Читать книгу Мистер Убийца - Дин Кунц - Страница 21

Пейдж стоит у окна и наблюдает, как ветер гонит с запада серые облака. Темнеет. На дома, еще недавно утопавшие в лучах солнца, надвигается тень.

Офис Пейдж находится на шестом этаже и состоит из трех комнат.

Из двух больших окон открывается не очень вдохновляющий вид: дорога, торговый центр, притертые одна к другой крыши домов. Конечно, ее бы больше устроил вид на океан или пышно цветущий сад, но это означало бы более высокую арендную плату.

Тогда Марти только начинал свою писательскую карьеру, и главным кормильцем в семье была Пейдж.

И даже сейчас, когда к Марти пришел успех и появились солидные доходы, которые обязывали ее арендовать более престижный офис в новом районе, она медлила, считая это неблагоразумным. Даже благополучная, процветающая литературная карьера не гарантирует стабильного заработка. Если, скажем, заболевает хозяин зеленной лавки, его служащие продолжают продавать апельсины и яблоки в его отсутствие. В случае болезни он, Марти, уже не сможет содержать семью.

А Марти болен. И возможно, серьезно.

Нет, она не будет думать об этом. Они ничего еще не знали наверняка. Беспокоиться понапрасну было свойственно той, прежней Пейдж, до того как она встретила Марти. Теперь ей нужны были только факты.

«Пользуйся моментом», – любил повторять ей Марти. Он был прирожденным доктором. Иногда ей казалось, что он сумел научить ее большему, чем курсы, которые она посещала, чтобы защитить диссертацию по психологии.

«Пользуйся моментом».

По правде говоря, вся эта суматоха за окном действовала на нее бодряще. Если раньше она была настолько предрасположена к унынию, что даже плохая погода могла сказаться на ее настроении, то все эти годы, проведенные с Марти, его непоколебимый оптимизм научили ее видеть своеобразную красоту даже в надвигающемся шторме.

Он родилась и выросла в доме, лишенном тепла и любви, в котором было уныло и холодно, как в ледяной арктической пещере. Но она давно уже забыла об этих днях.

«Пользуйся моментом».

Она посмотрела на часы и задвинула портьеры, так как два ее следующих клиента, скорее всего, окажутся восприимчивыми к плохой погоде.

Когда окна были зашторены, в помещении было уютно, как в гостиной частного дома. Стол с книгами и папками находился в третьей комнате, посетители не видели их. Обычно она встречалась с ними в этой уютной комнате. Цветочный рисунок дивана с множеством разбросанных по нему подушек успокаивал, а три обтянутых ворсистой тканью кресла были настолько просторны, что позволяли юным гостям свернуться в них калачиком, а при желании даже сесть в них с ногами. Лампы цвета морской волны отбрасывали мягкий теплый свет, мерцающий на безделушках в конце стола и глазури фарфоровых статуэток в витрине серванта красного дерева.

Пейдж обычно предлагала горячий шоколад и сладости либо печенье с холодной кока-колой, что значительно облегчало общение, как будто они находились в гостях у бабушки. Так, по крайней мере, выглядел дом бабушки, пока она не начала делать пластические операции, исправлять недостатки фигуры методом липотомии, не развелась еще с дедушкой, не начала ездить одна в круизы в Кабо-Сан-Лукас или летать в Лас-Вегас на уик-энд со своим молодым приятелем.

Большинство клиентов в свой первый визит удивлялись, не найдя собрания сочинений Фрейда, кушетки для осмотров и чересчур серьезной атмосферы, царящей обычно в офисе психиатра. И даже после того, как она напоминала им, что она не психиатр и вообще не доктор в медицинском смысле этого слова, а консультант по психологии, имеющая степень и рассматривающая их как «клиентов», а не как «пациентов», как людей с коммуникативными проблемами, а не с неврозами и психозами, они все еще смущались первые полчаса или около того. Но постепенно обстановка и – она хотела верить – ее подход брали свое, и клиенты расслаблялись.

На два часа у Пейдж была назначена последняя в этот день встреча с Самантой Ачесон и ее восьмилетним сыном Сином. Первый муж Саманты, отец Сина, умер вскоре после того, как мальчику исполнилось пять лет. Два с половиной года назад Саманта вновь вышла замуж, и тут начались поведенческие проблемы у Сина. Они, по сути дела, начались в день свадьбы. Мальчик почему-то был уверен, что мать предала его умершего отца, а также может когда-нибудь предать и его. Вот уже пять месяцев два раза в неделю Пейдж встречалась с мальчиком, завоевывая его доверие, налаживая общение с ним, включая в спектр обсуждения такие категории, как боль, страх, гнев, которые он не мог обсуждать со своей матерью. Сегодня впервые в их беседе должна принять участие Саманта, что было значительным шагом вперед и свидетельствовало о том, что в поведении мальчика наметился явный прогресс, если он был готов рассказать матери то, чем делился со своим консультантом.

Она села в свое кресло и потянулась к краю стола за телефоном, который одновременно выполнял функцию селектора, соединяющего ее с приемной. Она собиралась попросить Милли, секретаршу, прислать к ней Саманту и Сина Ачесон, но селектор зазвонил прежде, чем она успела снять трубку.

– Пейдж, на первой линии Марти.

– Спасибо, Милли. – Она переключила телефон на первую линию. – Марти?

Он не отвечал.

– Марти, это ты? – спросила она и посмотрела, на ту ли кнопку нажала.

Линия была включена – горела лампочка, но трубка безмолвствовала.

– Марти?

– Мне нравится твой голос, Пейдж. Он такой мелодичный.

Он говорит как-то… странно.

Сердце бешено забилось в груди, и она тщательно пыталась подавить охвативший ее страх.

– Что сказал доктор?

– Мне понравилась твоя фотография.

– Моя фотография? – переспросила она, явно сбитая с толку.

– Мне нравятся твои волосы, твои глаза.

– Марти, я не…

– Ты как раз то, что мне нужно.

У нее пересохло во рту.

– Что-нибудь случилось?

Вдруг он заговорил скороговоркой, без остановок:

– Пейдж, я хочу целовать тебя, твои груди, обнять тебя крепко и прижать к себе, заниматься с тобой любовью, я сделаю тебя счастливой, я хочу слиться с тобой, это будет сплошное блаженство, как в кино.

– Марти, дорогой, что…

Он повесил трубку, не дав ей продолжить.

Пейдж была озадачена и встревожена. Она прислушивалась какое-то время к гудкам в трубке, прежде чем повесить ее на рычаг.

«Что, к черту, происходит?» – подумала Пейдж.

Было два часа дня, и, скорее всего, он звонил ей не из офиса доктора Гутриджа. Но и из дома ему еще рано было звонить, а это означало, что он звонил с дороги.

Пейдж подняла трубку и набрала номер телефона в его машине.

Марти ответил на второй звонок. Она спросила:

– Марти, что, к черту, случилось?

– Пейдж?

– Что все это значит?

– Что ты имеешь в виду?

– Все эти поцелуи, ради всего святого, блаженство, как в кино.

Он молчал, и она могла слышать отдаленный гул мотора «Форда». Переключив скорость, он сказал:

– Малыш, ты меня потеряла?

– Ты звонил мне минуту назад и говорил так, будто…

– Нет. Я не звонил.

– Ты не звонил мне?

– Нет.

– Ты шутишь?

– Ты хочешь сказать, что кто-то позвонил и представился мною?

– Да, он…

– У него был мой голос?

– Да.

– Точно такой же?

Пейдж на минуту задумалась.

– Ну, не совсем. Голос был очень похож на твой и в то же время… что-то отличало его от твоего голоса. Это трудно объяснить.

– Надеюсь, ты повесила трубку, когда он стал говорить непристойности?

– Ты… – начала было она, но потом поправилась: – Он первый повесил трубку. И потом, он не говорил непристойностей.

– Да? А как насчет поцелуев в грудь?

– Мне не показалось это непристойным, так как я думала, что это ты.

– Пейдж, напомни мне, дорогая, когда в последний раз я звонил тебе на работу и говорил о поцелуях в грудь?

Она засмеялась.

– По-моему, никогда, – ответила она, а когда он тоже рассмеялся, добавила: – Было бы неплохо время от времени делать это, хотя бы для того, чтобы немного повеселиться.

– Они так и просятся, чтобы их целовали.

– Спасибо.

– И твоя попка тоже.

– Ты заставляешь меня краснеть, – сказала она, и это была правда.

– И твой…

– Это уже становится совершенно непристойным, – сказала она.

– Да, но я жертва.

– Ты уверен?

– Ты позвонила и обвинила меня в том, что я сказал тебе что-то гадкое.

– Да, действительно. Раскрепощение женщин, ничего не поделаешь. Недаром ведь они борются за свои права!

– И когда только это кончится!

Пейдж вдруг осенила тревожная мысль, но она медлила четко сформулировать ее. Быть может, это был действительно Марти, но звонил он в состоянии амнезии, сходном с тем приступом, который случился с ним днем, в субботу, когда он монотонно повторял два этих слова в течение семи минут, а потом ничего не вспомнил бы, если бы не диктофон.

Ей показалось, что ему пришла в голову та же мысль.

Она первая нарушила молчание:

– Что сказал Поль Гутридж?

– Он думает, что это стресс.

– Думает?

– Он договаривается, чтобы меня обследовали завтра или в среду.

– Он не был обеспокоен?

– Нет. Или притворился, что не обеспокоен.

Непринужденная манера поведения Поля уступала место серьезности, когда ему нужно было сообщить своим пациентам что-то важное. Он всегда был прямолинеен и говорил по делу. Во время болезни Шарлотты другие врачи пытались унять тревогу родителей, сглаживая кое-какие моменты, чтобы постепенно подготовить их к худшему. Поль, однако, прямо оценил ситуацию, ничего не скрывая от Пейдж и Марти. Он знал, что никакая полуправда или лживый оптимизм здесь не помогут. И что их нельзя путать с состраданием. Пейдж знала, что если Поль не был обеспокоен состоянием здоровья Марти и этими его тревожными симптомами, то это хороший знак.

– Он дал мне лишний экземпляр журнала «Пипл», – сказал Марти.

– Ты говоришь это так, как будто он дал тебе целую сумку собачьего дерьма.

– Да, но я не на это рассчитывал.

– Это совсем не так плохо, как ты думаешь, – сказала она.

– А ты откуда знаешь? Ты ведь еще не читала статью.

– Я знаю тебя и твою реакцию на подобные вещи.

– На одной из фотографий я похож на Франкенштейна с похмелья.

– Мне всегда нравился Борис Карлофф.

Он вздохнул:

– Теперь мне нужно сменить фамилию, сделать пластическую операцию и переехать в Бразилию. Как насчет того, чтобы забрать девочек из школы, прежде чем я начну заказывать билеты на Рио?

– Я сама заберу их. Сегодня они заканчивают на час позже.

– А, вспомнил. Сегодня понедельник. У них уроки фортепиано.

– Мы будем дома в половине пятого, – сказала она. – Ты покажешь мне журнал и можешь поплакаться мне в плечо.

– К черту все это. Я покажу тебе журнал и проведу вечер, целуя твои груди.

– Ты какой-то странный, Марти.

– Я люблю тебя, малыш.

Пейдж повесила трубку, продолжая улыбаться. Он всегда умел заставить ее улыбнуться. Даже в самые тяжелые моменты жизни.

Она отказывалась думать о странном телефонном звонке, о болезни, об амнезии, о фотографиях, на которых он похож на монстра.

«Пользуйся моментом. Наслаждайся им. Цени его».

Она так и сделала. Через минуту с небольшим она связалась по селектору с Милли и попросила ее пригласить в кабинет Саманту и Сина Ачесон.