Читать книгу Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты - Диана Чемберлен - Страница 6

Алек проснулся, прижимая к щеке старенькую зеленую футболку Анни. Эта привычка появилась у него после смерти жены. Днем она казалась абсурдной ему самому, но ночью он ничего не мог с собой поделать. Анни надевала футболку, когда по утрам отправлялась на пробежку, и майка давно выгорела и износилась. Но когда Алек вернулся из больницы в ту Рождественскую ночь, футболка лежала на стороне Анни на их большой кровати, прикрытой лоскутным одеялом, которое им подарили на свадьбу. В те ночи, когда Алеку все-таки удавалось заснуть, он засыпал в обнимку с футболкой.

Он раздал все вещи жены. Правда, сначала он предложил их дочери, но Лэйси скорчила недовольную гримасу. Она не желала это носить. А с футболкой Алек расстаться не мог. Он не стирал ее, и после всех этих месяцев она впитала его запах, утратив аромат Анни, но футболка все равно его успокаивала.

Этим утром ему предстояло присутствовать на заседании комитета по спасению маяка, поэтому Алек побрился. При этом он старался не смотреть на свое отражение. Ему не нравилось, как изменилось его лицо.

Когда Алек спустился вниз, Лэйси и Клай уже сидели за столом в кухне. Они ссорились, но, увидев отца, сразу же замолчали. Эта картина стала для него привычной.

– Привет, – поздоровался Алек, наливая себе чашку кофе.

– Привет, пап, – ответил Клай, а Лэйси что-то пробурчала с набитым ртом.

Трехлапый подошел к Алеку своей подпрыгивающей походкой, и он погладил немецкую овчарку по крупной голове.

– Животных кормили? – поинтересовался Алек, думая не только о собаке, но и о двух кошках, живших к доме.

– Ммм, – промычала дочь, и Алек принял этот ответ как утвердительный.

Он насыпал себе в чашку хлопья с изюмом, взял с полки стопку фотографий и уселся за стол. За едой он просматривал снимки, поднося их один за другим к лучу света, который падал через кухонное окно, украшенное витражом. Творение Анни разукрашивало белую кухонную мебель зелеными, синими и красными пятнами.

Алек смотрел на фотографию, которую он сделал, стоя у подножия маяка. «Твои фотографии становятся все более странными», – заметил Том Нестор, когда Алек заходил к нему в мастерскую, чтобы проявить пленку. Алек прислонил снимок к чашке с кофе. В самом деле странный, хотя самому Алеку он нравился.

– Папа! – обратилась к нему Лэйси.

– Гм? – Он поставил фотографию по-другому, чтобы посмотреть, как она будет смотреться под новым углом.

– Сегодня утром тебе будет звонить мисс Грин.

– Кто такая мисс Грин? – Алек поднял голову, чтобы взглянуть на девочку, но та быстро опустила глаза в свою миску с хлопьями. С чего вдруг? – Лэйси! Посмотри на меня.

Дочь посмотрела на него большими синими глазами. Они были так похожи на глаза Анни, что Алеку пришлось призвать на помощь волю, чтобы самому не отвести взгляд.

– Так кто такая мисс Грин? – повторил он свой вопрос.

– Мой школьный психолог.

Алек нахмурился:

– У тебя проблемы?

Лэйси пожала плечами и снова уставилась в свою миску. Пальцы с обгрызенными ногтями и заусенцами вертели ложку.

– Мисс Грин хочет поговорить с тобой о моих отметках.

Клай рассмеялся:

– А чего ты ждала, крошка О’Нил? Ты за все полугодие ни разу не открыла учебник.

Алек положил руку на плечо сына, призывая к молчанию.

– Я думал, что ты получила высокие баллы по всем предметам, Лэйси.

– Только не в этом году.

– Почему ты ничего не сказала мне раньше? Я бы мог помочь тебе.

Она снова пожала худенькими плечами:

– Я не хотела тебя беспокоить.

– Беспокоить меня? – Алек нахмурился. – Ты же моя дочь, Лэйси.

Зазвонил телефон, висящий на стене.

– Вероятно, это мисс Грин, – объявила Лэйси. Ее лицо побледнело, веснушки проступили ярче.

– Ты в полном дерьме, крошка О’Нил, – закатил глаза Клай.

Алек встал и снял трубку.

– Доктор О’Нил? – Женский голос звучал сухо, официально.

– Да.

– Говорит Дженет Грин, школьный психолог.

Алек сразу мысленно представил ее себе. Темные волосы, распущенные по плечам, кричаще-розовая помада на губах, широкая неискренняя улыбка. Слишком холодная, слишком чопорная, чтобы работать с подростками.

– Лэйси предупредила меня о вашем звонке. – Его дочь сделала это в последнюю минуту, но мисс Грин вовсе не обязательно знать об этом. Алек видел, как Лэйси, понурив голову, ест хлопья, и ее длинные рыжие волосы падали словно занавес по обе стороны миски.

– Я живу недалеко от вас, – продолжала Дженет Грин. – Я бы хотела заехать к вам во второй половине дня и поговорить с вами о Лэйси. Вы не против? Тогда вам не придется ехать в школу.

Алек оглянулся. Не вымытая с вечера посуда, засохшие пятна кетчупа на шкафчике рядом с мойкой. Кастрюля, в которой варились спагетти, так и осталась стоять на плите. Одна макаронина прилепилась к внешней стороне, изогнувшись как вопросительный знак. Рабочий стол завален старыми газетами, письмами, рекламными листовками. Повсюду валялись фотографии маяка, которые он сделал.

– Не могли бы мы поговорить по телефону? – предложил Алек.

– Что ж… Лэйси сказала вам, почему я хотела бы встретиться с вами?

– Дочь говорила, что у нее не слишком блестящие отметки.

– Это так. Видите ли, ее успеваемость резко снизилась. У нее нет ни одной оценки выше тройки, а по биологии и алгебре ее вообще не аттестовали.

– Не аттестовали? – переспросил Алек, бросая гневный взгляд на Лэйси.

Девочка сорвалась с места, словно ее дернуло током, схватила рюкзачок с книгами и рванулась к двери. Алек прижал трубку к груди и окликнул ее:

– Лэйси! – Но он увидел только облако рыжих волос, когда Лэйси пробежала под окном и выскочила на улицу. Алек снова поднес трубку к уху. – Она убежала, – сказал он.

– Я знаю, что Лэйси очень огорчена этим. Ей придется летом заниматься алгеброй и биологией, чтобы ее перевели в следующий класс.

Алек покачал головой:

– Ничего не понимаю. Она всегда получала только отличные оценки. И разве я не должен был узнать об этом раньше? Как насчет ее дневника? Я бы заметил, если бы ее оценки изменились.

– В дневнике Лейси одни тройки.

Он нахмурился:

– Вероятно, дочь мне его не показала. Это так на нее не похоже. – Алек ни разу не видел троек ни у сына, ни у дочери. Да что там, он и четверок почти никогда не видел.

– Ваш сын справился с шоком после смерти матери, верно? Я слышала, что именно он будет произносить речь от имени выпускников.

– Это так. – Алек вдруг ощутил страшную усталость. Если бы не заседание комитета «Спасем маяк», он бы снова лег.

– И он собирается учиться в колледже в Даке? – уточнила мисс Грин.

– Да. – Алек смотрел, как его сын поднимается из-за стола. Клай взял персик из вазы с фруктами и помахал отцу, выходя из кухни.

– Мне кажется, Лэйси не по себе оттого, что после отъезда брата вы с ней останетесь в доме вдвоем.

Алек снова нахмурился:

– Она так сказала?

– Нет, это только мое предположение. Девочке явно приходится очень трудно после смерти матери.

– Я… Да, думаю, это так, раз ее оценки снизились… – Его дочь плохо учится, а он и не подозревал об этом. – Я не заметил ничего необычного. – Он ни на что и не смотрел. Алек не занимался детьми, решил, что они справятся сами.

– Вы ветеринар, доктор О’Нил, я не ошибаюсь?

– Да, я ветеринар.

– Лэйси говорила, что вы сейчас не работаете.

Алек хотел ответить мисс Грин, что это ее не касается, но ради Лэйси прикусил язык.

– Я взял небольшой отпуск.

Он был уверен, что несколько свободных недель после смерти Анни пойдут ему на пользу, но недели превратились в месяцы. Эти месяцы пролетали с головокружительной скоростью, а у Алека так и не возникло желания вернуться к работе.

– Понимаю, – сказала Дженет Грин. В ее голосе прозвучало явное снисхождение. – Кстати, вы в курсе, что за последние несколько месяцев Лэйси дважды задерживали после уроков за то, что она курила в школе?

Алек хотел было возразить, что Лэйси не курит, но эта женщина определенно знала его дочь лучше, чем он сам.

– Нет, этого я не знал, – ответил он. – Спасибо, что сказали.

Закончив разговор, Алек сел к столу, совершенно опустошенный. Его всегда отличала неуемная энергия, неспособность усидеть на месте даже пару минут. А теперь у него не было сил, чтобы вымыть кастрюлю из-под спагетти.

Они ели макароны несколько раз в неделю. Это было просто: вскипятили воду, сварили спагетти, открыли банку с соусом. Иногда дети по очереди готовили что-нибудь, но их кулинарная изобретательность тоже не отличалась разнообразием.

Раньше все готовила Анни. Даже хлеб. Каждую субботу она выпекала две буханки из золотистой пшеницы. Кухня оживала, дом наполнялся упоительным запахом. Анни всегда оставляла на виду что-нибудь яркое, красивое. Овощи или фрукты на столе, цветные упаковки из-под экзотического чая на подоконнике. Она любовалась ими, когда готовила.

Анни всегда возвращалась домой раньше Алека и принималась творить что-нибудь в кухне. И часто – как вспоминалось Алеку, почти каждый день – он приходил и звал ее в спальню. И тогда Анни поручала присматривать за ужином кому-нибудь из детей. Те ворчали и смирялись с перспективой позднего ужина. Анни, с разгоревшимися от желания щеками, говорила им: «Помните, мои дорогие, поздний ужин – это элегантно».

Так они и жили до смерти Анни. Она исповедовала стихийность во всем. «Это дом без правил, – говорила она. – Мы должны доверять себе и нашему телу. Оно подскажет нам, когда спать, когда есть, когда проснуться утром и когда заняться любовью».

Только совсем недавно дети сообразили, что в их доме множество правил, но они отличаются от распорядка в домах их приятелей. Эти необычные правила придумывала Анни. В их доме не было будильника и настенных часов, хотя Алек всегда имел наручные. Только год назад Клай начал носить часы, похожие на хронометр Алека. До этого дети частенько опаздывали на школьный автобус или, крайне редко, приходили на остановку слишком рано. Клаю и Лэйси никогда не указывали, в котором часу вернуться домой, поэтому им завидовали друзья. Даже в совсем юном возрасте им дозволялось отправляться в постель тогда, когда захочется. Они не докучали своим родителям и укладывались спать в приемлемое время. Вероятно, это было связано с тем, что в доме О’Нилов не было телевизора.

Лэйси и Клая никогда не наказывали за проступки, но часто поощряли без особого повода, просто в знак любви. В самом начале Алек чувствовал себя сторонним наблюдателем, потому что именно Анни решала, как воспитывать сына и дочку. Он быстро наверстал упущенное и скоро понял, что если к детям относиться с уважением, то они будут вести себя разумно. Лэйси и Клай всегда служили живым примером действенности и правильности их методов воспитания. «Самое важное, чтобы вы веселились от души и не подвергались опасности», – всегда напутствовал их Алек. Он наслаждался своим доверием, тогда как другие родители взваливали на плечи своих отпрысков груз запретов и наказаний.

Алек резко встал и направился в комнату Лэйси. Он открыл дверь и, не сдержавшись, покачал головой. В комнате царил кавардак. Кровать стояла незастеленная, всюду валялась одежда, хомячиха бегала по давно требующей уборки клетке. На письменном столе высились горы тетрадок, учебников, кассет. Стены скрывались под постерами с изображением неприглядных на вид музыкантов. На деревянной полке, которую Алек сколотил собственными руками пять лет назад и огибавшей три стены комнаты на уровне его плеча, на равном расстоянии друг от друга восседали старинные куклы, коллекция Лэйси. Изящные фарфоровые личики резко контрастировали с физиономиями модных певцов. Кукол было тринадцать. Анни каждый год дарила дочери новую куклу на день рождения. Они смотрели на Алека с улыбкой, демонстрируя безупречные зубки.

Его дочь курит. Проклятье! Надо ли ему поговорить с девочкой об этом? Как бы Анни поступила на его месте? Это наверняка был бы общий разговор за ужином, никаких обвинений, никаких упреков, никаких требований. Алек вздохнул. Нет, он на такое не способен.

Трехлапый перебрался через порог и тяжело привалился к ноге Алека. Он почесал пса за ухом. Они оба смотрели на хаос, царящий в комнате Лэйси. Анни никогда не была хорошей хозяйкой, но она умела молниеносно распихивать вещи по ящикам и шкафам, и в доме всегда царила видимость порядка. Когда Анни была жива, комната Лэйси наверняка так не выглядела. Но Алек не находил в себе мужества упрекнуть дочь, потому что во всех остальных комнатах порядка тоже не было.

Он прислонился к косяку и закрыл глаза, чтобы спрятаться от круглых кукольных глаз, полных упрека.

– Я не справляюсь, Анни, – признался Алек и почувствовал, что Трехлапый поднял голову. Пес услышал нотки отчаяния в голосе хозяина и сочувственно посмотрел на него.

В двадцать минут одиннадцатого Алек остановил машину на стоянке у «Морской утки», аккуратно проехав между «БМВ» Нолы Диллард и старым фургоном Брайана Кэсса. Он снова опоздал, но на этот раз у него было наготове оправдание. Сначала позвонила психолог Лэйси. Разговор с мисс Грин не занял слишком много времени, но потом он целый час размышлял о своей жизни.

Потом позвонила Рэнди. Она уговаривала его вернуться на работу. После его ухода она первое время справлялась сама и сначала проявила понимание. Алек всегда раньше критиковал молодую женщину за излишнюю отзывчивость. Рэнделл Олвуд позволяла людям использовать ее, и вот теперь Алек делал то же самое. Что ж, Рэнди начала принимать меры. Это был уже третий звонок на этой неделе, но Алек не собирался сдаваться. Он в который раз объявил ей, что не готов возвратиться к работе. Алек уже и сам не знал, будет ли он когда-нибудь готов к этому.

– Вот и он. – Нола Диллард двинулась ему навстречу, как только Алек вошел в заднюю комнату ресторанчика, где проходили заседания комитета по спасению маяка. Она улыбнулась. Когда Нола взяла его за руку, тяжелый цветочный аромат ее духов заполнил пространство между ними. Она шепнула ему на ухо: – У нас проблемы, дружок.

– Мы думали, что ты заблудился, Алек. – Уолтер Лискотт встал и отодвинул ему стул во главе стола.

– Простите за опоздание. – Алек сел на стул, предложенный Уолтером.

Перед ним сидели все члены комитета. Двое мужчин и две женщины, успевшие как следует подкрепиться кофе и пончиками. Они уже привыкли к его опозданиям. Сондра Картер, владелица маленького бутика в Даке, предположила, что это его дань памяти Анни, которая никогда не приходила вовремя.

Вошла официантка с кофейником и налила Алеку кофе.

– Пончик возьмите сами, доктор О’Нил, – сказала она.

Алек кивнул и посмотрел на Нолу, гадая, что она собирается им сказать.

– Что ж, – начал он, – сегодня мы попытаемся придумать, как нам собрать деньги.

Уолтер провел рукой по редеющим седым волосам. Он откашлялся и заговорил низким тягучим голосом:

– Мы кое-что обсуждали перед твоим приходом, Алек. И честно говоря, мы не со всем согласны.

– О чем ты, Уолтер? – Алек напрягся. Придется ему впредь приходить вовремя. Только заговоров ему не хватало.

– Видишь ли… – Уолтер сделал паузу и оглядел остальных. Собравшиеся явно отвели ему роль рупора. – Хотя мы все считаем, что целью нашего общества является сбор денег для сохранения маяка, мы не можем договориться о том, как именно должен быть спасен маяк. Возьмем, к примеру, меня. Я не стану бегать высунув язык и клянчить деньги ради того, чтобы в результате маяк принялись перевозить на другое место и он в процессе развалился.

– Поддерживаю, – сказала Сондра. – Либо наши деньги пойдут на то, чтобы выстроить заграждение вокруг маяка, либо Служба заповедников их просто не получит.

– Подождите минутку, – Алек поднял руку. – Вы все знаете, что не мы решаем, каким способом будет спасен маяк.

– Это верно, – подтвердила Нола. Она, как всегда, высоко заколола свои светлые волосы. Лацкан строгого серого костюма украшала эмблема риелторской фирмы, в которой она работала. Ее ярко-красный ноготь уставился на Уолтера. – Служба заповедников заинтересована в спасении маяка так же, как и мы. Давайте не будем спорить. Мы здорово потрудились, наконец-то начали поступать деньги. Дело уже близится к завершению, а вы пошли на попятный.

– Я просто боюсь, что они приняли неверное решение, – упрямо сказал Уолтер.

Все собравшиеся любили Киссриверский маяк и понимали, насколько хрупкое это сооружение. До недавнего времени план спасения состоял в том, что вокруг маяка предполагалось возвести защитную стену. Пройдет несколько лет, и маяк окажется на крохотном островке в океане. Эстетически это весьма привлекательное решение. Но неожиданно Служба заповедников изменила свое мнение и всерьез заговорила о переносе маяка на шестьсот ярдов в глубь косы, на что требовалось несколько миллионов долларов. С этим вариантом многим трудно было согласиться. Алек не только понимал тревогу Уолтера, он разделял ее.

– Нола права, – вступил в дисскусию Алек. – Мы должны доверять инженерам. Они найдут наилучшее решение. Мы не вправе сомневаться в них.

В последующий час члены комитета во главе с Алеком обсуждали, где и как найти деньги. Поступили предложения устроить аукцион, издать брошюру, чтобы подогреть интерес к маяку, участвовать в ток-шоу и передачах на радио. Только по дороге домой Алек дал волю собственным опасениям. Инженеры всего лишь люди, они тоже могут ошибаться. А что, если они разрушат маяк, пытаясь его спасти?

Алек сидел в кабинете за письменным столом, когда Лэйси вернулась из школы. Он увидел ее в окно. Девочка стояла на тротуаре и разговаривала с Джессикой Диллард, дочерью Нолы и своей лучшей подругой. Джессика улыбалась, но как-то свысока. Алеку стало обидно за дочь. Джессика стояла, уперев руку в бедро. Ее мягкие белокурые волосы рассыпались по плечам, она элегантно держала сигарету двумя пальцами и была очень похожа на свою мать.

Алек подался к раскрытому окну.

– Тебе надо попробовать, Лэйси, – говорила Джессика. – В этом году ты стала какой-то скучной. Ты забыла, что значит веселиться.

Лэйси что-то ответила, но Алек не услышал, что именно, и повернула к дому. Что должна попробовать его девочка? Алкоголь? Марихуану? Секс? Он повернулся к двери.

– Лэйси! – позвал он дочь.

Она вошла в комнату и остановилась в дверях, сложив руки на груди.

– Ты не поссорилась с Джессикой?

– Нет, – Лэйси тряхнула головой, и густые кудрявые волосы упали ей на лицо, закрыв левый глаз. Она отгораживалась от отца. Что ж, Алек не будет на нее давить. Не сейчас.

– Я записал тебя в летнюю школу, – сообщил он. – Будешь заниматься биологией и алгеброй.

– Только отстающие ходят в летнюю школу.

– Боюсь, у тебя нет выбора.

Лэйси посмотрела на него правым глазом.

– Ты намерен запереть меня?

– Запереть тебя? Нет, конечно. Но я хочу, чтобы впредь ты ставила меня в известность, если у тебя снова начнутся проблемы в школе.

– Хорошо, – Лэйси отбросила волосы назад и повернулась, чтобы уйти. На пороге она замялась и снова взглянула на отца. – Прости меня, пап. Я просто не могла заниматься.

– Я тебя понимаю, Лэйси, – вздохнул Алек. – Я тоже не мог работать.