Читать книгу Чек-лист гения. 9 парадоксов одаренности - Дин Кит Саймонтон - Страница 5

Мы часто забываем, что IQ-тесты появились сравнительно недавно. Возраст этого инструмента – чуть больше века. Ранние версии были разработаны во Франции в 1905 году и основывались на исследованиях психологов Альфреда Бине и Теодора Симона[14]. Однако эти тесты не ассоциировались с гениальностью, пока из парижской Сорбонны не перекочевали в Стэнфордский университет в Северной Калифорнии. Профессор Льюис Терман перевел их с французского на английский и протестировал большое количество детей, после чего создал методику, известную под названием «Шкала интеллекта Стэнфорд – Бине»[15] (Stanford-Binet Intelligence Scale). Это произошло в 1916 году. Главной целью исследования было выявление по ряду показателей детей, которым может понадобиться обучение по индивидуальной программе. Потом Терман подумал: почему бы не изучить довольно большое количество детей, показавших результаты, близкие к высшим значениям шкалы, и не понаблюдать за ними в процессе взросления? Станут ли одаренные мальчики и девочки настоящими гениями?

Обязательно ли гениям иметь в детстве высокий IQ?

Терман протестировал сотни младших школьников. Именно тогда и возникло пороговое значение в 140 баллов. Очевидно, ученый не хотел набирать слишком большую группу: отслеживать успехи ее участников было бы сложнее. Понятно, что 2 % самых умных людей в популяции составили бы группу в два раза больше, чем 1 %. К тому же чем выше был порог, тем больше в группе могло оказаться потенциальных гениев. Так почему бы не снять сливки?

В группу невероятно умных мальчиков и девочек попали 1528 школьников в возрасте примерно одиннадцати лет. Сказать, что они были способными, – не сказать ничего. Средний показатель их IQ равнялся 151 баллу, а у семидесяти семи варьировался от 177 до 200 баллов. Вплоть до достижения среднего возраста участники исследования постоянно проходили самые разные дополнительные тесты. Результатом эксперимента стал монументальный труд «Генетическое исследование гениальности»[16] (Genetic Studies of Genius) в пяти томах, выпущенных с 1925 по 1959 год. Последний том вышел уже после смерти ученого. За его высокоинтеллектуальными подопечными – по крайней мере, за теми, что еще живы, – наблюдают до сих пор[17]. В шутку их называют «термитами», имея в виду не насекомых, а созвучие с фамилией Терман.

А теперь плохие новости: ни один человек из этой группы не стал тем, кого принято считать неоспоримым гением[18]. Невероятные интеллектуальные способности испытуемых трансформировались в весьма тривиальные карьеры преподавателей, врачей, юристов, ученых, инженеров. Двое – Роберт Рю Сиарс и Ли Кронбах – стали заслуженными профессорами Стэнфордского университета и продолжили исследования, участниками которых были сами, но по известности они не сравнятся, конечно, с Иваном Павловым, Зигмундом Фрейдом или Жаном Пиаже, тремя несомненными гениями в истории психологии.

Более того, многие из «термитов» вообще не добились каких-то значительных интеллектуальных успехов. Их путь был связан не с окончанием университета или защитой кандидатской диссертации, а с получением профессий, для которых высшее образование вообще необязательно. Кстати, речь здесь идет только о мужчинах. В самом деле, было бы неправильно говорить о карьерных неудачах женщин, живших во времена, когда, независимо от интеллектуальных способностей, для них была уготована только одна дорога – в домохозяйки[19]. (Даже те, чей IQ был выше 180, далеко не всегда строили какую-либо карьеру.)[20] Как ни удивительно, IQ успешного человека не так уж сильно отличался от IQ неудачника[21]. Так что, получается, интеллект был далеко не определяющим фактором.

А что с теми, кто недотягивает до гениев?

Дальше – больше. Из множества детей, не попавших в группу Термана, по крайней мере двое добились гораздо большего признания, чем умники-«термиты». Вот их истории.

Луис Уолтер Альварес[22] родился в Сан-Франциско, чуть севернее Стэнфорда. В десять лет он прошел тест Термана, но недотянул до пороговой отметки. Это не помешало ему в двадцать пять получить докторскую степень в Чикагском университете. Еще будучи студентом выпускного курса, он внес весомый вклад в физику, став «одним из самых блестящих физиков-экспериментаторов двадцатого века»[23]. Работа над водородной пузырьковой камерой для изучения элементарных частиц принесла ему Нобелевскую премию по физике в 1968 году. Ни один из «термитов», заметьте, не получил Нобеля ни по физике, ни по каким-либо другим дисциплинам. Вот незадача! Будто стремясь еще больше смутить всех своим интеллектуальным превосходством, Луис поучаствовал в нескольких военных проектах, включая Манхэттенский (создание первой плутониевой бомбы «Толстяк») и разработку радиолокационной системы для посадки самолетов в неблагоприятных условиях, за что получил награду Национальной авиационной ассоциации США. За пределами своей специализации Альварес помогал вычислить, сколько выстрелов сделали во время убийства Джона Кеннеди, а также применял космические лучи для поиска потайных комнат в египетских пирамидах. Широко известна совместная гипотеза Луиса и его сына, геолога Уолтера Альвареса, что к вымиранию динозавров шестьдесят шесть миллионов лет назад привело падение гигантского астероида. Наверное, каждый, кто всерьез интересовался исчезновением динозавров, знаком с этой теорией семейства Альварес.

Уильям Шокли[24], второй отвергнутый Терманом кандидат в «термиты», в 1956 году разделил Нобелевскую премию по физике с двумя коллегами. Уильям родился всего годом раньше Альвареса и вырос в городке Пало-Альто недалеко от Стэнфорда, где училась его мать. Уильям, хотя и недотянул до гениальности по тесту Термана, получил степени двух престижных технических вузов: бакалавра в Калифорнийском и доктора в Массачусетском технологическом институте. Затем он работал в Bell Labs («Лабораториях Белла»), опубликовал множество статей по физике твердого тела и в 28 лет получил свой первый патент. Как и Луис, Уильям участвовал в научных проектах, связанных со Второй мировой войной, в частности работал над улучшением радаров и авиационных бомбовых прицелов. В год, когда Альварес получил знак отличия от Национальной авиационной ассоциации, военный министр наградил Шокли медалью «За заслуги». В Манхэттенском проекте Уильям не участвовал, но именно его попросили просчитать возможные потери в случае вторжения войск союзников в Японию. Ужасающие прогнозы (для обеих сторон) и склонили чашу весов в пользу решения сбросить атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. После войны Уильям вернулся в Bell Labs, где занялся поиском твердотельной замены стеклянных вакуумных ламп, широко распространенных в то время. Так появились транзисторы. В год получения Нобелевской премии Шокли переехал в городок Маунтин-Вью в Калифорнии, недалеко от Стэнфорда. Его переезд был радушно принят деканом инженерного факультета Стэнфордского университета. (По иронии судьбы им был сын Льюиса Термана!) В тех краях, впоследствии ставших известными как Кремниевая долина, Шокли основал Shockley Semiconductor Laboratory – лабораторию полупроводников своего имени. (В том же году умер Терман и, возможно, так и не узнал о достижениях отвергнутого им претендента.) К сожалению, Шокли оказался никудышным управленцем, и с ним случилось то же, что позже произойдет со Стивом Джобсом и Apple, – его выгнали из собственной компании, но, в отличие от Джобса, навсегда. Однако Уильяма тут же пригласили в альма-матер его матери в качестве почетного профессора инженерии и прикладных наук, где он и работал до конца карьеры.

Как вы скоро увидите, маленькие Луис и Уильям могли вообще не тестироваться по шкале Стэнфорд – Бине и все равно добились бы больших результатов, чем отборные «гении» Термана. И это не единственные примеры среди нобелевских лауреатов. Джеймс Уотсон, один из первооткрывателей структуры молекулы ДНК, и Ричард Фейнман, работавший над континуальными интегралами в квантовой механике, по количеству баллов в тестах тоже недотягивали до членства в Mensa[25]. Так кому вообще нужны эти тесты?