Читать книгу Дублер - Дэвид Николс - Страница 5

У Стивена К. Маккуина было два резюме.

Одновременно с реальным списком всех его реальных достижений существовало еще Почти-Резюме. Это была удачная версия его жизни: та, в которой не случалось ни мелких промахов мимо крупных целей, ни досадных помех, а вторые варианты оказывались не хуже первых, версия, где его не сшибли с мотоцикла по пути на кинопробы, где он не слег с опоясывающим лишаем в первую неделю репетиций, где его роль не отдали придурку с телевидения.

Эта замечательная фантомная карьера началась, когда Стивен почти-но-не-совсем получил исключительно хвалебные отзывы на затмившего всех Малькольма в «Макбете» в Шеффилдском театре, а затем очень близко подошел к турне по всей стране со своим рвущим душу Бифом в «Смерти коммивояжера». Вскоре последовали гипотетические похвалы, которые он мог бы получить за своего почти-состоявшегося короля Ричарда II. Включив в поле своей деятельности телевидение, он подошел уже-совсем-близко к покорению сердец народа в образе бесцеремонного, нестандартно мыслящего адвоката Тодда Фрэнсиса в хитовом телесериале «Правосудие для всех», после чего вполне можно было ожидать некоторого количества успешных киноролей и на родине, и за границей.

К несчастью, все эти величайшие триумфы случались в иных, воображаемых мирах, а суровые профессиональные правила не одобряли включения в резюме достижений из параллельной реальности. Подобное нежелание принимать во внимание события иных пространственно-временных измерений означало, что у Стивена оставалось только резюме из реальной жизни: документ, отражавший как неумение его агента говорить «нет», так и выдающуюся способность Стивена, почти талант, в области невезения. Именно эта реальная версия событий и привела его сюда, в блистательный лондонский Уэст-Энд.

В возрасте восьми лет, впервые посетив Лондон с мамой и папой, Стивен решил, что Пикадилли-серкус – центр вселенной, неописуемо пленительное, инопланетное место, где, как в старом британском мюзикле шестидесятых, в любой момент кто-то может отчебучить танцевальный номер. Это случилось двадцать четыре года назад. Теперь Стивен здесь работал и, выходя из горячего, напоминающего суп воздуха станции подземки в промозглый вечер позднего октября, видел только чрезвычайно бьющую по глазам, шумную и коварную площадь с круговым движением. Поблизости гнусавый уличный музыкант упрямо и последовательно излагал сборник песен «Radiohead», и шансы на внезапный танец казались совсем уж призрачными. В эти дни Стивен даже едва замечал Эроса – безусловно, самый посредственный памятник в мире. Если он вообще удосуживался поднять глаза, то только чтобы взглянуть на электронные часы под рекламой кока-колы и понять, опаздывает ли он на работу.

19:01.

Опоздал. Стивен ускорил шаг.

Театр «Гиперион» стоит на Шафтсбери-авеню, между оптовым магазином кухонного оборудования и типично американским «Стейк-хаусом», какого уже не отыщешь нигде в Америке, – в ресторане такого рода всегда найдется хоть одна рыдающая женщина. Проталкиваясь и пропихиваясь сквозь толпу, все еще серовато-синий после собственного вскрытия, Стивен выглядел удивительно уместно среди заблудших туристических групп, бледных, полуобморочных продавщиц, стремящихся домой, меланхолических, тоскующих по родине испанских студентов, предлагающих ему рекламные проспекты курсов английского языка. Он поспешно проскочил мимо непомерно расплодившихся пунктов обмена валюты, мимо пользующихся дурной репутацией заведений фастфуда с отливающими всеми цветами радуги оранжевыми горами свинины в кисло-сладком соусе и пиццей – толстыми клиньями серого теста, уляпанными томатной пастой и парафинообразным сыром. Может, стоит что-нибудь съесть? Пепперони? Он взглянул на покрытые испариной куски пиццы под высоковольтными лампами – пепперони отблескивала маслянистым красным пóтом. Пожалуй, нет. Наверное, лучше после работы. Сейчас 19:03, то есть формально он опоздал к сигналу получасовой готовности. Театр уже показался, и, глядя на восток вдоль Шафтсбери-авеню, Стивен видел огромный, нависающий над тротуаром рекламный щит с Джошем Харпером – высотой в три этажа.

На афише красовался Двенадцатый Самый Сексуальный Мужчина Мира в расстегнутой до пояса белой рубашке с пышными рукавами и жабо и в плотно облегающих черных кожаных штанах, весьма сомнительных с точки зрения истории. Правой рукой он сжимал рапиру, нацеленную в прохожих, а в левой, высоко над головой, держал книгу, словно говоря: «Вот только закончу эту дуэль и тут же снова засяду за „Дон Жуана“». Пониже пояса располагались слова «Безумный, злой и опасный знакомый», выписанные излишне витиеватыми буквами, призванными отражать высокий литературный стиль и историческую достоверность. «Феноменальное мастерство! Харпер – сам лорд Байрон», – сообщал плакат, а курсивное «сам» обрубало всяческие споры раз и навсегда. «Строго ограниченный, один сезон!» Три месяца назад, в августе, когда Стивен впервые увидел плакат, он ухмыльнулся, представив, что «строго ограниченный» относится к Джошу Харперу и его актерским способностям, но засомневался, найдет ли кто-нибудь еще эту шутку забавной или верной, да и рассказать ее было некому.

Стивен еще раз взглянул на часы: прошло четыре минуты. Девять минут опоздания; непрофессионально, непростительно для дублера. И все же ему, возможно, удалось бы проскочить, если бы у актерского входа не стояла на страже Донна. Он незаметно пробежал мимо группки охотников за автографами, ожидающей Джоша, – сегодня восемь, неплохо…

– Десять минут опоздания, мистер Маккуин, – сообщила Донна, стерегущая вход. Донна заведовала постановочной частью – невысокая, но широкая женщина с большим туповатым лицом, похожим на раскрашенную обувную коробку, ломкими волосами бывшей готки и неприветливыми манерами озлобленного физрука. Она всегда носила форменный блекло-черный саржевый комбинезон, а на бедре – предписанную уставом огромную связку ключей, которую сейчас вертела на пальце, словно шестизарядный револьвер.

– Уф! – сказал Стивен. – Да там же прямо не Пикадилли-серкус, а какой-то цирк!

– Смешнее не стало, Стивен.

– Извини, Донна, это все метро…

– Отговорка не принимается, – буркнула Донна, набирая номер на мобильнике.

– Ты сегодня на редкость жизнерадостна. Что это с тобой?

– Его нет, – сказал Кенни, вахтер.

– Его нет? Кого нет?

– Его. – Донна волком посмотрела на Стивена.

– Джоша?

– Да, Джоша.

– Джоша нет?

– Джоша нет.

У Стивена зашумело в голове.

– Но ведь уже почти начало спектакля, Донна!

– Да, я в курсе.

– А… А ты ему звонила?

– Блестящая идея, – съязвила Донна, отрывая телефон от уха и размахивая им перед носом Стивена. Она облизнула губы, откинула с глаз неровную челку, готовясь отправить сообщение Самому, и на короткое мгновение превратилась в четырнадцатилетнюю девчонку, собирающуюся спросить мальчика, не хочет ли он покататься с ней на коньках. – Джош, милый, это твоя Тетушка Донна, из театра. Ты опаздываешь, юноша! Придется перегнуть тебя через колено и хорошенечко отшлепать, – мечтательно прогундосила она в воздух, теребя наушник в ухе. – В любом случае мы очень беспокоимся за тебя. Надеюсь, ты появишься у двери в ближайшую же секунду, но если нет, то звякни нам. Иначе придется выпустить на сцену молодого неопытного Стивена…

Стивен стоял рядом, не слушая, перекатываясь с пяток на носки и издавая тонкое гудение, как всегда в минуту стресса. «Вот, наконец-то, – вертелось у него в голове. – Он пришел – Звездный Час». В конце концов, до сих пор такого еще не случалось. Двенадцатый Самый Сексуальный Мужчина Мира всегда приходил вовремя. До этого момента Стивен покорно принимал свою судьбу, обреченный служить тенью не только самого успешного, популярного и, небесспорно, самого талантливого молодого актера своего поколения, но и самого здорового и удачливого. Какой бы разухабистый дебош он ни почтил своим присутствием накануне, во сколько бы ни выполз из какого-нибудь пивного притона в Сохо или с постпремьерной вечеринки, Джош всегда появлялся ровно в 18:50, раздавал у двери автографы, флиртовал с костюмершами, играя ямочками на щеках и откидывая волосы со лба. Джош Харпер был неуязвим. Если бы, упаси господи, кто-нибудь выстрелил в него, то почти наверняка он бы улыбнулся и показал пулю, изящно зажатую между крупными белыми зубами.

Но не сегодня. Пока Донна куковала в голосовую почту Джоша, Стивен представлял себе всевозможные мрачные сценарии:

Джош Харпер падает с коварной чугунной винтовой лестницы своего роскошного особняка, бывшего склада…

Джош Харпер пытается вытащить раздробленную ногу из-под сломавшегося домашнего тренажера, не доставая до телефона каких-нибудь пару дюймов…

Джош Харпер, хватаясь за живот, оседает на пол рядом со столиком светлого дерева в эксклюзивном суши-ресторане; его красивое лицо приобретает пугающий зеленый цвет…

Джош Харпер храбро улыбается, пока отважные врачи «скорой» поспешно стараются вытащить его из-под колес потерявшего управление автобуса номер 19…

«Я… я не могу… не чувствую пальцев ног…»

«Не волнуйтесь, мистер Харпер, сэр, мы вытащим вас, еще секунду».

«Да вы не понимаете, мне нужно через пять минут быть в театре».

«Извините, но единственный театр, в который вы попадете сегодня, – это операционный театр…»

– Ладно, Стивен, – вздохнула Донна, глядя на часы и обдумывая немыслимое, – лучше пойти надеть на тебя костюм. Просто на всякий случай.

Стивен едва замечал, как идет по коридору к гримуборной для звезд. У него было такое смутное, парящее ощущение, будто Донна везла его на каталке. «Так вот он какой – вкус удачи», – думалось ему. Никоим образом не будучи злопыхателем, Стивен фантазировал о такой чудесной катастрофе шесть дней в неделю – по средам и субботам дважды – в течение последних трех месяцев. Когда Стивен желал Джошу «сломать ногу»[3], он имел в виду именно это: сломать ногу в двух местах и, желательно, открытый перелом с осложнениями. Уж такова была неприглядная алгебра работы дублера: чтобы Стивен преуспел, Джошу надлежало пострадать – от болезни, не позволяющей работать, или от какого-нибудь телесного повреждения, от чего-то между гриппом и пропоротой конечностью, чтобы проваляться в постели, скажем, двое-трое суток. Как раз достаточно: Стивен отработает спектакль сегодня, еще улучшит свою игру к завтрашнему дню, позовет режиссера Теренса, кастинг-менеджеров, кинопродюсеров, возможно, одного-двух критиков, может быть, специально вызвонит каких-нибудь других, лучших агентов, птиц высокого полета. Защемление ахиллова сухожилия, влажный щелчок при разрыве аппендикса или даже селезенки – лишь это отделяло Стивена от шанса повернуть свою жизнь к лучшему.

Сейчас они были в гримерной Джоша, Стивен снимал куртку и ботинки, Дебс из костюмерной встала рядом, держа костюм, выстиранный и безупречный. Стивен начал раздеваться. Донна звонила на вахту служебного входа:

– Не видно его пока?.. Ладно, даем ему пять минут, потом делаем объявление… Он здесь, готовится… Да, я знаю… О’кей, ладно, держите меня в курсе…

«Слава богу, – подумал Стивен, – что-то с ним стряслось».

Костюмерша Дебс протянула ему кожаные штаны Байрона, и Стивен торжественно принял их и начал натягивать. Он никогда не занимался профессиональным боксом и вряд ли стал бы, но предполагал, что именно такие ощущения появляются перед важным боем: благоговение, чувство ритуальности. Стивен попытался прочистить голову, найти какую-нибудь точку спокойствия, фокуса, но мысленным взором он уже видел выход на сцену…

Огни гаснут в конце спектакля, и тишина накрывает публику. Секунды идут. Затем зал взрывается аплодисментами, они грохочут, как гром, как огромные, накатывающие на берег волны. Донна и остальная команда стоят в кулисах; здоровенные рабочие сцены со слезами на глазах аплодируют, выталкивая скромного Стивена К. Маккуина обратно на сцену. Затем рев публики в ушах, когда все поднимаются как один, букеты цветов летят через сцену к его ногам. Мощные волны любви, уважения и признания захлестывают его, чуть не сшибая с ног. Прикрыв глаза от прожектора, он украдкой оглядывает публику и замечает лица любимых людей: Алисон, бывшая жена, его дочь Софи, родители, друзья – все улыбаются и смеются, кричат и визжат. Он ловит взгляд бывшей жены, ее глаза широко раскрыты от восхищения и уважения, она словно говорит: «Ты был прав все это время. Ты был прав, что упорствовал, прав, что не сдался. Ты актер редкой и исключительной глубины и таланта, а если веришь во что-то достаточно сильно, мечты и в самом деле сбываются…»

– Блин, дерьмо, жопа, привет, народ, извинитеизвинитеизвините, я опоздал… – Задыхаясь и отбрасывая волосы с лица, в гримерную ввалился Двенадцатый Самый Сексуальный Мужчина Мира, как всегда, скалясь, будто кто-то только что бросил ему палку.

Стивен перестал надевать кожаные штаны.

– Джош! Ты чуть не довел Тетушку Донну до сердечного приступа! – просияла Донна, подскакивая к двери и ероша его густую шевелюру. – Мистер Маккуин уже собирался натянуть твой костюм.

– Прости, Стив, приятель, – виновато насупился Джош, склоняя голову набок. – Подозреваю, ты решил, что пробил твой звездный час.

– Ну, знаешь ли…

Джош по-товарищески потер его плечо в знак утешения:

– Ну, не сегодня, боюсь, Стив, дружище. Не сегодня…

Стивен выдавил нечто, по форме приблизительно напоминающее улыбку, и начал выбираться из кожаных штанов. Ощущение было такое, словно он, совершив посадку на Луне, вдруг получает вопрос, не затруднит ли его остаться и присмотреть за капсулой.

– Итак, каковы твои оправдания, гадкий мальчишка? – снисходительно побранила Джоша Донна.

– Никакого оправдания, просто некоторые события личного характера, на домашнем фронте, если ты понимаешь, о чем я.

Стивен вернул кожаные штаны Дебс, та сочувственно улыбнулась и повесила костюм обратно на вешалку, готовя для законного владельца. Стивен заметил, что Донна сидит на его собственных штанах.

– Извини, Донна… – сказал Стивен, вставая чуть сзади нее.

– Ох, Джош, ты очень, очень испорченный мальчишка, – пропела очарованная Донна.

– Я знаю, знаю, знаю! – ответствовал Джош, беря огромные руки Донны в свои ладони и галантно целуя в костяшки. – Вот что я тебе скажу, ты можешь прийти и отшлепать меня после спектакля.

– Можно, я только заберу свои шта… – вмешался Стивен.

– Я ведь могу и поймать тебя на слове.

– Так и сделай.

– Ты сидишь на моих…

– Так и сделаю.

– Приходи в гримерку.

– …если бы ты просто…

– Я вся в предвкушении.

– …дай же мне…

– …Но не так, как я. Прихвати бутылку! И подружку!

– …О-о-о, наглый мальчишка…

– Как вы думаете, я могу забрать свои штаны, ребята? – сказал Стивен и подергал за штанину. Донна встала, наградив его гневным взором за то, что он разрушил все волшебство. Момент пропал.

– Так я, наверное, сделаю старый грим! – сказал Джош, откидывая локоны. – Не могу заставлять людей ждать. – Он взял голову Донны в ладони, словно баскетбольный мяч, поцеловал с громким «мммму» и уселся перед зеркалом. – «Она-стояла-на-балконе-неизъяснимо-его-дразня-а-также-дружески-икая-и-внутрь-войти-его-маня…»

В коридоре Донна бросила на Стивена неприязненный взгляд и сообщила:

– Кстати, ты ужасно выглядишь. У тебя все лицо серое.

Стивен потер лоб и увидел на кончиках пальцев следы грима – маленькие пятнышки серовато-голубого. Сказать Донне, что подрабатывал на стороне, он не мог.

– Просто немного… гланды беспокоят, и все, – ответил он, демонстративно потирая горло под подбородком.

– Честно сказать, Стивен, ты всегда нездоров. Если не гланды, то плеврит, или желудочный грипп, или, блин, повредил ко…пчик, – бросила она и потопала прочь, чтобы подготовиться к подъему занавеса. Тюремщицкая связка ключей позвякивала у нее на бедре в такт шагам.

Секунду Стивен стоял и смотрел Донне вслед. Его снова посетило смутное неприятное подозрение, что работать дублером кого-то вроде Джоша Харпера – это примерно как быть спасательным жилетом в аэробусе: все рады, что вы тут есть, но не допусти боже, чтобы пришлось вами воспользоваться.