

Как это часто бывало у нее в жизни, Эмер до самого упора предпочитала вежливость противостоянию.

– Ну, он в “Нобу”. – Слово слетело у нее с губ, но смешным уже не показалось. Она почувствовала, как изменился воздух вокруг нее, слово похолодало, а маленький человек вдруг преисполнился угрозы. Лицо у него было, “как карта Ирландии”, сказал бы ее отец, – густые черные волосы, выдающийся бугристый нос, глаза бурливые и синие, как Северное море. В зависимости от того, как на него падал свет, он казался то красавцем, то гоблином. Эмер чувствовала, что никак не может проснуться полностью, и странность происходящего наплывала на нее словно бы из-за ширмы; верх, низ, лево и право казались ненадежными, будто смотришь на закат в зеркало заднего вида. Эмер отступила на шаг. – По делам. Должен вернуться с минуты на минуту. А что?

– По делам?

– Да, с коллегами.

– С коллегами. – Он произнес это так, будто от слова дурно пахло.

– Так что же, вы хотите сказать мне, что собирались сказать, раз пришли, потому что он вернется в любой момент – написал мне пятнадцать минут назад, что едет в “Убере”.

– В “Убере”. Поди ж ты.

Сид подошел к двери и закрыл ее. Попытался запереть, но ему не удалось дотянуться до шпингалета. Встав на цыпочки, он смог лишь дотронуться до нижней кромки медного цилиндра. Подпрыгнул, вцепился в замок одной рукой, как обезьянка на турнике, подтянулся, успешно повернул замок свободной рукой. Рухнул на пол, покачал головой.

– Все равно смог. – Повернулся к Эмер, переводя дух: – Я пришел вернуть тебе телефон. Мы его нашли.

– Я его не теряла. Вот только что им пользовалась. Читала статью.

Она глянула на кровать, где заснула, но телефона там не было. Эмер пошарила по карманам – пусто. Сид полез под мундир. Эмер ойкнула, будто Сид мог извлечь оружие, но он достал телефон – по виду похожий на тот, что был у Эмер, со знакомой трещиной на экране и ироничным чехлом “Привет, Китти”.

– Когда вы успели его прихватить?

– Я его не прихватывал. Он валялся в фойе. Ты его выронила.

– Вряд ли.

– Ты о своем телефоне все знаешь?

– Что?

– О телефоне твоем, со всеми этими чокнутыми новыми приложениями. Ты в курсе, что есть приложение “ай-Приглядывай”? Следить за супругами чтобы. Тебе б о таком подумать.

С Эмер было довольно. Она уже собралась вышвырнуть малютку за дверь, но он протянул ей телефон. На экране играла видеозапись: Кон, судя по всему, в “Нобу”, треплется с ребятами из АТД и Ананси.

– Как вы?.. Бессмыслица какая-то выходит.

Кон с Эмер никогда не фотографировали на телефоны. Такая у них была позиция против современности. Они предпочитали жить свою жизнь, а не запечатлевать ее в фейсбуке, инстаграме или снэпчате. Поблажку в хранении воспоминаний они себе как паре сделали одну – купили старый “Полароид”. За годы отсняли сотни маленьких фотокарточек, и Эмер скидывала их в “’роид-ящик”. Вот поэтому видеть фотографии или видео с участием Кона на телефоне оказалось странным – святотатственным для института их отношений.

Сид ответил:

– Бессмыслица? Смысла тут уже никакого совсем. Давным-давно уже весь смысл проехали.

Эмер глянула на Сида. Она уже не сомневалась, что он ей кого-то напоминает.

– Вы тут не консьерж.

Сид пожал плечами.

– Вычислила. По мундиру, да?

– Вы кто?

– Я же сказал. Я Сид.

– Сид, ага. Какой Сид? Как ваша фамилия?

– Нет. Бан Сид. Я из Бан Сидов.

Эмер оторопела, хотя сказанное вроде бы на что-то намекало. Может, это из Коновой книги? Может, попадалось, пока она искала всякое для Кона?

– Бан Ши, – повторила она, пытаясь расшевелить себя.

– Это народ. Ну, разновидность кельтских духов.

Эмер глубоко и ошарашенно вдохнула, а затем, выдохнув, произнесла:

– Хотите сказать, что вы вроде как… лепрекон?

– Я не лепрекон! Сапожники они хезаные!

– Эльф?

– Поосторожней, Великанша! Драть Уилла Феррела, имать Киблера[58] и харить Рождество! Бан Сид, исполинское ты чудище, Бан Сид!

– Ладно-ладно, Бан Сид, простите.

– Две тысячи лет назад мы были всюду, а теперь о нас никто не знает. Знаешь, до чего тяжко сидеть и смотреть, как вампиры, оборотни и матерь-их-драть Динклиджи[59] из “Игры престолов” гребут все под себя? Нам, похоже, не хватает рекламного агента – ни одного не было со времен Йейтса.

Поддержать этот разговор Эмер оказалась неспособна. Если принять хотя бы часть того, что он говорит, как правду, возможно, придется принять и все остальное. Просто ли это сумасшедший – чокнутый, сумасшедший карлик у нее в квартире у запертой за его спиной двери? Или же он – нечто совершенно иное, не вполне человеческое или же нечто чуть большее, чем человек? Эмер по-настоящему напряглась, сохраняя спокойствие, а сама исподтишка нашла на экране контакт Кона и нажала, чтобы номер набрался. Что бы ни случилось в ближайшие несколько минут, Кон услышит это – или оно окажется записанным в его телефоне.

Эмер чуть-чуть расслабилась. Что-то из ее бескорыстных и безымянных усилий ради Кона начало к ней возвращаться.

– Бан Сид, – проговорила она задумчиво. – Бан Сид… Похоже на “банши” и связано с банши – духами. Обычно это матери, умершие родами…

– Я не банши, хотя знаю нескольких, и не женщина, что, надеюсь, очевидно. Говорю же, нам рекламный агент требуется.

– Стенающие духи, глашатаи смерти… глашатаи смерти, верно?

– Во-во.

Эмер принялась смеяться – как это бывает с людьми на “американских горках”.

– Вы пришли меня убить?

– Язык себе прикуси.

– Пришли сказать, что я скоро умру?

– Вот это другое дело, но нет – не ты.

– Где вы взяли ту видеозапись?

Ей все еще было страшно, однако она вдруг почувствовала, как растекается внутри покой, словно вишневый “Найкуил”[60] (ее любимая наркота не относилась к хулиганским): что бы ни случилось, Эмер это выдержит, она будто готовилась к этому. И тут подумала: вероятно, вот так люди и чувствуют себя в своей тарелке перед тем, как их убьют.

– Где я взял эту запись, значения не имеет, важно то, как ты ответишь на мой вопрос. Потому что о твоем желании мне известно.

– О каком желании?

– О единственном. Но сначала глянь-ка в это приложение. Называется “ай-Вспоминай”.

Сид взял у Эмер телефон, повозился с ним, повернув горизонтально, чтобы изображение стало пошире. Эмер увидела себя и Кона той поры, когда они познакомились, но записано это было как документалка Кена Бёрнза[61] – возникали и исчезали статичные крупные кадры, торжественная музыка придавала их личной сказке масштаб настоящей истории, ощущение размаха, словно кто-то снимал их, пока они влюблялись друг в дружку. Оказалось на удивление трогательно.

– Это… кто… я не… прямо после колледжа было…

Сид забрал у нее телефон и несколько раз мазнул по нему пальцем.

– Это все история. А вот это, как я уже показывал, происходит прямо сейчас.

На экране возникли Кон и Ананси. Уже не в “Нобу”, но все еще где-то в центре, посреди пустынной улицы, шагают, взявшись за руки.

– Не понимаю, – проговорила Эмер.

– Еще как понимаешь. Перемотай вперед.

– Что?

– На телефоне вперед перемотай.

Хотя на самом деле ей этого не хотелось, Эмер поневоле нажала на двойную стрелочку вправо. Фигуры Кона и Ананси, мультяшно заспешив, вошли в какой-то бар и выпили там еще, посидев в удобных позах. Эмер это задело, но она понимала, что Сид пытается зацепить ее, а потому изобразила невозмутимость.

– Не чувствуешь этого из-за своего желания. Твое желание – профилактика, презерватив на душе.

– Гадость какая.

– Я знаю тебя, Эмер, по твоему старому ирландскому имени. Я знал твоих предков до того, как они явились сюда и забыли обо мне. Я знаю твои мысли, прозреваю твое сердце – как прозреваю и Кухулина. Ты продолжаешь потакать ему в его скитаниях, приговаривая про себя: “Ну да, таков мужчина – мужчина в поисках своего королевства”, и нынче ночью ты ему потворствуешь – говоришь себе: “Да будет ему день и да будет ему путь – он ей нужен”. Вот как ты себе говоришь. Ему нужны ее деньги, влияние, защита, ей нужна его душа, а может, даже больше, а потому пусть он ведет ее, черт, да пусть даже войдет в нее. О, ты вздыхаешь: он вернется ко мне, как ни крути, этот мир опасен, а мужчина пусть творит, что мужчине долг велит.

Казалось, будто он проник к ней в душу, если не больше – пробрался в самые тени ее души, где Эмер была той малой темной сущностью, какой ни с кем не делилась. Она почувствовала себя так, словно ее разоблачили, нарушили ее границы.

– Нет.

– Нет? Врешь себе – и мне врешь, заслоняешься от боли, прячешься за собственным желанием, за надеждой, что со временем король повзрослеет и взгляд его перестанет блуждать, что король перерастет свои устремления и вы вдвоем состаритесь вместе. Глянь-ка в это приложение – “ай-Желай”.

Сид потыкал в телефон, и Эмер увидела пожилую пару, рука об руку идущую по пляжу: безупречный мелкий белый песок, синяя вода, двое стариков держатся за руки, неуклюжая синкопа шагов любви привольной, стародавней – их с Коном. Глаза Эмер налились слезами.

– Вот твоя фантазия, твой эндшпиль.

– Откуда вы это знаете?

– Откуда я вообще что-то знаю? – Сид взялся за телефон и вновь что-то набрал на нем. – С этими штуковинами всяк – хренов умник. Всё в облаке. В облаке. В облаках когда-то жили боги. А теперь облако – бог. Меня врасплох застали. Уж будьте уверены, я не видел, как телефоны с воем катились по небу, в отличие от динозавров, которые видели астероиды. Но я отвлекся. О чем я бишь?

– Понятия не имею. – Эмер внезапно очень устала.

– А, да, посмотри еще.

Он протянул ей телефон, сцена на песке сменилась уличной: Кон и Ананси в центре города, идут под дождем. Ананси споткнулась на своих шпильках, Кон помог ей удержаться на ногах, они рассмеялись ее неуклюжести. Но и вернув себе равновесие, Ананси продолжала держаться за Кона, а Кон не убирал руку. Эмер подошла к окну и выглянула на улицу. Шел дождь.

Сид произнес:

– Смотри дальше.

– Не хочу.

– Надо смотреть дальше, потому что менее чем через минуту Кон умрет.

– Что?

– Ой да, Ананси – паучиха, смерть самая что ни есть, и она выведет Кона под автомобиль.

– Зачем?

– Нужна ли паучихе причина, чтобы поймать муху? Паучиха голодна. Ее укус – ее поцелуй, и он убивает. А может, она зла из-за книги. С этой публикой поди пойми.

– С какой публикой?

– С богами Африки. Мы пришли охотно, а их заставили. У них свои взгляды. Я не согласен, но соотнестись могу. Ну или согласен, но не соотношусь. Этот человек написал книгу о богах, в которой утверждает, будто знает их замыслы и желания, – я бы сказал, перчатку им бросил, верно? Вполне классический извод гордыни – много на себя взял человек, не? Так же, как эти его проделки правого толка, гордыня способна обозлить цветных богов. Она собирается заткнуть ему рот, так или иначе. Она, несомненно, сей миг делает ему какое-то свое предложение, а мы с ней вовсе не наверняка на одной странице или в одном графике. Я бы сказал, что на решение у тебя секунд тридцать.

– На какое решение?

– Тебе под силу спасти Кона. Тебе по силам спасти его от смерти, от Ананси. Смерть – всего один вариант из бесчисленного множества возможных исходов.

– Да, конечно, я хочу его спасти. Спасите его! Остановите всё!

– Не потеха, не поза, не правда, не прок. Равновесие. Доля воли, неразменная. Чтобы спасти что-то, придется чем-то пожертвовать. Так оно устроено, и как оно устроено, мне в радость.

– Чем, чем нужно пожертвовать?

– Тебе все еще неясно?

Эмер села.

– Моим желанием.

– Девица-разумница, я знал, что с тобой игра задастся. У тебя пятнадцать секунд. Откажись от своего тайного желания провести с Коном старость – и Кон выживет.

– Чушь какая.

– Выживет, но вот в чем загвоздка: тебя он знать не будет. Таково условие.

На экране телефона Кон с Ананси шли посередине темной мокрой улицы. Эмер видела, как впереди из-за угла выворачивает машина, огни фар захлестывают парочку.

– А вот и автомобиль. Едет. Ты можешь спасти Кона, но отныне вы будете чужими друг другу. Чтобы доказать свою любовь к нему, тебе придется от нее отречься. Согласись, есть в этом упоительная симметрия. Таков один сценарий – в нем он жив и ты живешь дальше, понимая, что он любовь всей твоей жизни, но тебя он не знает. Вся боль – лишь твоя.

Эмер увидела салон машины. Запись в телефоне была смонтирована как кино – переключалась с Кона и Ананси на нутро автомобиля, где водитель близоруко набирал СМС сквозь пенсне и поглядывал на дорогу.

– А если не можешь – закрой глаза и ничего не делай. У тебя это славно получается. А когда проснешься, все будет так, словно Кона никогда не существовало. Это другой сценарий. Ты живешь, а Кон устранен.

– Но я не хочу его убивать.

– А чего он с этой паучихой?

– Он пытается создать будущее.

– Будущее с тобой?

– Почему? Почему я? Почему мне досталась эта сделка?

– Потому что любовь твоя – тепловатая, а желание – вполсилы да заносчивое. Я из другого времени-пространства, дорогуша, когда от любви чаши переполнялись, когда любовь убивала. Вот что я собой воплощаю. Когда боги с людьми силой мерялись, ссорились да сношались, а отпрыски их союзов бывали жуткие, а иногда и чу́дные. То Минотавр, то Геркулес. Где-то выиграешь, где-то проиграешь, покалечит тебя кто, уестествит, съест. Твоя же любовь – это за ручки подержаться, в щечку чмокнуть, двое из “Сиалис” в па́рных ваннах[62]. Твоя любовь – тепленькая патока на носовом платочке Опры.

– Какого хера?

– Когда у тебя последний раз намокали трусики от того, что в комнату вошел твой мужчина?

– Не знаю. Я так не мыслю.

– Почему же? Где твои дамские яйца? Надо помнить, чего ты вообще влюбилась когда-то.

– Я помню…

Эмер открыла рот и собралась заговорить, но ничего не возникло.

Сид ехидно рассмеялся.

– Ты не дашь ему быть мужчиной, а себе – женщиной. Может, ты и права. Может, это я топор точу – сам-то коротковат, и, наверно, от этого не без трудностей, – но признай же, такого отличного разговора у тебя с консьержем отродясь не случалось. И правду не отменишь: вы, люди, потускнели, а мы, боги, заскучали. Ты скучная! Ты – зверь, девица, так, нахер, и живи как зверь. Я не тебя наказываю, а твою разумность, которая отменяет жизнь, и твое обожествление Владыки Посредственности. Природу вечно отрицать не удастся, природа – она отомстит.

Все это застигло Эмер врасплох. Она глянула наружу, на лютый дождь – на весенний дождь, что в миг ясности отмывал городские улицы.

Чуть погодя она проговорила:

– Но я правда его люблю.

Сид глубоко вдохнул и кивнул, а затем допил что там у него осталось.

– Ну и смотри тогда, что твоя любовь с ним делает.

На экране телефона водитель автомобиля отвлекается от СМС, но поздно. Резко вывертывает руль, шины визжат на мокром асфальте мимо Ананси, но прут по Кону – с тошнотворным шумом столкновения. Сид ухмылялся, как подросток, кино мерцало…

– О-о-ой-й-й-й-й-й… а вот это больно.

– Нет! О боже мой! Нет!

– Не волнуйся. Я это предложение делал десятки раз, ты держишься ни плохо, ни хорошо.

– Вы это устраивали другим? Другим женщинам?

– Да и мужчинам. Не надо сексизма. Да, в Нью-Йорке люди исчезают в серой мгле. Например, вот так – из-за любви. Из-за любви и денег. Реальность – навеки любимое реалити-шоу богов. Хотя в прошлом веке я много дел проворачивал на Уолл-стрит. Игроков там полно. Высокорисковые ипотеки, а? То в основном мои прислужники были, помахивали морковками на веревочках – и “бенджаминами”[63]. Понци[64] был итальянским Сидом в те дни. Не стоит благодарности.

Эмер плакала. Сид протянул руку, обнял Эмер за плечи и сказал:

– Или – можно нажать на перемотку.

– Что?

– На перемотку. Перемотай само время – на “Самсунге” не получится.

– Да-да, нажать на перемотку.

– Тебе надо нажать, я не могу – таковы правила.

Эмер нажала на стрелки влево, и автомобиль помчал назад – смерть на обратной передаче.

– Круто, – проговорил Сид. – Давай еще разок посмотрим, мощный удар был.

Сид вновь нажал на “плей”, и фигурки на экране занялись тем же, что Эмер уже видела, – водитель строчил СМС, Кон и Ананси шли и смеялись, взявшись за руки, словно так им суждено. Играло вплоть до мига перед столкновением. Эмер нажала на паузу – знак равенства, две параллельные линии, что не соприкоснутся и в бесконечности.

Сид наблюдал, как Эмер замерла между Сциллой и Харибдой. Заговорил, чтобы подтолкнуть ее туда или сюда:

– Эй, бесхребетина, он себя королем чувствует, сделку заключает с паучихой, с дьяволом, со смертью, с успехом, как ни назови, он взял ее за руку и кто знает за что там еще, он душу свою продает и с тобой не советуется.

Она слушала слова, понимала, что ее мужчина соединился с другой женщиной, условия ей были известны. Она заговорила:

– Нахер его устремления. И нахер его самого.

– Ты будешь ему чужой, понимаешь? И чужой останешься. Совершенно чужой.

– Так. А жить мы будем по-прежнему вместе?

– Ты чего вообще, женщина?

– В смысле, будет оно так, что он проснется завтра утром в постели и меня не узнает – как в кино про парня с амнезией? Мне придется ухаживать за ним, пока не выздоровеет, и в конце концов он полюбит меня сильнее прежнего?

– Это что за драное, прости господи, кино такое? Нет, тут так не будет. Не проснется он у тебя в постели. Никогда. Ты с ним никогда не познакомишься. Он будет жить где-то на планете, и жизнь его с тобой станет смутно памятным сном, и тебе предстоит держаться от него подальше, иначе он все-таки сгинет.

– Ладно, ладно, незачем так раздражаться-то. Правила вовсе не внятные, но хорошо, я теперь поняла. Кажется.

– Ты отказываешься от своих притязаний на его сердце, душу и тело в прошлом, настоящем и будущем. – Он угрожающе наставил палец на иконку “Плей”.

– Да.

– Тогда жми “Стоп”, – торжественно сказал он.

Эмер нажала на “Стоп”.

– Теперь жми “Стереть”.

Эмер нажала еще раз, но попала на “Плей”.

– Черт, это “Плей”!

– Ух ты, ему кранты!

– Нет! Где “Стереть”?

– Это твой телефон. Мне с какого хера знать?

Эмер завозила пальцем по экрану, как ребенок, рисующий на скорость; нашла иконку с мусорным ведерком.

– Стереть! – Она все жала и жала и приговаривала: – Стереть! Стереть! Стереть!

– Повторять необязательно. Пальцем достаточно.

– Стереть!

– Стерто.

– Стерто?

– В корзине. Кону жить.

Видео на экране показывало, как автомобиль, избегая столкновения с Коном и Ананси, резко свернул. Фары озарили оторопевшую, но невредимую парочку и двинулись дальше, оставив двоих во тьме. Затем экран почернел.

– Кухулину жить, – проговорила Эмер.

Сид кивнул.

– Мужчине жить. Любви – умереть.