Читать книгу Лицо в зеркале - Дин Кунц - Страница 18
Глава 18
ОглавлениеВ задыхатории Фрик, перепуганный и хрипящий, несомненно, более синий, чем синяя луна, сумел добраться от середины комнаты до стальной стены, к которой и привалился спиной.
Ингалятор, который он сжимал в правой руке, весил чуть больше внедорожника «Мерседес-500» М-класса.
Вот его отца всегда окружала толпа, и кто-нибудь обязательно помог бы поднять этот идиотский агрегат. Еще один недостаток одиночества.
Из-за недостатка кислорода мысли путались. На мгновение он уверовал, что его рука прижата к полу тяжеленным дробовиком, и именно дробовик он хочет поднять, чтобы вставить дуло в рот.
В ужасе Фрик едва не отбросил ингалятор. Но наступило просветление, и он вновь крепко зажал его в руке.
Он не мог дышать, не мог думать, мог только хрипеть, кашлять и хрипеть. Похоже, развивался один из редких приступов, которые заканчивались в больничной палате. Врачи будут щупать и тискать его, сгибать и разгибать, тараторя о своих любимых фильмах, в которых Манхейм сыграл главную роль. Эпизод со слонами! Прыжок из самолета в самолет без парашюта! Тонущий корабль! Инопланетный король змей! Забавные мартышки! Медсестры будут квохтать над ним, говорить, какой же он счастливчик и как это здорово, иметь отца-кинозвезду, героя, здоровяка, гения.
Нет, уж лучше умереть, умереть прямо сейчас.
И пусть Фрик не был чемпионом мира по поднятию тяжестей, он сумел поднести к лицу мегатонный баллончик. Сунул трубку между губами и впрыснул порцию лекарства, попытался вдохнуть, как можно глубже, но получилось не очень.
Поперек горла встало сваренное вкрутую яйцо или камень, огромный шматок флегмы, достойный занесения в Книгу рекордов Гиннесса, какая-то пробка, позволяющая входить и выходить только воздушным крохам.
Он наклонился вперед. Напрягая и расслабляя мышцы шеи, груди и живота. Пытаясь протолкнуть прохладный, насыщенный лекарством воздух в легкие, выдохнуть застоявшийся в легких воздух, плотностью уже напоминающий сироп.
Два нажатия на пусковую кнопку ингалятора. Предписанная доза.
Он нажал второй раз.
Легкий металлический привкус во рту, от которого он мог бы подавиться, если б воспаленные, распухшие стенки дыхательных путей предоставили ему такую возможность. Но стенки могли только сжиматься – не расширяться, вот они и сжимались все сильнее.
Желто-серый туман начал застилать глаза, погружая бункер в полумрак.
Голова шла кругом. Он сидел на полу, привалившись спиной к стене, и ему казалось, что он балансирует на одной ноге на высоко натянутой проволоке и вот-вот сорвется с нее, потеряв равновесие.
Он дважды нажимал на кнопку, получил две дозы.
Передозировка не рекомендовалась. Чревато.
Две дозы. Более чем достаточно. Обычно хватало одной, чтобы выскользнуть из этой невидимой петли палача.
Никакой передозировки. Приказ доктора.
Не паниковать. Совет доктора.
Дать лекарству возможность оказать нужное действие. Инструкция доктора.
На хрен доктора!
Он нажал на кнопку в третий раз.
В горле что-то застучало, словно кость по игральной доске, хрипы стали менее резкими, менее свистящими.
Горячий воздух вырвался наружу. Холодный потек внутрь. Фрик пошел на поправку.
Он выронил ингалятор на колени.
В среднем для того, чтобы прийти в себя после приступа астмы, требовалась четверть часа. Не оставалось ничего другого, как ждать.
Темнота начала отступать, освобождая поле зрения. Туман, стоявший перед глазами, рассеялся.
Фрик сидел на полу стальной комнаты, где смотреть было не на что, за исключением крюков в потолке. Вот он смотрел и думал о них.
Когда он впервые обнаружил стальную комнату, ему вспомнились сцены из фильмов, снятые в мясных хранилищах, где коровьи туши висели на потолочных крюках.
Он представил себе, как какой-то король преступного мира вешал на крюки тела своих жертв. Может, в свое время эта комната использовалась как морозильник.
Но маленькое расстояние между крюками не позволяло вешать на каждый взрослого мужчину или женщину. И Фрик пришел к еще более страшному выводу: убийца развешивал на крюках тела убитых им детей.
Но, присмотревшись, обнаружил, что свободные концы крюков не заточены. Слишком тупые, чтобы проткнуть ребенка или корову.
Тогда он решил обдумать предназначение крюков позже и пришел к выводу, что эта комната служила задыхаторией. Но наличие поворотной рукоятки, позволяющей открывать замок изнутри, доказало ошибочность и этой версии.
И пока хрипы утихали, дыхание становилось более легким, а грудь расправлялась, Фрик изучал крюки и стальные стены, пытаясь найти третью версию, связанную с предназначением этой комнаты. Но ничего путного в голову не лезло.
Он никому не говорил ни о поворачивающемся на шарнирах центральном стеллаже у дальней стены, ни о тайной комнате. Поэтому его более всего впечатлял тот факт, что ему и только ему известно о ее существовании. А уж для чего предназначалась ранее эта комната, особого значения не имело.
Это место могло послужить «глубоким и секретным убежищем», в котором, согласно Таинственному абоненту, у него возникнет потребность в самое ближайшее время.
Может, ему стоит снабдить его кое-какими припасами. Две или три упаковки пепси по шесть банок в каждой. Несколько пачек сандвичей с ореховым маслом. Пара фонарей с запасными батарейками.
Теплая кола никогда не была его любимым напитком, но лучше она, чем смерть от жажды. И определенно теплая кола предпочтительнее мочи, которую приходилось пить тем, кто оказывался без воды в пустыне Мохаве.
Сандвичи с ореховым маслом, достаточно вкусные при обычных обстоятельствах, безусловно, стали бы отвратительными, если б запивать их пришлось мочой.
Может, ему стоит запасти четыре шестибаночные упаковки пепси.
И даже если мочу пить не придется, понадобится емкость, в которую он сможет справлять малую нужду, если сидеть в стальной комнате придется дольше, чем несколько часов. Горшок с крышкой. Пожалуй, даже банка с завинчивающейся крышкой.
Таинственный абонент не сказал, как долго Фрику придется пребывать в осаде. Он решил затронуть этот вопрос при их следующем разговоре.
Незнакомец пообещал, что вновь свяжется с ним. Если этот тип – извращенец, то позвонит обязательно и будет долго говорить, пуская слюни на трубку. Если не извращенец, то может оказаться настоящим другом. Тогда он тоже позвонит, но по другим, более благородным причинам.
По прошествии времени астма отступила, и Фрик поднялся. Закрепил ингалятор на ремне.
Ноги еще не держали его, поэтому к двери он шел, опираясь одной рукой о стальную стену.
Минутой позже, в спальне, сел на кровать, снял трубку. На телефонном аппарате тут же зажглась лампочка его личной линии.
Никто не звонил после разговора в железнодорожной комнате. Набрав 69, он слушал, как телефон автоматически набирает номер того, кто позвонил последним.
Если бы он прошел цикл подготовки супершпиона, если б у него был невероятно чуткий слух, как был у Бетховена до того, как последний оглох, если б один из его родителей был инопланетянином, посланным на Землю, чтобы смешать кровь двух цивилизаций, наверное, Фрик смог бы перевести потрескивания и щелчки телефонного аппарата в цифры. И запомнил бы номер Таинственного абонента для дальнейшего использования.
Но он был всего лишь сыном самой большой кинознаменитости этого мира. Такое положение приносило немалые дивиденды, скажем, бесплатные программы от «Майкрософт» и пожизненный пропуск в «Диксиленд», но не наделяло невероятными умственными или паранормальными способностями.
После двенадцати гудков он включил режим автодозвона. Отошел к окну, а телефон продолжал набирать и набирать номер Таинственного абонента.
Восточная лужайка, гладкостью не уступающая сукну бильярдного стола, уходила меж дубов и кедров к розовому саду, исчезая в сером дожде и серебристом тумане.
Фрик гадал, следует ли сказать кому-нибудь о Таинственном абоненте и его предупреждении о грозящей опасности.
Если б он позвонил по спутниковому телефону Призрачного отца, то трубку снял бы или один из телохранителей, или личный визажист отца. А может, личный парикмахер. Или массажист, который всегда ездил с ним. Или духовный советник, Мин ду Лак, или кто-нибудь еще из дюжины других лакеев, которые всюду сопровождали Четвертого самого обожаемого мужчину в мире.
Трубка бы передавалась из рук в руки, по горизонтали и по вертикали, пока наконец через десять или пятнадцать минут не попала бы к Призрачному отцу. Он бы сказал: «Эй, дорогой (дорогая), ну-ка догадайся, кто позвонил сюда и хочет поговорить с тобой?» А потом передал бы трубку Джулии Робертс, или Арнольду Шварценеггеру, или Тоби Макгайру, или Кристер Данст, или им всем сразу, и они бы очень любезно поговорили с ним. Спросили, как дела в школе, хочет ли он с годами стать величайшей кинознаменитостью, какой сорт овсянки предпочитает на завтрак…
И к тому времени, когда трубка вернулась бы к Призрачному отцу, репортер из «Энтетейнмент уикли» написал бы уже половину статьи о телефонном разговоре отца с сыном. Статью бы напечатали, переврав все факты, выставив Фрика или хныкающим идиотом, или избалованным папенькиным сынком.
Хуже того, трубку телефона Призрачного отца могла взять какая-нибудь хихикающая молоденькая актриса, из тех, кого называли старлетками, еще мало чего умеющая на съемочной площадке, но много – в других местах. Такое случалось многократно. Имя Фрик развеселило бы ее, но, впрочем, этих девиц веселило решительно все. За прошедшие годы он разговаривал с десятками, может, и сотнями старлеток, и все они напоминали ему початки с одного кукурузного поля, будто какой-то фермер в Айове выращивал их, а потом вагонами отправлял в Голливуд.
Фрик не мог позвонить Номинальной матери, Фредди Найлендер, потому что она находилось в каком-то далеком и сказочном месте, вроде Монте-Карло, восхищая окружающих своим великолепием. И телефона, по которому он мог напрямую связаться с ней, у него не было.
От миссис Макби, в паре со своим довеском мистером Макби, он видел только хорошее. Они всегда учитывали его интересы.
Тем не менее Фрику не хотелось в таком деле обращаться к ним. Мистер Макби был несколько… глуповат, миссис Макби – всезнающей, всевидящей, жуткой женщиной, чьи высказанные ровным голосом слова и даже неодобрительный взгляд могли вызвать у ее подчиненных серьезное внутреннее кровотечение.
Мистер и миссис Макби были in loco parentis. На латинском этим юридическим термином называли тех, кто выполнял роль родителей Фрика на период отсутствия настоящих родителей, то есть постоянно.
Впервые услышав термин in loco parentis, Фрик решил, что его родители – сумасшедшие[26].
Чета Макби, однако, досталась Призрачному отцу вместе с домом, они жили здесь задолго до того, как отец его купил. Фрик полагал, что Палаццо Роспо, как самому месту, так и его традициям, Макби верны куда в большей степени, чем кому-либо из персонала или членов семьи.
Мистер Баптист, веселый повар, был дружелюбным знакомым, но никак не другом, и уж точно не доверенным лицом.
Мистер Хэчетт, вызывающий страх и, возможно, безумный шеф-повар, не принадлежал к тем людям, к которым кто-либо мог обратиться в час беды, за исключением разве что Сатаны. Владыка ада наверняка прислушался бы к советам повара.
Фрик всякий раз тщательно планировал визит на кухню, чтобы не столкнуться с мистером Хэчеттом. Чеснок не отпугивал шефа, поскольку тот любил чеснок, но крест, приложенный к его плоти, наверняка привел бы к тому, что он вспыхнул бы ярким пламенем или улетел, обратившись в летучую мышь[27].
Существовала немалая вероятность того, что шеф-повар и являл собой ту самую опасность, о которой говорил Таинственный абонент.
Если уж на то пошло, любой из двадцати пяти наемных работников поместья мог быть жаждущим крови убийцей, скрывающим свою сущность за улыбающейся маской. И прячущим за пазухой топор, заточку, удавку.
Может, все двадцать пять были убийцами, выжидающими своего часа. Может, очередное полнолуние вызовет у них приступ безумия, и они одновременно сбросят маски, проявят переполняющую их жажду крови, набросятся на всех и друг на друга с пистолетами, мясницкими тесаками, высокоскоростными кухонными комбайнами.
Если ты не знаешь всей правды о том, что думают о тебе твои собственные отец и мать, если ты не можешь знать наверняка, кто они и что творится у них в голове, как можно быть хоть в чем-то уверенным, если речь идет о людях, которые тебе даже не близки?
Фрик, правда, полагал, что мистер Трумэн – не психопат, готовый разрезать всех и вся бензопилой. В конце концов, мистер Трумэн служил в полиции.
А кроме того, чувствовалось, что мистер Трумэн – человек правильный. Фрик не знал, как выразить это словами, но понимал, что на мистера Трумэна можно положиться. Когда он входил в комнату, его присутствие ощущалось сразу же. Когда говорил с тобой, ты видел, что он тебя слушает.
Второго такого Фрику встретить пока не довелось.
И тем не менее о Таинственном абоненте и необходимости найти убежище он не собирался рассказывать даже мистеру Трумэну.
Во-первых, боялся, что ему не поверят. Мальчишки его возраста частенько сочиняли всякие небылицы. Фрик – нет. Но другие сочиняли. Фрик не хотел, чтобы мистер Трумэн принял его за лгунишку.
Не хотел он, чтобы мистер Трумэн решил, что он – трусохвост, который боится собственной тени.
Никто бы не поверил, что Фрик мог более двадцати раз спасти мир, хотя верили, что именно столько раз спасал мир его отец, но Фрик не хотел, чтобы его принимали за ребенка. Особенно мистер Трумэн.
А потом ему нравилось, что у него есть секрет. Такое сокровище – не чета электрическим поездам.
Он всматривался в мокрый день, возможно, в надежде увидеть злодея, крадущегося к дому под прикрытием пелены дождя и тумана.
После того, как в квартире Таинственного абонента раздалось не меньше сотни звонков, а трубку все не снимали, Фрик вернулся к телефонному аппарату и отключил автодозвон.
Ему хватало и других забот. Пришла пора начинать подготовку.
Надвигалась беда. Фрик собирался приложить все силы, чтобы встретить ее во всеоружии, поприветствовать, а потом победить.