Читать книгу Убийство-2 - Дэвид Хьюсон - Страница 7

Звуки машин за окном. Городской душный воздух. Она не сразу поняла, где находится. Затем Сара Лунд прошла в крошечную ванную комнату в квартире ее матери, чтобы подготовиться к новому дню.

Марк вернулся к отцу, не оставив после себя даже маленького обрывка оберточной бумаги от подарков. Ее сын превратился в подростка, который сам наводит порядок. Как же все изменилось.

Вибеке еще спала. Пока Лунд делала себе кофе с бутербродом, позвонил Странге.

– Его зовут Абдель Хуссейн Кодмани. Вдовец. Марокканец.

Она перешла в гостевую комнату. Там еще оставалась кое-какая одежда двухлетней давности: футболки, джинсы и свитера с Фарерских островов, которые она так любила. Глядя на них сейчас, она никак не могла вспомнить, почему не взяла их с собой в Гедсер.

Странге перечислял все подробности, добытые за ночь:

– В Копенгагене Кодмани шестнадцать лет. Это он обслуживал веб-сайт, на котором был размещен видеоролик.

«Об этом я и сама догадалась», – подумала Лунд.

Всего пару лет назад эти свитера что-то значили. Обещали жизнь, которой у нее никогда не будет на сельских просторах Швеции с Бенгтом Рослингом, где ей пришлось бы притворяться той, кем она не была.

Лунд выбрала один плотный свитер толстой вязки. Но не почувствовала себя в нем комфортно – еще нет. Слишком много воспоминаний. Поэтому она заменила его на простой красный и влезла в чистые джинсы. Они оказались ей впору, то есть Гедсер на самом деле не изменил ее.

– Выясняется, что Кодмани работал под разными именами.

– В полицию уже были приводы?

– Ни разу. В школе говорят, что он хороший отец. Очень дотошно относится к учебной программе своих детей. А здешние мусульмане считают его слегка чокнутым.

Лунд молчала.

– О чем вы думаете? – спросил Странге.

– С чего вы взяли, что я думаю?

– Это я уже научился различать.

– Просто я подумала… если ты внедряешь террористическую ячейку, то разве поставишь во главе нее чокнутого?

– Хм, ну да, – произнес Странге без особой убежденности. – Так, это были хорошие новости, а вот плохие: с нами хочет встретиться шеф службы безопасности. Он страшно зол. Они уже давно присматриваются к Кодмани. Мы его забрали, а они как раз ждали прибытия какой-то крупной рыбы.

– Откуда нам было знать?

– Сами спросите у них. Мы должны быть там в девять.

И на этом разговор закончился.

Вошла Вибеке. Она уже не выглядела так приветливо, как днем ранее.

– Только не говори, что собираешься ночевать в гостинице.

– Я не хочу тебе мешать. Не знаю, когда приду вечером…

– Ты мне не помешаешь.

Занимался солнечный, бледный день. Улица, на которой жила Вибеке, шла вдоль линии железной дороги, ведущей в Рюванген и затем в Минделунден. То есть в каком-то смысле дело об убийстве казалось местным, близким событием.

– Тебе лучше взять запасной ключ. Я почти все время провожу у Бьорна. Нам с тобой еще надо обсудить субботу.

Лунд собрала сумку, надела куртку.

– А что в субботу?

Вибеке возмущенно воззрилась на дочь:

– Я выхожу замуж. Ты еще помнишь об этом?

– Конечно помню, – солгала Лунд. – Я хотела сказать… что обсуждать про субботу?

– Приезжают родственники Бьорна. Нас будет около тридцати человек. Пока помню, надо дать тебе ключ…

Она подошла к столу и отыскала в ящике ключ на короткой ленте.

– У тебя будет время пообедать с нами? Я бы хотела, чтобы ты поближе узнала Бьорна. Он чудесный. Такой добрый и забавный.

Лунд взяла обычную резинку для волос, кое-как стянула волосы на затылке, даже не взглянув в зеркало.

– Я бы очень хотела с вами пообедать. Но только не сегодня. Я буду занята. И еще я бы хотела увидеться с Марком.

– Но ведь тебе все равно надо когда-то есть! – Вибеке сделала глубокий вдох. – У Бьорна есть очень приятный друг. Он гораздо младше его. Было бы замечательно, если бы ты познакомилась с ним.

Лунд молча натягивала сапоги.

– Ну что ж, – произнесла Вибеке удрученно. – Можно будет сделать это в другой день.

С улицы раздался автомобильный гудок. Лунд выглянула в окно. Внизу, возле скамеек перед подъездом, стоял черный автомобиль Странге. Сам он стоял у водительской дверцы и через опущенное окно нажимал на сигнал рукой. Майер сделал бы так же, невольно подумала Лунд.

– Мне пора, – сказала она матери. – И я обязательно пообедаю с тобой и Бьорном. Когда-нибудь.

Вибеке стояла у окна.

– Кто этот мужчина?

– Ключ, мама.

– Ой. – Она протянула дочери ключ. – Сара, я видела новости. Я знаю, что не могу расспрашивать тебя…

– Не можешь.

– Я же сказала, что знаю это!

Лунд никогда не умела справляться в подобных случаях, но не догадывалась, что и матери они давались совсем не легко.

– Не беспокойся за меня, – сказала она и прикоснулась к руке Вибеке на мгновение.

На совещании с Эриком Кёнигом в Управлении полиции Брикс почти все время молчал. Властный шеф службы безопасности пришел с намерением заставить полицейских почувствовать себя виноватыми и ничтожными.

– Вы поставили под угрозу срыва операцию, которую мы готовили не один месяц, – провозгласил Кёниг, барабаня по столешнице аккуратно подстриженными ногтями.

– Мы проводили оперативные действия. Нам пришлось реагировать на ситуацию, – сказал Странге.

– Нам ваши действия нанесли непоправимый вред.

– Если вы следили за ним не один месяц, то почему не знали о том, что произойдет? – спросила Лунд.

Шеф службы безопасности не ответил.

– Или никакой слежки не было? – настаивала она.

– Послушайте, я не собираюсь обсуждать с вами дела, касающиеся национальной безопасности. Вы занимайтесь своей работой, а мы будем делать свою. И не мешайте нам.

Странге начинал злиться:

– Не пытайтесь свалить на нас вину. У нас два трупа в морге. Что нам было делать? Сидеть сложа руки в ожидании, пока вы соизволите сказать нам хоть что-нибудь?

– Это неудачное стечение обстоятельств, – заговорил наконец Брикс. – Давайте согласимся с этим и подумаем, что делать дальше. По крайней мере, у нас есть подозреваемый.

Кёниг фыркнул:

– Ничего у вас нет. У Кодмани алиби, и так как мы следили за ним, то можем подтвердить его слова. Даже если бы алиби не было… Кодмани всего лишь смутьян, у него не хватило бы духа убить человека. Он пешка в чьих-то руках, идиот, которого они использовали…

– Он должен что-то знать, – сказала Лунд. – У вас есть другие версии?

Кёниг снял очки без оправы, повертел их в руках.

– Мы ведем расследование. А вас я попрошу сосредоточиться на Кодмани и его сподвижниках, если таковые имеются. – Очки вернулись на переносицу. Холодные серые глаза остановились на Бриксе. – Мы договорились?

За окном, выходящим в коридор, двигались фигуры: охранники из прилегающего корпуса с камерами предварительного задержания вели Кодмани в комнату для допросов.

– Хорошо, – сказал Кёниг, не дожидаясь ответа. – Пойдемте посмотрим, что он будет говорить. – Он бросил взгляд на Странге, потом на Лунд. – И вы тоже.

В кабинете Томаса Бука подали завтрак. Биргитта Аггер и Эрлинг Краббе сидели за столом перед блюдами с выпечкой и кофейными чашками. Бук ходил по комнате, вводя их в курс последних событий. Плоуг вел протокол.

– Что с тем человеком, которого они арестовали? – спросила Аггер.

– Пока ничего, – ответил Бук, – на все требуется время. Сегодня утром его будут допрашивать. Давайте оставим полиции и службе безопасности выполнять их работу, а сами сконцентрируемся на наших проблемах. – Он сел за стол, показал им газету: на первой странице был напечатан кадр из видеоролика – окровавленное лицо Анны Драгсхольм. – Мы должны заявить о нашем единстве во взглядах на антитеррористический закон. Общество ждет нашей реакции, как ждут ее и те жестокие выродки, которые стоят за этими убийствами. Ответ и для тех, и для других у нас один: мы тверды. Мы непоколебимы. Дания – открытая, демократическая страна. Мы будем защищать наши границы, удвоим меры безопасности. Но мы не изменим наши убеждения.

Аггер состроила недовольную гримасу:

– Оставьте эти речи для журналистов. Прежде всего мне непонятно, почему действия террористов стали для нас неожиданностью.

– Полиция была уверена, что та женщина погибла от рук мужа, – заговорил Карстен Плоуг. – Мы никак не могли знать, что ее смерть связана с террористами.

Ее эти слова не убедили.

– У нас есть служба безопасности. Она создана специально для таких ситуаций. Может, они еще что-то упустили, а мы не в курсе?

– Нет, – сказал Бук. – Мы должны быть заодно. Если позволим им разъединить нас…

– А я предупреждал, что это произойдет! – воскликнул Краббе. – Вы впустили сюда этих людей, позволили им делать все, что им заблагорассудится, и плевать на наш образ жизни…

Бук тяжело вздохнул:

– Мы собрались, чтобы обсудить законопроект, а не ход уголовного расследования.

– Два человека погибли, Бук. Один фундаменталист задержан. Можете не тратить свое время и красноречие. Мы не будем голосовать за проект в его нынешнем виде. Он предлагает трусливые и недостаточные меры. Эти люди убивают невинных датчан.

Бук старался сдерживаться:

– Мне пока не известно, кто убийца, хотя я министр юстиции. Как вы можете быть так уверены, обвиняя фундаменталистов?

– А кто еще? И вот когда его осудят…

– Могу я внести предложение? – перебил его Плоуг. – Давайте на время прекратим наше обсуждение. Подождем, пока полиция выяснит что-то еще, и соберемся снова ближе к вечеру. Возможно, тогда мы будем знать больше.

– Можете тянуть время сколько угодно, – буркнул Краббе, шелестя своими бумагами и убирая их в портфель. – Факты говорят сами за себя.

Биргитта Аггер помахала ему вслед рукой.

– Бук, этот глупец считает, что держит вас на крючке. Беда в том, что он прав.

– В этом вопросе мы должны быть выше политики. Почему…

Она смеялась, и не над Краббе, а над ним.

– В чем дело?

– Ничто не может быть выше политики. – Она допила свой кофе и встала из-за стола. – Если вы измените в нынешнем соглашении хоть одно слово, можете на нас не рассчитывать.

– Этого не произойдет, – твердо сказал Бук. – Я позвоню вам позже, чтобы получить подтверждение.

– Одно только слово… – И она тоже ушла.

Молчание через некоторое время нарушил Плоуг, сказав устало:

– Вам придется переписать законопроект и дать Краббе то, чего он хочет.

Бук моргнул:

– Что?

– Его партия давит на него, требует результатов. У Аггер нет ни единой причины, чтобы идти вам навстречу. Поэтому она просто бросит вас. Даже если вы добавите в текст лишнюю запятую. Она уже приняла решение…

Бук вспыхнул:

– Они что, сами вам все это сказали?

– Нет, – терпеливо ответил Плоуг. – Но я прав. Вы сами убедитесь в этом.

Лунд смотрела на сидящего напротив марокканца. Теперь он был одет в синюю тюремную робу. Тщательно расчесанная борода, на лице спокойствие, отстраненность и даже смирение. Должно быть, в собственных глазах он вел себя так, как подобает вести себя, попав в руки врагов. Рядом с ним сидел адвокат одной из юридических фирм, придерживающихся левых взглядов.

– Мой клиент готов сотрудничать, – заявил адвокат.

– Тогда пусть расскажет, что ему известно о Мусульманской лиге, – сказал Странге.

– Я услышал о ней только вчера, – ответил Кодмани. – Когда вы начали орать на меня.

– Видео, снятое этой лигой, было вывешено на вашем сайте, – указала Лунд.

Тут же заговорил юрист, зачитывая от имени Кодмани заявление:

– Мой клиент продает и издает книги, распространяя слово Корана. По закону он пользуется правом на свободу религии и свободу печати…

– Домой он это право не сумеет забрать, я думаю, – вставил Странге.

За односторонним стеклом стояли и наблюдали за ходом допроса Кёниг и Брикс. Лунд подумала, что ремарку Странге они вряд ли одобрили.

– Мой клиент создал веб-сайт как литературную платформу и международный форум. Он не несет никакой ответственности за то, что помещают пользователи на страницах его сайта. Он ничего не знал о видеоролике и никогда не побуждал никого к совершению террористических актов.

Глаза Кодмани были закрыты, он шевелил губами, – вероятно, молился.

– Складно говорите, – сказал Странге. – Мы же были в том потайном офисе в подвале. Мы прекрасно знаем, чем вы там занимались. Видео, листовки. Подстрекательство…

– Там нет ничего противозаконного, – возразил марокканец.

– Мы нашли ваши листовки рядом со второй жертвой. Ваш веб-сайт использовался для размещения видеозаписи, в которой снята женщина перед тем, как ее хладнокровно убили.

– Я не знал…

– Этого недостаточно! – Странге заговорил громче. – Да, у вас есть алиби, и мы не считаем, что вы кого-то убили. Но вы связаны с этим делом. Так что или начинайте говорить, или…

– Перспективы у вас плохие, – подхватила Лунд, глядя прямо в глаза Кодмани. – Очень плохие, и вы сами это понимаете.

Марокканец сплетал и расплетал пальцы. Адвокат склонился к нему и что-то зашептал.

– Ваших детей придется отдать в опеку, если вы отправитесь в тюрьму, – сказала Лунд. – Мы постараемся найти для них мусульманскую семью, но никаких гарантий дать не можем. Вероятно…

– Я не знал! – вскричал Кодмани. – Ясно вам?

Лунд, сложив руки на груди и склонив голову, смотрела на него через стол.

– Он связался со мной через сайт. Писал электронные письма.

– Кто?

Человеку в синей робе было неприятно или даже стыдно разговаривать с ними.

– Он называл себя Единоверцем. Он казался… хорошим человеком. Ему вроде нравилось то, что я делал.

– Фанат? – спросил Странге.

– Что-то вроде. Он сказал, что снимает ролик религиозного содержания. Попросил разрешения загрузить его на мой сайт, чтобы все смогли посмотреть. Я не возражал. Дал ему пароль. И вдруг… этот ролик появился вчера вечером. Я не знал, что в нем снято.

– Нам необходимо увидеть все его письма, – сказала Лунд.

Кодмани только хмыкнул:

– Я не храню никаких сообщений. Стираю все, причем как следует, окончательно. Или я похож на дурака?

Странге отодвинул свой блокнот в сторону.

– А теперь докажите мне, что это все не сказки. Кто такой этот Единоверец, как вы думаете?

– Не знаю я! Если какие-то преступники достали мои листовки… я в этом не виноват. Их может взять каждый, я раскладываю их в библиотеках. Я же говорил – ничего противозаконного!

Адвокат самодовольно поглядывал на полицейских.

– Я понимаю, что не нравлюсь вам, – сказал марокканец. – Мы по разные стороны баррикады. Но… – Его длинный палец закачался перед носом Лунд. – Ваших законов я не нарушал. У вас нет права держать меня здесь.

Адвокат демонстративно посмотрел на часы и стал собирать бумаги.

– Мы следим за временем, – сказал он. – Продержите моего клиента хоть на секунду дольше положенного, и тут же окажетесь в суде.

Леннарт Брикс не проявил интереса к автору анонимных писем, называвшему себя Единоверцем. Он передал Странге список людей, с которыми Кодмани контактировал на религиозной почве, а также список покупателей его книг и адреса тех, кто зарегистрировался на его сайте.

– Допросите их всех. Мы нашли кровь на колючей проволоке недалеко от здания клуба ветеранов. Тот человек, которого вы преследовали, поранился. Но анализ ДНК ничего не дал.

– Что он искал в клубе? – спросила Лунд. – Зачем он вернулся?

– Не думаю, что сейчас это важно. Или?..

– Но зачем?

– Неважно, – повторил Брикс, уходя.

Она взялась за сумку.

– Я вернусь через час или около того, – сказала она Странге.

– Куда вы?

– Мюг Поульсен навещал вчера своего армейского товарища, его фамилия Рабен. Он сейчас в Херстедвестере. Я просила разрешения на разговор с ним, но мне отказали по каким-то медицинским показаниям.

Странге наблюдал за тем, как она торопливо перебирает бумаги на своей половине стола.

– Брикс хотел, чтобы мы занимались Кодмани.

– Разве он стал бы помещать такое видео на свой собственный сайт? Он фанатик, но не идиот.

– Значит, вы хотите поговорить с армейским другом Поульсена?

– Есть такая мысль… – Она улыбнулась, так как вычислила, что улыбка действует на него эффективнее всего. – Есть еще одно дело, поэтому могу задержаться. Так что вернусь не через час, а, скажем, через два. Или…

Ручка, которая ей нравилась, закатилась на его половину стола. Она потянулась за ней, зацепила рукавом чашку с холодным кофе, опрокинула ее, пролив содержимое на бумаги.

Ульрик Странге моргнул, но не произнес ни слова.

– Я позвоню, – пробормотала Лунд, схватила-таки ручку и торопливо пошла к выходу.

Майер жил все там же, на окраине Нёрребро. Лунд остановила машину у обочины, посмотрела в сторону дома. Ворота гаража были распахнуты. Мотоцикла там больше не было, только в глубине виднелся запыленный микшерный пульт и прочее диджейское оборудование.

Дождь пока не начался. Майер играл во дворе с двумя из трех своих дочек. Девочки выросли с тех пор, как Лунд видела их, превратились в настоящих белокурых красавиц. Они радостно бегали вокруг электрического кресла-коляски отца.

На стене висела баскетбольная корзина – настоящая, а не та игрушечная, которую Майер пристраивал в их общем кабинете в день своего появления.

Он выхватывал у девочек мяч, стучал им по утоптанной твердой земле, потом бросал, целясь в кольцо. Руки у него стали более мускулистыми, чем запомнилось Лунд, но она не хотела задумываться об этом. Она сидела за рулем и наблюдала.

Майер дважды забросил мяч в сетку, трясясь от смеха. Потом позволил девочкам перехватить инициативу, подбадривал, уговаривал, хвалил их, пока наконец и им не удалось попасть в кольцо несколько раз.

Ее сердце чуть не разорвалось при виде того, как он наклонился вперед, спрятал свою лопоухую голову в руки и притворился, будто рыдает, дергая плечами. Слабый, жалкий вопль достиг ее ушей. Ей довелось увидеть, как он плачет по-настоящему, в больнице, когда она попыталась снова втянуть его в дело Бирк-Ларсен и добилась лишь того, что Майер взвыл, как зверь, и тот животный крик до сих пор преследовал ее. Лунд сама не понимала, как она могла быть такой слепой. Майер кричал тогда о том, что она не умеет ни с кем поддерживать отношений, ни с кем не умеет быть близка.

Марк, еще совсем юный Марк, а не этот почти взрослый, спокойный, умный юноша, который жил сейчас в семье отца, тоже так считал. «Мама, тебе интересны только трупы, а не я».

Это было не так. Так не могло быть. Просто…

Майер перестал играть. Он смотрел на улицу. В ее сторону. Он был хорошим копом, даже сам не знал, насколько хорошим. Она научила его смотреть и видеть.

На улице, в их тихом безлюдном районе, прямо напротив его дома, стоит машина. Конечно, он увидит. Увидит ее.

Она подумала о том, что говорил Брикс. О том, что важно и что не важно.

Никак не могла решить, что сказать Яну Майеру теперь, по прошествии двух лет. Что нужно было сказать ему еще тогда, в больнице. Сколько слов прокрутила она в голове бессонными ночами, лежа в своей одинокой кровати в Гедсере. «Прости, я подвела тебя. Я все бы отдала, лишь бы ты снова мог ходить, лишь бы снова стал тем хорошим, забавным, умным человеком, которым был». И еще один рефрен, который звучал чаще других: «Майер, если бы я могла, я бы поменялась с тобой местами…»

Она опять глянула в сторону дома. Все-таки догадался он или нет, кто в машине?

Дети заскучали без внимания отца. Одна из девочек забрала из его рук мяч, крикнула что-то, снова начала играть. И Ян Майер в одно мгновение снова вернулся туда, где ему хотелось быть, в свой собственный мир.

Лунд знала, что у нее хватило бы смелости пройти короткое расстояние от дороги до дома, она не сомневалась в этом. Смелость у нее была, не было права.

Счастливый детский визг… Хрипловатый веселый голос Майера… Она решила, что сейчас еще не время, и уехала.

Красно-белый датский флаг перед главным зданием воинской части в Рювангене был приспущен. Луиза Рабен положила две белые лилии рядом с букетами у подножия флагштока. Кому звонить, что делать – эти вопросы метались в ее мозгу.

В то утро она сделала над собой усилие. Уложила волосы в прическу, которую носила в первое время после свадьбы. Надела нарядное темно-синее пальто поверх белого халата медсестры. Нельзя опускать руки, нельзя забывать о себе, даже если некому любоваться ею.

Шагая через поле обратно к лазарету, она заметила, что с другой стороны дороги на нее смотрит Кристиан Согард. Безупречно сидящая форма, светлые волосы, аккуратно подстриженная борода – красивый мужчина. Если бы он оказался в Рювангене на несколько лет раньше, отец непременно подтолкнул бы ее в объятия Согарда, она не сомневалась в этом. И эта мысль не была ей противна. Слишком поздно о чем-то таком думать, конечно, но…

Он был высок, силен и настойчив, прирожденный офицер, выросший в богатой семье потомственных военачальников, не то что Йенс, выходец из рабочих пригородов Копенгагена. Она подошла к нему. Он встретил ее улыбкой.

– Полиция что-нибудь выяснила?

– Насколько мне известно, еще нет, – ответил Согард. – Мюг был вашим другом?

– Он служил с Йенсом. Они дружили. – Она пожала плечами. – Я всего лишь жена солдата. У меня нет права на такие отношения.

– Иногда это к лучшему.

– Потому что мы, женщины, не способны на них?

– Нет. Потому что вы не там, где… всякое бывает. Такое не объяснишь.

– Йенс даже не помнит, что случилось. И от этого ему еще тяжелее.

Согард кивнул, усмехнулся. Как мужчина, не как военный. А может, просто хотел, чтобы она так думала.

– Случается, они приезжают оттуда больными. Даже помешанными. Иногда такое увидишь, что… – Он стянул черный форменный берет, провел пальцами по идеальной стрижке. – Порой лучше убедить себя, что ты этого не видел.

Луиза подозревала, что сам майор Согард редко сталкивался с подобными проблемами. Он производил впечатление человека, у которого все под контролем.

– Все потрясены, – добавил он. – Надеюсь, полиция быстро найдет преступников. Нам это сейчас совсем ни к чему. Да, и жаль, что вашему мужу опять отказали.

Она уставилась на холодный асфальт.

– Да. Ну что ж…

– Ваш отец говорил, что вы собираетесь ремонтировать подвал. Значит, вы пока не собираетесь от нас уезжать?

– Какое-то время еще поживем. Я оставила список прививок в лазарете. Вы не могли бы…

– Конечно, конечно. – У нее складывалось впечатление, что он постоянно опережает ее на шаг или два. – Если вам потребуется помощь с ремонтом… Я был бы… – Он замялся, подбирая слова. – Это хобби. Да, хобби.

Наконец-то и Кристиан Согард смутился. Ей это понравилось.

– Какое хобби?

– Красить. Строить.

Луиза Рабен приподняла бровь, склонила голову набок.

– Конечно, я уже давно этим не занимался, – быстро добавил Согард. – Но если вы скажете, что нужно… У меня есть… – Он мял берет в смятении.

– Кисти? – подсказала она.

– Точно. Кисти.

Все это было так глупо, что она рассмеялась. Первый раз за долгое время.

– Хорошо, я буду иметь в виду, – сказала она, доставая из кармана ключи от машины.

– Вы куда-то едете?

– К Йенсу. Если меня к нему пустят.

Но директор Тофт была неумолима.

– Не могу, – чопорно сказала она, сидя в своем продезинфицированном кабинете в лечебном корпусе Херстедвестера. – Вчера вечером он был практически невменяем: приступ ярости, бред…

Вернувшись из Афганистана, он жаловался на ночные кошмары, на чудовищ, которые казались ему реальными и которых на самом деле не было. Теперь, говорила Тофт, эти видения трансформировались в убеждение, будто в тюрьме его держат безосновательно.

– Все очень просто, – объясняла она Луизе. – Если он будет выполнять то, о чем мы его просим, будет принимать лекарства, научится контролировать свои эмоции и фантазии, тогда…

– Но ведь ему уже давно лучше. Вы же сами говорили. Вы сказали, что он готов выйти на свободу…

– Окончательное решение принимает служба пробации при Управлении тюрем, не мы.

– Но почему они против? Ведь он полностью выздоровел.

Раньше она бы не удержалась в ходе подобного разговора, расплакалась бы. Но теперь между ним и ею возникла дистанция, которая росла на протяжении двух лет – медленно, незаметно, тайком, словно опухоль. Луиза научилась смотреть на Йенса так же, как на своих пациентов в лазарете Рювангена: бесстрастно. И ненавидела себя за это.

– Я не знаю, – сказала Тофт. – Будем надеяться, что этот рецидив обратим. Но он должен приложить усилия. Мне казалось, ему стало лучше…

Ее утомил этот разговор. День директора был расписан по минутам. Судя по тому, как Тофт поглядывала на плотно исписанный ежедневник, приближалось время следующей встречи.

– Ваш муж был тяжело ранен в Афганистане. Физическая боль прошла, но душевная… Он не помнит, что с ним случилось. И нельзя забывать, что он захватил в заложники совершенно незнакомого человека, приняв его за офицера из Гильменда. А на самом деле это был…

Библиотекарь из Вестербро. Сколько еще ей будут это повторять?

– Он не в состоянии отличить реальность от выдумки. Мы не сможем выпустить его до тех пор, пока не убедимся, что с ним такое не повторится. Что касается свидания – посмотрим через неделю…

– Через неделю? У нас встреча с адвокатом. Я должна принять решение о школе для нашего сына. Нам надо думать, где жить.

Тофт откинулась на спинку стула, подавив зевок.

– Вашему мужу необходим отдых. Сейчас все эти проблемы ему не по силам.

Луиза Рабен едва не закричала.

– Наказывайте его, раз иначе не можете! Но почему вы наказываете меня? Зачем причинять боль его сыну?

– Мы стараемся помочь. Он должен понимать это. И вы тоже.

– Йенсу поможет только общение с семьей.

Бесполезно было умолять. Или грозить. Ничто не растопит сердца этих людей, ничто…

– Я подумаю, что можно будет сделать, – сказала Тофт, посмотрев на часы. – Но он должен пойти нам навстречу. А иначе…

Лунд проходила процедуру досмотра на входе, когда из дверей тюрьмы вышла молодая женщина. Ее лицо показалось Лунд знакомым – красивое, бледное, встревоженное.

«Воинская часть, – подумала она. – Вот где я ее видела. И если она была на свидании в Херстедвестере, то…»

– Это жена Рабена, – сказала директор Тофт, заметив интерес Лунд. – Мне только что пришлось отказать ей в свидании с мужем. А теперь вынуждена допустить к нему вас.

– Я не буду об этом упоминать, – пообещала Лунд.

Ей не свойственно было проникаться к человеку антипатией при первой встрече, но, глядя на эту грациозную, изящную женщину с холодным лицом, она невольно почувствовала неприязнь.

– Сейчас не лучшее время для беседы с ним. Вчера у него было ухудшение. Ваше дело не может подождать?

В прошлом Лунд уже несколько раз доводилось бывать в Херстедвестере. Это было ведущее пенитенциарно-психиатрическое учреждение в стране, поэтому здесь содержали самых опасных преступников Дании. Комплекс состоял из двух основных зданий – лечебного корпуса и тюрьмы с усиленной охраной. Тофт повела ее к тюрьме, по длинным желтым коридорам, через металлические двери. Их неотступно сопровождал охранник.

– Я постараюсь не затягивать свой визит. Почему он здесь? – спросила Лунд, когда они стояли в ожидании, пока отопрут очередной тяжелый замок.

– Вскоре после возвращения из своей последней поездки в Афганистан он напал на человека прямо на улице. По его словам, этот человек был бывшим офицером. Рабен думал, что он…

– Он – что?

– Я не вникала в подробности. На самом деле тот несчастный даже в армии не служил. Рабен схватил его, отвез куда-то в лес, привязал к дереву. А потом избил до полусмерти, пытаясь получить какое-то признание… Я не знаю.

Еще один длинный коридор, еще одна дверь.

– Суд решил, что в его случае уместен бессрочный приговор. Его уволили из армии за недопустимое поведение. Он помешался… – На мгновение невозмутимость Тофт дала трещину. – Мы посылаем их в ад, ожидая, что они выполнят все, что потребуется. А когда они возвращаются, нам до них уже нет никакого дела. Я хочу, чтобы он вернулся к нормальной жизни. У него милая жена, ребенок. Он нужен им, и они ему нужны. Я думала…

– Что?

Тофт пристально смотрела на нее. Лунд увидела на лице этой женщины сомнение и догадалась, что такое с ней происходит нечасто.

– Я думала, что он уже готов. На прошлой неделе я поддержала его прошение об освобождении. Но Управление тюрем его просьбу отклонило.

– Почему? – спросила Лунд.

– Еще не знаю. Инициатива была с их стороны. Я занимаюсь только его психическим состоянием, а у них другие соображения. И вот… – Она тряхнула волосами с нескрываемым раздражением. – Мы вернулись к тому, с чего начали.

Они остановились перед камерой. Охранник открыл маленькое окошко в двери. Лунд заглянула внутрь. Он сидел внутри и ждал ее. Худое, подвижное лицо, внимательные синие глаза, темная короткая борода. В общем, ничем не примечательный человек, которому легко раствориться в толпе.

– Прошу вас быть поосторожнее с вопросами, – сказала ей Тофт. – С нами в камере будет охранник. Если Рабен начнет волноваться, я остановлю вашу беседу.

Помещение было холодным и узким, с единственным полупрозрачным окном, около которого стоял Рабен и жадно, с тоской смотрел на свет, льющийся из-за матового стекла.

– Мюг хотел помочь мне, – рассказал он. – Договорился насчет работы для меня. Плотником. У меня получилось бы, и с работой легче выбраться из этой дыры.

– Он нервничал? Может, боялся чего-то?

– Боялся? Мюга непросто было напугать. Он ездил со мной в горячие точки три… нет, четыре раза. Он не боялся.

Лунд терпеливо ждала.

– Но что-то его беспокоило, это точно. Может, какие-то проблемы… Мы же с ним были обычными солдатами, не офицерами. Иной раз нами бывают недовольны.

– В каком смысле?

– Да так, из-за мелочей всяких. Допустим… – он подбирал слова тщательно, – из-за того, что не выказываем командирам должного почтения.

– Только из-за этого?

– Я даже не знаю, были у него проблемы или нет. Зря только заговорил об этом. А что с ним случилось?

Тофт настороженно посмотрела на Лунд. Та медленно произнесла:

– Ему перерезали горло поддельным армейским жетоном. А потом подвесили за ноги вниз головой.

Глаза Рубена расширились.

– Вам это что-то напомнило? – тут же спросила Лунд.

После долгой паузы он наконец покачал головой и сказал:

– Нет.

Лунд заглянула в блокнот.

– Он не ездил в горячие точки уже два года. В последний раз принимал участие в военных действиях в той поездке, когда вас ранило. Месяц назад он снова вступает в армию, а на прошлой неделе вызвался ехать в Афганистан. Почему он вдруг решил вернуться?

– Он говорил, что не чувствует себя здесь счастливым. По-моему, ему просто надоело. Мюг много делал для клуба ветеранов, он был хорошим человеком. Но… – На лице Рабена промелькнула невеселая улыбка. – Кто захочет тратить свою жизнь на таких неудачников, как я? Он был солдатом. Должно быть, соскучился по адреналину.

– И тем не менее…

– Мне больше нечего вам сказать. Я бы хотел отдохнуть.

– Очень хорошо, Рабен, – сказала Тофт, поднимаясь на ноги. – Благодарю.

– Прошу вас взглянуть вот на это. – Лунд взяла свою сумку и вытащила оттуда фотографию, которую показывала Согарду. – Эту женщину звали Анна Драгсхольм. Она была консультантом в Министерстве обороны. Вы не слышали, была ли она знакома с Мюгом Поульсеном?

Синие глаза Рабена смотрели на нее с интересом.

– Почему это важно?

– Ее убили двумя неделями ранее. Между ее смертью и гибелью Мюга есть связь. Я пытаюсь в этом разобраться.

Рабен подумал несколько секунд.

– Я ее не знаю, – сказал он коротко, подталкивая фотографию Лунд через стол. – Если Мюг знал, то мне не говорил.

Йенс Петер Рабен не был похож на помешанного, думала Лунд.

– Вы уверены?

– Я ее не знаю, – повторил он. – Чего еще вы от меня хотите?

Разговор был закончен. Тофт нетерпеливо переступала с ноги на ногу у двери. Лунд протянула Рабену свою визитку.

– Если что-нибудь припомните…

Он обернулся к Тофт:

– Приношу свои извинения за вчерашнее. Я вел себя глупо. Не знаю, что на меня нашло. Я готов сотрудничать. Скажите мне, что надо делать.

Тофт одарила его улыбкой:

– Отлично. Для начала возобновим медикаментозную терапию. А дальше посмотрим.

Они все обменялись рукопожатиями. Затем две женщины вышли.

– Я удивлена, – сказала Тофт в коридоре. – Наконец-то я от него чего-то добилась.

– Вам повезло, – ответила Лунд, наблюдая, как охранники начинают долгую, тягучую процедуру по выпуску ее наружу, в серый свет свободы.

На парковке она позвонила Странге. Под его командованием несколько групп оперативников искали знакомых Кодмани, опираясь на списки его заказчиков и другие базы данных. Уже было задержано более тридцати человек.

– Что выяснили? – спросила она.

– С чего начать?

– Сначала хорошо бы узнать, где они были вчера во второй половине дня.

Долгая пауза в телефоне.

– Я говорил о другом, – наконец сказал он обиженным тоном. – Само собой, мы проверяем их алиби. Но мне кажется, это все не то. Так, мелкие сошки, только кричать умеют. Всех взяли, словно покорных овечек, с настоящими террористами не бывает так легко. – Он замолчал, а потом все же спросил: – А что у вас в Херстедвестере? Этот Рабен рассказал что-нибудь?

– Ничего особенного.

– То есть нам обоим нечем похвастать, – с деланой бодростью заметил он. – Да, хотел вам сказать. Помните того офицера восточной наружности в Рювангене?

– Напомните мне.

Она видела столько людей в форме за последние сутки, что они начали сливаться в один смутный образ.

– Биляль, – сказал Странге. – Командир Мюга Поульсена. Он показывал нам его комнату.

– Да. И что с ним?

– Он упоминается в списке клиентов Кодмани. Покупал у него эту оголтелую исламистскую пропаганду буквально пачками. И там не все так уж безобидно.

– Я заеду за вами, – сказала Лунд.

Томас Бук говорил по телефону, вновь вовлеченный Краббе в перепалку, когда вошла Карина. Увидев ее лицо, он тут же свернул разговор.

– В чем дело? – спросил он.

– Не скажу точно. Я только что узнала, что Аггер созывает собственную пресс-конференцию – об антитеррористическом законопроекте! Разве мы договорились с ней о чем-то?

Бук схватил пиджак.

– Нет, – сказал он.

Преодолев запутанную череду коридоров, они оказались в фолькетинге и нашли Аггер недалеко от ее кабинета. Увидев Бука, она не обрадовалась.

– Я собиралась позвонить вам, Бук, – заговорила она, вдруг засуетившись.

– Но так и не позвонили.

Она была тщательно одета, броско накрашена и выглядела молодой, властной, готовой предстать перед телекамерами.

– Что происходит, Биргитта?

– Мы выходим из альянса. Боюсь, вам придется договариваться с Краббе.

– Но…

– Мы долго обсуждали это. У нас больше нет к вам доверия.

– Я всего один день на этом посту, и вы уже объявляете меня некомпетентным?

– Вы обманули меня.

Бук уставился на нее в полном недоумении:

– Что вы сказали?

– Я знаю о письме.

– О каком письме?

– О письме службы безопасности в адрес Монберга, где его предупреждают, что первое убийство связано с терроризмом. Что это не бытовое преступление.

Карина, стоящая рядом, замотала головой:

– Я не видела никакого письма! А ведь я была личным секретарем Монберга!

– Да бросьте, – язвительно сказала Аггер. – У меня есть копия. С датой, печатью и подписью. Вам не удастся отсидеться за нашими спинами, Бук…

– Сколько раз вам повторять? Я ничего не слышал об этом письме.

Аггер смотрела на него с насмешкой:

– В таком случае все даже хуже! Прошу извинить, меня ждут журналисты. – Она на мгновение притронулась к его руке. – Не волнуйтесь, о последней подробности я им не расскажу. Оставим ее для внутреннего расследования, а оно будет, не сомневайтесь. Я вам обещаю.

Вновь оказавшись в гарнизоне Рювангена, среди военных, Лунд уже не чувствовала себя такой чужой, как в первый раз. Пропускной пункт они со Странге миновали без особых проблем и нашли Саида Биляля в гараже, где тот занимался ремонтом бронированного автомобиля.

– У вас найдется несколько минут? – спросил Странге.

– Полковник уехал на встречу, – сказал Биляль, не отрываясь от работы.

– Нам нужны вы, а не полковник.

При этих словах лейтенант Биляль замер, потом отложил в сторону гаечный ключ и выбрался из-под машины, стоящей на подъемнике. Привычно вытянувшись будто по стойке смирно, он смотрел на Странге, не на Лунд.

– Вы знакомы с Абделем Хуссейном Кодмани? – спросил Странге.

Биляль думал только миг, прежде чем произнес:

– Нет.

Странге вытащил из кармана свернутые трубкой листки.

– Тогда как получилось, что вы купили у него столько книг? Тринадцать штук только за последний месяц? Напомнить названия? «Аль-Джихад», «Радикальный ислам». Могу поспорить, что это не комиксы.

Биляль огляделся вокруг, убеждаясь, что их никто не слышит.

– Все эти книги я купил через Интернет. Понятия не имею, кто продавец. – (Странге молча наблюдал за ним.) – И никаких законов я не нарушил.

– Зачем вам такие книги? – спросила Лунд.

– Какое это имеет значение?

– Отвечайте на вопросы, – потребовал Странге. – Вы служите в армии. К чему вам эта мутная писанина?

Биляль метнул в него сердитый взгляд.

– Я хочу лучше узнать врага. И моим солдатам это тоже полезно.

Он двинулся к выходу из гаража. Полицейские пошли за ним.

– Вы же сами мусульманин, – сказал Странге.

– Ну и что? – Биляль и бровью не повел. – Мне приказали купить эти книги. Спросите полковника Ярнвига. За казенный счет.

Он остановился возле группы солдат у подъемных ворот. На полу лежали груды оружия, по большей части разобранного: тяжелые минометы, приборы ночного видения и многое другое, о назначении чего Лунд могла только догадываться. Биляль нагнулся, проверяя работу своих людей.

– У вас больше нет вопросов? Я занят.

Лунд приблизилась к нему, указала на его колено под камуфляжной формой. Там растекалось мокрое пятно. Красное.

– У вас кровь идет, – сказала она. – Где вы были вчера вечером?

– Здесь, ясно?

– Пока не очень, – ответила Лунд. – А вот если кто-нибудь подтвердит ваши слова, тогда все будет ясно и понятно.

– Мы улетаем на следующей неделе! – выпалил он. – А вы приходите и тратите наше время!

– Нам понадобится образец вашей крови для анализа, – сказала Лунд. – Вы согласитесь добровольно? Или мы пойдем длинным путем?

Впервые за всю беседу он проявил беспокойство.

– Только с разрешения полковника. И до его возвращения я не скажу больше ни слова.

Странге встал прямо перед ним, посмотрел в темные глаза.

– К полковнику Ярнвигу это не имеет никакого отношения. Речь идет только о вас.

Ей позвонили из Херстедвестера – мужу разрешили встречу с ней и адвокатом.

Они сидели в той же маленькой комнате с узким диваном под смятым покрывалом и слушали, как юрист зачитывал им то, что они и так уже знали: ничего нельзя сделать, пока не пройдет шесть месяцев.

– Делайте то, что вам говорят, – повторял адвокат. – Принимайте лекарства, соблюдайте все предписания.

– Он все так и делал, – сказала Луиза со вздохом.

– Если вчерашний инцидент повторится, то речь будет идти уже о годе или больше.

– Этого не повторится. – Йенс сжал ее ладонь, посмотрел на адвоката. – Обещаю. Я хочу домой. Я сделаю все, что от меня потребуется.

Ей казалось, что адвокату их дело давно наскучило: слишком много хлопот и слишком мало денег.

– Вы не оставите нас на минутку? Нам хотелось бы побыть вдвоем.

Когда он вышел, она повернулась к Йенсу, посмотрела в его ясные, умные глаза:

– Мне так жаль Мюга. Но ты нужен мне сейчас. И Йонасу. Давай не будем забывать…

– Как он?

– Все хорошо. Он снова хотел повидаться с тобой.

Рабен заулыбался. Он почти всегда выглядел как обычный, нормальный человек.

– Мы должны сосредоточиться, Йенс. Для нас самое важное – вытащить тебя отсюда. У нас шесть месяцев, нужно использовать их с толком. Может, поискать другого адвоката?

Он ее уже не слушал, и по его отсутствующему взгляду она поняла, что его мысли где-то далеко.

– Йенс? Мы будем подавать жалобу на Управление тюрем? Что еще можно сделать?

Он пожал плечами:

– Мы можем только ждать, больше ничего. Тофт сказала, мне пора на осмотр.

– Но…

Он смотрел на нее так, будто ему надоел их разговор.

– Луиза, не нам решать, когда я выйду отсюда.

Она с трудом сдерживала подступающее раздражение.

– Ты должен убедить их, что здоров!

– Я стараюсь…

– Недостаточно!

Эти слова причинили ему боль, но ей было почти все равно.

– Я ждала два года! А теперь… столько проблем… В какую школу отдать Йонаса? Где нам жить? Как я буду платить за все? Я не могу…

Он протянул руку, провел пальцами по ее темным волосам. «Даже не заметил, что я сделала прическу», – подумала она.

– Я знаю, что очень вас подвел, – проговорил он. – Я все исправлю. И для тебя, и для Йонаса. Обещаю.

Потом он поцеловал ее, приобняв за шею.

– Меня ждет Тофт с врачами. Надо идти.

– О чем ты? Йенс? Йенс!

Рабен встал, в два шага достиг двери и вышел, не оглядываясь на жену.

До процедурного кабинета в конце тюремного коридора было всего несколько десятков метров. Там находились охранник в синей форме и медбрат. Медбрат нашел фамилию Рабена в списке, поставил галочку, достал из банки две красные капсулы.

Рабен не колебался. Взял и таблетки, и предложенный пластиковый стаканчик с водой. Бросил капсулы в рот, выпил воду.

Охранник повел его обратно в камеру. Скоро надо было идти в лечебный корпус на встречу с Тофт и психиатрами. Но до назначенного часа еще оставалось немного времени.

– Можно принять душ? – спросил он.

– Для снежной королевы стараешься? Напрасно, эта штучка не про тебя – слишком шикарная.

Рабен вздохнул.

– Две минуты, – сказал охранник.

Рабен отсалютовал ему, вошел в камеру, достал сумку с умывальными принадлежностями, отправился в общий душ.

Там было пусто. Он закрыл дверь, подошел к раковине и выплюнул две капсулы, которые держал под языком, тщательно прополоскал рот водой из-под крана.

В двери не было замка. Поэтому он взял из угла швабру, подпер ею ручку, потом включил в ближайшей кабинке воду, чтобы создать какой-то правдоподобный шум, и заодно сунул голову под теплую струю.

Много месяцев назад он спрятал эти инструменты под крышкой сливного отверстия в полу, не зная еще, пригодятся ли они ему когда-нибудь и зачем. Разводной ключ и тяжелый гаечный ключ, унесенные тайком из мастерской. А еще карманный фонарик, который он взял, пока охранник смотрел в другую сторону. Все завернуто в промасленную тряпку, чтобы уберечь от сырости. Рабен опустился на колени и поднял склизкую металлическую крышку. Все было на месте и в хорошем состоянии.

Охранник постучал в дверь, крикнул:

– Рабен?

– Вы сказали – две минуты.

– Заканчивай.

Он метнулся к двери, выдернул швабру. Вовремя – охранник как раз нажимал на ручку с другой стороны. Когда дверь открылась, на пороге стоял Рабен с мокрыми волосами и сумкой с вещами – и инструментами – под мышкой. Охранник буркнул ему, чтобы он надевал куртку, а сам передал по рации, что заключенный Рабен покидает тюремный блок и направляется в психиатрию.

От одного здания до другого было недалеко, особенно если идти напрямую по газону. От одной запертой двери до другой, в тени высоких стен, вдоль электрифицированного ограждения Херстедвестера, под неусыпным взором видеокамер.

Они были так уверены в себе, в своих мерах безопасности, что обычным заключенным – и Рабен считался одним из них – разрешали совершать эту прогулку без сопровождения. Куда им бежать? Как?

– Спасибо, – сказал Рабен охраннику, выпустившему его из тюремного блока.

Дождь был холодным и колючим. Ночь – черной.

«Обычный». В Афгане его так никто не называл. Там он был командиром, человеком, прошедшим спецназовскую подготовку. Он умел быть и охотником, и одиноким волком, когда хотел.

Инструменты теперь лежали у него под курткой. Он вышел в ночь.

Будь она в любом другом месте, Лунд затолкала бы Саида Биляля в машину и отвезла в управление. Но тут не ее территория. Она находилась в расположении воинской части и не очень понимала, где заканчивались ее права. Странге тоже не был уверен в этом.

Иерархия!

Они так и не добились ничего от угрюмого, молчаливого лейтенанта, пока тот не смог доложить о ситуации вышестоящему офицеру. И поэтому через двадцать минут после беседы в гараже Лунд и Странге оказались перед лицом разъяренного майора Согарда.

– Биляль никак не связан с убийством, – заявил майор, пока молодой офицер стоял навытяжку в углу кабинета Ярнвига. – Я уверяю вас…

– Нам не нужна его личная характеристика, – перебил его Странге. – Если он не начнет говорить, мы вынуждены будем допросить его в управлении.

– Мы теряем время… – поддержала его Лунд.

В этот момент в кабинет ворвался Ярнвиг, и был он еще более разъярен, чем Согард.

– Я же говорил вам, – сразу же набросился полковник на полицейских, – что все ваши действия должны быть согласованы со мной или с майором Согардом. Как вы смеете…

– Что вам не нравится? – спросила Лунд. – Два человека убиты. Один из них – ваш солдат. Биляль закупал фундаменталистскую литературу через веб-сайт, который связан с этими убийствами. На его одежде кровь…

– Этому есть объяснение… – начал Ярнвиг.

– Так давайте выслушаем его. Он вроде умеет говорить.

Ярнвиг бросил на нее яростный взгляд. В его мире женщины не часто ему возражали.

– Итак, – продолжала она, – как я поняла, у вас тут свои правила. Он… – она кивком указала на Биляля, – не может отвечать на вопросы без вашего разрешения. Так разрешите, и мы все послушаем.

Он надолго задумался, глядя на подчиненного, замершего в углу по стойке смирно, потом кивнул. Направив взгляд прямо перед собой и не глядя ни на что и ни на кого, Биляль заговорил равнодушной монотонной скороговоркой:

– Капрал Мюг Поульсен находился под моим командованием. Меня беспокоило его состояние, и я отправился в клуб ветеранов, чтобы обсудить с ним его проблемы. – Он глянул на Лунд и Странге. – Там я понял, что кто-то приходил до меня – дверь была раскрыта. Поэтому я вошел без стука. Там было пусто. Потом я увидел его. Он висел головой вниз, и везде была кровь.

– И вы убежали? – спросила Лунд.

– Я услышал, что пришел кто-то еще – это были вы, но я этого не знал.

– А вам не приходило в голову, что нужно позвонить в полицию?

Он посмотрел на Ярнвига.

– Моя первая обязанность – воинская часть и мои люди.

Странге усмехнулся:

– Вот так объяснение.

– Почему вы забеспокоились о Мюге Поульсене? – спросила Лунд. – О его состоянии, как вы сказали?

Биляль опять ответил не сразу, посмотрел на полковника, тот кивнул. Лунд ругнулась вполголоса, не слишком тихо, впрочем.

– У нас имело место серьезное нарушение системы безопасности, – сказал Биляль. – Возможно… – Он запнулся.

– Не вынуждайте меня тащить вас в управление, – пригрозила Лунд.

– Наша служба безопасности обнаружила, что в нашу компьютерную сеть кто-то проник. Выяснилось, что Мюг Поульсен сумел зайти на сервер и скачать секретные данные…

Лунд обернулась к Ярнвигу:

– О чем?

– Он скачал один документ.

– Какой? – крикнула она, не сдержавшись.

– Список солдат нашего контингента в Афганистане. А именно группы, в составе которой он в последний раз ездил в Афганистан. Два года назад.

Лунд сложила руки на груди и посмотрела на Странге, ожидая от него следующего вопроса. Этот человек начинал ей нравиться, но здесь от него толку было пока немного.

– Вероятно, этот список понадобился Поульсену для его клуба, – предположил Биляль.

– А просто попросить он не мог? – вслух удивилась Лунд.

Он уставился в пол.

– Нам потребуется образец вашего ДНК, – сказал Странге. – Если бы эту сказку вы рассказали вчера, мы бы еще могли поверить.

Лунд снова ругнулась и подошла к стене, увешанной фотографиями. Афганистан, догадалась она. Сухая, голая земля и вооруженные мужчины рядом с военными грузовиками.

– Я говорю правду, – сказал Биляль у нее за спиной.

– И я могу поручиться за это, – добавил Ярнвиг.

– Какая неожиданность, – пробормотала Лунд.

Она любила разглядывать фотографии, они, в отличие от людей, не молчат, а рассказывают целые истории, порой сложные и запутанные. На этой стене снимков были десятки, приколотых кнопками, перекрывающих друг друга.

– Вчера, после вашего ухода, Биляль пришел ко мне и обо всем доложил, – отчеканил Ярнвиг. – Я, в свою очередь, связался со службой госбезопасности и ввел их в курс дела. Мои объяснения их полностью удовлетворили. Так что вы не имеете никакого права врываться сюда и угрожать моим людям. Я не…

Лунд отказывалась верить собственным ушам. Она медленно повернулась и посмотрела на трех мужчин – полковника, майора, лейтенанта, на эту классическую триаду власти, у которой не было ни малейшего желания говорить с презренными копами вроде нее и Странге.

– Служба безопасности, – произнесла она медленно, – занимается вопросами безопасности. Мы расследуем убийства. Этот человек…

Странге уже говорил по телефону. Ярнвиг подошел к Лунд:

– Если бы вы выполнили наше требование и обратились ко мне или Согарду, вы бы уже знали об этом. Так что вините себя, а не нас. – Он растянул губы в неприятной улыбке. – Полагаю, вскоре вам это разъяснят. До свидания. Вас проводят.

Трое военных вышли из помещения в строгом иерархическом порядке.

– Что сказал Брикс? – спросила Лунд, как только Странге отнял телефон от уха.

– Особый отдел арестовал трех человек, связанных с Кодмани. Он требует, чтобы мы возвращались. И вообще не понимает, почему мы поехали сюда в первую очередь.

– Вот как?

Ульрик Странге пожал плечами и пошел к двери. Лунд двинулась за ним, но только после того, как сняла со стены заинтересовавший ее снимок и передвинула на его место другой, чтобы закрыть пустоту.

На улице заметно похолодало.

– Я никогда не работал со службой безопасности, – заметил Странге. – С ними всегда так?

– Как? – спросила Лунд, доставая телефон, когда они оказались в стороне от казарм и солдат.

– Как игра в одни ворота.

– Нет, не всегда.

Ей ответил дежурный пост. Она заговорила в телефон:

– Отправьте двух человек в Херстедвестер. – Одновременно она протягивала Странге снимок, взятый из кабинета Ярнвига. – Нижний левый угол, – шепнула она ему.

Машина покрылась белой изморозью. Они находились недалеко от гаража, где работал Биляль. Он как раз вернулся туда и наблюдал за тем, как солдаты собирают миномет.

– Что тут?

«Он не глуп, – думала Лунд, – просто не очень внимательный, как большинство людей».

– Рядом с Мюгом Поульсеном, – подсказала она, указывая пальцем место на фотоснимке. – Это его приятель Йенс Петер Рабен. Тот самый, с которым я сегодня говорила в Херстедвестере.

– Так, и что?

С поста долго не отвечали. Ей оставалось только удивляться.

– Это же Анна Драгсхольм! – воскликнул Странге.

– Вот и мне так показалось. Но Рабен заявил, что никогда ее не видел. Конечно, я ему не поверила… – (Дежурный наконец-то ответил.) – Там есть заключенный Йенс Петер Рабен. Срочно доставьте его в управление. – Она подергала ручку автомобиля – закрыто. – Немедленно, прямо в комнату для допросов! Я уже еду. Странге?

Он все всматривался в фотографию, словно не мог поверить своим глазам.

– Странге! – снова окликнула она его. – Дверь!

– Да-да.

Он достал брелок с ключами, нажал на кнопку, открывая замок, потом вернул ей фотографию. Они сели в машину. Лунд по-прежнему держала трубку возле уха, слушала. Когда разговор наконец закончился, она сделала глубокий вздох и обхватила голову руками. Странге с любопытством наблюдал за этой пантомимой.

– Мы не едем в управление, – сказала Лунд.

– А куда?

– В Херстедвестер. Представляете? Вот так знаменитая тюрьма строгого режима, из которой никто никогда не убегал. – (Он недоуменно смотрел на нее.) – Так вот, Йенс Петер Рабен только что подмочил им репутацию. Он сбежал.