Читать книгу Лиза, любовь и поэзия - Диана Викторовна Покормяк - Страница 3

Целую неделю Лиза, затаив дыхание, торчала в коридоре и высматривала на каждой переменке своего спасителя, но он будто сквозь землю провалился. К концу недели ей даже стало казаться, что все произошедшее – лишь сон, а Сережа – мифический персонаж, который, как проблеск надежды, явил свой судьбоносный лик на короткий миг и тут же коварно исчез. Однажды, набравшись храбрости, она даже неуклюже заглянула в его класс, но его там не было. Потом она еще не раз заглядывала туда. Как глупо было полагать, будто после происшествия на мосту ее жизнь, наконец-то, изменится! Чудесные воспоминания знакомства на берегу реки – померкли, стерлись, как заезженная пластинка. Возможно, он вовсе и не учится в их школе. Тогда зачем солгал ей? Или с ним просто что-то случилось?.. От этих мыслей в ее голове сумбур и тревога.

И хотя он не появлялся в школе, жизнь на этом не желала останавливаться, – она шла дальше, внося новые события, наплевав на то, что где-то кто-то чем-то недоволен.

В честь директрисы, которой пятнадцатого мая исполнилось пятьдесят лет, учителя решили устроить праздничный концерт после уроков. Из каждого класса были выбраны несколько учеников, которые славились какими либо талантами: в назначенный час они должны были проявить их на сцене актового зала.

В этот день просторный актовый зал, который напоминал маленький дворец для торжественных церемоний, был забит до отказа. Вся школа, включая учеников, учителей и даже техничек, заполонили все сидения, и даже стоячие места у стенки были заняты – ибо кресел на всех не хватило. Этому поспособствовало и то обстоятельство, что к ним наведались гости из других школ. Слава об их неординарных школьных концертах пролетела по городу, будто птица и когда намечалось какое-нибудь действо в их уютном актовом зале, декорированном греческими колоннами, толпы зевак влетали в витражные двери, словно наглые бабочки, жаждущие ярких впечатляющих зрелищ. Нарядные бардовые ламбрекены на огромных окнах, будто распахнутые глаза древнегреческой красавицы, интересная лепнина на белоснежном потолке, стены, украшенные картинами талантливых учеников их школы, некоторые из которых уже перемахнули через полувековой жизненный рубеж: тут и без концерта было на что посмотреть и чем любоваться.

Лизе было поручено прочитать со сцены какой-нибудь стих собственного сочинения. Она хотела отказаться, но учительница русского языка и литературы, а по совместительству и их классный руководитель, была непреклонна. Женщина считала, что у Лизы литературный талант, который нужно шлифовать и развивать, а не закапывать, ведь ее скромная ученица не любила выступать и страшилась сцены, как огня.

– Не бойся заявить о себе, – все время говорила Елена Викторовна. – Пусть те невежды, которые насмехаются над тобой (она имела в виду Лизиных одноклассников), знают, что ты – не пустое место. Пусть увидят, что ты обладаешь талантом, о котором они могут только мечтать! – подбадривала она свою любимую ученицу.

Она не могла не покровительствовать тому, кто преклонялся литературе, как богу. К тому же она не раз слышала от Лизиных соседей о том, что девочке живется непросто с отчимом. Елена Викторовна, как любой человек, обладающий врожденной мудростью, понимала, как важно детям, отвергнутым обществом и не любимым в собственной семье найти лучик света в жизни. Как важно раскопать и распознать в себе какой-либо талант, ибо он поднимет в воздух над повседневностью, окрылит, отвлечет от тягот бытия. Он закалит характер, ведь человек, который нашел в себе дар, никогда не изменит ему и будет рад впустить его в свою жизнь. Он никогда не предаст и не отвергнет его. Полная взаимность, беспрекословная верность.

Лиза смирилась со своей участью: она должна была выступать в середине концерта. Она любила читать свои стихи в лесу – птицам и белкам, деревьям и цветам, ветру и солнцу, но вот с людьми было тяжелее. Пока до нее не дошла очередь, она заняла место в актовом зале подальше от своего класса, в котором никому не было до нее дела. Присев на кресло, оббитое бардовой тканью, она тут же скользнула взглядом по десятому «Б», который разместился в левой части актового зала. Именно там учился Сережа. Но среди ребят она так и не увидела его.

– Ну, здравствуй, любительница древних мостов! – услышала она знакомый голос и обернулась. Сережа стоял в дверях актового зала и, улыбаясь, пристально смотрел на нее.

– Добрый день! – обрадовалась она, но не подала вида. И тут же в душе будто выросли крылья, которые поднесли ее к потолку, заставив забыть все невзгоды.

Он сел рядом с ней, на соседнее сиденье: судьба будто караулила это место для него, чтобы никто не посмел занять его. В белоснежной аккуратно выглаженной рубашке, в отутюженных черных брюках, в торжественно повязанном на шее темно-сером галстуке, он выглядел слишком солидно на ее фоне. Для концерта Лиза принарядилась в скромное зеленое платье, которое было куплено ее отцом на день ее рождения. Он знал, что его дочь боготворит зеленый цвет и угадал с фасоном. Это платье особо полюбилось ей. Она считала его своим счастливым талисманом и надевала его в те дни, когда ждала чего-то большего от жизни. Вот, похоже, и дождалась, ведь сегодня она, наконец, увидела его, да еще и разделила с ним общество по его инициативе.

– Почему не навещала меня в классе? – спросил он с упреком и вопросительно уставился на нее. – Так ты благодаришь меня за свое спасение? – его хитрый прищур выдавал легкую иронию в небрежно брошенных последних фразах.

Лиза встрепенулась, как испуганная птица на ветке и потупила взор. Взяв себя в руки, она тихо призналась:

– Это не так. Я однажды заглянула в твой класс, хотела поздороваться и… снова поблагодарить…

– Всего лишь однажды? – разочарованно протянул он.

Лиза пожала плечами. Не могла же она ему сболтнуть, что заглядывала в его класс чуть ли не каждый божий день. Ей не хотелось, чтобы он подумал, будто значит для нее нечто большее, чем она для него. Вряд ли она оставила след в его душе: он, бесспорно, не думал о ней все эти дни. Она без страха завела его за руку в свои мечты, с радостью беспечного ребенка выделила в своей душе для него важное место, но было ли ей место в его мечтах? Она засомневалась в этом и робко посмотрела в его пытливые голубые глаза. Уж слишком красивые они – так и западают в душу, а ты не можешь ничего поделать с этим, не в силах сопротивляться, как жертва, для которой искушение любить и быть любимой чересчур велико.

Сережа вдруг рассмеялся, обнажив ряд белоснежных зубов и пояснил:

– Я ездил в столицу на олимпиаду по физике и математике.

У Лизы от удивления полезли глаза на лоб. Как будто она случайно оказалась подле небожителя, до которого ей, невзрачной двоечнице никогда не дотянуться.

– И какое место занял? – осторожно спросила она.

Сережа, казалось, только и ждал этого вопроса. Расплывшись в довольной ухмылке, он хвастливо ответил:

– Два первых места!

– Так ты – математический гений? – Лиза улыбнулась.

– Несомненно! – самоуверенно произнес Сережа. – Ты участвуешь в концерте? – тут же спросил он.

– Да. Буду читать свой стих.

– Тогда концерт уж точно не будет скучным! – уверенно заявил он.

– А ты участвуешь? – поинтересовалась в свою очередь она.

– С чем? С математическими формулами? – он усмехнулся. – Нет, мой репертуар и мои таланты этой публике будут не интересны…

– Но не мне, – возразила Лиза.

Он с благодарностью посмотрел на нее.

К Лизе подошла Елена Викторовна. Она была одета в нарядное кремовое платье с перламутровыми манжетами.

– Солнце, скоро твоя очередь! – предупредила она.

Лиза кивнула головой, встала с кресла и пошла следом за своей учительницей.

– Удачи тебе! – крикнул ей вслед Сережа.

– Спасибо! – она обернулась и поблагодарила. Затем постаралась побыстрее улизнуть за кулисы. Лишь бы не опозорится перед ним, не ударить в грязь лицом. Ведь он (сегодня она окончательно это поняла) – мальчик ее мечты. Возможно, несбыточной мечты, но он будет следить за каждым ее движением на сцене, ловить каждое ее слово и жест. Она просто обязана выступить хорошо.

На сцене Лизина одноклассница вполне прилично музицировала на рояле. После нее должна выступать она. Елена Викторовна всунула ей в руки букетик чудесных синих ирисов.

– Подаришь директрисе после того, как прочтешь стих, – пояснила она.

Лиза понятливо кивнула головой и несмело шагнула на сцену. Лена уже захлопнула крышку рояля, откланялась перед залом, получила свои аплодисменты и удалилась за кулисы, весьма довольная собой. Миссия выполнена: громкие овации – тому подтверждение.

Лиза, дойдя до середины сцены, повернулась к залу и замерла, словно статуя. Язык будто окаменел, в руках – неуместная дрожь: хоть бы не упасть в обморок. Как плохо быть робким! У некоторых – смелости, хоть отбавляй, она бьет через край неиссякаемым источником, но некоторым в дары человеческой природы достаются лишь застенчивость, несмелость и вечные сомнения в своих силах. Но кто, в итоге, будет в выигрыше? Смелость на сцене – еще не смелость в жизни и не отвага в критической ситуации, где, порою, робкий и скромный человек может проявить силу воли и принять верное решение, воспользовавшись своим интеллектом и внутренним чутьем.

Лиза заметила: ее одноклассники уже шушукаются между собой и корчат ей рожицы. За кулисами бедная Елена Викторовна продолжает повторять:

– Ну, давай же! Не тушуйся!

Но Лиза словно воды в рот набрала. Даже Сережа, который подбадривал ее рукоплесканием рук, не оказал на нее никакого животворящего эффекта. Хорошо, когда человек, который нравится тебе, верит в тебя, но как быть, если ты сам в себя не веришь?

– Бросай цветы! – послышалось из-за кулис.

Лиза удивленно взглянула на Елену Викторовну и послушно исполнила ее странное пожелание. Ирисы полетели в зал – прямо под ноги директрисы. Женщина, открыв широко рот, с удивлением и даже некоторой опаской вытаращилась на Лизу. Остальная публика более благосклонно восприняла этот жест и дружно залилась раскатистым смехом. Лиза, публично опозоренная собственным же порывом, убежала за кулисы. Спрятавшись за шторой, она закрыла лицо руками, чтобы никто не увидел того ужаса, который отразился на нем.

– Зачем цветы бросила в зал? – спросила изумленно Елена Викторовна.

Поднимая заплаканные глаза на свою златокудрую учительницу, Лиза произнесла:

– Так вы же сказали: бросай цветы!

– Я сказала: читай стихи! – засмеялась Елена Викторовна, обнимая свою нерадивую ученицу. – Вот чудачка! Ну, ничего! Так было даже эффектнее!

– Елена Викторовна! – Лиза махнула рукой и громко вздохнула. Сережины слова оказались пророческими. Она действительно все сделала для того, чтобы концерт был не скучным, но для этого ей потребовалось выставить себя посмешищем.

После своего незадавшегося выступления, она постаралась как можно скорее и как можно незаметнее улизнуть из школы. Тем более, концерт еще не окончен и все продолжают торчать в актовом зале. Крадучись в коридоре, будто преступник, который бежит от ответственности, она нос к носу столкнулась с Сережей. Он подкараулил ее у служебного выхода, будто учуял заранее, что она преждевременно устроит побег именно через эту дверь.

– Здорово ты цветы бросила! – произнес он с усмешкой, преградив ей дорогу.

Лиза молча отодвинула его со своего пути и поспешила на улицу. Он последовал следом, продолжая дразнить ее:

– Ты своим букетом чуть не убила директрису!.. Это месть за плохую оценку по математике? – предположил он с иронией.

– Отстань! – разозлилась Лиза. Вместо слов подбадривания – лишь насмешки над дурацким положением, в которое она попала. Как это похоже на мальчишек! Все оборачивать в неуместную шутку! Как часто они, бесчувственные создания, не могут читать девичьи мысли и поддержать добрым словом в нужный момент. Хотя директриса действительно не раз ставила ей кол по математике, но это не повод, чтобы зашибить ее букетом, да еще публично. Все вышло случайно.

– Ладно, не обижайся на меня! – смягчился Сережа и виновато улыбнулся. – Давай вместе прогуляемся к нашей реке? – предложил он дружелюбным голосом.

«С каких пор эта река стала нашей?» – спросила про себя Лиза и с удивлением уставилась на него. Поразмыслив пару секунд, она категорично ответила:

– Я не могу. Из-за концерта я сильно задержалась, а дома полно работы.

– У вас большой огород? – смутно предположил он. Сам он ни разу в жизни не работал на земле и даже не представлял, как это делается.

– Да, огород не маленький, – подтвердила она.

– Тебе кто-то помогает? – он ничего не знал о Лизе и решил это исправить. Теперь он должен разузнать о ней как можно больше. В какой момент он решил это? Наверное, в тот самый, когда вытаскивал ее из реки.

– Да, – соврала она. Ей не хотелось, чтобы он жалел ее, не хотелось, чтобы узнал всю неприглядную правду об ее никчемной жизни.

– Тогда у тебя должно быть время на прогулку! – упрямо заявил он, не желая так легко сдаваться.

– Ты ничего не знаешь обо мне! – разозлилась Лиза и ускорила шаг, а вскоре и вовсе припустилась на бег. Ее силуэт быстро затерялся среди ивовых деревьев, растущих стройными рядами в школьном дворе.

Он догнал ее, схватил за руку и крикнул:

– Так расскажи мне!

Лиза выдернула пальцы из его горячих ладоней и неохотно ответила:

– Я не хочу. Не нужно нам с тобой больше общаться! – она строго посмотрела на него и поспешила домой. Сама виновата! А еще высматривала его, глупая! Ведь рано или поздно этот избалованный мальчишка засыпал бы ее вопросами о ней, о ее семье, о том, почему у нее нет времени на прогулки и на те мелочи, которые он воспринимает, как нечто должное. Она знала о нем так же мало, как и он о ней, но из школьных сплетен в столовой слышала – он сын обеспеченных родителей, обласкан ими и ни в чем не нуждается. Такой баловень судьбы никогда не поймет такую, как она. Но он не виноват в том, что фортуна к нему более благосклонна, просто нужно обходить его десятой дорогой. Другая, одаренная солнцем жизни девочка, успешная и уверенная в себе, займет место рядом с ним. Угрюмым и обделенным судьбой рядом с ним не место.

С такими невеселыми мыслями она и добрела домой.

– Чего опоздала? – отчим встретил ее у калитки недружелюбным взглядом. Подтянув волосатой рукой спадающие серые штанины, он громко выругался и больно толкнул Лизу в спину.

– Я же предупреждала вчера, что из-за концерта приду домой позже, – оправдывалась она. Потерев на спине ушибленное место, она смерила отчима презрительным взглядом. Если бы он не был таким громилой, она с удовольствием кинулась бы на него, чтобы выцарапать его бесцветные глупые глаза. И какой бы робкой она не была, ничто на свете не заставит ее безропотно сносить все его несправедливые нарекания и выпады.

– Дома жрать нечего, приготовь уже что-нибудь! – Николай Петрович высморкался в руку и вытер ладонь об свою желтую футболку.

«А ведь я только вчера выстирала ее!» – с досадой подумала Лиза.

– Сейчас что-нибудь соображу, – она поплелась домой, перебирая в голове варианты блюд, которые можно было бы приготовить. Но прежде необходимо заглянуть в холодильник, вероятно, он снова, будто пылесос, подобрал все, что там находилось.

– Вот это хорошо, – смилостивился отчим, – а я пока телевизор посмотрю.

– А где мать? – спросила Лиза, поднимаясь на крыльцо.

– Как обычно, с подружками где-то шатается.

– Не хочешь потом помочь мне поливать помидоры? – на всякий случай предложила она с робкой надеждой.

– Еще чего! – воскликнул отчим. – Я работаю, я кормлю и одеваю тебя! Разве этого мало? – он с упреком уставился на нее.

– Ладно, угомонись, я сама, как обычно, все сделаю! – она уже пожалела о своей просьбе и поспешила на кухню. Откинув свой рюкзак в угол, она вытаращилась в окно. Пыталась припомнить, что именно он купил ей, и поняла, что вспоминать нечего – ибо последняя вещь, купленная для нее, была приобретена ее отцом. Она бережно провела рукой по манжете своего зеленого платья и пошла переодеваться. Нет, не смеет она испортить это драгоценное платье, не смеет поставить пятно или затяжку: нужно осторожно снять его и спрятать в шкаф. Ей почти пятнадцать лет, вероятно, совсем скоро она не сможет втиснуться в него, но с ним она никогда не расстанется, чтобы ни случилось. Когда придет время уезжать отсюда – первое, что она положит в чемодан, – это платье, фотографию отца и свои стихи. Остальное в этом доме не имеет для нее никакой ценности.

Она вернулась на кухню и замесила тесто. Решила пожарить пирожки с картошкой. Пока она управлялась с тестом, снова вспомнила о концерте и о своем позоре. Завтра будет математика, как она теперь будет смотреть в глаза директрисе после того, как чуть не убила ее своим увесистым букетом? Ох! Об этом лучше не думать, иначе можно сойти с ума. А еще Сережа… Она корила себя за излишнюю резкость. Ей было больно, и она незаслуженно причинила боль ему. Возможно, ему не хватало чуткости и такта, но это такая ерунда по сравнению с тем, как ведут себя с ней ее бесцеремонные наглые одноклассники.

Пожарив пирожки и накормив вечно голодного отчима, она отправилась работать на огород. Все пятьдесят соток земли были засажены самой Лизой и возделаны ей же. Все требовало ухода и полива: без этого растения чахли и не росли. И живность на заднем дворе не давала ей скучать: когда темнело, куры сами заходили в сарай, рассаживались на жердочках и умиротворенно засыпали. Лизе лишь нужно было запереть дверь на замок. А вот свиньи во втором загоне были своенравны – разваляться на траве под яблоней и не хотят в сарай. Что они там не видели? На улице без двух недель лето, – свежо и тепло. Но и в курятнике было все не так однозначно. Пока куры всю ночь мирно спали, неугомонный петух пел по ночам, а не по утрам, как заведено у них испокон веков. Лиза даже посвятила ему один из своих стихов:

В большом селе, в одном дворе

живет неправильный петух, –

он по утрам спокойно спит,

а поздно ночью голосит:

«Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!

Не дам я спать здесь никому!».

Все остальные петухи

поют рассвету лишь стихи,

а этот ночью, как сова,

поет куплеты в лунном свете.

И люди злы, – уходят сны,

они бестактностью

певца пернатого возмущены,

советуют хозяину они:

«Бессонницей страдает

ваша птица!

Так не пора ли ей

в бульоне очутиться?».

Сердит хозяин,

но не трогает любимца,

прощает ему все,

лишь просит измениться

и стать таким, как все

и солнцем насладится.

Но петуху все нипочем,

он возомнил себя сычом,

как только ночь заходит в дом,

он свою трель заводит снова:

«Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!

Не дам я спать здесь никому!».

Вот и в этот вечер, закрывая курятник, Лиза уставилась на своего петуха, у которого было красивое ярко-красное оперение, и спросила:

– Опять сегодня ночью петь будешь, проходимец пернатый?

Петух недовольно закудахтал и тут же прыгнул на жердочку, давая понять, что он готовится ко сну.

– Знаю я тебя, хитрец! Это твоя очередная уловка!

Петька ничего на это не ответил и засунул голову под крыло.

– Притворщик! – Лиза усмехнулась и заперла дверь. Она любила этого петуха и даже однажды спасла его от участи оказаться на шампуре. Отчим изъявил желание сделать из него шашлык, дабы не пел по ночам, но Лиза изловчилась и приготовила ему шашлык из баранины, которую специально купила на рынке, чтобы он отстал от ее петуха.

За собаку Лиза тоже не забыла. Ее Шарик обладал одним странным пристрастием: стоило получить из рук своей юной хозяйки миску супа, как он тут же, схватив ее аккуратно зубами, тащил в будку. Он, почему-то, не любил кушать на улице, как остальные дворовые собаки. Однажды Лиза попыталась сама запихнуть тарелку с едой в будку, чтобы облегчить задачу своему псу, но Шарик не оценил ее стараний, громко гавкнул и недружелюбно оскалился, давая понять, что с этой задачей сам с удовольствием справится, без посторонних. Очевидно, ритуал ношения миски в будку имел для пса какой-то только ему понятный сакральный смысл, и Лиза оставила Шарика в покое, предоставив ему полную свободу действий.

Сумерки лениво подступались к ее улице, но над садом еще полыхал закат. В воздухе витал аромат цветущих груш и яблонь, на них лежала дымчато-оранжевая тень ускользающего за горизонт солнца. В передней части сада, на ухоженной клумбе стали распускаться сумеречные создания, те, кому ночь и мать родная и покровительница, и соглядатай: ночные фиалки и ночная зорька. Лиза решила не заходить в дом и, отбросив все мысли, которые целый день печалили ее, начала наслаждаться уютным майским вечером. Юность, надежды, мечты – все это привело ее на крышу летней кухни, где она не раз весенними и летними вечерами провожала закат вместе со своим котом Тишкой. Захватив с собой несколько пирожков, она поделилась своей трапезой с котом. Вдвоем, сидя под веткой долговязой абрикосы, они смотрели то на просторный город, который раскинулся по правую сторону от них, то на поля, которые бескрайним рисунком плыли по левую сторону от их улицы. Но теперь поля не так привлекали Лизу, как раньше. Теперь ее взор был прикован к городу.

Где-то там живет человек, о котором она так много думала. Она мысленно заходила в каждый дом, который видела со своей крыши и искала его, но не находила.