Читать книгу Христианство. Три тысячи лет - Диармайд Маккалох - Страница 61

В 68 году н. э. в Палестине произошел иудейский мятеж: мотивом его было традиционное для иудеев самоутверждение и ненависть к внешним захватчикам, восходившая к героической эре Иуды Маккавея (см. с. 86–87). Выгоды римского правления далеко не для всех в иудейской общине перевешивали постоянное напоминание о том, что иудеи больше не хозяева собственной судьбы. Мятежники захватили Иерусалим и вырезали саддукейскую элиту, которую считали предательской. Любопытно, что иудейская христианская церковь из города бежала: она, как видно, была достаточно далека от пламенного иудейского национализма. Исход мятежа в дальней перспективе был, по-видимому, предсказуем: римляне не согласились бы выпустить из рук этот уголок Средиземноморья – и предприняли огромные усилия, чтобы сокрушить мятежников. В ходе взятия Иерусалима, случайно или сознательно, был сожжен Храм: он так и не был восстановлен, и место его еще много столетий оставалось пустым.[177] Страшная гибель одного из известнейших в средиземноморском мире святилищ привела иудеев в ярость: в 132–135 годах бушевал новый мятеж. На этот раз римляне стерли с карты имя Иерусалима: город был переименован в Элию Капитолину. Это название, отнюдь не случайное, было связано со вновь построенным храмом Юпитера, верховного бога римского пантеона, которому поклонялись на Капитолийском холме в Риме (сам храм, по-видимому, был возведен на месте распятия и погребения Иисуса, хотя, возможно, это просто совпадение). Так что в Элии Капитолине с самого начала не было ничего греческого: это была римская колония.[178]

Христиане и иудеи после разрушения Иерусалима

После мятежа 66–70 годов и вплоть до IV столетия в Иерусалиме-Элии не было сколько-нибудь значительной христианской общины. Группа последователей Христа из иудеев обосновалась в городе Пелла в долине верхнего Иордана и установила контакт с другими иудео-христианскими общинами на Ближнем Востоке. Отказ участвовать во втором великом иудейском восстании 132–135 годов стоил им жестокой мести собратьев-евреев, которые сочли их предателями; но и после того как это восстание потерпело поражение, иудео-христиане стали постепенно исчезать. Вернуть былой престиж иерусалимской общине им так и не удалось. Римский ученый IV века Иероним, путешествуя на Восток, посетил сохранившиеся иудео-христианские общины и перевел на латынь их «Евангелие от евреев»; и это – последнее упоминание о них в истории. Павлова церковь, изначально считавшаяся дочерью Иерусалимской церкви, отвергла это наследство, сочтя иерусалимлян несовершенными христианами. Вскоре к ним вернулось древнее самоуничижительное название эвионитов (по-еврейски «нищие» – отголосок благословения нищим, данного Иисусом в Нагорной проповеди) – под этим названием понимали теперь еретическую секту. Любопытно утверждение позднейшего христианского историка Евсевия, что эвиониты не признавали девственное рождение Иисуса. Это очень вероятно – ведь, в отличие от грекоязычных христиан, они знали, что это представление основано на неверном греческом переводе еврейского пророчества Исайи.[179]

Падение Иерусалима имело еще одно важное следствие: выжившая иудейская верхушка преисполнилась решимости заключить мир с римскими властями, сохранить свою религию и придать ей более четкую идентичность. Подобно иудейским последователям Христа, лидеры основного направления иудаизма принуждены были покинуть свою прежнюю столицу: римляне выслали их в бывшее владение Иродовой династии, прибрежный город Ямнию (или Явне).[180] Предание гласит, что именно это собрание интеллектуалов придало иудаизму то мировоззренческое единство, которого ему прежде недоставало; так ли это, или процесс унификации проходил сложнее и дольше – практически не имеет значения. Важен результат, а результатом стали намного более строгие и жесткие рамки иудаизма. Лидеры саддукеев погибли или были дискредитированы, и будущее древней монотеистической религии оказалось в руках фарисеев: именно они положили начало нескончаемым комментариям на ТаНаХ и создали корпус правил, объясняющих и уточняющих жесткие ограничения, соблюдаемые иудеями в повседневной жизни. Такова была компенсация за трагедию, лишившую иудеев прежнего символа их религии – Храма. Храмовые жертвы прекратили приносить навсегда, а религиозная традиция впервые взяла себе имя, которое потом станет столь важным и для мусульман – Люди Книги. За отсутствием Храма жизнь и религиозная активность иудеев сосредоточилась теперь в синагогах.

Любопытно проследить за тем, как отразились эти перемены на евангелиях. Если уж винить в цепи событий, повлекших смерть Иисуса, какую-либо часть иудейского общества – то это, несомненно, храмовая верхушка, состоявшая из саддукеев; однако главной мишенью обличений для евангелистов становятся фарисеи. Брань по их адресу часто вкладывается в уста Иисуса, несмотря на то, что сам он, как можно судить, и по внешнему облику, и по учению весьма на них походил. В последние десятилетия I века, когда составлялись евангелия, потомки фарисеев, вожди Ямнии, в отличие от саддукеев, представляли собой живую силу, с которой многие христианские общины враждовали. Христос, превознесение которого в Евангелии от Иоанна перекликается с превознесением Христа в писаниях Павла, освобожден от всяких признаков иудейской идентичности; а в изображении жизни Иисуса у Иоанна иудеи как хищники рыщут по его истории, словно бы у них не было и быть не могло никакой органической связи с сыном плотника из Назарета.[181]

Назревание разрыва между иудеями и христианами

Сужение границ иудаизма привело к тому, что к концу I века между иудаизмом и христианством назревал разрыв: симптомом его стал эпизод Откровения, в котором Храм заменяется Агнцем Иисусом.[182] Во многих сообществах этот разрыв уже произошел десять–двадцать лет назад. Последователи Христа сделали решительный шаг от иудаизма, начав поклоняться непосредственно Иисусу, – дело в иудейской традиции беспрецедентное, хотя иудеи признавали и даже почитали некоторые сверхъестественные существа: ангелов и персонифицированную Премудрость Божью.[183] Более того: очень рано христиане выбрали главным днем богопочитания и молитвы день, следующий за иудейским шаббатом. Во многих христианских культурах сохранилось его языческое название «день солнца», но во многих других языках он именуется «днем Господним» или «воскресением», поскольку именно в этот день, согласно евангельским повествованиям о Страстях, Господь воскрес из мертвых.[184] А важнейшим элементом христианского богослужения стала трапеза, на которой все присутствующие разделяли хлеб и вино. Уже в начале II столетия у Игнатия, лидера или «епископа» антиохийской христианской общины, мы встречаем название этой трапезы – Евхаристия.[185]

В повседневной жизни римские власти нерасчетливо ускорили процесс отделения христиан от иудеев, наложив на последних контрибуцию – замену прежнего добровольного налога, который иудеи выплачивали Иерусалимскому храму. Таким образом римские бюрократы могли узнать, кто иудей, а кто нет. Несмотря на все иудейские восстания, иудеи, выплачивавшие храмовую подать, продолжали наслаждаться статусом официально признанной религии (religio licita). Интересно, что при всей жестокости подавления иудейских мятежей к иудаизму римляне относились по-прежнему терпимо и даже с уважением: наиболее ярко проявилось это в том, что примерно в то же время, быть может, в то же столетие, когда был разрушен Храм, римляне перешли на иудейскую семидневную неделю вместо привычной им восьмидневной.[186] Христиане, оборвавшие наконец свою пуповину, такого признания от римской власти не получали; зато они не платили контрибуцию, а также, вероятно, не воспринимались как «виновники» иудейской войны 66–70 годов – что могло быть для них достаточно важно. Любопытно: отчуждение христиан от иудейского мира было таково, что они даже не пытались держаться за привилегированный статус иудеев.[187]

В результате этих перемен, а также активной Павловой проповеди христианства в не-иудейском мире, движение, возникшее как иудейская секта, решительно оторвалось от своих палестинских корней. Все писания, вошедшие в Новый Завет, написаны по-гречески. Христос является в них (особенно в Павловых посланиях, Евангелии от Иоанна и Откровении – значительно чаще, чем у синоптиков) как властелин вселенной, последователям которого суждено покорить весь мир. Для Павла это предполагало движение на запад, на другой берег Средиземного моря, в столицу Римской империи, гражданином которой он был. Однако очень рано другие последователи Христа обратили взоры на восток: на Ктесифон, столицу персидского царя (в нынешнем Ираке), или еще дальше – на Индию, с которой торговал средиземноморский мир, и иные, еще более далекие восточные страны. Первая миссия в Аравии Павлу, очевидно, не удалась; другие миссионеры, как мы вскоре увидим, были удачливее.

Рим – новый центр христианства

Если бы новая религия осталась только ближневосточной, на место погибшего Иерусалима, безусловно, нашлось бы сразу несколько претендентов. Например, Александрия, столица Египта, где обитала крупнейшая в Средиземноморье (после самой Палестины) иудейская община, или Антиохия Сирийская, когда-то столица Селевкидов, а затем главный город восточных провинций имперского Рима. Именно в Антиохии, согласно Деяниям, местные римские колонисты дали последователям Христа (к которым они, впрочем, не питали ни малейшей симпатии) собственное имя – «христиане».[188] Название «христианин» вдвойне отдалено от иудейских корней движения. Как ни странно, в грекоязычном мире Восточного Средиземноморья, среди семитической сирийской культуры, возникло слово, по форме явно скорее латинское, чем греческое; оно указывает на иудейского основателя движения, но называет его не иудейским именем Иешуа, а по греческому переводу слова мессия – христос. Латинская модификация греческого слова, описывающего иудейские реалии, – в этом причудливом смешении языков отразилась почти столетняя жестокая борьба Рима с Иерусалимом; и это слово гремит на весь мир уже почти две тысячи лет, в течение которых христианство, в свою очередь, обратилось против породившей его религии. В слове «христианин» воплотились два языка, с помощью которых христианство распространилось по всей Римской империи: латынь и греческий, в будущем – языки западного католичества и греческого православия.

Своим исключительным положением в церкви Рим обязан Римской империи – не просто статусу города как имперской столицы, гремевшей на все Средиземноморье и окрестные земли, но действиям императоров I века: взятию Иерусалима и казням в Риме двух ключевых раннехристианских фигур, апостолов Петра и Павла. Когда в 70 году Иерусалим был разрушен римскими экспедиционными силами, старейшая и известнейшая христианская община рассеялась навеки; Петр же и Павел к тому времени были, по всей видимости, уже лет пять как мертвы, пав жертвами гонений, развязанных в Риме императором Нероном. В Деяниях подробно рассказывается о том, как арестованного Павла везут в Рим, и одно из важнейших его посланий написано, по-видимому, уже оттуда. О Петре и его смерти в Риме Писание ничего не сообщает, и есть подозрение, что история мученичества Петра вымышлена задним числом, по образцу несомненно достоверной смерти Павла в этом городе. Однако и в традиции, и в археологии мы встречаем убедительные свидетельства того, что уже в середине II века римские христиане были твердо убеждены: Петр похоронен на их кладбище, на другом берегу Тибра, за западными предместьями Рима.[189]

Руководство Западной церкви хранило это воспоминание, истинное или мнимое, более тысячи лет, чтобы построить на его основании один из самых блестящих и опасных изводов христианства – римский папизм. О «строительстве» мы говорим в буквальном смысле: над предполагаемым местом захоронения апостола была построена массивная базилика Святого Петра – здание, с упоминанием которого в истории христианства мы встретимся не раз. Сегодня Рим – столица крупнейшей ветви христианства, называющей себя Католической церковью; однако не следует забывать, что это странно – ведь, как бы там ни было, Рим был столицей империи, убившей Христа. Если бы не трагедия гибели Иерусалима, Рим, быть может, никогда не занял бы своего нынешнего положения в истории западного христианства. Возвышения христианского Рима невозможно было предсказать даже через двести лет после смерти Христа: ничто не указывало тогда на то, что христианство распространится от руин Иерусалима на запад сильнее, чем на восток, и что столицей новой мировой религии станет Рим, а не Багдад. Вот почему следующая ступень нашей истории уведет нас на восток, а не на запад и север – направления, столь часто избираемые историками христианства.

177

Мартин Гудман в своем недавно изданном труде подтверждает версию иудейского историка Иосифа Флавия о случайном разрушении Храма; Goodman, особенно 440–444. Впрочем, не обязательно принимать его версию для того, чтобы насладиться его мастерским изображением этой эпохи.

178

M.Goodman, “Trajan and the Origins of Roman Hostility to the Jews”, PP, 182 (February 2004), 28. О том, что храм Капитолины, по всей видимости, действительно был построен на месте распятия и погребения Иисуса, см. в: J.Murphy O’Connor, The Holy Land: An Oxford Archaeological Guide (Oxford, 1980), 49–61.

179

Евсевий, Церковная История, III, 27.1–4.

180

Goodman, 103.

181

В XX веке христиане, симпатизировавшие нацизму, творчески развили эту традицию: они утверждали, что Назарет располагался в «арийском» анклаве, а Галилею населяли не евреи: см. с. 1016, а также C.Kidd, The Forging of Races: Race and Scripture in the Protestant Atlantic World, 1600–2000 (Cambridge, 2006), Ch. 6.

182

Откр 21:22 (см. с. 114). Точка зрения, представленная мной, в последние годы оспаривается некоторыми учеными; они приводят основания в пользу того, что отделение христианства от иудаизма происходило намного позже, шаг за шагом, и окончательно завершилось лишь к началу IV века. Красноречивую защиту этой точки зрения см. в: D. Boyarin, Border Lines: The Partition of Judaeo-Christianity (Philadelphia, 2004): see esp. xiv—xv, 192–201.

183

Интересное исследование этой темы см. в: W.Hurtado, Lord Jesus Christ: Devotion to Jesus in Earliest Christianity (Grand Rapids, 2003), особенно 1–78, 575–576.

184

C.Harline, Sunday: A History of the First Day from Babylonia to the Super Bowl (New York, 2007), 6–17.

185

Stringer, 42.

186

Harline, Sunday, 4–6.

187

Goodman, 454, 469–470, 530–531.

188

Деян 11:26; см. Goodman, 539–540.

189

Подробный, хотя и невыгодный для Церкви обзор свидетельств смерти Петра в Риме см. в: J.Toynbee and J.Ward-Perkins, The Shrine of St Peter and the Vatican Excavations (London, 1956), 127–128, 133, 155–161.