Читать книгу Знак Потрошителя - Диана Удовиченко - Страница 4

Ей не сиделось спокойно. Хотелось действовать. Джек Потрошитель, только подумать… Насте всегда было любопытно, что движет серийными убийцами. С одной стороны, это был вполне профессиональный интерес, с другой – ее одновременно пугала и завораживала логика больного разума. А сейчас появилась уникальная возможность раскрыть личность одного из самых знаменитых убийц в истории человечества! Ведь Джек Потрошитель так и не был пойман.

Вспомнив все, что знала об этом деле из книг и учебников криминалистики, Настя вышла на улицу, купила несколько свежих газет. Вернувшись, уселась в кресло, принялась изучать прессу. Газеты не сообщали никаких деталей, которые не были бы ей известны. Отложив их, Настя отправилась в кухню. Надо было приготовить обед к возвращению мужчин.

Здесь выяснилось одно печальное обстоятельство: миссис Хадсон совершенно не умела готовить. И сколько Настя ни старалась воспользоваться собственными кулинарными талантами, ничего не выходило. К тому же здесь не было ни миксеров, ни блендеров, ни знакомых продуктов, к которым она привыкла. Набор запасов не радовал многообразием: купленная утром камбала и килограмма два картошки. Рыба получилась недожаренная, картофель пригорел. Пришлось отправить обед в мусор и начать все заново. Истратив все продукты и весь запас табуированной лексики, Настя наконец сумела сварганить что-то более-менее приличное на вид.

Ближе к пяти вечера раздался стук дверного молотка. Девушка кинулась к двери, распахнула ее – на пороге стояли Сенкевич с Данилкой. Беглый олигарх выглядел довольным и умиротворенным, а вот Дана, кажется, снова мучила ломка.

Впустив их, Настя отправилась на кухню. Вернувшись, обнаружила мужчин в кабинете Холмса. Остановилась у кресла, в котором с видом умирающего сидел друг, и задумалась. Чем можно облегчить страдания наркомана в ломке? Дома было бы понятно: отправить в реабилитационный центр. А здесь какие могут быть методы?

– Ему надо поесть, – заметил Сенкевич, который, похоже, размышлял о том же.

– Данилка, встать сможешь? – деловито осведомилась девушка. – Ужин стынет ведь.

Дан честно попытался приподняться в кресле, но со стоном покачал головой. Стены комнаты больше уже не безобразничали, как утром, но слабость была невыносимая.

– Хорошо. – Настя подхватила друга под правую руку, обняла, подставила плечо, прикрикнула на Сенкевича: – Давай, берись с другой стороны, потащили.

Вдвоем они выковыряли Дана из кресла, поволокли к двери. Он едва перебирал ногами. Очевидно, дело было не только в ломке, но и в продолжительной голодовке. Память Холмса опять выключилась, и это неудивительно – в таком-то состоянии. Посмотрев на состояние Дана, Настя сделала вывод: сыщик быстро и целенаправленно убивал себя.

– Вы, мой друг, вроде тощий, как селедка, а весите немало, – путая свою манеру говорить с докторской, заметил Сенкевич. – Видно, го-го-го… – Он опять принялся заикаться, потом, сдавшись, поправился: – Экскрементов в вас много.

– На себя посмотри, – оскалилась Настя. – Надулся, как павлин в курятнике. И зубы-то не заговаривай, я с тобой еще не закончила.

Сенкевич, сочтя за благо не отвечать, мирно уточнил:

– Кстати, что у нас на обед?

– Fish and chips, что ж еще, – пропыхтела Настя. – Бэрримор готовит гораздо лучше, зря вы отпустили его проведать родственников в Дартмуре.

– Бэрримор? – очнулся Дан, болтавшийся на плечах друзей. – Он же не наш дворецкий, ну, то есть не Холмса. Он служит в Баскервиль-холле.

– Служил, пока не сгорел Баскервиль-холл, дорогой друг, – церемонно проговорил Сенкевич. – Теперь он служит у нас. Ну вот, столовая, дошли.

Дана усадили за стол, на котором стояли тарелки с кусками рыбы и жареным картофелем, на вид слегка подгоревшим. Еда выглядела не особенно аппетитно. Судя по всему, Сенкевич думал так же.

– Миссис Хадсон не умеет готовить, – пожала плечами Настя. – Теперь здесь я, и все со временем наладится, но сегодня придется обойтись этой гадостью.

– Значит, у нас служит Бэрримор, – задумчиво сказал Дан. – Чего я еще не помню?

– Мы оба, – поправила Настя и бросила угрожающий взгляд на Сенкевича. – Рассказывай.

Тот поправил и без того безупречный галстук, развернул салфетку, вежливо улыбнулся:

– Итак, что бы вы хотели знать в первую очередь, друзья?

– Холмс, Уотсон и миссис Хадсон действительно существовали? – спросила Настя. – Потому что иначе я не понимаю…

– Пожалуй, на этот вопрос невозможно ответить без небольшого предисловия, милая леди. Дело в том, что в Японии эпохи Токугава я действительно получил некоторые новые сведения, которыми не успел поделиться с вами. Это ничуть не означает моей злонамеренности…

– Короче. – Настя предупреждающе выставила вилку.

– В общем, все не так, как я думал, – вздохнул Сенкевич. – Я встретил одного человека, который объяснил: путешествия во времени невозможны.

– То есть? – насторожился Дан. – А где же?..

– В другом мире, дорогой Холмс, то есть капитан. Мы путешествуем не по эпохам, а по параллельным мирам. Все они похожи на наш, но есть отличия. Почему бы не существовать реальности, в которой живут персонажи Конан Дойла? Есть ведь теория о том, что писатели способны силой воображения создавать настоящие миры. А есть еще такая: писатель вовсе не придумывает героев и их историю, он только получает сигнал из некоего информационного пространства, служит как бы передатчиком информации о другой реальности.

– И если так, то существуют миры книг любого писателя? – Пораженная этой мыслью, Настя застыла с поднятой вилкой.

– Например, мир Толкиена, – усмехнулся Дан. – Орки, эльфы, хоббиты…

– Или Кинга, – поежилась Настя. – Вампиры, инопланетные монстры, томминокеры, буки под кроватями.

– Это еще что… – вмешался Сенкевич. – Представьте себе мир Лорел Гамильтон. Вот уж где веселуха!

– Что же получается? Каждый раз, когда какой-нибудь убогий графоман пишет очередную сказку, рождается новый мир? – ужаснулась Настя.

– Не дай бог! – Дан, хорошо знакомый с русским фэнтези, даже на время позабыл о ломке. – Эльфодраконы, черные властелины с нежной душой, выращивающие розы на заднем дворе зловещего замка, и валящиеся на них с неба тупые, хамоватые рыжие попаданки.

– Погодите. – Настя перешла к сути вопроса. – И сколько всего этих миров?

Сенкевич пожал плечами:

– Откуда мне знать? Думаю, бесконечное количество. Один человек сказал мне, что во Вселенной все время образуются новые миры.

– И выходит, шансов попасть домой у нас нет? – подытожила Настя. – То есть ты не знаешь, как это сделать?

Сенкевич сокрушенно покачал головой.

– Ну отлично! – возмутилась девушка. – Получается, мы навсегда зависли в междумирье! Так и будем мотаться по разным реальностям.

– Я еще не все сказал, – вздохнул Сенкевич. – В процессе перемещения наши личности постепенно стираются и слабеют. Становится все труднее контролировать «объект», он вытесняет чуждое сознание. Еще пара путешествий – и мы просто растворимся. Видите, я уже не могу справиться с этим у… у… Уотсоном. Так что предлагаю остаться здесь и больше никуда не перемещаться. Вполне цивилизованная эпоха, у нас хорошее материальное положение…

– О, спасибо! – подскочив с места, взвилась Настя. – Этой бабе тридцать семь, между прочим!

– Ты выглядишь моложе, – поспешно заверил Сенкевич.

– А мне двадцать девять! Ни о чем не говорит? Благодаря тебе я теряю восемь лет!

– Но, судя по книгам Конан Дойла, миссис Хадсон прожила долгую жизнь…

– Долгую старость она прожила! – ярилась Настя. – Восемь лет молодости кто мне вернет? А Данилка? Посмотри на него! Наркоман в ломке! Мне на фига такой мужик, не скажешь? Да он, наверное, в постели ни на что не способен!

– Я могу чем-то помочь? – растерялся Сенкевич.

Настя побагровела, вытаращила глаза и некоторое время разевала рот, пытаясь найти достойные слова в ответ на такое хамство. Потом сделала глубокий вдох, выдохнула, справилась с собой и, поджав губы, спокойно ответила:

– Безусловно можешь. Найди способ вернуть нас домой. Это все, чего я требую.

Она посмотрела в тарелку. Еда выглядела и пахла неаппетитно. Картошка была пересушена, рыба, кажется, наоборот – недожарена.

– Как же паскудно я готовлю! – еще больше разозлилась Настя. – Сэр Генри, ко мне!

Сенкевич поежился, Дан удивленно воззрился на подругу: он был уверен, что в доме нет никакого сэра Генри. Но даже если бы был, с чего девушка звала его так фамильярно?

– Сэр Генри Баскервиль! – повысила голос Настя. – Извольте подойти!

В глубине квартиры раздался тяжелый вздох, следом – шаги, сопровождаемые странным поцокиванием. Вскоре в столовую вплыла огромная собака черно-тигрового окраса, величиной с теленка. Мощные лапы уверенно попирали паркет. У пса было широкое тело и большая тяжелая голова с брыластой мордой, которой складки шкуры придавали недовольно-брюзгливое выражение. Животное окружала слабая, едва заметная дымка – скорее всего, подумалось Дану, это из-за ломки в глазах все расплывается.

– Ну и чудище, – пробормотал он. – На слонов с таким охотиться, что ли?

– Это все, что вы замечаете? – удивился Сенкевич. – Где ваша гениальная наблюдательность?

Дан присмотрелся. То, что сначала показалось ему дефектом собственного, одурманенного наркотиками, зрения, было нежным свечением. Казалось, каждая шерстинка собаки испускала тоненький, едва заметный лучик. Пес моргнул и уставился прямо на Дана: в глазах его зажглись два зеленых огня, как будто кто-то установил в глазницах электрические лампочки.

– Это еще что за хрень? – потрясенно выговорил Дан.

– Очень эффектно смотрится в темноте.

Сенкевич подошел к шторам, задернул – комната погрузилась в полумрак. Собака будто парила в нем мерцающим пятном, из которого били два зеленых луча.

– Соседи были весьма смущены, когда вы поселили Сэра Генри в квартире. Особенно чувствовалось их напряжение, если вас встречали во время вечерних прогулок.

Сенкевич открыл шторы.

– А зачем я его поселил?

– Ему, как и Бэрримору, некуда было деваться. Пес непонятным образом появился на Бейкер-стрит после пожара в Баскервиль-холле. Сидел у двери. Вы сначала хотели пристрелить его, потом передумали и приютили, назвали в честь погибшего сэра Генри. Сказали, будете изучать феномен свечения. Но потом мы все привыкли, привязались, стали считать домашним любимцем.

– Какой-то… инфернальный любимец, – усмехнулся Дан.

– Он добрый, – вступилась Настя. – Даром что народ до инфаркта доводил. Но он же не виноват… Иди сюда, Генричка.

Девушка подсунула собаке тарелку с ужином. Сэр Генри меланхолично понюхал еду, раскрыл невероятных размеров пасть, мельком показав длинные белоснежные клыки, и в один глоток уничтожил и рыбу, и картошку.

– Сколько ж он жрет и чем мы его кормим? – охнул Дан.

– Счета от мясника заметно увеличились, – кивнула Настя. – Хотя для сэра Генри закупаются всего лишь обрезки.

– А еще мы две недели отгоняли от дома газетчиков, – пожаловался Сенкевич. – Но несмотря на все наши старания, в «Таймс» несколько дней появлялись статьи о собаке-призраке. И соседи пожаловались в полицию. На пса приходил посмотреть инспектор Джонс. Его тоже очень смущало свечение. Но мы пояснили: в этом нет ничего сверхъестественного, собаку кормили мясом с высоким содержанием фосфора, поэтому она и сияет в темноте.

– И в это кто-то поверил?! – ужаснулся Дан. – Да пес бы издох через пару дней. А мясо такое где взять?

Сенкевич развел руками:

– Полицейские… Неужели вы так ничего и не вспомнили?

– О Баскервиль-холле почти ничего, кроме того, что отправил туда Уотсона. Но сознание Холмса проснулось, когда…

– Ты принял морфий, обдолбыш?! – С Сенкевича слетел весь джентльменский лоск.

– Наконец-то вышел из образа, – буркнула Настя. – Но он прав, Данилка, это не дело.

– А что мне оставалось? Ломка, встать не могу, Холмс не отвечает. Как бы я тебя вытащил без этого?

– Ну ладно, – смилостивился Сенкевич. – Но в последний раз, дорогой друг. Как доктор…

– Ты не доктор. – Настя презрительно скривилась.

– Я обладаю памятью и знаниями врача, – не согласился Сенкевич. – А значит, имею полное право так себя называть. Как доктор я диагностировал у вас классический случай частичной амнезии. Наше расследование в Баскервиль-холле закончилось грандиозным пожаром. Я обнаружил вас, дорогой друг, с разбитой головой, неподалеку от пепелища. Вы были без сознания, а когда пришли в себя – выяснилось, что ничего не помните о последних событиях.

– Только о последних?

– Именно. Вы помнили, кто вы, и сохранили свои замечательные дедуктивные способности. Но увы, все, что было связано с Баскервиль-холлом, стерлось из вашей памяти. Это ужасно угнетало вас, потому вы и ударились во все тяжкие. Пытались вернуть утраченную память с помощью наркотиков, но приобрели только проблемы со здоровьем.

– А что там было, кстати? Как я понимаю, события в этой реальности отличаются от версии Конан Дойла.

Сенкевич запнулся, лицо его приняло озадаченное выражение, отчего сделалось глуповатым. Он немного помолчал, потом произнес:

– Нихе… нихре… никакого овоща семейства крестоцветных не понимаю. В памяти Уотсона тоже не находится нужных сведений. Я вижу пожар, вашу травму, а вот что к ней привело… Нет. – Он обернулся к Насте. – А вы, милая леди?

Девушка издевательски фыркнула:

– Плохо забывать, когда ничего не знаешь. Откуда у меня информация? Я всего-навсего домохозяйка, мое дело – простыни и квартплата. Вы не посвящали меня в свои дела.

– М-да… Творится какая-то ху… ху… хулиганская выходка памяти доктора Уотсона! – выкрутился Сенкевич. – Такое чувство, что у него тоже частичная амнезия. Ничего, надеюсь, справлюсь со временем. И кстати, мне нужно немного поработать в лаборатории. А в девять меня ждут у пациента.

Он вышел. Сэр Генри гавкнул ему вслед. Звук был гулкий, словно из бочки.