Читать книгу Написано кровью моего сердца - Диана Гэблдон - Страница 31

Роджер размашисто шагал к перевалу, бормоча под нос уже не первую милю:

Ирландский генерал Уэйд двенадцать лет возводил мосты и тракты по всей Шотландии, и если б эти вирши не высекли на одном из камней на генеральской дороге, Роджер сам бы взял в руки зубило. Он вышел на тракт неподалеку от Крэг-на-Дун и с легкостью преодолел по нему несколько миль в сторону Лаллиброха.

Однако нынешний участок пути, увы, был обделен генеральским вниманием. Каменистая тропка, размокшая, заросшая вереском и утесником, вилась по крутому перевалу, за которым притаился Лаллиброх. Ниже по склону росли деревья: буки, ольха, крепкие сосны, но здесь, наверху, – никакого укрытия, и сильный ледяной ветер едва ли не сбивал с ног.

Сумеет ли Джем проделать этот путь в одиночку, если все-таки сбежит? Роджер и Бак осмотрели землю возле Крэг-на-Дун – вдруг Кэмерон после перехода делал поблизости привал? – но не нашли ни следа. Ни одного отпечатка детских кроссовок на мокрой глине. Так что Роджер спешил нагнать похитителя, стучась по дороге в каждый дом, который только попадался на пути, но жилья здесь маловато, так что двигался он с приличной скоростью.

Сердце ходило ходуном, и не только из-за крутого подъема. Кэмерон опережает их на два дня, не более. Это если Джем не сбежал и не отправился домой… Конечно, в сам Лаллиброх похититель не явится. Но куда он вообще может пойти? Остаться на хорошей дороге, с которой Роджер сошел десять миль назад, и двинуть по ней на запад – в земли Маккензи? Но зачем?..

– Джем! – изредка кричал он, хотя пустые торфяники и горы молчали, только шуршали изредка кролики и горностаи да хрипло каркали вороны или вдалеке, с побережья, вопили чайки.

– Джем! – заорал еще раз Роджер, словно одного его желания хватило бы, чтобы сын отозвался.

В ответ вроде бы раздался слабый крик. Роджер остановился, прислушиваясь, но то был ветер. Обычный ветер, оглушительно свистевший в ушах. Можно запросто пройти в десяти шагах от Джема… и не заметить его.

И все же, несмотря на страхи, когда Роджер поднялся на перевал и увидел Лаллиброх, его белоснежные стены, горящие в закатном свете, сердце затрепетало. Перед ним мирно раскинулось поместье: ровные грядки поздней капусты и репы, огороженные от вездесущих овец; их маленькое стадо паслось на дальнем лугу, белея в зеленой траве пушистыми круглыми яйцами, – точь-в-точь детская пасхальная корзинка.

У него перехватило горло, потому что вдруг вспомнилась разбросанная по дому целлофановая трава, Мэнди, перемазанная (как и вся комната вокруг) шоколадом, Джем, старательно расписывающий для отца пасхальное яйцо: вот он замирает над баночками с синим и красным красителями, выбирая, какой же цвет лучше…

– Господи, пусть он будет здесь! – прошептал Роджер и заспешил вниз по изрытой колесами тропинке, поскальзываясь на камнях.

Дорожка к дому ухоженная: хорошо выметена, с кустами желтого шиповника, уже подстриженного на зиму. Роджера накрыло вдруг ощущение: сейчас он просто откроет дверь и окажется в собственном коридоре, посреди которого валяются сброшенные в спешке красные ботиночки Мэнди, а на вешалке – рабочий пуховик Брианны, весь пыльный и пахнущий своей владелицей: мылом, мускусом, кислым материнским молоком, свежим хлебом и арахисовым маслом.

– Черт, – пробормотал Роджер. – Не хватает еще разрыдаться прямо на крыльце.

Он постучал в дверь, и из-за угла выскочила большущая псина – вылитая собака Баскервилей. Она остановилась в паре шагов, оглушая Роджера злобным лаем и, точно змея, покачивая огромной головой с прижатыми ушами – словно ждала, когда же он сделает хоть одно неловкое движение, которое позволит ей с чистой совестью сожрать незваного гостя.

Роджер понапрасну рисковать не стал: как только завидел собаку, прижался к двери и заорал:

– Эй! Кто-нибудь! Уберите зверя!

Внутри послышались шаги, через мгновение дверь распахнулась. Роджер почти ввалился в коридор.

– Тише, пес, – примирительно велел высокий темноволосый мужчина. – Входите, сэр. О собаке не тревожьтесь. Она все равно вас не съест – только что ужинала.

– Рад слышать… И да, спасибо вам, сэр!

Сняв шляпу, Роджер последовал за мужчиной вглубь темного коридора: до ужаса знакомого, все с теми же половицами, хоть и не столь истертыми. Сейчас они, отполированные пчелиным воском, тускло блестели. В углу тоже стояла вешалка, хоть и другая: более крепкая, из кованого железа, иначе просто смялась бы под грузом бесчисленных плащей, пальто, платков и шляп.

Роджер невольно улыбнулся и вдруг застыл, словно его ударили под дых.

Стенные деревянные панели оказались девственно пусты. Ни одной сабли красномундирников, которые те побросали, раздосадованные неудачей, упустив лорда Лаллиброха. Сабли бережно хранились на протяжении многих веков; они хоть и потемнели от возраста, но по-прежнему украшали дом Роджера… Точнее, дом, который будет принадлежать ему несколько веков спустя.

– Мы храним их для детей, – говорила Бри со своим дядюшкой Йеном. – Чтобы сказать им: вот кто такие англичане.

Роджер не успел оправиться от шока: мужчина, сказав что-то собаке на гэльском, закрыл дверь и с улыбкой повернулся.

– Добро пожаловать, сэр. Отужинаете с нами? Мы уже накрываем на стол.

– О… Да, благодарю. – Роджер поклонился, вспоминая о манерах восемнадцатого века. – Я… Моё имя Роджер Маккензи. Из Кайл-оф-Лохалша, – добавил он: каждый благовоспитанный мужчина обязательно упомянул бы место своего происхождения, а Лохалш находился достаточно далеко, чтобы этот человек (а кто он, собственно, такой? На слугу не похож…) списал любые неурядицы в поведении Роджера на местные традиции.

Он надеялся, что ему тут же ответят: «Маккензи? О, вы, должно быть, отец малютки Джема!»

Однако – увы – мужчина лишь поклонился и протянул руку:

– Брайан Фрэзер из Лаллиброха. Рад знакомству, сэр.

* * *

На мгновение Роджер ослеп, оглох и онемел. Потом раздались слабые щелчки, похожие на звук стартера, когда аккумулятор машины полностью разряжен. Сперва сквозь туман в голове он подумал, что их издает его собственный мозг. Однако потом увидал собаку, которой не дали его сожрать; та вошла в дом, и это ее когти цокали по паркету.

«А. Значит, вот откуда царапины у кухонной двери», – смутно подумалось ему, а пес привстал на задние лапы, навалился на двери в конце коридора и проскользнул внутрь.

– Все хорошо, сэр? – Брайан Фрэзер тревожно приподнял густые брови. – Пройдемте в мой кабинет, сядем. Может, выпьем немного.

– Я… благодарю, – отрывисто выговорил Роджер. Колени подгибались, но он сумел-таки пройти вслед за хозяином Лаллиброха мимо гостевого салона и курительной комнаты в хозяйский кабинет. Его собственный.

Шкафы были такими же, и за спиной хозяина стояли те же бухгалтерские книги, чьи пожелтевшие страницы Роджер не раз листал, вызывая в фантазии образ раннего Лаллиброха. Только тут они новехонькие, а призраком казался самому себе Роджер. Отвратительное чувство!

Брайан Фрэзер протянул невысокий плоский стакан с толстыми стенками. Виски, причем отборный. Крепкий запах спиртного понемногу развеял туман в голове, а жгучий глоток снял в горле спазм.

Как же теперь задать самый важный вопрос? Какой сейчас год?!

Роджер взглянул на стол, но, увы, там не оказалось ни недописанных писем с удобно проставленной датой, ни альманаха, который можно словно невзначай взять в руки и пролистать. От книг на полках тоже мало толку, Роджер узнал лишь «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка» Дефо, опубликованную в тысяча семьсот девятнадцатом. Однако он и без того знал, что год сейчас более поздний; в тысяча семьсот девятнадцатом Лаллиброх еще не был построен.

Он еле сдерживал панику. Не важно, без разницы, какой сейчас год, если Джем здесь же. А он здесь. Наверняка!

– Простите, что отвлекаю, сэр, – заговорил Роджер, откашлявшись, когда поставил стакан. – Дело в том, что я потерял сына и теперь ищу его.

– Потеряли сына?! – удивленно воскликнул Фрэзер. – Господь с вами, сэр! Как же так вышло?

Правду сказать Роджер не мог, оставалось лишь одно:

– Его похитили два дня назад. Мальчику всего девять. Есть причины полагать, что человек, похитивший его, откуда-то из этих мест. Вы, случайно, не видели высокого мужчину, худощавого, темноволосого, который путешествовал бы с рыжеволосым мальчиком вот такого роста?

Роджер ладонью отмерил расстояние чуть выше локтя. Джем для своих лет парнишка высокий – впрочем, и сам Брайан Фрэзер далеко не коротышка, как и его сын.

И Роджера словно пнули еще раз. Выходит, Джейми здесь? В этом самом доме? И если так, сколько же ему тогда лет?..

Фрэзер огорченно покачал головой:

– Увы, сэр. А как зовут того человека, который похитил мальчика?

– Роб… Роберт Кэмерон, так он назвался.

– Кэмерон… – пробормотал Фрэзер, задумчиво постукивая пальцами по столу. Знакомое движение – Джейми тоже так делал, когда усердно о чем-то размышлял. Только у тестя ритм получался неровным из-за искалеченного пальца.

Роджер, снова отпив из стакана, принялся изучать Фрэзера, выискивая сходство. Оно имелось, хоть и не очень заметное: такая же посадка головы, разворот плеч и, главное, глаза. А вот лицо совсем другое, с более квадратной челюстью и широкими бровями. Еще у Брайана Фрэзера радужка была орехово-зеленой, а не голубой, а вот разрез глаз и линия губ – точь-в-точь как у Джейми.

– Ближайшие Кэмероны живут в Лохабеле, – качнул наконец тот головой. – И о чужаке последние дни я не слыхал.

Он вдруг уставился на Роджера не то чтобы подозрительно, но с некоторым сомнением.

– А с чего вы взяли, что он направится в эти места?

– Я… его видели, – выпалил тот. – Неподалеку от Крэг-на-Дун.

Фрэзер заметно опешил.

– Крэг-на-Дун, значит, – повторил он, настороженно щурясь. – Вот как… Сами вы откуда идете, сэр?

– Из Инвернесса, – тут же ответил тот. – Я преследую его из самого города.

Почти правда. Он предпочел не вспоминать, что формально поиски Джема начались с того самого кабинета, где Роджер сидел в данный момент.

– Со мной был один друг… родич. Он отправился поспрашивать в Крансмуире.

Услыхав, что он не один – а значит, не такой уж и сумасшедший, – Фрэзер успокоился, встал из кресла и подошел к окну, за которым на фоне закатного неба чернел шиповник.

– Хм… Оставайтесь пока у нас, сэр. Уже темнеет, до ночи вы все равно далеко не уйдете. Отужинаете с нами, переночуете… И, может, завтра объявится ваш родич с хорошими вестями. Или вдруг кто-то из моих арендаторов видел незнакомца. Я поспрашиваю их утром.

У Роджера гудели ноги от желания вскочить, броситься в ночь и сделать хоть что-нибудь полезное. Однако Фрэзер прав: нет смысла бродить по горам в темноте, рискуя заблудиться, что в это время года равносильно верной гибели. Поднимался ветер, колючие ветки шиповника бились о стекло. Скоро начнется дождь… А если он застигнет Джема?!

– Я… Да, благодарю, сэр. Спасибо. Очень мило с вашей стороны.

Фрэзер хлопнул его по плечу, выглянул в коридор и позвал:

– Дженет! Дженет, у нас к ужину будет гость!

Дженет?

Он, сам того не замечая, тоже встал и вышел в коридор. Кухонные двери распахнулись, и на пороге возник хрупкий силуэт девушки, вытиравшей о фартук руки.

– Моя дочь, Дженет, – представил ее Фрэзер, ласково улыбнувшись девушке. – Дженни, это мистер Роджер Маккензи. Он ищет своего малютку сына.

– Правда? – Та застыла на середине реверанса и изумленно распахнула глаза. – А что с ним случилось?

Роджер повторил историю про Роба Кэмерона и Крэг-на-Дун, все это время борясь с желанием спросить у девушки, сколько же ей лет. Пятнадцать? Семнадцать? Двадцать один? Она была на удивление хороша, с прозрачно-белой кожей, разрумянившейся от кухонного жара, мягкими черными кудрями, убранными с лица, и приятной гибкой фигуркой, на которую он старался не глядеть. Самое жуткое, что она, несмотря на женственность, оказалась до ужаса похожа на Джейми Фрэзера. Прямо-таки его родная дочь… И тут у Роджера чуть было снова не подогнулись колени, потому что он вспомнил о той, кто на самом деле приходится Фрэзеру дочерью.

О боже. Бри! Святой Господь, помоги ему. Неужто он ее больше не увидит?..

Наконец Роджер понял, что уже некоторое время молчит и с отвисшей челюстью пялится на Дженет Фрэзер. Впрочем, та, видимо, привыкла к подобному поведению мужчин: скромно улыбнулась, заверила, что ужин будет готов уже через несколько минут, и предложила отцу показать мистеру Маккензи путь до уборной. Затем вернулась на кухню, и лишь когда за ней хлопнула тяжелая дверь, Роджер снова обрел способность дышать.

* * *

Ужин был незатейливым, но обильным и очень вкусным. Еда быстро придала Роджеру сил. Хотя ничего удивительного – он и не помнил, когда последний раз ел.

Расположились они на кухне, и за столом вместе с хозяевами сидели горничные, Анна и Сенга, и рабочий по имени Том Мактаггарт. Роджера засыпали вопросами: хотя собравшиеся искренне сочувствовали его горю, куда более их интересовало, из каких он мест и какие принес новости.

Увы, от него оказалось мало толку, хотя бы потому, что Роджер не знал, какой именно сейчас год. (Брайан умер – о господи, еще только умрет! – когда Джейми было девятнадцать, и если тот родился в мае тысяча семьсот двадцать первого… – или двадцать второго? – через два года после Дженни…) Следовательно, Роджер не знал, какие именно события могли недавно произойти в мире. Пришлось выкручиваться и рассказывать о своем «прошлом». К счастью, Кайл-оф-Лохалш располагался едва ли не на другом конце страны, вряд ли в этих местах часто встречаются его «земляки».

Затем, наконец, ему повезло: Мактаггарт поведал, как снял ботинок, чтобы вытряхнуть камешек, а одна из свиней умудрилась в это время пролезть под забором и рысью поскакать прямиком в огород. Он, конечно же, бросился вслед за ней и даже сумел поймать – но когда притащил упрямую скотину обратно, оказалось, что другая свинья тоже вылезла из загона и сжевала его ботинок.

– Вот все, что осталось! – Он сокрушенно вытащил из кармана измятый кусок кожаной подошвы. – И то еле выдрал из зубов!

– И чего так переживать? – Дженни сморщила нос при виде ошметков. – Тагги, не волнуйся. На следующей неделе будем забивать свиней и дадим тебе кусок шкуры на новые подметки.

– Ага, а до того времени мне босиком ходить? – недовольно спросил тот. – По утрам уже заморозки! Я простужусь и умру от плеврита прежде, чем эти свиньи сожрут последнее корыто корма. Тем более кожу надо будет еще продубить.

Рассмеявшись, Брайан кивнул Дженни.

– Твой брат ведь, уезжая в Париж, оставил пару своих старых сапог? Если ты не отдала их нищим, может, Тагги пока поносит?

Итак, Париж. Джейми провел там два года и вернулся… вернулся… Когда? Когда ему было восемнадцать. А восемнадцать ему исполнилось в мае тысяча семьсот тридцать девятого. Значит, сейчас тридцать седьмой, тридцать восьмой или тридцать девятый.

Почти определившись с датой, Роджер понемногу успокоился и стал припоминать, какие события произошли в эти годы. О чем можно упомянуть за столом? Как ни странно, первой в голову пришла мысль об открывалке для бутылок, ее изобрели в тысяча семьсот тридцать восьмом. Затем – о землетрясении в Бомбее тысяча семьсот тридцать седьмого.

Слушатели, само собой, больше заинтересовались новостью об открывалке, и Роджеру пришлось попотеть, описывая ее конструкцию: он ведь понятия не имел, как она изначально выглядела. Впрочем, и в адрес жителей Бомбея прозвучали сочувственные слова. За души людей, погибших под руинами, вознесли краткую молитву.

– Только где он находится, этот Бомбей? – спросила горничная, та, что помоложе.

Она наморщила лоб, рассеянно обводя взглядом собравшихся за столом.

– В Индии, – тут же ответила Дженни и вскочила. – Сенга, подавай кранахан[37], хорошо? А я покажу, где Индия.

Она исчезла в дверях, и в суете из-за перемены блюд Роджер украдкой выдохнул. Скованность понемногу спадала, хотя он по-прежнему переживал за Джема. На мгновение он вспомнил про Баккли: как тот воспримет известие, что они промахнулись с датой?

Тысяча семьсот тридцать какой-то там год… Господи, Бак ведь еще даже не родился! Хотя какая разница? Роджер ведь появился на свет в двадцатом веке, но вполне счастливо прожил немало лет и в восемнадцатом. Впрочем, до рождения Бака оставалось не так уж много – вдруг это каким-то образом на него повлияет?

Роджер знал (или просто верил), что нельзя вернуться в свое же прошлое. Невозможно физически сосуществовать в одном времени со своим двойником. Возможно, именно это и случилось: вдруг они угодили в прошлое Бака, того отшвырнуло назад, и он утянул за собою Роджера?

Додумать эту пугающую мысль он не успел: вернулась Дженни с большой тонкой книжицей. Как оказалось, цветным атласом с на удивление точными картами и описанием «народов мира».

– Брат прислал из Парижа, – горделиво заявила она, открывая атлас на развороте с Индией. Звездный кружок, обозначающий Бомбей, окружали изображения пальм, слонов и какой-то травы: видимо, чайного куста. – Он учится в университете.

– Правда? – улыбнулся Роджер, делая вид, что впечатлен. Впрочем, сей факт и впрямь потрясал воображение: представить только, каких расходов потребовала бы одна лишь дорога из этой горной пустоши в роскошный Париж. – И давно он там?

– О, почти два года, – ответил Брайан, бережно погладив страницы атласа. – Мы по нему очень скучаем, но он часто пишет. И шлет книги.

– Он скоро вернется, – заверила Дженни, хоть и не без некоторого сомнения. – Он обещал.

Брайан улыбнулся, впрочем, тоже натянуто.

– Да, хотелось бы верить, nighean. Однако, быть может, он найдет в Париже нечто такое, что задержит его на время.

– Например? Ты про ту даму де Мариньяк? – с сарказмом поинтересовалась Дженни. – Мне не нравится, как он о ней пишет. Очень не нравится.

– Из нее выйдет не самая плохая жена, – пожал Брайан плечами. – Она из хорошей семьи.

Дженни хмыкнула: мол, только из уважения к отцу она не высказывает своего мнения о «той даме», хотя все было понятно без слов. Фрэзер рассмеялся.

– Твой брат не такой уж дурак, – заверил он. – Вряд ли он женится на простушке или… э-э-э…

Кажется, он хотел сказать «шлюхе», губы уже сложились в это слово, и более приличествующее подобрать он не успел.

– Еще как женится, – фыркнула Дженни. – Он охотно шагнет прямиком в паутину, если у паучихи будет милое личико и крепкая задница.

– Дженет! – с притворным возмущением воскликнул отец.

Мактаггарт открыто вздохнул, а горничные хихикнули в кулачок. Дженни смерила их сердитым взглядом, поднялась с достоинством и спросила у гостя:

– Что ж, мистер Маккензи. Надеюсь, ваша-то супруга жива? И это она мать вашего мальчика?

– А разве…

Вопрос застал его врасплох, но тут Роджер вспомнил, в каком веке находится. В это время для женщины пережить роды – большая удача.

– Да. Да, она… в Инвернессе, с нашей дочерью.

Мэнди. О господи, его крошка Мэнди. И Бри. И Джем. Роджера только сейчас осенило. До сих пор он об этом и не думал, сосредоточившись на поисках сына. Однако теперь сердце сковало ледяной болью. Ведь скорее всего он более никогда не увидит родных. И они даже не узнают, что с ним сталось.

– О боже… – прошептала Дженни, в ужасе распахивая глаза, осознав наконец, что именно ее угораздило ляпнуть. Она наклонилась через стол и взяла Роджера за руку. – Простите, мне так жаль. Я не хотела…

– Все хорошо, – протолкнул он сквозь сдавленную гортань. – Я просто…

Роджер, извиняясь, махнул рукой, кое-как встал, вышел через заднюю дверь и очутился в ночи.

Над вершинами гор, где тучи были не такими густыми, пробивалась полоска тусклого света, но двор уже заволокли тени, и ветер, дувший в лицо, пах дождем. Роджер вздрогнул, но не от холода, и сел на один из больших камней вдоль дорожки, где обычно играли дети, когда было совсем уж грязно.

В приступе отчаяния он спрятал лицо в ладонях. Не только из-за себя – Роджер переживал за тех, кто остался в доме. Скоро Джейми Фрэзер вернется из Парижа. А потом настанет день, и в поместье, когда Дженни со слугами будет одна, ворвутся красномундирники. События покатятся снежным комом – и завершится все смертью Брайана, которого разобьет удар, когда он будет смотреть, как его единственного сына забивают кнутом насмерть.

Джейми…

Роджер вздрогнул, представив не сурового тестя, а беззаботного юношу, который при всех соблазнах Парижа шлет сестре книги.

Начался дождь, тут же смочивший лицо. Хорошо, теперь никто не узнает, что он плакал…

Роджер все равно не сумеет ничего изменить. Он не может рассказать им о том, что случится в ближайшие годы.

За спиной вдруг послышались тяжелые шаги, и рядом, едва не спихнув Роджера с камня, уселся пес и ткнул в ухо большим фырчащим носом, волосатым и мокрым, как дождь.

– Господи. – Роджер чуть было не рассмеялся. – Господи…

Он обнял здоровенную вонючую собаку и прижался лбом к массивной башке.

Роджер старался ни о чем не думать, и тяжесть с плеч понемногу спадала. Однако мало-помалу мысли вернулись. Может, это неправда – что прошлое нельзя изменить? Вдруг позволительно сделать хоть что-то? Самую малость, не столь масштабное, как битвы и короли… Пусть не рассказать Фрэзерам из Лаллиброха прямо, какая участь их ждет, но хотя бы намекнуть, предупредить…

И что тогда? Если его послушают? Наверное, этот славный мужчина все равно умрет от апоплексии, только дома; сосуд в мозгу лопнет, когда он будет возвращаться, допустим, из сарая. Однако тогда его сын и дочь не пострадают от солдат… и что?

Джейми женится в Париже на игривой француженке? А потом вернется домой и будет управлять поместьем и заботиться о сестре?

Однако тогда пять или шесть лет спустя он не окажется возле Крэг-на-Дун, удирая от британских солдат, раненый… и не столкнется со случайной путешественницей во времени, которая только что прошла сквозь камни. А если он не повстречает Клэр Рэндолл… Тогда Бри… Господи, Бри!

Позади скрипнула дверь, и на дорожку упал луч фонаря.

– Мистер Маккензи? – В ночи стоял Брайан Фрэзер. – Все хорошо, сэр?

– Господи, – пошептал Роджер, покрепче стискивая пса. – Молю, направь меня.