Читать книгу Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор - Дэвид Селлу - Страница 4

11 февраля 2010 года, больница Илинг, 07:45–16:15

Больница имени Клементины Черчилль, 19:00–22:40, затем дом

Посмотрев в ежедневник, я решил, что меня ожидает обычный день. В семь утра я ехал на работу по автостраде А40 мимо аэропорта Норхолта, надеясь избежать потока машин, направлявшихся из Оксфорда в Лондон.

Человеческая память избирательна (и в этом ее недостаток): нам сложно в подробностях вспомнить события, произошедшие еще вчера. Мне предстояло узнать, что способность точно вспоминать события прошлого может помочь защитить себя на суде и избежать тюремного заключения. Как и в случае с большинством рабочих дней, я помнил детали 11 февраля 2010 года только потому, что это был совершенно обычный день. Подробности моих встреч с пациентами были зафиксированы на бумаге, благодаря чему я мог просмотреть записи и восстановить в памяти произошедшее в тот судьбоносный день.

Весь предыдущий день я был занят двумя серьезными операциями по удалению раковых опухолей, проводя их с командой преданных делу и умелых людей. Обе операции прошли технически гладко и завершились успешно: относительно небольшая кровопотеря, у пациентов не было осложнений.

07:45. Пациенты находились в отделении интенсивной терапии, и первым делом я пошел их осмотреть. Затем позвонил их родственникам, чтобы сообщить об изменениях, произошедших с прошлого вечера.

08:30. Далее я пошел на консилиум онкологов (в нашей больнице он проходил по четвергам). Их цель – переложить принятие решений по поводу лечения рака с плеч отдельных людей на команду экспертов из врачей, медсестер и, когда возможно, немедицинских специалистов. Многие замечали, что пациенты, чья судьба решалась на собраниях, никогда на них не присутствовали.

10:00. После собрания до обеда я вел амбулаторный прием.

12:20. Быстро пообедав в кабинете, я закончил записывать на диктофон свои заметки о прошедшем приеме, которые мой секретарь должен был напечатать.

13:10. Я пошел осмотреть четырех пациентов в тяжелом состоянии (времени на полноценный обход не было) и опять пропустил большой обход, проходящий в обеденный перерыв по четвергам.

Большой обход – это важное собрание, в котором принимают участие все сотрудники больницы. А один из них или приглашенный эксперт выступает с лекцией на тему, интересную широкой аудитории.

Моя команда должна была выступать на большом обходе через две недели, и я был намерен прийти, чтобы поддержать докладчика – моего старшего ординатора. Помощь старших важна для образовательных целей.

13:30. Проведение пациентам эндоскопии до 17:00, затем еще один обход пациентов в отделении интенсивной терапии и палатах.

18:20. Собрал сумки, чтобы поехать в частную больницу имени Клементины Черчилль в Хэрроу, расположенную примерно в десяти километрах от больницы Илинг. Там я должен был вести вечерний прием с 19:00 до 21:00. В такое время пробки в этой части столицы особенно большие.

К тому времени мои дети уже строили карьеру и жили отдельно. Я полагал, что к моему возвращению жена уже успеет лечь спать. Когда уже после 22:00 я приехал домой, оказалось, что Кэтрин все еще бодрствовала. Ее день был весьма насыщен и расписан по минутам, так как она работала старшей медсестрой в отделении неотложной помощи больницы Илинг. Она приготовила мне поздний ужин и легла спать, а я стал записывать события дня, диктовать письма терапевтам и составлять расписание на следующий день.

* * *

Оглядываясь назад (мне предстояло делать это в ближайшие месяцы и годы), я понял, что утром осмотрел двух пациентов и 15 человек обсудил на собрании междисциплинарной группы. Двадцать один пациент проконсультировался со мной во время амбулаторного приема, продлившегося до обеда. Затем я провел осмотр шести пациентов в палатах. После обеда я делал эндоскопические исследования шести пациентам и почти всем ввел седативные препараты, что типично для такой процедуры. Эндоскопическое исследование – это введение специальной камеры на конце длинной гибкой трубки через отверстие тела (рот или анус) в полости организма. При колоноскопии, например, эндоскоп вводят в анус, чтобы осмотреть слизистую оболочку толстой или прямой кишки.

В частной больнице имени Клементины Черчилль я осмотрел трех пациентов в палатах и пятерых принял амбулаторно. Примерно на середине приема коллега-ортопед Джон Холлингдейл попросил меня осмотреть пациента, который жаловался на боль в животе спустя пять дней после плановой операции по замене коленной чашечки.

Это был мистер Хьюз – последний пациент, которого я осмотрел в 21:00, изменивший всю мою жизнь.

Мистер Хьюз был 66-летним строителем на пенсии. Его бизнес находился в Лондоне, там же жили некоторые его родственники. Его главный дом, который он делил с женой, располагался в графстве Арма в Северной Ирландии. Хотя он лежал в постели, было ясно, что это высокий мужчина крепкого телосложения. В записях медсестры был указан его индекс массы тела, указывавший на ожирение. Он немного заикался, когда говорил.

– Здравствуйте, мистер Хьюз, – сказал я, осторожно пожимая ему руку. – Меня зовут Дэвид Селлу, я колоректальный хирург. Мой коллега мистер Холлингдейл, хирург-ортопед, попросил осмотреть вас, поскольку вы жалуетесь на боль в животе.

Его глаза засияли. Казалось, он испытал облегчение.

– Здравствуйте, доктор. Наконец-то мне есть с кем поговорить.

Я поставил стул рядом с его кроватью и сел.

– Знаете, я пытался рассказать о боли дежурному врачу, заходившему ко мне уже несколько раз, и медсестрам, но они не понимают меня, а я не понимаю их. Мне пришлось позвонить секретарю мистера Холлингдейла и попросить вызвать его ко мне.

– Сожалею, – ответил я. – Чтобы вам не пришлось рассказывать всю историю заново, давайте я сообщу, что мне уже известно, а вы просто добавите недостающие детали.

– Хорошо, доктор.

– Вы бывший строитель и прилетели сюда из Северной Ирландии на операцию по замене левой коленной чашечки.

– Жена моего семейного врача делала операцию по замене коленной чашечки у мистера Холлингдейла, и я прилетел к этому хирургу по ее рекомендации. Она тоже семейный врач, они с мужем работают в одной клинике в Северной Ирландии. Я дружу с ними.

Из-за небольшой одышки ему приходилось делать паузу между предложениями.

– Как я вижу, операция на колене была пять дней назад, и все прошло хорошо, за исключением небольшого кровотечения из раны.

– Все верно. Вообще мистер Холлингдейл говорил, что я смогу поехать домой уже через три дня, но я попросил его оставить меня здесь, пока не снимут швы. Мне было больно ходить, но помогла физиотерапия, и теперь я сам добираюсь до туалета.

– Расскажите мне о боли в животе, – попросил я.

– Примерно в пять часов утра я проснулся от боли в нижней части живота. Раньше у меня такого никогда не было. Сначала боль немного усилилась, потом стихла на несколько часов и снова вернулась.

Я попросил мистера Хьюза описать место и характер боли, а также рассказать обо всем, что ее усугубляло и облегчало. Он сказал, что в течение дня пил немного воды, но ничего не ел, предполагая, что боль может усилиться. Рвоты у него не было. Я просмотрел список лекарств, которые он принимал до поступления в больницу и после операции. Он признался, что пил алкоголь больше, чем следовало, но не курил.

После этого я провел общий осмотр мистера Хьюза, а затем осторожно, но тщательно прощупал его живот. Вымыв руки, пошел взглянуть на рентгеновские снимки грудной клетки и брюшной полости и узнать результаты анализов крови.

Примерно через 20 минут я вернулся.

– Я изучил результаты тестов. Предполагаю, что у вас в кишечнике есть отверстие. Кишечник – это длинная трубка. Пока рано говорить, есть ли в нем перфорация и какой отдел поврежден.

Он молчал, пока я говорил.

– Это серьезно, доктор? – спросил он и приподнялся.

– На этом этапе сложно сказать, – ответил я, взяв его за руку. – Я попрошу поставить вам капельницу, пока не следует ничего пить или есть. Дадим кишечнику отдохнуть. Кроме того, у вас небольшое обезвоживание, и, чтобы восполнить недостающую влагу, необходима жидкость.

Я почувствовал облегчение: хотя бы в конце дня ему будет оказана какая-то помощь.

Затем продолжил:

– Я попрошу медсестер ввести вам сильное обезболивающее. Врач-резидент проведет еще несколько тестов и назначит лекарства. С утра вам сделают компьютерную томографию.

Я объяснил, что представляет собой эта процедура и как она поможет решить, что делать дальше. Я рассказал, что благодаря компьютерной томографии мы получим детальные трехмерные изображения – гораздо четче обычных рентгеновских снимков.

Я сказал мистеру Хьюзу, что в некоторых случаях перфорации кишечника необходимо обширное оперативное вмешательство, но иногда можно обойтись введением трубки в брюшную полость под местной анестезией.

Принять решение о методе лечения можно было только после компьютерной томографии. Мистер Хьюз согласился со мной, что на тот момент его общее состояние было удовлетворительным. Я сказал, что предыдущие тесты не показали ничего угрожающего жизни и можно подождать до утра.

– Где сейчас ваша жена? – спросил я. – Хотите, я позвоню ей и передам все, что только что сказал вам?

– Она в Северной Ирландии. Не хочу ее беспокоить. Она все равно ничем не поможет мне оттуда, – он сделал паузу. – Моя дочь живет неподалеку, но и ее не хочется тревожить. Я сам позвоню ей и передам ваши слова.

– Хорошо. Если все же захотите, чтобы я с ними поговорил, буду рад это сделать. Спокойной ночи, мистер Хьюз.

Я позвонил на пост медсестер мистеру Холлингдейлу, чтобы поблагодарить его за обращение и рассказать о своем плане действий. Он установил большой металлический имплантат в колено пациента, и любая инфекция могла привести к катастрофическому провалу операции. Антибиотики должны были не только сократить риск инфицирования имплантата, но и держать под контролем ситуацию с животом пациента. Хотя перфорация кишечника еще не была подтверждена, профилактическое введение антибиотиков представлялось вполне разумным. Мистер Холлингдейл согласился со мной и предоставил выбор антибиотиков мне. Позднее сам факт этого разговора и решения, принятые в ходе него, подвергались сомнению, однако я придерживался своей версии. Сделав на конверте с заявкой на компьютерную томографию пометку «Срочно!», я передал его дежурной медсестре, объяснив, что процедуру необходимо провести как можно раньше утром.

Я вышел из больницы, дорога домой заняла около 25 минут.

Тот же день, дом, около 23:00

Я несколько раз позвонил в больницу, чтобы узнать об анестезиологах, если вдруг придется оперировать мистера Хьюза на следующий день. В частной больнице не было установленного расписания дежурств анестезиологов, о чем позднее будет упомянуто в ходе судебного разбирательства.

В государственных больницах анестезиологи работают круглосуточно, но для частных это редкость.

В случае незапланированной или полостной операции на органах брюшной полости анестезиологов найти было сложно.

Врач-резидент сообщил, что результаты тестов, которые я просил провести, были в норме. Я велел ему назначить пациенту антибиотики. Позже выяснилось, что резидент не провел тесты, хоть я и зафиксировал назначение в медицинской карте пациента и попросил сделать это еще и в устной форме. Меня заверили, что результаты в норме, но на самом деле тесты даже не проводились, а антибиотики не были назначены. В этом потом тоже обвинили меня.

Следующий день, 12 февраля 2010 года, пятница; дом, около 06:30

Медсестра, ухаживающая за мистером Хьюзом ночью, позвонила мне, чтобы сообщить о его самочувствии. Мы всегда просим медсестер звонить врачам-консультантам в любое время и сообщать все, что посчитают важным, поэтому я был рад звонку. Медсестра сказала, что выход мочи мистера Хьюза отслеживали каждый час, и в какой-то момент он сократился. Вероятно, все еще сказывалось обезвоживание. Она сообщила об этом резиденту, и тот распорядился увеличить объем жидкости, вливаемой внутривенно. Медсестра выполнила его указания, и в последующие несколько часов выход мочи нормализовался. Она заверила меня, что в целом состояние пациента было стабильным.

Позже выяснилось, что врач-резидент работал семь дней подряд, ухаживая более чем за сотней пациентов и делая короткие перерывы, чтобы немного поспать и умыться. Это было нормой для частных больниц.

Пятница, 12 февраля 2010 года, больница имени Клементины Черчилль, около 09:30

В моем расписании были обход пациентов в больнице имени Клементины Черчилль, три собрания, одно эндоскопическое исследование утром и одно после обеда, а также вечерний прием. Я заглянул к мистеру Хьюзу и убедился, что его состояние действительно стабильно, не считая проблем, ранее описанных медсестрой. (Обвинение не поверило, что я заходил к нему, потому что это не было зафиксировано в карте, а медсестра была занята уходом за другими пациентами в одиночных палатах.) Мистеру Хьюзу еще не сделали компьютерную томографию, хотя я надеялся, что ее сделают до 09:00. Я позвонил в рентгенологическое отделение, чтобы узнать, в чем дело. Все специалисты были заняты плановыми рентгенологическими исследованиями и не могли прерваться даже на экстренную томографию. В ходе последовавшего судебного разбирательства меня признали виновным в несвоевременном проведении томографии.

Больница имени Клементины Черчилль, эндоскопический кабинет, тот же день, 10:00

Я провел одно эндоскопическое исследование, самостоятельно введя седативный препарат пациенту. Закончив в 10:45, отправился осмотреть трех пациентов в палатах. Компьютерную томографию мистеру Хьюзу все еще не сделали.

Я вернулся домой, взял записи, которые понадобятся днем, и поехал обратно в больницу, чтобы провести еще одну плановую эндоскопию. Пока я был в дороге, мне позвонили и сообщили, что томография мистера Хьюза выявила отверстие в толстой кишке. Из описания стало ясно, что единственный способ помочь пациенту – провести полостную операцию и удалить поврежденный участок органа. Такое отверстие нельзя просто зашить, потому что участок толстой кишки вокруг него воспален, и швы на нем держаться не будут.

Парковка больницы имени Клементины Черчилль, тот же день, 13:47

Я позвонил в операционный блок выяснить, когда освободится операционная, чтобы сделать экстренную операцию мистеру Хьюзу. Слово «экстренная» может сбить с толку, и во время суда у присяжных возникли проблемы с пониманием его значения. В медицине экстренная операция означает противоположность плановой. Иначе говоря, она внеплановая, но только лишь это не определяет скорость ее проведения. Экстренные операции можно проводить в течение 24–48 часов, в зависимости от состояния пациента. (Плановые операции назначают за несколько дней, недель и месяцев до самой процедуры, экстренные же операции, как ясно из названия, заранее не планируются.) Состояние мистера Хьюза не требовало безотлагательного хирургического вмешательства. Однако, если бы в больнице были свободная операционная и анестезиолог, я отменил бы все свои дела и стал оперировать мистера Хьюза.

Распечатка моих телефонных звонков стала важным документом стороны обвинения. По собственному опыту я знал, что операция займет как минимум четыре часа (включая время, необходимое на усыпление и пробуждение), и пациенту потребуется общий наркоз.

Медсестра, с которой я говорил, сказала, что, если не будет срочных операций (из-за которых плановые обычно переносились), одна из операционных освободится в 19:00. Операция мистера Хьюза не была срочной, потому что у меня не было анестезиолога. Хирург не может прервать своего коллегу, а затем признаться, что у него нет анестезиолога.

Поскольку у мистера Хьюза всего шесть дней назад была серьезная операция, для новой был необходим опытный анестезиолог, специализирующийся на подобных операциях.

Моей задачей было его найти. К счастью, в 14:00 я проводил еще одно эндоскопическое исследование, и пациент заранее попросил сделать общий наркоз, а не просто ввести седативные препараты – под их воздействием остаются в сознании и могут разговаривать с людьми вокруг, но интенсивность болевых ощущений снижается. Пациенты под общим наркозом спят и не чувствуют боли. Я заранее пригласил анестезиолога к этому пациенту, но она не могла помочь мне с мистером Хьюзом, потому что была занята на плановых операциях. И тем не менее помогла мне найти анестезиолога – он должен был приехать в больницу имени Клементины Черчилль к 18:00, чтобы сделать наркоз пациентке, которой предстояла короткая гинекологическая процедура продолжительностью не больше часа. Это значило, что к 19:00 у меня будет свободная операционная и анестезиолог. Понадобилось немало времени, чтобы всех обзвонить и найти человека, готового помочь.

Во время расследования меня неоднократно спрашивали, почему я не перевел мистера Хьюза в государственную больницу, где якобы можно было сделать операцию гораздо быстрее. За долгие годы работы ко мне неоднократно направляли пациентов из государственных и частных больниц. Врач, направляющий пациента, обязан найти больницу со свободным хирургом. Кроме того, после серьезной операции понадобится место в отделении интенсивной терапии, а после – койка в палате. Просто направить пациента в автомобиле «Скорой помощи» в ближайшую больницу безответственно и опасно: если там не окажется свободного хирурга и коек, его перевезут в третью больницу, которая может находиться очень далеко. Частые поездки в автомобиле «Скорой помощи» рискованны: они снижают шансы на выживание.

Больница, принимающая пациента из другого лечебного учреждения, должна оказать ему предпочтение перед другими пациентами в тяжелом состоянии, однако известны случаи, когда пациента не оперировали больше суток после прибытия в новую больницу.

В больнице имени Клементины Черчилль для мистера Хьюза уже была приготовлена свободная койка в отделении интенсивной терапии, поэтому я надеялся, что оставалось лишь дождаться, когда освободится операционная.

Когда я шел в больницу с парковки, встретил радиолога, который делал и расшифровывал снимки. Подтвердив, что у мистера Хьюза действительно отверстие в толстой кишке, он направил подробный отчет в отделение.

Из-за поисков анестезиолога мне пришлось перенести эндоскопию, назначенную на 14:00, на более позднее время. Как только я закончил, сразу же направился к мистеру Хьюзу, чтобы сообщить ему последние новости.

Больница имени Клементины Черчилль, тот же день, 16:00

Расшифровка результатов компьютерной томографии мистера Хьюза была прикреплена к обложке его карты, и я внимательно изучил ее, прежде чем войти в палату. Мистер Хьюз все еще испытывал боль, и ему делали инъекции морфина – сильного обезболивающего. Он сказал, что чувствует себя нехорошо, в целом же его состояние было стабильным.

– Компьютерная томография, сделанная утром, показала, что в вашей толстой кишке есть отверстие, – объяснил я, садясь на стул рядом с кроватью. – Перфорация связана с заболеванием под названием «дивертикулит».

Я говорил медленно, чтобы ему было понятно. Он слушал меня внимательно.

Я продолжил:

– Дивертикулит часто развивается с возрастом и сопровождается ослаблением стенки толстой кишки.

Я нарисовал схему, показывая, что на пораженных участках кишечника мышцы стенки истончились или полностью исчезли, из-за чего целостность кишечника теперь поддерживалась лишь внутренней и внешней слизистыми оболочками.

– Велика вероятность, что этот участок кишечника может разорваться в любой момент, когда повысится давление – мышцы кишечника сокращаются, продвигая каловые массы. Не думаю, что перенесенная вами шесть дней назад операция имеет отношение к перфорации. (Впервые я встретился с мистером Хьюзом через пять дней после его операции на колене, но кишечник прооперировал через шесть дней после первого хирургического вмешательства.)

– Я понимаю, что вы говорите, доктор, – сказал мистер Хьюз с облегчением. Он не хотел меня перебивать, понимая, что я рассказал не все.

– Фекалии попали из толстой кишки в брюшную полость, из-за чего у вас начал болеть живот. Но это еще не все: в них содержится много бактерий, способных вызвать инфекцию, и она может попасть в кровоток.

Мистер Хьюз на секунду зажмурился, открыл глаза и посмотрел на меня. Я продолжил:

– Операция – единственный выход. Мы нашли анестезиолога, который сделает общий наркоз. Вы заснете и ничего не почувствуете.

Я сделал секундную паузу, желая убедиться, что присутствовавшая в палате медсестра тоже меня слушала.

– Операция будет полостной. Это значит, что я сделаю большой разрез, чтобы получить доступ в брюшную полость, затем удалю пораженный участок кишки и все промою.

Он кивнул.

– После удаления больного участка кишечника останется два свободных конца, – сказал я, оттопырив указательный и большой пальцы обеих рук, чтобы изобразить открытый кишечник. – Если инфекции нет, мы обычно соединяем свободные концы стежками, скобами или тем и другим.

Я соединил указательный и большой пальцы правой руки с соответствующими пальцами левой и продолжил:

– Но если кишечник инфицирован, как в вашем случае, швы не будут держаться, и может произойти повторная перфорация.

Я снова взял листок бумаги и схематически изобразил живот и кишечник.

– В вашем случае я закрою нижний конец кишки и оставлю его внутри, а верхний выведу через отверстие в брюшной стенке. Это называется колостомой.

Я собирался объяснить, что это такое, но он кивнул и сказал:

– Все ясно. Я знаю много людей с колостомами. Они ходят с мешком, куда поступает кал.

– Все верно, – ответил я. – У вас колостома будет временной. Как только вы восстановитесь, я проведу еще одну операцию и восстановлю нормальное строение кишечника, чтобы дефекация проходила обычным образом.

– Как вы говорите, доктор, выбора у меня нет, – сказал мистер Хьюз. – Я хочу избавиться от боли и наконец почувствовать себя лучше. Есть ли моя вина в том, что это случилось? – спросил он после небольшой паузы.

Я взял его за руку и заверил, что он не сделал ничего плохого, и ему просто не повезло.

– Я скажу особой медсестре, чтобы она зашла к вам после операции и рассказала, как обращаться с калоприемником.

– Медсестра, которая все знает о колостомах, – добавил он.

– Верно, – кивнул я.

Затем я стал рассказывать ему о плюсах операции и возможных осложнениях – инфекциях, тромбозе глубоких вен (сгустки крови в ногах) и кровотечении.

По закону я обязан рассказать пациенту все детали предстоящей операции и возможных осложнений, чтобы он дал информированное согласие.

Мистер Хьюз четко дал понять, что не нужно углубляться в детали, и он готов подписать необходимые бумаги. Ему хотелось поскорее начать готовиться к операции.

Больница имени Клементины Черчилль, консультационный кабинет, тот же день, 17:00–19:00 и позднее

Прежде чем уйти в консультационный кабинет, я позвонил анестезиологу, чтобы предоставить подробную информацию о мистере Хьюзе и обсудить предстоящую операцию. Он подтвердил, что приедет в больницу к 18:00, и сказал, что, как только освободится, попросит отвезти пациента в операционную.

Я пошел в кабинет и принял несколько пациентов. В перерыве между приемами я позвонил в отделение, где лежал мистер Хьюз, и поинтересовался его состоянием. Меня заверили, что его самочувствие не изменилось.

Сразу после 19:00 я пошел в операционную, она находилась на том же этаже, но в противоположной части здания. Я спросил дежурную медсестру, когда можно будет послать за мистером Хьюзом, и тогда впервые узнал, что у нас проблемы. Гинекологу понадобилась помощь другого врача-консультанта, из-за чего произошла задержка, а анестезиолог не смог предупредить меня об этом. Я снова пошел в кабинет и вернулся через 45 минут, настояв на разговоре с анестезиологом, который согласился помочь.

Он вышел и объяснил, что не несет ответственности за сложившуюся ситуацию, и пообещал послать за мистером Хьюзом, как только операция завершится. У меня не было выбора. Я попытался дозвониться до других анестезиологов, но, как и следовало ожидать в пятницу вечером, все были недоступны.

Больница имени Клементины Черчилль, операционная, тот же день и следующий, 22:00–04:00

Мистер Хьюз оказался в операционной на три часа позже запланированного. В ожидании я вошел в больничную компьютерную систему, чтобы просмотреть результаты томографии и впервые взглянуть на снимки. Просмотр помог решить, какие области нужно внимательно осмотреть во время операции, но, чтобы определить, требуется ли хирургическое вмешательство, изучать их не было необходимости, – достаточно было устного и письменного отчетов радиолога.

Мистера Хьюза усыпили и положили на операционный стол. Тщательно вымыв руки, я надел хирургический халат и обработал живот пациента антисептиком, изолировал область операции стерильными салфетками и уже собирался сделать разрез, как вдруг анестезиолог велел остановиться. Состояние пациента неожиданно ухудшилось: артериальное давление резко упало, а частота сердечных сокращений возросла. Это было опасно. Анестезиолог позвонил старшему анестезиологу из отделения интенсивной терапии, у которого опыта работы в подобных ситуациях было больше. Он помог нормализовать состояние пациента и разрешил начинать операцию.

01:00

Операция с самого начала была сложной. Кровотечение гораздо обильнее, чем я ожидал. Этому мог способствовать ряд причин, включая попадание инфекции из кишечника в кровоток, из-за чего нормальная свертываемость крови оказалась нарушена. Я заметил, что у мистера Хьюза был цирроз печени.

Из-за цирроза печень разрушается, и ее клетки заменяются соединительной тканью. Диагностировать это заболевание легко, поскольку печень становится бугорчатой.

Это была еще одна причина сильного кровотечения: печень производит белки, помогающие крови сворачиваться в случае травмы или операции, а цирроз нарушает их выработку. Более того, хорошо известно, что пациенты с циррозом печени подвержены высокому риску смерти во время полостной операции. Печень играет важную роль в послеоперационном восстановлении.

Моя часть операции заняла три часа, затем мистера Хьюза направили в отделение интенсивной терапии. В общей сложности он пробыл в операционной почти шесть часов. Интенсивист сообщил, что регулярно созванивался с женой мистера Хьюза во время операции и сказал, что ее муж критически болен. Она собиралась прилететь из Северной Ирландии.

По пути домой я размышлял о прошедшем дне – изнурительном, но вполне обычном. Мне часто приходилось задерживаться допоздна, чтобы прооперировать пациентов в критическом состоянии.

Проблема мистера Хьюза была серьезной. Более трети людей с перфорацией кишечника, возникшей из-за дивертикулита, умирали даже в лучших больницах мира. Все осложнялось тем, что он не успел полностью восстановиться после сложной операции на колене, к тому же у него был цирроз печени. Мы удалили воспаленный и перфорированный участок толстой кишки. Утром выяснилось, что теперь он боролся за жизнь: серьезное кровотечение во время операции и цирроз печени склонили чашу весов не в его сторону.

Больница Илинг, суббота, 13 февраля 2010 года, 11:00

Я приехал в больницу Илинг около 11:00. Мне хотелось удостовериться, что все мои пациенты получают надлежащий уход. В отделении интенсивной терапии я проведал двух пациентов, затем еще восьмерых в палатах. После этого поехал в больницу имени Клементины Черчилль.

Больница имени Клементины Черчилль, отделение интенсивной терапии, суббота, 13 февраля 2010 года, 14:00

Анестезиолог отделения интенсивной терапии поддерживал мистера Хьюза в бессознательном состоянии. Пациент дышал с помощью аппарата, трубки которого были вставлены в дыхательные пути. Сердце и почки, готовые вот-вот отказать, поддерживали лекарства. Его привезли из операционной чуть больше девяти часов назад, и каковы шансы на восстановление, пока было неясно, но явно невысоки. Я спросил старшую медсестру о его родственниках, и она ответила: «Мы с реаниматологом-консультантом и ординатором долго беседовали с его женой и некоторыми из детей. Они в комнате ожидания для родственников и, конечно же, очень расстроены. В мельчайших подробностях мы рассказали о произошедшем, вряд ли они хотят знать больше. Мы решили, что пока их лучше оставить одних».

Поскольку на тот момент от меня больше ничего не зависело, я оставил мистера Хьюза в руках персонала отделения интенсивной терапии. Рядом с каждым больничным телефоном был список номеров всех врачей, но на всякий случай я написал свой номер на первой странице карты мистера Хьюза.

Больница Илинг, воскресенье, 14 февраля 2010 года, около 16:00

В 11:00 в больнице Илинг я обошел всех своих пациентов в отделении интенсивной терапии и палатах. В воскресенье я почти всегда ездил в больницу, чтобы разобраться с бумажной работой, – в течение недели руки до нее не доходили. Я получил более 30 писем от врачей общей практики с просьбами проконсультировать их пациентов с самыми разными проблемами. Любого пациента, которого врач общей практики хотел в тот же день показать хирургу, направляли в Отделение неотложной помощи. Иногда, чтобы получить консультацию, терапевт связывался со мной по телефону. Направленных ко мне пациентов нужно было разделить на три большие группы: тех, кому был необходим прием в течение двух недель; тех, кто мог подождать шесть недель; и тех, чьи проблемы не требовали срочного решения. Конечно, если бы в больницах не было нехватки ресурсов, всех принимали бы в течение одной-двух недель.

Каждую неделю ко мне направляли в три раза больше пациентов, чем я мог принять. К сожалению, из-за этого мне приходилось делить их на срочных и менее срочных.

Около 16:00 у меня зазвонил телефон. Это был реаниматолог-консультант, следивший за состоянием мистера Хьюза. «Здравствуй, Дэвид, это Гари. Боюсь, у меня плохие новости, – я слышал, что он утомлен и расстроен и догадывался, что он хочет сообщить. – Мистер Хьюз умер в 15:38. Я поговорил с родственниками и заполню свидетельство о смерти». Гари рассказал, что родственники тяжело приняли эту новость, но в этом не было ничего удивительного. Мы сделали все возможное.

Над последним утверждением задумывается каждый врач после смерти пациента. Была ли смерть неизбежна? Могли ли мы сделать больше? Можно ли было что-то сделать иначе?

После этого началась серия расследований, продлившаяся почти восемь лет.