Читать книгу Дочь дракона - Диана Хант - Страница 6

Отчего-то мои слова разгневали брюнета, чье имя я так и не запомнила.

Он, конечно, постарался виду не подавать, но у меня по военной психологии всегда самый высокий бал был, а Александр Сергеевич, психолог, нередко замечал, что интуиция у меня на грани фантастики, так-то. Поэтому от меня ни чуть сузившиеся глаза не укрылись, ни расширившиеся зрачки, а также то, как парень зубы сжал. А еще от него сразу опасностью повеяло. И что-то внутри меня откликнулось на эту опасность. То чувство, которое бывает, когда тебя на спарринг вызывают. Сразу такой прилив адреналина и хочется уделать противника, показать, кто сильнее.

Я руки на груди сложила, спину выпрямила и презрительно так уголком губ дернула.

На щеках парня желваки заходили, и он презрительно так протянул:

– Дракон не преклоняет колено перед женщиной.

Вот так. Думал, припечатал. Но не на ту напал.

– Врешь, – также презрительно сообщила ему я, отчего у него глаз дернулся. А я напомнила: – Только что ты тут перед мамуликом чуть не ползал.

Мама ахнула, а парень губы сжал, вперед шагнул, отчего у меня внутренний адреналинщик в пляс пустился.

Но потом брюнет замер и процедил:

– Твоя мать, Джун, госпожа. Хоть и бывшая. Так что церемония приветствия уместна. Ты же…

– Мою маму Юлей зовут, – перебила я парня, а сама подумала, что мамуль предпочитает, чтобы к ней обращались на американский манер, Джулия, но вслух, из чувства вредности, говорить этого не стала.

– Кенджи Кеншин, – подала голос мамочка. – Не будешь ли ты так любезен проследовать в трапезную? Там, за трапезой и беседой, мы поговорим о твоей миссии в этом мире, и, надеюсь, придем к самому правильному решению.

– Эй, мамуль, – прервала я славословие мамочки. – Чейта этому грубияну, который на колени бухнуться отказался, в нашей трапезной делать? И потом, дочери родной, у кого с утра маковой росиночки во рту не было, ты, значит, позавтракать не предложила, а этому…

В меня нехорошо стрельнули взглядом черных бархатных глаз, а потом вовсе отвернулись.

– Я с удовольствием принимаю твое приглашение, госпожа Джун, – с достоинством ответил мамочке этот, кого как-то на К зовут. Но потом добавил: – Но если ты надеешься за приятной беседой и сытной трапезой отвлечь меня от моей миссии, сразу предупреждаю: тебе это не удастся. Мичио Кинриу вправе потребовать назад дочь, и поэтому твоя дочь вернется со мной в свой мир.

– Что значит, вправе? – опешила я. – Что значит, вернется?

К моему негодованию, ни странный гость, ни мамуль никакого внимания на меня не обратили, а пошли в столовую, мама впереди, с гордо выпрямленной спиной и задранным подбородком, указывая дорогу, а за ней этот псих, утверждающий, что он от моего отца и вообще не из этого мира.

Я дождалась, пока колени перестанут подкашиваться, а в груди все ухать, вспоминая чарующий голос брюнета, его жгучий взгляд, чуть презрительную улыбку и чертову бездну обаяния, и, наконец, смогла выпустить перила. Стараясь привести дыхание в норму, потопала за мамочкой и этим странным типом, которого мамуль назвала драконом.

Войдя в кухню-столовую, я обнаружила совсем уж идеалистическую картину: наглый брюнет расселся, как у себя дома, а моя мамуль, в число чьих добродетелей готовка не входит, потчует его блинчиками со сметаной. Золотистыми такими, поджаренными с двух сторон, фаршированными блинчиками. Помимо незыблемого шедевра русской народной кухни на столе обретается мясной рулет, котлеты, рагу, кулебяка с капустой и отбивные в тесте.

И гость наш ест! Жадно, много, только и успевает вилкой с ножом махать, пока мамочка ему в тарелку все подкладывает и подкладывает, а оно все исчезает в какой-то черной дыре.

Пока таращилась на зверско-здоровый аппетит парня, в животе сжалось и забурчало. Но поскольку меня к столу никто не приглашал, дала бульканью жесткий «отбой», а сама протопала к кофе машине.

Только когда в руках оказалась большая чашка с капучино, источающим обалденный аромат кофе и корицы, горделиво прошествовала за стол. Тут гордость меня временно покинула, потому что аромат в воздухе стоял просто умопомрачительный, а брюнет ел так, как в последний раз.

Когда во рту почти одновременно оказался кусок рулета, фаршированный блинчик, котлета и щедро посыпанный сыром картофельный салат, чуть не замычала от удовольствия.

Первый голод был успешно утолен и я подтянула к себе чашку с капучино. Гостю же мамуль заварила зеленого чая с жасмином, и мне было хорошо видно, как нежные лепестки распустились в прозрачном заварочном чайнике.

Судя по довольной физиономии брюнета, «трапеза» пришлась ему по вкусу.

– Уважаемый Кенджи Кеншин, – начала было мамуля, но в этот миг из прихожей раздалась раскатистая трель звонка.

Мама дернулась, побледнела, а этот то ли Кенджи, то ли Кеншин, нахмурился.

Мамуль плечиками пожала, и, извинившись, поднялась из-за стола.

Я, старательно не глядя на брюнета, за мамочкой последовала, ощущая на своей, скажем, спине, взгляд, который до мурашек пробирал. Пока шла в прихожую, судорожно соображала, что с гормонами-то делать, ведь никогда до этого так не реагировала ни на одного парня, как на этого, и еще на того, блондинистого…

Когда в прихожую вышла, мамочка дрожащими руками уже дверь открывала.

У меня по спине липкими лапками холодок пробежал, снова появилось ощущение déjà vu. А когда дверь распахнулась, колени уже привычно подкосились.

На пороге стоял блондин.

И взгляд его был через мамочкино плечо направлен. На меня.

Как током прошибло! Сине-ледяные глаза жгли насквозь, впиваясь в самую душу. В мыслях пронеслось, что еще немного, и потеряю сознание, как какая-то кисейная барышня, если продолжит смотреть. И если не продолжит – тоже.

Взгляд блондин отвел, когда мамуля сказала:

– Приветствую, дракон.

У меня внутри ухнуло, мир покачнулся, я рукой о стену оперлась. Хорошо, что блондин этого не наблюдал. Как каких-то полчаса назад брюнет, он низко склонил голову и опустился на колено. Пальцами дотронулся до макушки, лба и груди.

Мамуля тоже, к моему негодованию присела, легко, словно ничего не весит, колени на миг на паркет опустила, голубыми ногтями с золотым узором по нему же щелкнула, и поднялась.

– Ты можешь войти в мой дом, дракон, – сказала она.

– Я войду в твой дом с миром, госпожа, – сказал блондин, поднимаясь.

А когда порог переступил, снова в меня своими сине-ледяными глазами впился.

– Приветствую, принцесса, – проговорил он низким, бархатным голосом, и по телу строем пошли мурашки. – Я Ичиро Исами, первый сын предводителя Ледяного клана, и временно поверенный твоего отца, могучего воина и верховного предводителя Огненного дракарата Мичио Кинриу. Я пришел за тобой.

– Déjà vu, – вырвалось у меня.

Блондин нахмурил брови и переспросил:

– Что?

– Что, – пробормотала я, отчаянно надеясь, что голос не дрожит. – И ты на колено падать не будешь?

Блондин нахмурился еще больше, губы и вовсе вытянулись в одну линию.

– Дракон никогда, – начал было он, а потом переспросил: – Что значит, и ты, принцесса?

– Так пришел уже доверенный от папеньки, – нагло сообщила ему. – Припозднились вы, сударь.

В это время как раз брюнет из коридора вышел, обдав волной жара, а я в него пальцем тыкнула:

– Вот он.

На лицах, что у одного, что у второго, ярость проступила, стоило им друг друга увидеть.

– Ты лжешь, – прошипел брюнет, прожигая взглядом блондина. – Я – поверенный отца принцессы.

Тот нехорошо так прищурился, и протянул.

– Ты обвиняешь меня во лжи? В то время как сам, в обход данного тобой слова, проник в дом госпожи Джун?! Был уговор: не входить в дом принцессы! Ты его не выполнил.

– Не выполнил, – подтвердил брюнет. – А ты сам тогда, что здесь делаешь?

На лице блондина на миг мелькнуло замешательство, и он проговорил:

– Ты же знаешь, что совсем не осталось времени. Врата скоро закроются, и прежде, чем лучи заката коснутся Лазурного моря, принцесса должна быть возвращена верховному предводителю Огненного дракаррата Мичио Кинриу.

Брюнет руки на груди сложил и бросил:

– Принцесса будет возвращена. Я, поверенный Мичио Кинриу, даю свое слово. А ты уходи.

Блондин шаг навстречу сделал, всего один, а мне, которая рядом с брюнетом стола, захотелось в стену вжаться. Потому что одно дело, когда одному их них вызов бросаешь, другое – когда их двое, оказывается. У меня впервые в жизни инстинкт самосохранения проснулся. Хотя наверно, это еще и слабость в коленях сказалась, и гормоны, которые вот-вот, как тогда, с катушек съедут.

– Это ты уйдешь, а я доставлю принцессу домой, – невозмутимо сказал блондин, и я заметила, как у него перекатываются на груди и могучих руках мускулы. Он сжал и разжал пальцы, и шагнул вперед.

– Отойдите, женщины, – небрежно обронил брюнет и устремился навстречу сопернику.

***

Не успели мамочкины пальцы сжать мои, как начался бой!

Два вихря сошлись в диком, первобытном танце! В воздухе мелькали ноги, руки, вздымающиеся белоснежные локоны сменяли другие, черные, как ночь. Все происходило в такой пугающей тишине, что я слышала, как гулко звучит мое сердце.

Я никогда не видела ничего подобного, даже мастер Горо на тренировках и совместных спаррингах не был так хорош, а ведь японец – один из лучших, кого вообще видела в жизни.

Я стояла с открытым ртом, чуть не капая слюной на паркет, вздрагивая каждый раз, когда в воздухе мелькала рука или нога, когда из-под смертоносного удара уходил противник… Я с силой сжала мамины руки, закусила губу, не в силах отвести взгляд от происходящего.

Мозг озарило молнией, что то, что я чувствую, не просто интерес, не просто отслеживание невиданной до сего момента техники боя… Немыслимая сила, исходящая от этих двоих была ощутима физически, я почти видела, как каждый из них излучает сияние, тот, что с белыми волосами, белоснежное, с голубизной, словно неоновый свет, а брюнет – какое-то багряное, со сполохами крошечных молний. Ореол искр окружал бойцов, и как вчера я понимала, что у Гадаева с компанией нет ни шанса выстоять против этих двоих, так и сейчас осознавала, что силы противников равны.

Я не очень поняла причину, по которой они сцепились, кажется, кто-то из них говорил о лжи… Каким-то женским чутьем я понимала, что это неважно. Независимо от внешней причины эти двое сражались… из-за меня, и это было совсем непохоже на драки, которые бывали из-за меня до этого, в большинстве из которых, я, кстати, сама с удовольствием принимала участие.

Нет… сейчас где-то в глубине царило осознание собственной важности, значимости, гордости и, пожалуй, бесценности, именно потому, что двое сильнейших из виденных мной людей бились между собой, и причиной была я!

Это осознание смешалось с настоящей гормональной атакой, я ахнула, чудом устояв на ногах, и оторопело заморгала, когда мамочка обняла за плечи и чуть потрясла.

Мамуль смотрела на меня с такой понимающей улыбкой, что я зарделась. А когда прочитала в глазах мамули какую-то смертную тоску, смогла, наконец, немного притушить гормональный пожар.

– Мама, ты его любила? – вырвалось у меня.

Мамочка старательно так ресницами захлопала, зарделась, как девочка, и я невольно подумала, что она у меня еще очень-очень молодая, и до безумия красивая.

– Кого? – неправдоподобно переспросила мамуль.

– Моего отца, – тихо сказала я, и мамочка сглотнула.

Прежде чем ответ сорвался с ее губ, глаза блеснули, словно их озарило внутренним светом.

– Как можно не любить дракона? – прошептала мамочка.

Я понимала, что то, что говорит мама, какая-то шутка, сказка. Но эти двое, кого мама назвала драконами, что дерутся прямо в холле нашей немаленькой квартиры, казались до того нереальными, невозможными, с этой их силищей и моим гормональным ответом на нее, что вместо того, чтобы усмехнуться, я выпалила:

– Так это правда? Что мой отец дракон?

Стоило словам сорваться с губ, как внутри разлилось странное, незыблемое спокойствие, и что-то подсказало, что да, правда.

Мама кивнула, и в глазах у нее блеснули слезы.

Я хотела спросить, как так, но тишину прорезал тонкий веселый голосок.

– Ух ты, Сашка, это из-за тебя эти дерутся, что ли? Твои эти… однокурсники? Ты говорила, что они дебилы.

Мы с мамочкой оглянулись – на лестнице застыл Кирюшка, мордочку высунул между деревянных перил.

К моему изумлению, эти двое тоже замерли. И вот сколько бились, а на лицах даже испарины нет!

– Кирилл! – строго сказала мамуль. – Что за выражения?

– Так ведь это не я, а Ташка так говорит, – нашелся братишка и пожал плечами.

Не успела я ответить братику, как за меня это сделал блондин:

– Мы с Кенджи Кеншином выясняли, кому из нас сопровождать принцессу Таши Кинриу во дворец великого Мичио Кинриу.

По ступенькам лестницы затопали ножки в сандаликах.

– Это Ташка-то принцесса? – без особого почтения уточнил братишка.

– Совершенно верно, – ответил ему блондин, а у меня в груди потеплело.

Братик замер на лестнице, перевел серьезный взгляд на меня, словно смотрел другими глазами, и, наконец, важно обернулся к гостям.

– Она и вправду красивая, как в мультике. Не зря ее все Белоснежкой зовут, – сдал меня этим двум Кирлик.

– Ки-ир, – нехорошо протянула я. Но братишка меня не слушал.

– А где вы так драться научились? Я видел, как Ташка дерется, ей до вас далеко.

Я насупилась, а братику ответил брюнет:

– Мы обучались азам в Альма-матер, и закрепляли свои навыки в боях.

– В Альма-где? – переспросил Кирлик.

– В Альма-матер для драконов, – ответил на этот раз блондин.

А у меня внутри кольнуло, когда вспомнила, что об этой самой Альма-матер и мастер Горо говорил, и мамуля. Причем, кажется, сэнсэй что-то о документах говорил, которые оттуда прийти должны, а мамочка упоминала, что даже если будут эти самые документы, отец вправе туда не пустить…

– Так вы друг другу из-за этого физиономии чистили, – спускаясь по лестнице, Кирлик, видимо, решил вывести некоторых на чистую воду. А если Кирюха что-то решит… – Из-за того, кто мою сестру в эту вашу драконью матерь повезет?

Мама ахнула, явно не одобряя поведения сына, а эти двое как-то тревожно переглянулись, а потом брюнет закашлялся, а блондин ему по спине похлопал.

– Женщины не бывают драконами, – до неприятного надменным голосом произнес брюнет, откашлявшись.

Блондин добавил:

– И уж тем более не учатся в Альма-матер.

– Мы здесь, чтобы забрать принцессу, которая принадлежит Огненному дракарату и доставить ее в родной Золотой клан, отцу.

Братик покивал, хмуря бровки, словно что-то понял, а потом спросил с надеждой и придыханием в голосе:

– А мне в эту драконью матерь можно? Страсть как хочу также драться научиться! Я тогда Толика и Павлуху в садике так уделаю, что мало не покажется. Я буду великим воином! Очень-очень великим воином!

– Кирилл! – возмущенно воскликнула мамуль, но братик на нее даже не взглянул. Вниманием Кирлика безраздельно владели гости.

– Ты человек, рожденный от человека, – терпеливо объяснил блондин братишке. – И принадлежишь этому миру. Тебя не примут в Альма-матер, где обучают драконов.

Личико будущего великого воина сморщилось, нос и щеки покраснели. Прежде, чем по пухлым щекам заскользили влажные дорожки, он сообщил блондину:

– Тогда, по-моему, ты дурак!

– Вот именно! – согласилась с братиком я, бросаясь Кирюхе навстречу. В следующую секунду уже обняла братишку, и, обернувшись, к блондину, презрительно бросила: – Великовозрастный дурак! Совсем не умеет с детьми разговаривать!

– Я не ребенок! – запротестовал братик, а брюнет смерил блондина уничижительным взглядом и приосанился.

– Я согласен с братом принцессы.

Кирлик шмыгнул носом. «Братом принцессы» ему явно больше нравилось быть, чем «человеком, рожденным от человека».

Мамулечка, которая разрывалась между нами с Кирюшкой и не в меру наглыми гостями, наконец, сказала:

– А не пройти ли нам всем в трапезную?

Кирюшка даже носом шмыгать перестал. Уставился на мамуль во все глаза, и мокрыми ресничками захлопал, мол, что у нас, в квартире место есть, о котором он не знает?

– Мама кухню имеет ввиду, – перевела я для братика.

Гостей дважды приглашать не пришлось. Бросив напоследок виноватый взгляд на нас с Кирюхой, они важно проследовали за мамочкой.