Читать книгу Как перестать беспокоиться и начать жить - Дейл Карнеги - Страница 5

Весной 1871 года один молодой человек прочел в книге четырнадцать слов, которые оказали огромное влияние на его будущее.

Он был студентом-медиком и проходил практику в больнице общего профиля в Монреале. Молодой человек переживал о том, сдаст ли выпускной экзамен, пытался понять, что делать, куда податься, как начать собственную практику, как зарабатывать на жизнь.

Те четырнадцать слов, что студент-медик прочитал в 1871 году, помогли ему стать самым известным врачом своего поколения. Он основал известную во всем мире школу медицины при университете Джонса Хопкинса. Стал королевским профессором в Оксфорде – величайшая честь, которой удостаивается врач в Соединенном Королевстве. Он был возведен в рыцари самим королем Англии. А когда умер, потребовалось написать два огромных тома – 1466 страниц, чтобы рассказать о его жизни.

Звали его сэр Уильям Ослер[3]. Ниже приведу слова Томаса Карлайла, те самые четырнадцать слов, благодаря которым Ослер избавился от беспокойства: «Наша главная задача – не вглядываться в туманные дали, а заниматься тем, что находится рядом».

Сорок два года спустя, погожим весенним вечером, когда в университетском парке цвели тюльпаны, сэр Уильям Ослер обратился к студентам Йельского университета: «Люди полагают, – сказал он, – что у меня „особенный мозг“, ведь я профессор четырех университетов и написал популярную книгу…» Он объявил такое мнение заблуждением. По словам Ослера, близкие друзья прекрасно знали, что он обладает «мозгом самым заурядным».

В чем же тогда секрет его успеха? По его собственным словам, все дело в жизни в «герметичных отсеках сегодняшнего дня». И что же это значит? За несколько месяцев до выступления в Йельском университете сэр Уильям Ослер пересек Атлантический океан на борту громадного современного лайнера, капитан которого, стоя на мостике, мог нажать на кнопку, и тут же многочисленные переборки закрывались и части корабля отрезались друг от друга, превращаясь в водонепроницаемые отсеки. «Каждый из вас, – сказал доктор Ослер студентам, – устроен неизмеримо сложнее, чем любой океанский лайнер, да и плавание вам предстоит куда более дальнее. Вот что я рекомендую вам: позаботьтесь о том, чтобы ваши „отсеки сегодняшнего дня“ были надежно задраены. Взойдите на мостик, убедитесь в том, что переборки исправны. Нажмите на кнопку и услышьте, как на всех уровнях вашей жизни прочные стальные двери отсекают прошлое – безвозвратно умершие вчерашние дни. Смело надавите другую и наблюдайте, как металлические переборки скрывают будущее – нерожденные завтрашние дни. Теперь вы в безопасности – на сегодняшний день! Отсеките свершившееся, позвольте прошлому похоронить своих мертвецов. Оставьте позади вчерашние дни, которые до смерти убаюкали глупцов. Вес туманного будущего, вкупе с тяжестью прошлого, способен сломить даже самых стойких. Столь же надежно отгородитесь от будущего. Ибо будущее вершится сегодня. Завтра не существует. Спасение творится прямо сейчас. Потеря сил, головные боли, вечные тревоги идут по пятам за человеком, озабоченным грядущим. Когда внутренние перегородки будут надежно затворены, позаботьтесь об обшивке левого и правого бортов и каждую секунду терпеливо взращивайте в себе привычку жить в „отсеке сегодняшнего дня“». Советовал ли нам доктор Ослер перестать заботиться о грядущем? Нет. Ничего подобного. Однако он имел в виду, что лучший способ подготовиться к будущему – это употребить весь свой ум, все жизнелюбие на то, чтобы превосходно исполнять задачи сегодняшнего дня. Так и только так можно во всеоружии встретить день завтрашний.

Сэр Уильям Ослер настоятельно рекомендовал студентам Йельского университета начинать день с «Отче наш»: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Заметьте: в молитве говорится о насущном хлебе. Не похоже на жалобу на то, что вчера нам пришлось довольствоваться плесневелой коркой. И уж тем более в молитве нет слов вроде: «О, Боже, на великих северных равнинах выдалась засушливая неделька, а что, если впереди тоже будет засуха, как же я буду жить следующей осенью? А если потеряю работу, о, Господи, откуда же мне брать хлеб тогда?»

Нет, эта молитва учит нас просить лишь о хлебе насущном, ведь только такой хлеб можно съесть сегодня.

Много лет назад по каменистой стране, жителям которой жилось очень трудно, бродил нищий философ. И вот однажды вокруг него собралась толпа, и с вершины холма он произнес, пожалуй, самую известную и цитируемую на свете речь. Эта речь содержит девятнадцать слов, которые громом отзываются сквозь века: «Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы».

Однако многие пренебрегали словами Иисуса: «Не заботьтесь о завтрашнем дне», не восприняли их как крупицу мудрости, сочли очередной загадкой мистика. «Я должен думать о завтрашнем дне, – говорят они, – я должен позаботиться о безопасности своей семьи. Необходимо откладывать деньги на старость. Чтобы преуспеть в жизни, необходимо планировать».

Конечно! Непременно нужно. Просто дело в том, что слова Иисуса, переведенные на английский язык более трехсот лет назад, в наши дни люди понимают не совсем верно. Во времена правления короля Якова слово «заботиться» зачастую означало «тревожиться». В современных же переводах Библии на английский послание Иисуса передается более точно: «Не тревожьтесь о завтрашнем дне».

Думайте о грядущем, да: стройте планы на завтрашний день, тщательно готовьтесь к нему. Но не тревожьтесь.

Во время Второй мировой войны наши лидеры думали о дне грядущем, но тревожиться они себе позволить не могли. «Я предоставил лучшим мужчинам лучшее вооружение, которым мы располагаем, – сказал адмирал Эрнест Дж. Кинг, командовавший в то время военно-морскими силами Соединенных Штатов, – и поставил перед ними разумную задачу. Это все, что я в силах сделать». «Если корабль потоплен, – продолжил адмирал Кинг, – его уже не вернуть в строй. Если судно будет потоплено в будущем, я не могу этого предотвратить. Лучше тратить свое время, работая над проблемой будущего, чем сокрушаться об уже случившихся. К тому же, если я позволю себе беспокоиться из-за всего подряд, долго не протяну».

В военное или мирное время вот главное отличие неверного мышления от верного: результатом верного мышления становится логическое, конструктивное планирование на основе анализа причин и следствий. Неверное же мышление зачастую приводит к напряжению и нервным срывам.

Однажды мне выпала честь взять интервью у Артура Хейза Сульцбергера, который с 1935 по 1961 год был издателем The New York Times, одной из самых известных газет в мире. Мистер Сульцбергер рассказал, что, когда в Европе вспыхнула Вторая мировая война, он был в таком смятении, так переживал о будущем, что практически не мог спать. Часто вставал посреди ночи, доставал холст, вооружался тюбиками с красками, глядел в зеркало и пытался нарисовать собственный портрет. Рисовать он не умел, но все равно снова и снова пробовал нарисовать автопортрет, чтобы отвлечь ум от беспокойства.

Мистер Сульцбергер сказал, что смог утихомирить ум, только когда сделал своим девизом слова церковного гимна:

Примерно в это же время где-то в Европе такой же урок проходил один молодой человек в военной форме. Звали его Тед Бенгермино из Балтимора, штат Мэриленд. В результате постоянного беспокойства у него развилась самая острая форма военного невроза.

«В апреле 1945-го, – писал Тед Бенгермино, – у меня развилось нарушение, которое врачи называют синдромом раздраженного кишечника. Заболевание причиняло невероятную боль. Уверен: закончись война позже – мое здоровье бы пошатнулось окончательно.

Я был изнурен до крайности. Служил унтер-офицером в похоронном отряде 94-й пехотной дивизии. Я должен был помогать вести учет убитых, пропавших без вести и госпитализированных солдат. Также я помогал выкапывать тела бойцов – как союзников, так и неприятеля, – наспех похороненных в неглубоких могилах после битвы. Собирал личные вещи убитых и отсылал семьям и близким, ведь эта память так ценна для живых. Я беспрестанно боялся, что мы совершаем непоправимые ошибки. Думал о том, как вынесу все это. Постоянно спрашивал себя, вернусь ли домой, подержу ли на руках своего единственного сына – ему тогда было чуть больше полугода, и я его никогда не видел. От постоянной тревоги и усталости я похудел на тридцать пять фунтов[4]. Я чуть не сошел с ума. Мои руки были руками скелета – лишь обтянутыми кожей. Мысль о том, что я вернусь домой едва живым, вгоняла меня в ужас. Нервы сдавали, и я рыдал как младенец, стоило мне остаться одному. После Арденнской операции[5] я рыдал настолько часто, что уже простился с надеждой однажды вновь стать нормальным человеком.

В конце концов я попал в госпиталь. Один военный врач дал мне совет, который навсегда изменил мою жизнь. После тщательного физического осмотра он сказал, что причины моего физического состояния кроются в психике. „Тед, – сказал он, – представь, что твоя жизнь похожа на песочные часы. В верхней их части тысячи и тысячи песчинок – они медленно и равномерно ссыпаются вниз через узкое горлышко в середине. Не повредив песочных часов, мы не сможем сделать так, чтобы через узкую перемычку проходило больше одной песчинки за раз. И ты, и я, и все остальные устроены точно так же: мы просыпаемся утром и понимаем, что должны выполнить тысячи задач. Но если мы не будем позволять им по очереди медленно, подобно песчинкам в часах, проходить через день, мы рискуем пошатнуть свое физическое и психическое здоровье“.

Я живу по этой философии с того памятного дня – по одной песчинке, по одному делу за раз. Этот совет спас мое физическое и психическое здоровье во время войны и выручает и сейчас, когда я работаю директором по связям с общественностью и рекламе в Adcrafters Printing & Offset Co., Inc. Передо мной стоят те же проблемы, что и на войне: необходимо выполнить сотни различных задач, но времени крайне мало. Наши акции упали в цене. Приходилось вводить в оборот новые формы документов, заключать новые сделки с акционерами, менять адреса, закрывать и открывать офисы и т. д. Но я не нервничал, не гнался за временем, потому что помнил слова доктора: „По одной песчинке. По одной задаче“. Снова и снова повторяя спасительные слова, я методично делал то, что должен, – меня больше не разрывало на части, смятение больше не высасывало силы, а ведь именно такое паническое состояние чуть не доконало меня на войне».

Одним из самых удручающих результатов такого образа жизни является то, что половина больничных коек занята пациентами с психическими и эмоциональными расстройствами, не выдержавшими непомерного давления прошедших дней и пугающих «завтра». А ведь подавляющее большинство этих людей могли вести счастливые, наполненные смыслом жизни, если бы вняли словам Иисуса: «Не тревожьтесь о грядущем»; или последовали бы совету сэра Уильяма Ослера: «Живите в герметичном отсеке сегодняшнего дня».

В эту самую секунду мы с вами стоим на стыке двух неизмеримо огромных вечностей: прошлого, что уходит вглубь веков, и будущего, которое продолжит свой неумолимый бег и после исчезновения последнего человека. Мы не сможем пожить ни в одной из этих великих вечностей ни одного мгновения. Однако, пытаясь это делать, мы можем навредить как своему телу, так и своему разуму. Поэтому давайте же с радостью жить в единственном доступном нам временном промежутке – с момента «сейчас» до отхода ко сну. «Любому из нас под силу нести ношу, какой бы тяжкой она ни была, до захода солнца, – писал Роберт Луис Стивенсон. – Каждому под силу делать свою работу, какой бы изнурительной она ни была. Кому угодно под силу жить размеренно, мирно, честно и с любовью – до заката. В этом-то и заключается смысл жизни».

Да, только этого и требует от нас жизнь. Однако миссис Э. К. Шилдс из города Сагино, штат Мичиган, дошла до крайней степени отчаяния и подумывала о самоубийстве, прежде чем научилась «жить до заката». «В 1937 году умер мой муж, – рассказала мне миссис Шилдс, – я была неимоверно подавлена и осталась практически без денег. Я написала своему бывшему работодателю, мистеру Леону Роучу, владельцу компании Roach-Fowler Company в Канзас-Сити и попросила вновь принять меня на работу. Раньше я зарабатывала на жизнь, продавая книги школам в деревнях и маленьких городках. За пару лет до этого, когда муж заболел, я продала машину. Все же мне удалось наскрести достаточно денег для первоначального взноса на подержанный автомобиль, и я вновь стала продавать книги.

Казалось, что постоянные переезды облегчат мое горе, но одинокие поездки по трассам, завтраки и ужины сделали мою жизнь невыносимой. В некоторых районах продажи шли совсем плохо, и денег едва-едва хватало даже на крошечные взносы за машину.

Весной 1938-го я работала вблизи города Версаль, Миссури. Нищие школы, ужасные дороги. Я отчаялась настолько, что даже подумала о самоубийстве. Казалось, я никогда не преуспею. Дни были лишены цели. Я с трудом вставала по утрам, жить совсем не хотелось. Я боялась всего: что не смогу платить за машину, за комнату, что даже на еду денег не хватит. Казалось, мое здоровье ухудшается, а платить врачу было бы нечем. Не наложила я на себя руки только из-за мысли о том, что это сильно огорчит сестру и что у меня попросту не хватит денег даже на собственные похороны.

И вот однажды мне попалась статья, которая вытащила меня из уныния и дала мне силы жить дальше. Я буду вечно благодарна ее автору за одно-единственное предложение: „Для мудрого человека новый день – новая жизнь“. Я распечатала эту фразу и прикрепила листочек на лобовое стекло, чтобы в любое время читать ее. Оказалось, жить от восхода до заката не так трудно. Я научилась забывать прошедшие дни и не думать о будущих. Каждое утро говорила себе: „Вот и новая жизнь“.

Мне удалось преодолеть страх одиночества, страх нужды. Теперь я счастлива, моя жизнь пришла в норму, с любопытством смотрю вперед и вообще люблю жизнь. Я с готовностью и без страха принимаю то, что приносит новый день. Теперь я знаю: будущего бояться не стоит. Я усвоила, что лучше всего прекратить метаться из прошлого в будущее, жить в настоящем, ведь для мудрого человека новый день – новая жизнь».

Кто, по-вашему, написал эти стихи?

Согласитесь, что эти строки звучат до сих пор современно. Однако это стихотворение было написано римским поэтом Горацием за тридцать лет до рождения Христа.

Одна из самых прискорбных и даже трагичных черт человеческой природы в том, что все мы любим откладывать жизнь на потом. Все время беспрестанно грезим о волшебном розовом саде где-то там, за горизонтом, и совсем не обращаем внимания на восхитительные розы, благоухающие под нашими окнами сегодня, прямо сейчас.

Ну почему мы такие глупцы, такие безнадежные дураки?

«О, как странно непостижим ход наших крошечных жизней! – писал Стивен Ликок. – Малыш говорит: „Когда я стану большим“. Но что это значит? Юноша говорит: „Когда я стану взрослым“. Но, повзрослев, заявляет: „Когда женюсь“. А что же после свадьбы? Затем это „Когда выйду на пенсию“. А выйдя на пенсию, человек оглядывается на пройденный путь: ледяной ветер гуляет по пустынной степи – он умудрился все пропустить, а теперь уже всё. Жить слишком поздно. Поэтому нужно подмечать мельчайшие складочки на ткани каждого дня, восхищаться каждым часом».

Ныне покойный Эдвард С. Эванс из Детройта чуть не погубил себя беспокойством, прежде чем узнал, что жить – значит «подмечать мельчайшие складочки на ткани каждого дня». Рос он в бедности, первые деньги заработал, продавая газеты, затем был клерком в бакалейном магазине. Позднее, когда от него зависели семь человек, стал помощником библиотекаря. И, хоть получал сущие гроши, он боялся уйти с той работы. Прошло восемь лет, прежде чем он набрался решимости и отправился в самостоятельное плавание. Впоследствии он превратил пятьдесят долларов, взятых взаймы, в собственное дело, которое приносило двадцать тысяч долларов в год. А затем налетел ветер, пронизывающий до костей ветер. Он взял у друга вексель на крупную сумму, а друг внезапно обанкротился. Вскоре за этим ударом последовал еще один: рухнул банк, в котором хранились все его деньги. В результате он не только потерял все до цента, но еще и остался должен шестнадцать тысяч долларов. Его нервы сдали. «Я не мог ни есть, ни спать, – рассказал он, – я заболел непонятной болезнью. Беспокойство и только беспокойство, – сказал он, – было причиной того недуга. Однажды я шел по улице, ни с того ни с сего потерял сознание и упал на тротуар. Я больше не мог ходить. С тех пор я был прикован к кровати. По всему телу пошли фурункулы. Просто лежать в кровати стало невыносимо больно. Я слабел с каждым днем. Наконец, доктор сказал, что жить мне осталось не больше двух недель. Его слова потрясли меня до глубины души. Составил завещание и принялся ждать конца. Незачем больше бороться и переживать. Я сдался, расслабился и уснул. До этого я неделями не спал больше двух часов подряд, но теперь, когда земные проблемы потеряли свою важность, я спал как младенец. Организм начал восстанавливаться: вернулся аппетит, я начал набирать вес.

Несколько недель спустя я уже мог ходить на костылях. Шесть недель спустя смог вернуться на работу. До этого зарабатывал двадцать тысяч в год, но теперь был рад работе за тридцать долларов в неделю. Я продавал тормозные колодки под колеса автомобилей для их транспортировки поездом или по воде. Я уяснил урок. Больше никаких переживаний: не сожалеть о случившемся, не тревожиться о будущем. Я полностью посвятил всего себя работе – продаже этих колодок-подпорок».

Дела Эдварда С. Эванса быстро пошли в гору. Через несколько лет он уже был президентом собственной фирмы Evans Products Company. На протяжении многих лет ее акции размещаются на Нью-Йоркской фондовой бирже. Если вы когда-нибудь пролетите над Гренландией, возможно, вы приземлитесь в Эванс-Филде – аэропорту, названном в его честь. И ведь Эдвард С. Эванс никогда не достиг бы таких высот, не научись он жить в «герметичном отсеке сегодняшнего дня».

Как вы помните, Белая Королева говорила: «Правило таково: джем завтра, джем вчера, но никогда сегодня». И большинство из нас так и живет: вечно переживаем о вчерашнем, беспокоимся о завтрашнем, вместо того чтобы щедро намазывать джем на хлеб сегодняшнего дня.

Этой ошибки не избежал даже французский философ Мишель де Монтень. «Моя жизнь, – писал он, – полна ужасных злоключений, бо́льшая часть из которых не случилась». То же можно сказать и о моей, и о вашей жизни.

«Знайте, – писал Данте, – что этому дню повториться не суждено». Бег жизни невероятно быстр. Мы несемся сквозь космос со скоростью девятнадцать миль в секунду. Сегодня – наше самое ценное сокровище. И это единственное сокровище, которым мы точно обладаем.

Той же философии придерживается и Лоуэлл Томас[7]. Однажды в выходные я побывал на его ферме и заметил, что на стенах его студии на видном месте висят в рамочке слова из Псалтыря CXVIII:

На рабочем столе писателя Джона Раскина лежал простой камень, на котором было вырезано единственное слово – «сегодня». И, хотя на моем столе подобного камня нет, на зеркале, перед которым я бреюсь каждое утро, прикреплен листочек со стихотворением, которое сэр Уильям Ослер всегда держал на своем рабочем столе. Его написал индийский драматург Калидаса:

Итак, первое правило о беспокойстве, которое должен знать каждый, кто хочет избавить от него свою жизнь: поступайте, как сэр Уильям Ослер:

Отгородитесь надежными металлическими переборками от прошлого и будущего. Живите в «отсеке сегодняшнего дня».

Почему бы вам не задать себе следующие вопросы и не записать ответы?

1. Откладываю ли я сегодняшнюю жизнь, чтобы грезить о будущем или всматриваться вдаль, в надежде увидеть чудный розовый сад за горизонтом?

2. Случается ли так, что я отравляю настоящее сожалениями об уже свершившемся?

3. Встаю ли я утром с готовностью прожить день по полной – стараюсь ли извлечь как можно большую пользу из отведенных мне двадцати четырех часов?

4. Смогу ли я сделать свою жизнь насыщенней, если буду жить «в отсеке сегодняшнего дня»?

5. Когда начать? На следующей неделе? Завтра? Сегодня?