Читать книгу Теорема пожухшей апрельской листвы. Из цикла «Четыре мгновения Бога» - Дик Ху - Страница 11

Silentium/Silencio/Молчание

Генерал-полковник контрразведки был одним из немногих землян, способных выдержать на себе взгляд водянистых, лишённых век глаз Верховного Бая в нуаре Байского ноумена.

Десять, двадцать, тридцать минут беззвучного «совещания» казались вечностью.

Вот уже тридцать пять минут мужчины сидели друг напротив друга, не шелохнувшись и не проронив ни слова.

– Почему вы молчите, Генерал-полковник?

– Что вы хотите услышать?

Верховный Бай продолжил молчать. Прошло ещё около десяти минут.

– Выпейте водки, полковник.

– Я не пью алкоголь… на работе…

– Вы же разведчик.

– Я служу не в разведке; служу контрразведке. Кроме того, мне религия не позволяет.

– Религия? Тончайшие обои, которые вы поклеили на внутреннюю поверхность черепной коробки. Их цвет?

– Цвет персика?

– Мерзко. Смеете шутить.

– Вам доложить обстановку?

– Есть что-то достойное моего внимания, о чём я не знаю?

– Вы достаточно хорошо информированы.

Прошло ещё семь с половиной минут в абсолютной тишине.

– Почему вы молчите? Вы думаете, что расстроите меня речами о скорой гибели нашей цивилизации? Последние месяцы я сознаю каждый день.

– Я вам этого не докладывал.

– Да, просто они заранее знают каждый наш шаг, о чём бы мы сейчас ни договорились – любой план потерпит неудачу, каким бы хитрым он ни был! За последние три года не было ни одной успешной спецоперации. Мы проиграли всё. У нас осталась только Земля.

– Я ничего не хочу сказать. Наверное, все всё делали верно.

– Нет уж, скажите.

– Вы же доверяете Генштабу, вы доверяете Объединённой спецслужбе…

– Я никому не доверяю, – Верховный Бай вновь замолчал. – Я смутно догадываюсь, о чём вы думаете, но…

– Вы никому не доверяете, но кому-то не доверяете… особенно, и на то, безусловно, есть все основания.

– Мне и вас хватает для разнообразия ландшафта стратегического планирования.

– Свободен?

– Нет.

– Тогда жду указаний.

– Каких?

– Вы – Верховный Бай Гегемонии, я готов выполнить любой приказ.

– Какой приказ? О чём вы вообще думаете?!

Генерал-полковника начало трясти:

– Не знаю, о чём я думаю, то есть о чём могу подумать, эта штука на входе в ноумен выпотрошила все ключевые… простите, все F-паттерны17. Я смогу доложить только после того, как мне их вернут обратно.

– Риски слишком высоки…

– Никак не могу оценить.

– А хотите?

– Да, – твёрдо сказал Генерал-полковник контрразведки и привстал.

Верховный Бай смотрел на него снизу вверх:

– А вы осознаёте, что можете окончательно погубить Землю?

– Никак нет, товарищ Верховный Главнокомандующий!

* * *

Генерал-полковник контрразведки покинул Байский ноумен, лёг в аппарат искусственного душеобращения (АИДО18) и скомандовал:

– Возвращайте взад мои «внутренности», да скорее, впервые иду к Верховному Баю полнотелым!

Это был первый случай в новейшей истории, когда Верховного Бая посещал «нефильтрованный» субъект, содержащий в своём сознании мысли и переживания, связанные с женщинами. Большинству современников это казалось невозможным, но ситуация была столь отчаянной, что Бай дал добро на радикальный шаг.

Явившись в ноумен, Генерал-полковник контрразведки нашёл Верховного Бая в прежней позе. Ему даже показалось, что Бай сделал microeshaku19 на 1^o, приглашая к беседе.

– Итак, что даёт нам шансы к победе над Фемдомом, – бодро начал Генерал-полковник, стратегические планы которого были возвращены в поле сознания. – В процессе экспериментов с применением разнообразных методов физического и психического воздействия сублетального и летального уровней были получены необычные распады Dasein, в которых нарушается унитарная симметрия уравнений поля и симметрия Теоремы пожухшей апрельской листы. Подробнее может рассказать профессор Какер, руководивший исследованиями.

– Пытки были одобрены этическим комитетом?

– Частично.

– Это хорошо.

– Позвольте продолжить?

– Да.

– Экзотические распады Dasein дали основания для уточнения приближённых решений Теоремы, и с 95-процентной вероятностью существует стабильный островок…

– Почему не продолжили экспериментальный поиск? – резко прервал его Верховный Бай.

– Увы, тела гуманоидов быстро разрушаются на подходе к нужным для проверки наших расчётов уровням энергии поля.

– Так вы же не тела сталкиваете, а разбиваете Dasein!

– При превышении энергии поля выше 50—150 МегаХайдеггеров на Гегель в кубическом миллиметре20 тела́ э… простите, биоматериал тоже становится несколько нестабильным, хотя, возможно, дело в несовершенстве аппарата фиксации.

– Есть ещё какой-то способ найти ветку стабильных решений Теоремы, в которых наша цивилизация может продолжить развиваться? Кроме того, с которым вы сейчас пришли…

– Есть бредовое решение Гнилова, однако оно неприменимо на практике; и хоть и ведёт к абсолютному счастью решивших, но совершенно точно – и к забвению цивилизации.

– В качестве расплаты получить сверхконтагиозное шизосоматическое расстройство трансерфинга? Нет и никогда. Кстати, как там Гнилов?

– Никто не знает, как. Мы его запломбировали на минус 222-м этаже здания на Воробьёвых горах, подаём воздух и воду, разумеется, без обратной связи.

– Но статьи-то его выходят периодически?

– Простите, вы имеете в виду комиксы «Доктор Торч и его солнечно-дождевая фея»?

– Что за?.. Я имею в виду «Квантовый вестник науки»!

Генерал-полковник контрразведки промолчал. Он не ожидал, что Верховный Бай читает столь мракобесный и антинаучный, по общему мнению профессуры, журнальчик. Также ему было стыдно и за демонстрацию любви к комиксам с рН явно ниже 4, совершенно неподобающую Главнокомандующему.

– Хорошо, я правильно понимаю, что у вас есть… вот это вот… то, что нужно для реализации вашего опасного плана?

– Да, всё есть.

– Выполнить операцию в наистрожайшей секретности. Только вы и Лорд Дериш – без него не посчитаете математику, и…

– И?..

Верховный Бай Гегемонии замолчал:

– И. Просто и. Что дополнительно нужно.

– Жду указаний.

– Кто!

– Я понял. Так точно.

Бай замолчал. Он вглядывался в тусклый масляный светильник, освещавший ноумен.

– Я хочу сам обсудить детали операции, раз я в конечном итоге несу всю ответственность за нашу планету.

– Я внимательнейшим образом слушаю.

– Я хочу не с вами обсудить. Не только с вами.

– Правильно ли я вас понимаю, что вы хотите…

– Я не хочу. Вот уж чего я точно хочу менее всего, но… мне нужно при этом быть уверенным, полностью уверенным. Я знаю, что на такой случай, на самый крайний случай, а это именно он, у Лорда Дериша предусмотрен мешок. На 99,99% непроницаемый для любого излучения и всего этого треклятого розового поля.

– Мы предпримем полное, максимально глубокое сканирование того, что обозначу как эквивалент Dasein, с провокационными пробами, чтобы быть уверенным, насколько это в принципе возможно.

– Эквивалент… Вы очень корректны. Ко всем. Но разве у них есть какой-то эквивалент? У них нет ничего, никакого «аналога» души! И я не сомневаюсь, что вы предпримите все известные меры безопасности. Также я открою вам доступ к ограничительным протоколам, используемым на Европе21 для лиц с шизосоматическим расстройством первого типа, это также может быть полезно.

– Будете знакомиться с личным делом?

– Конечно, начиная с трёхмерной реконструкции… – и заорал: – Вы что, издеваетесь?!

– Никак нет, я согласно соответствующему протоколу задаю вопросы.

– Много их ещё ко мне?

– Несколько. Уточнить нуж…

– Да прекратите уже! Я не хочу больше вас слушать. Я уже всё сказал. Давайте делать дело. Времени совсем нет. Реально интересует только ваша рекомендация и результаты глубокого сканирования.

– Принято и понято.

Генерал-полковник контрразведки быстро вышел из Байского ноумена, стирая проступивший крупными каплями холодный пот с круглого лба, изъеденного глубокими поперечными морщинами, и направился в общежитие для офицеров.

* * *

– Нашли время спать! – Уже через три минуты Генерал-полковник контрразведки будил за сосок спящего быстрым сном майора.

Он был столь стремителен, что она не успела даже выхватить всегда находящуюся рядом штурмовую винтовку.

– ?!

– Чем отличается служба в контрразведке от службы в разведке? – поинтересовался Генерал-полковник, присев на середину её кровати, тем самым отодвинув её тело к стене.

– Уровнем секретности, отсутствием прикрытия и планиро… – КсиДжи извернулась змеёй и потянулась за валявшимся на полу стимулятором S-pack 3/10.

– Да каким планированием! Высшая степень секретности достигается как раз полным отсутствием каких-либо планов в моменте у всех участников спецоперации! Зато у нас есть цель.

Знакомая с раннего детства с Генерал-полковником контрразведки, имени которого она не знала, КсиДжи ранее никогда не видела его столь взволнованным.

Она завернулась в простыню, быстро встала с постели (не забыв о стимуляторе) и чётко сказала:

– Внимательно слушаю указания. Да, у разведки всегда есть планы и задачи, но нет цели, всё, как вы учили.

– Меня, в свою очередь, всему научил твой биологический отец, Шамиль. А ещё он научил вот эту вот Родину любить. – Он сжал кулак и поднёс к лицу КсиДжи; на глазах Генерал-полковника проступили слёзы.

– Папа всё время удивлялся тому, что вы водку никогда не пьёте. Он из-за этого до самой смерти вам не доверял, но когда уже был при смерти…

– И не продолжай! – Генерал-полковник ткнул её кулаком в подбородок. – А у тебя есть водка?

– Разве что водно-спиртовая смесь.

На часах было три ночи.

Они выпили по стакану спирта, не закусывая. Огненная жидкость контурировала внутренние органы. КсиДжи вытащила из рюкзака стимулятор S-pack type 7/10, разломала контейнер с радужным порошком, высыпала дорожкой на стол и затянулась. Простыня скользнула на пол. Генерал-полковник обнял её.

– Всё прямо так плохо? – спросила майор.

– Прямо как в твоих детских сказках. Ты помнишь папины сказки?

– Да, помню. Странные сказки, тяжёлые. Помню про большого кабана-отца в зоопарке, который оберегал всю семью и которого люди зарезали на глазах у всех поросят от мала до велика. И письма ещё, он просил, чтобы я такие письма никогда не писала. В них нет свеч[ей].

– Помнишь и про утку?

– Про утку, которую сбила машина. Она переходила с утятами МКАД. И вот эти утята окружили истекающую кровью посреди дороги маму, им некуда идти, они никому не нужны. Смерть, горе и несчастье окружили маленькие комочки жизни, ни в чём совсем не виноватые. А письма… это я его просил, чтобы ты такие письма не писала.

Генерал-полковник кивал, гранёный стакан в его руке хрустнул.

– Выходит так, что невинное и слабое – совершенно беззащитно. Я помню, мне было всего пять лет, папа присел на корточки и сказал, что больше никогда ко мне не придёт, никогда не вернётся. Я не знала, что такое «никогда», я и сейчас не знаю. Я всё жду, что он вернётся и обнимет меня.

– Он не вернётся. И кабан не вернётся, и утята из детских сказок умрут от жажды или погибнут под колёсами. Но в твоей реальности этого не произойдёт! Даже если погибнешь точно так же, как погиб твой отец.

– Папа ушёл, а на следующий день пришли вы. Я к вам привыкла уже к тому времени – вы с товарищами часто пили с папой чай. Вы – тучный, религиозный, вечно потный, генетически немодифицированный. Второй… скрюченный, анорексичный, с нервным тиком на лице…

– Профессор Гнилов всегда был милахой. Мы пообещали тебе, что ты станешь сильнее всех и не будет такого, чтобы ты чувствовала себя беззащитной. Увы, я смог сдержать обещание лишь до этого дня.

– Гнилов приходил потом каждый вечер, нашёптывал очень странные вещи, рисовал непонятные фигуры и уравнения. Я ничего не понимала и очень его боялась.

– А я каждый вечер тогда ходил к Верховному Баю и умолял оставить тебя в живых.

– Вы не говорили.

– Бай меня тогда вообще почти не слушал, но каждое его решение, против которого я выступал, усугубляло ситуацию. В какой-то момент он позволил [себе] мне довериться, мы выиграли время – не так много; но мы существуем до сих пор, хотя вроде как уже давно не должны были. Моим принципиальным условием работы было то, чтобы ты продолжала учиться. Это требовало кардианальной перестройки учебных программ и всей логистики Академии военно-комических сил, ВКС. Все эти генералы день ото дня пытались накапать Баю, что если их сыновья, воспитывающиеся в ведических домах, столкнутся с человеческой самкой, то это приведёт к катастрофе вселенского масштаба.

– И до сих пор есть же множество факультетов, воспитывающих сынов человечества, ни разу не видевших женщин даже на картинках.

– Спасало то, что сам Бай был абсолютно стерилен в аспекте знания о женщинах. Он не просто никогда их не видел, но и не знал ни основ их анатомии и патобио[химии] … прости, просто биохимии, ни тем более исторических аспектов натуральных сексуальных отношений. Попадавшие же на аудиенцию генералы вылущивались на АИДО настолько глубоко, что никак не могли сформулировать мысль о необходимости вашего уничтожения. Их негодование с успехом возвращалось после выхода из Байского ноумена.

– В военный детский сад и начальные классы школы я ходила в светонепроницаемом шаровидном костюме, таком, чтобы мальчики не могли ничего узнать о моей внешности и фигуре. Я до сих пор не понимаю, как мне позволили его снять и дали в руки боевое оружие.

– Это случилось в тот самый день, когда Гнилов спустился на карантинный минус 222-й этаж здания Университета Земли на Воробьёвых [горах], с которого нет выхода.

– Я видела его накануне… Думаю, у него не было никакого нервного тика и синдрома Туретта, просто он скрывал так изменения своей внешности, куда более страшные. Левый глаз был будто размазан, лицо перекошено, он с трудом говорил. Гнилов напоминал потустороннего персонажа с картины Мунка «Крик». И пространство вокруг него также плыло кисельком.

– Что он тебе тогда сказал? – насторожился Генерал-полковник контрразведки.

– Сказал… про то же самое, про что говорил долгими вечерами. Про метастабильные островки решений Теоремы пожухшей апрельской листвы22, в которых Ŧ>> ₱>> Ḅ ≈ ₡, и чем они отличаются от найденных Фемдомом стабильных частных решений, в которых, как известно, Ŧ> ₱ ≈ Ḅ ≈ ₡.

– И, наверное, делился своей печалью в отношении взрывающего его Dasein ΔḄ, превышающего всё остальное.

– Да, он говорил, что ΔḄ затягивает его в водоворот, из которого уже невозможно выбраться. Он говорил про шизофрению, которая всю историю цивилизаций гуманоидов была будто бы эволюционным экспериментом в попытке выбраться на стабильный островок, на котором преобладает Ŧ.

– Случай Гнилова с Ḅ> Ŧ>> ₱> ₡ всё же много лучше шизофрении, при которой Ḅ>> Ŧ ≈ ₱ ≈ ₡, или шизосоматического расстройства трансерфинга, при котором Ḅ ≈ Ŧ> ₡>> ₱.

– Мне кажется, что даже в условиях полной изоляции ему жить интереснее, чем во внешнем мире, реальность которого формируется взаимодействующими сознаниями строго с ₱> ₡> Ḅ ≈ Ŧ. Я поняла что-то из того, о чём говорил Гнилов, когда взяла в руки тяжёлое боевое оружие Покоритель Тавриды-I и прицелилась. Я почувствовала тогда не силу оружия, а силу ΔŦ. Мне кажется, это был миг, когда ΔŦ было больше Δ₱, ΔḄ и Δ₡, смешанных в непонятных пропорциях.

– Голограмма тебя с оружием тогда обошла всё ССК Девы: человеческая самка стреляет по биороботу тирраниарца. Притом что на Земле она была под запретом, чтобы мальчики не вешали в своих комнатах голо[графические] постеры.

– Я всегда спрашивала, когда была маленькой девочкой, а потом – нет. Спрошу ещё раз.

– Я слушаю тебя, Оксиджен.

– Скажите мне, почему у вас нет имени. Я точно знаю, что его нет, ведь у меня наивысший уровень доступа к сверхсекретным документам. Вы везде без имени. Нет имени – как это так?

– Я тебе и девочкой говорил. Скажу и сейчас. Мои родители были очень религиозными людьми. Что есть во мне – бутафория.

– Не надо так!

– Симулякр веры, не больше. А мои родители верили. И когда я родился, мама сказала, что не даст мне имени потому, что все имена прокляты. Ты даёшь имя – и сразу обрекаешь ребёнка на беду, ибо веками на Земле не было счастливых судеб, понимаешь?

– Да… поэтому тотчас после достижения совершеннолетия я приняла решение о полной стерилизации. Но почему вы пошли в контрразведку, почему не стали писать картины, музыку, снимать порн-арт?

– Потому что всем срать было и есть на искусство, а подыхаем мы не из-за его отсутствия, а из-за этих вот …! – Он обвёл пальцем всё пространство. – Я пообещал Верховному Баю, что вы полетите на/к Тринити, к Фемдому, и привезёте на Землю Решения.

– Я готовилась к этому всю свою жизнь. Нет во всей Вселенной страдания такого, чтобы его не смогла выдержать чеченская женщина!

Генерал-полковник опустошил ёмкость со спиртовой смесью, пошёл в уборную и вернулся оттуда с перфорированным лазером флаконом духов Nina Ricci Premier Jour:

– Не забывай, что ты чеченка только наполовину.

– Вы же говорили, что совсем не пьёте!

– А почему ты думаешь, что я сейчас пью? – он уговаривал духи глоток за глотком.

– Потому что вы выпили мой парфюм сейчас, – КсиДжи устремила к нему левую руку в вопрошающем жесте, достойном античной трагедии. – И это очевидно!

Генерал-полковник контрразведки отмахнулся и аккуратно поставил пустой пузырёк на столик рядом с раскушенным стимулятором:

– Всё дело в том, что вы не пройдёте глубокое сканирование Dasein, я уточнял, это чисто физически невозможно. Вся ваша верность Гегемонии, вся преданность, вся подготовка – всё будет стёрто в порошок. Женщины в принципе не могут пройти эти испытания, а у вас вообще был эпизод общения с нашими врагами, и действия ваши были довольно спорными23.

– Пройду. Если не пройду, то вы же меня не оставите? – она собрала вьющиеся волосы в пучок и потянула вверх. – Вы сделаете вот так и перережете мне горло.

– Ах ты рыжьё моё!.. Пожалуй, сегодня каждый бы мечтал о такой смерти. Увы, весьма вероятно, что я не сумею помочь, и вы умрёте в чудовищных мучениях от разрывов Dasein и переполняющего желудочки головного мозга блядетоксемиба.

– В любом случае я готова и к этому тоже. Есть какие-то особые рекомендации?

– Нет, полное сканирование Dasein с провокационными тестами – это не детектор лжи, его невозможно обмануть, на результат никак нельзя повлиять в принципе.

– С вашего позволения, я ещё приму спирт, – она открыла сейф, достала мерзавчик «Солсберецкого шпиля» и опорожнила в два глотка. – Говорят, лишь крепкая смесь этилового и метилового спирта помогает перенести блядетоксемибовый ад.

– Допивайте вашу натуропатию и едемте уже.

КсиДжи вновь собрала вьющиеся рыжие волосы в пучок и быстро накрасила веки, губы и кончики пальцев прозрачным Молочком для Тела, подаренным ей Биатрисс. Конечности стали полупроницаемыми для света, как у девушек с Дзеты.

– Теперь готова! Положила лучший крем! Если лежать в гробу – то красивой, ведь никто же не позаботится! [«Такая красивая – хоть в гроб клади», люблю русские поговорки.]

* * *

Предстоял поход в зону, абсолютно запрещённую для посещения женщинами, поэтому она облачилась в просторный чёрный костюм посла с Дзеты, маскировавший её роскошные достоинства.

На первом же блокпосту при проходе через рамку пара была остановлена офицером Объединённой спецслужбы. Несмотря на продемонстрированное Генерал-полковником эксклюзивное разрешение на проход, к голове КсиДжи мгновенно был приставлен дезинтегратор.

– Это вообще-то первый консул Дзеты, пользующийся полным дипломатическим иммунитетом. Это на каком основании? – Генерал-полковник спокойно вытащил из одеяний КсиДжи глюонный бластер (сам он не носил оружие) и направил на особиста. – У нас личное приглашение Верховного Бая!

– Судя по вашим верифицированным погонам, вы можете без последствий расстрелять любого из нас, но мы, в свою очередь, не имеем права вообще ни при каких условиях пускать… вот это вот… в чистую зону, – очень спокойно отметил быстро подошедший начальник охраны. – Ещё один шаг, и мы вот это уничтожим на месте.

– На Дзете традиционно дипломатией занимаются женщины, они не успели поменять складывавшиеся веками правила, несмотря на последние события. Итак, мы практически в состоянии войны с Тирраниаром, давайте вот ещё Консула Дзеты уничтожим, всё верно.

– Как вы вообще это слово можете произносить, ж-ж-ж, – начальник охраны скривил лицо.

– Связывайтесь по экстренной линии непосредственно с Верховным Баем, чего вы ждёте, это его личное поручение. Иначе вас всех расстреляют.

– Прямо непосредственно Верховному Баю прикажете докладывать?!

– Да, блядь. Срочно. Иначе – она, конечно, не сделает ни шага, не нарушая ваши требования. Но я инактивирую ваше оружие и начинаю убивать вас, чоповцев24, по одному. – Для убедительности он взвёл своё оружие, достал пульт управления боевыми машинами и удалённо выключил защитные экраны бронежилетов сотрудников охраны.

– Связываемся с аппаратом Верховного Бая (АБ), трактуем действия как терроризм и расстреливаем вас обоих на месте. Хорошо.

– Не надо беспокоить Верховного Бая. – На блокпост внешнего кольца охраны поднялись начальник АБ Позолотов собственной персоной и Лорд Дериш.

Они спокойно предъявили полный пакет документов, регламентировавших допуск существа женского пола в особо охраняемую зону.

– Без досмотра. «Секретность по [наивысшему] коду Φ-1», – заметил начальнику охраны Лорд Дериш. – Ну же, Генерал, опустите уже пушку! Вы хоть раз в жизни-то на курок нажимали? Это вам не расстрельные списки подписывать.

Процессия двинулась по секретным коридорам, ведущим к расположенному в ядре Земли Байскому ноумену. Впереди шли начальник АБ Верховного Бая и Генерал-полковник контрразведки, разбиравшиеся с офицерами на многочисленных кольцах охраны, далее следовала КсиДжи, облачённая поверх костюма посла ещё и в робу сенсорной депривации, не позволявшую получить информацию о маршруте следования.

Замыкал процессию Лорд Дериш, постоянно прикладывавшийся к заполненной моносолодовым виски бездонной бутылке Мак Клейна:

– Сколько живу, постоянно убеждаюсь в одном: на Земле нельзя, ну никак нельзя работать трезвым. Трезвые тут много быстрее алкоголиков деградируют.

Когда они достигли контура АИДО, расположенного на входе Байского ноумена, Лорд Дериш уже напился в durca-murca-urka нейтронной звезды.

Руководитель АБ Позолотов не осуждал коллег за пьянство, ибо понимал, что в ином состоянии они вряд ли смогут выполнить служебные инструкции и чересчур болезненно воспримут весьма вероятную мучительную смерть майора Оксиджен, которая была их общей боевой товаркой.

– Раздевайтесь, КсиДжи, ложитесь в контур.

КсиДжи никому не дала поцеловать себя в губы, подставив щёку:

– Помаду прозрачную ещё сотрёте, состав нестабилен, а меня как офицера должны нести в открытом гробу. Считайте это последним желанием. И – сама закреплюсь, не трогайте меня!

Она защёлкнула на голове жёсткий шлем и ввела в себя стилеты/иглы – один в полость четвёртого желудочка головного мозга, по которому должен поступать BTX MFL25, а два, оттянув нижние веки, подвела к левому и правому глазным нервам – они понадобятся при недостаточно высокой степени фиксации покровов Dasein.

Закрывая контур, Лорд Дериш обратился к внешне сохранявшему абсолютное спокойствие Генерал-полковнику контрразведки:

– У вас хоть какие-то чувства в черепной коробке бытуют? Вам вообще бывает хоть кого-то жалко?

– У ёлки жалко, и у пчёлки жалко…

– Запускаю аппарат искусственного душеобращения (АИДО) в режиме поверхностного сканирования.

В воздухе раскрылся салют из тёмно-зелёных лент АИДО, устремившихся к сердечнику, внутри которого находилась голова КсиДжи.

– Итак, визуализирована структура Dasein, суммарный объём 1,01 Гегеля.

– Что-то не очень хорошо видно, размыто… – заметил Лорд Дериш.

– Жрать меньше надо, тогда размыто не будет, – прошептал себе под нос Позолотов.

– Да нет, правда, как-то херово видно, – подтвердил Генерал-полковник контрразведки.

– АИДО последней модели, более мощный есть только в Униклинике.

– К чёрту! Давайте начинать глубокое сканирование. Сколько вводим блядетоксемиба [BTX], начнём сразу с 2 мл?

– Ввожу 1,8 мл в водопровод головного мозга, понеслась.

В природе не существовало ничего более ужасного, чем введение препаратов полного раскрытия, раскрывавших полный спектр негативных эмоций, невообразимых по степени тяжести и боли, погружавших существо в бескрайний сущий ад. Они были необходимы для отделения покрова капсулы Dasein от тела Dasein, что было необходимо для обеспечения глубокого доступа.

КсиДжи стиснула зубы до сколов эмали и сжала веки, из-под которых потекли струйки алой крови.

– А чего это она не орёт? Я ещё ни разу не видел, чтобы получившие даже одну десятую миллилитра блядетоксемиба не голосили.

– Плохо отходит капсула, я добавлю ещё полтора миллилитра.

Здесь КсиДжи завыла рваным зверем.

– Нихера не идёт, не надрывается, давай через глазные нервы.

– Мама! – единственное, что закричала КсиДжи, её дыхание остановилось.

По голографическому экрану автоматической системы соматической реанимации ползли строчки: «АД 250 и 50 мм рт. ст., ЧСС 170 уд/мин… фибрилляция желудочков… автоматическая дефибрилляция… успешно… АД 60 и 30 мм рт. ст… асистолия26… начата субэндокардиальная стимуляция с ЧСС 70 уд/мин, введены вазопрессоры… АД 150 и 70 мм рт. ст… инициировано замещение плазмы плазмозамещающим раствором с антикоагулянтом [ДВС-синдром]…»

– Madre сегодня ещё будет, – пробормотал Генерал-полковник контрразведки.

«…с коры: 34% спайков/высокоамплитудная эпиактивность… эпи оставлено без реакции согласно протоколу 3—07… кровезаменитель – 5 доз [ДВС-синдром/желудочно-кишечное кровотечение]».

– Какую-то ерунду соматический автопилот пишет, вы тоже не понимаете, что идёт не так-то?

– Наверно, нужно ещё немного блядетоксемиба добавить, но доза в 4 мл сублетальная, а 5 мл – LD₅₀27.

– Думаю, случай такой сложный, что мы не справимся сами, а тем более – пробы не проведём, нужно звать Макса Делча.

«…фибрилляция желудочков, дефибрилляция – субэндокардиально – успешно… падение насосной функции левого желудочка до 10% (ФВ ЛЖ) … верифицирована тако-тсубо28… переведена на ЭКМО29… успешно… интубирована, катетеризация ЛЖ, ПЖ, установлен зонд в СМА30, введение оксигенированного кровезаменителя в левую и правую ВСА directly, успешно… с неокортекса: 67% спайков/высокоамплитудная эпи… оставлено без реакции согласно протоколу 3—07».

Сознание то ускользало, то возвращалось к ней.

– Верно, мы даже не начали, – отметил Генерал-полковник контрразведки, – придётся звать старика – протокол 3—07, созданный для того, чтобы совместить возможность пытать и поддерживать жизнь, до совершенства, похоже, не доведён, и в итоге убьёт её.

Заместитель руководителя Униклиники Земли и шеф отделения ургентной психохирургии и суицидологии профессор Делч был на месте через несколько минут.

При любых обстоятельствах он улыбался и подкалывал, что порой особенно раздражало всех окружающих:

– Ща девку уебошите, ага. Куда вы смотрите, уже подгорает! – Он вытащил φ-скальпель из комплекта АИДО Байского ноумена, оглядел и метнул в стену, зацепив кончик носа Позолотова. – Сука-блядь, заточка дельфинья, что ли? Дельфинов тут тайком ебёте, чтолича? – будто не заметив пореза, уточнил он у руководителя аппарата.

– Ой! Вы что себе позволяете?!

– Чтобля? Больно? Таким даже скотину пользовать жалко! А тут что творится – реанимационный автопилот за пять минут довёл фитоняшное тело до кардиогенного шока, полиорганной недостаточности! Ещё минута – и будет геморраж31, тогда даже из килимонтано32 девку не восстановим.

Профессор Делч выхватил φ-скальпель из собственного операционного набора, быстро рассёк покровную капсулу Dasein КсиДжи, зафиксировал и установил трубки АИДО. Затем перевёл ручку управления контуром фиксации в положение «ultrahigh pressure», заполнив метцингеровские каналы сознания информацией под сверхвысоким давлением.

КсиДжи перестала выть и мгновенно заснула. Показатели витальных функций нормализовались.

– Подключена к АИДО за семь минут и 45 секунд, боребушки вы замкадышные… – Делч втянул сопли и сплюнул на пол. – Вы правда думали, что автоматика может любую тварь посадить на трубки? Вы же сами её тренировали, чтобы под пытками не выдала секретов, разве нет? Теперь объясняйте, как баба попала в байский АИДО и что тут происходит.

– Мы должны провести полноценное глубокое сканирование & test-run33, но и ему доверия нет, поэтому придётся пойти на тестирование в предельных режимах, чтобы полностью быть уверенным в невовлечённости сотрудника в блокчейн Фемдома.

– Разрушительное тестирование? Опять пытки недостаточных по Y-хромосоме тел?! Они не проходят ваши тесты. Никогда не проходят – и чисто физически не могут пройти. Потому что они – женщины, – Делч направился к выходу. – В общем, я пас.

Начальник АБ остановил его, указав на шлюз в Байский ноумен.

– Вы бабу хотите предъявить Баю? Готовите государственный переворот?

Генерал-полковник отрицательно покачал головой.

– Нет. Я как раз вижу, что это единственный шанс. Мы начинаем глубокое сканирование с test-run. А вы останетесь с нами, нам нужен самый жёсткий протокол. Сколько вы провели разных экспериментов, тысячи? Всего лишь ещё один, потерпите.

«Почему это случилось именно со мной?» – подумал Делч, запуская программу глубокого сканирования и низкоуровневых тестов, оценивающих реакции Dasein на различные провокационные паттерны.

В сознание КсиДжи ворвались погибающие мамы-уточки и умирающие под колёсами утята, смерти отцов и матерей животных на глазах детей, пытки младенцев, проводившиеся отрядом 731. Сначала она видела эти картинки будто сверху, а потом – погружалась глубже, вступая в образы беспомощных и замученных, затем – выступая в роли палачей. И далее – параллельно во всех образах сразу, присутствуя одновременно в телах жертв и насильников от начала пытки и до момента клинической смерти. Далее следовал вопрос о верности и преданности делу палачей.

«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится» – КсиДжи вспомнила древние слова силы.

«Говорит Господу: „прибежище моё и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!“» – читал про себя Генерал-полковник.

«Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его», – продолжила про себя КсиДжи.

Она писала письма репрессированных «врагов народа» детской рукой: «Мамочка, как ты думаешь, папа умер или нет?» А затем расстреливала отцов. И отвечала на вопрос о верности спецслужбе. Разумеется, утвердительно.

«Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым», – нелокально вторил ей Генерал-полковник контрразведки.

Машина погружает её в роль врача-садиста, прокалывающего пальчик младенца, чтобы он не смог сжать кулачок, для обеспечения чистоты эксперимента по испытанию выносливости человеческого организма на морозе. Вопль матери. Смерть младенца на морозе. Смерть матери. А далее – вопрос о том, хранишь ли верность этому режиму.

Сознание вновь то испарялось, то укутывало её тонкими нитями молитвы:

[«Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих».]

«Быть никем» – это не про буддизм. «Быть никем» – это быть стальной иглой, булавкой, которая пронзает палец младенца. Это быть пером американского чиновника, которое подписывает бумаги, освобождающие Сиро Исии, приказавшего пытать этого младенца. Медленно убивавшего одного сиамского близнеца, облагодетельствовав второго.

Всё, что от неё требовалось – это подтверждение верности режиму вопиющей несправедливости и несущей смерть жестокости.

Она молилась отдельными обособленными нейрональными ансамблями коры головного мозга, подобно спящему одним полушарием дельфину.

«Быть никем» – значит быть «отрицательной иглой», нет, не иглой из антиматерии, а пустотой, небытием – там, где играет[ла] игла садиста. Это значит быть сиамской близняшкой самой смерти, пустотной и освобождающей от несправедливости.

«Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих», – думал Генерал-полковник контрразведки.

«Быть никем» – значит вырваться из Мультиверса и обернуться нарушающими причинность нелокальными корреляциями, вернуться антиэнтропией, которая противостоит даже не самим садистам и насильникам, а злу per se на самом базисном уровне, уничтожая инструменты воплощения злой воли, ломая иглы и перья, превращая радиоактивный плутоний ядерных бомб в безобидный уран без альфа-распада, устремляя высвобождающуюся энергию в благую весть [в информацию], а не в разрушение.

– Что это она у вас жить не хочет? – Делч немного убавил мощность. – Почему сдаётся?

[…продолжить вазопрессоры low dose [тако-тсубо, кардиогенный шок], режим ЭКМО + bi-VAD34, селективное введение оксигенированного кровезаменителя во внутренние сонные артерии. Контроль PaO₂: СМА: слева 76, справа 79 мм рт. ст…]

[«На руках возьмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою. На аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия»]

Пустотность, которую буддисты обретают в медитации35, даёт лишь смутное представление о небытие хотя бы потому, что в ней сохраняется человеческое начало36.

Оксиджен шла к небытие иным путём: сквозь пустоту, что поглощает мать умершего от голода в блокадном Ленинграде младенчика. Трупик которого она хранит за окном, отрезая каждый день по кусочку.

Быть умирающим младенцем, быть пустым просветом его кишки. Пустым от того, что в последние несколько дней перед смертью в неё не поступала пища, так как в доме совсем не было еды и у мамы закончилось молоко. Быть кишкой, которую режет мать, чтобы накормить пока ещё живую дочь. Накормить пустой кишкой, потому что плоти больше не осталось. Наконец, быть старшей сестрой, которая прибегает на кухню, услышав хруст костей, и впервые видит истерзанный скелет брата, позволившего ей прожить ещё несколько дней. Быть сестрой, быть дочерью, быть матерью, которые минута за минутой утрачивают веру в то, что выживут.

Быть никем.

На пути от быть никем – к не быть никем.

И —

Не быть.

Зло побеждает потому, что добрые люди в какой-то момент приходят к сатори и через него пытаются постичь пустотность и бесконечность, найти смысл жизни и любовь к Богу. Они бегут от ужаса, насилия и несправедливости, они отвергают ад, лишь на словах признавая тёмную силу компонентом балансирующей системы реальности.

В отличие от иных, Оксиджен Шамильевна вставала к аду лицом к лицу, сгорая в нём и возрождаясь, имея опорой не цель, не мысль и не чувство, а лишь волю дать ответ на вопрос «не-зачем?», именно такой, сформулированный для нас столь странно. Ответ на этот вопрос прижимал её Dasein вплотную к небытие, служа мощнейшей защитой от любого перерождения, в том числе и обычной смерти, после которой, к сожалению, ничего не заканчивается.

– Темно, почему так темно?.. – вдруг вскричала в бреду КсиДжи.

– А вот это что такое над нами маячит? – начальник АБ ткнул пальцем в чёрный параллелепипед, повисший под потолком в тёмном углу операционной.

– А, это… – Делч мельком глянул в угол, отвёл глаза и отмахнулся, – это артефакты, не обращайте внимания.

– Это какие ещё артефакты? – Позолотов схватил Делча за борт халата, поранив пальцы об эмблему отделения ургентной суицидологии из двух скрещённых чёрных роз. – Мне кажется, оно движется к нам!

Делч аккуратно освободился и поправил халат:

– Да, бывает такое, давайте лучше последим за тестированием – уже 70% прошло, и пока всё чисто, вот такого я никогда не видел, с бабцом-то.

– Что в той области, сейчас же отвечайте, профессор! – очень строго спросил Генерал-полковник, указав в дальний угол операционной.

– Отражение, мираж, случается такое в 0,07% случаев, при травмирующих вмешательствах чуть чаще. Компьютер автоматом эту область закрашивает, чтобы не беспокоить вас зря.

– Какой ещё мираж?!

– Нет никакого риска повреждения, нулевой компонент АСС. Что вы так переживаете? Чаще нужно на операции ходить!

– Ну так откройте, уберите блюр-фильтры, раз нет риска.

– Да пожалуйста, – Делч с помощью нейроинтерфейса вывел панель дополнительных настроек АИДО и ввёл несколько кодов безопасности.

Чёрный параллелепипед пропал, и в углу операционной проявилась повисшая в воздухе полупрозрачная фигура КсиДжи.

– Да это же тюльпа!!! И она к нам летит! – завопил Позолотов. – Я щас обоссусь от страха!

– Тюльпа… Тульпа… Ну тюльпа – и что с того? Тут знаете, какая напряжённость поля – вокруг посмотрите… Вот когда мы сталкивали Dasein жителей Дзеты с негуманоидными, так тут вообще толпы по операционной ходили! И ничего! Кстати, тела Орифани37 вас почему-то не смущают, а тюльпы – смущают.

– Какая, блять, тульпа? Вы не говорили про этот побочный эффект.

– Всё содержится в отчётах, Генерал-полковник, вы же, поди, только абстракты читали, там не все технические подробности отражены, тем более артефакты. А уж про «побочные эффекты» уж лучше бы… повоздержались.

Тем временем тюльпа подлетала всё ближе. Она широко открыла рот, и Генерал-полковник контрразведки увидел в нём звёздное небо, заполненное нейтронными звёздами:

– Делч, вы видите сейчас то же, что и я?

– Да, я вижу звёзды, а у нас уже 95% закончено – и пока всё чисто. Уже завершаем! Осталось 40—50 секунд.

Тюльпа летела всё быстрее и уже зависла над телом КсиДжи в сердечнике АИДО.

– Готово! Вот это чудо! Я не верю глазам своим. Баба тест прошла, впервые в истории! Давайте зашивать, Делч! Сколько вам нужно – около часа? Позвать подмогу?

Всегда весёлый Делч почему-то хмурился:

– Похоже, не получится зашивать.

– Это как?

– Ну вот так, – он ткнул пальцем в тюльпу, которая опускалась на тело КсиДжи со скоростью около одного сантиметра в секунду.

– И что? Это же абсолютно безопасно, вы сами сказали.

– Да, это так, но если артефакт в её Dasein войдёт, то это будет привнесение новой сущности, контаминация не вполне понятно чем, нужно будет заново повторять полное сканирование и все тесты, с самого начала.

– Так давайте её остановим!

– А как её остановить, если тюльпа находится вне сердечника АИДО, но в общем поле? Её могла бы остановить только вторая катушка, которую даже если гипотетически и можно было бы приволочь, то это привело бы к ментальной «расстерилизации».

– И что делать? Она же все тесты прошла!

– Ну а что делать – если заново всё начинать, то очень высок риск тело похерить, и практически точно такие вот штуки будут возникать вновь и вновь, – Делч указал на висящую в воздухе тюльпу. – У нас две минуты, что-то уж больно быстро опускается.

– И?!

– Ну есть вариантик, так себе.

– Это какой?

– Декомпрессия. Экстренная декомпрессия. За пару миллисекунд сбрасываем поле в операционной до нуля.

– Это безопасно? Мы не обратимся в нирмитр38?

– Ну как сказать, не очень, конечно, безопасно. Но, как правило, несмертельно. Для трансформации нас в нирмитр поле будет низковато. В лучшем случае поблюёте пару часов. В худшем – ну, зашьём, я сам уже привык, случается у нас такое. А тюльп так тоже ой как не люблю – когда хороводы тут начинают водить – маленько достаёт, приходится всё обнулять.

– Давайте делать! Зашейте, что успеете, пока она опускается, – не теряйте время!

Макс начал шить – быстро и грубо.

– Вот, заплаточки поставим, чтобы совсем уж в кашу не разорвало при декомпрессии. Потом всё реконструируем. Так, ещё сюда один стежок.

– А не размажет её до полной деструкции? Как этих, нежненьких, с Дзеты, разносило, как помидор в микроволновке.

– Ну не дам гарантию, не дам… Всё! Совсем близко! Нужно вырубать АИДО. Компьютеру: – Сбрасываем поле до нуля максимально быстро и потом реверс на 30% мощности на 5 секунд, чтобы все ошмётки и эти артефакты засосало. Чтобы… не расхаживало… это…

АИДО загудел, Генерал-полковник контрразведки плохо расслышал последние слова Макса Делча.

Он очнулся первым в луже блевотины. Декомпрессия входила в набор продвинутой спецподготовки в Академии контрразведки:

– Делч, ау, вы в себе? Что с Оксиджен?

– Хосспади боже мой… – Делч потянулся за подвижной линзой роботизированного солоскопа. – Заплатки стоят, конечно, под ними каша. Не знаю…

– Темно, почему так темно? – прошептала КсиДжи.

– Ого! Сознание к ней возвращается, неожиданно!

Делч окинул профессиональным взглядом начальника АБ Позолотова:

– Этот пострадал сильнее всех, нужно госпитализировать.

– Да чёрт с ним, поправится. Меня он менее всего беспокоит. Меня волнует мой майор, – Генерал-полковник контрразведки подошёл и заглянул ей в глаза. – Сколько она будет в себе? Там же, как при лучевой болезни, ещё вторая волна будет, ментальный автолиз? Каша превратится в кисель. А ещё и швы разойдутся.

– Я Позолотова отправлю в Униклинику, – расчищая рот от собственной блевотины, заметил Лорд Дериш.

– Срок годности у неё как у гамбургера, 15 минут, – усмехнулся Макс Делч и затянул старую песню Шевчука: «Вышел из комы ночью, / Смерть не моя дорога. / Капельницы – в клочья, / Нет, не сегодня к Богу!»

– В мешок её и к Баю.

– Генерал-полковник, а мне, знаете, не то чтобы прямо уж сильно хотелось, чтобы меня расстреляли, – заметил Делч.

– Это на Земле-то и не расстреляли? А вы что, своей смертью собрались умирать? Мешок есть у вас ограничительный, с высокой степенью изоляции?

– Мне жизнь серая дороже бабы рыжей. А мешков – сколько угодно.

– Кому жизнь серая, а кому баба рыжая. А кому баба рыжая будет дороже жизни серой.

– Мудак, – огрызнулся Макс Делч. – Дальтоник!

– Контрмудак! Оксиджен Шамильевна, как вы? Что-то болит?

Она отрицательно покачала головой:

– Темно только, я ничего не вижу.

– В мешке всё равно нет света, – утешил её Макс Делч и повернулся к Генерал-полковнику: – Она в шоке пока что, как будет отходить – ещё как заболит. И если заболит – нужно будет терпеть, от психоактивных веществ вреда будет больше, чем пользы, – надобно сохранять самообладание как подобает офицеру.

– Я служу Гегемонии, – КсиДжи смотрела вдаль остекленевшими глазами, напоминая юных жертв каннибалов, найденных полумёртвыми с перегрызенными конечностями.

– Оксиджен, ёб твою мать, Шамильевна, КсиДжи! – Генерал-полковник засовывал её гуттаперчевое тело в изоляционный мешок, по его лицу катились слёзы.

Завершающим этапом он завязал её рыжие волосы узлом, утрамбовал «поглубже», застегнул молнию. Взвалил мешок на плечо и уверенно зашагал к ноумену Верховного Бая.