Читать книгу Предсказание - Дин Кунц - Страница 10

С мокрыми от слез щеками, с зелеными глазами, в которых не было места ни обычным человеческим чувствам, ни сомнениям, маньяк выглядел как пилигрим, который поднялся на вершину горы, зная, что его ждет и зачем он туда пришел.

Он отцепил нас от стула, но оставил скованными между собой.

– Вы оба – местные? – спросил он, когда мы поднялись.

После его неадекватного приступа ярости и последующего эмоционального взрыва мне с трудом верилось, что он намерен поболтать о пустяках. Скорее вопрос задавался неслучайно, пусть мы и не знали, с какой целью, а потому ответ мог привести к последствиям, которые мы не могли предугадать.

Из осторожности я предпочел промолчать, похоже, той же логикой руководствовалась и Лорри, потому что и она не произнесла ни слова.

Киллера, однако, такой расклад не устраивал.

– Так что скажешь, Джимми? Это библиотека округа, обычно в нее приходят люди, которые живут неподалеку. Ты живешь в городе или в его ближайших окрестностях?

Я не знал, какой ответ его больше устроит, но почувствовал, что молчанием смогу заработать пулю в лоб. Он же застрелил Лайонела Дейвиса за меньший проступок, вообще безо всякой на то причины.

– Я живу в Сноу-Виллидж, – ответил я.

– И как давно ты здесь живешь?

– Всю жизнь.

– Тебе тут нравится?

– В подвале библиотеки, в наручниках, нет, но в других местах – да.

Улыбался он на редкость обаятельно, а глаза у него сверкали так, словно в них вставили подвижные призмы, которые улавливали свет от многочисленных его источников. Конечно же, другого такого убийцы-маньяка на свете не было. Стоило ему склонить голову или улыбнуться, и у тебя возникало желание подружиться с ним.

– Забавный ты парень, Джимми.

– Я не собирался таким быть, – ответил я, переминаясь с ноги на ногу, потом добавил: – Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я забавлял тебя.

– Несмотря на все, что мне пришлось пережить, у меня есть чувство юмора.

– Это заметно.

– А как насчет тебя? – спросил он Лорри.

– У меня тоже есть чувство юмора.

– Безусловно. Ты еще забавнее, чем Джимми.

– Возможно.

– Но я спрашиваю про другое, – уточнил он. – Ты живешь в городе?

Поскольку я уже ответил на этот вопрос утвердительно и меня не застрелили на месте, она решилась сказать:

– Да. В двух кварталах отсюда.

– И прожила здесь всю жизнь?

– Нет. Только год.

Вот тут мне стало понятно, почему за двадцать лет я ни разу ее не увидел. В городке с населением в четырнадцать тысяч человек можно прожить всю жизнь и ни разу не поговорить с девятью из каждых десяти.

Но если бы я хоть раз, даже мельком, увидел ее лицо, то не смог бы его забыть. Я бы не мог спать, думая о том, кто она, куда пошла, как мне ее найти.

– Я выросла в Лос-Анджелесе, – продолжила Лорри. – Прожила там девятнадцать лет и поняла, что пора сваливать, если я не хочу окончательно сойти с ума.

– И тебе нравится в Сноу-Виллидж?

– Пока нравилось. Милый городок.

Все еще улыбаясь, все еще поблескивая глазами, все еще обаятельный, без тени безумия на лице, он тем не менее возразил:

– Сноу-Виллидж – город зла.

– Конечно, зло здесь тоже есть, но некоторые части города очень даже хорошие.

– Например, ресторан «У Морелли», – вставил я.

– В «Альбе» сказочно готовят курицу, – добавила Лорри. – И «Бижу» – потрясающее место.

– Это же надо, назвать кинотеатр «Бижу»[22]! – воскликнул я, обрадованный тем, что наши вкусы в этом вопросе совпадали.

– Вся эта лепнина в стиле арт-деко. И попкорн они готовят с настоящим маслом.

– Мне еще нравится Центральный квадратный парк, – добавил я.

Маньяк не согласился:

– Нет, это отвратительное место. Я посидел там некоторое время, наблюдая, как птицы гадят на памятник Корнелия Рутефорда Сноу.

– И что в этом плохого? – удивилась Лорри. – Если он был и вполовину таким самодовольным, каким его изображает памятник, птицы все делают правильно.

– Я же не говорю, что птицы отвратительные, хотя, возможно, это и так, – маньяк продолжал лучезарно улыбаться. – Я говорю, что сам парк – отвратительное место. Земля, на которой он разбит, пропитана злом, вся земля, на которой стоит город, пропитана злом.

Я хотел продолжить разговор с Лорри о том, что нам нравится в городе, выяснить, в чем еще сходятся наши взгляды, и не сомневался, что и ей хотелось того же, но мы оба чувствовали, что должны слушать этого улыбающегося парня, потому что в руке он держал пистолет.

– А почему? – спросила Лорри. – Город построили на древнем индейском кладбище… или что?

Он покачал головой:

– Нет, нет. Земля когда-то была хорошей, но ее испортили плохими делами, которые творили злые люди.

– К счастью, я не владею недвижимостью, – заметила Лорри. – Только арендую ее.

– Я живу с родителями, – признался я, словно надеялся, что сей факт показывает, что я никоим образом не связан с пропитанной злом землей.

– Пришел час расплаты, – изрек он.

И, словно желая подчеркнуть весомость его угрозы, с одной из потолочных ламп на серебряной нити спустился паук. Шевелящаяся, бесформенная, восьминогая тень, размером с тарелку для супа, легла на пол между нами и маньяком.

– Стремление отвечать злу злом приводит к тому, что в проигрыше оказываются все, – указала Лорри.

– Я не отвечаю злу злом, – возразил он, не сердито, но с раздражением. – Я отвечаю злу восстановлением справедливости.

– Что ж, это совсем другое дело, – согласилась Лорри.

– На твоем месте, – сказал я маньяку, – я бы задумался, а уверен ли я, что мои деяния – справедливость, а не просто большее зло. По мнению моей мамы, дьявол прекрасно знает, как нас убедить в том, что мы поступаем правильно, когда на самом деле мы выполняем его, дьявола, работу.

– Похоже, твоя мама – женщина заботливая.

– Конечно, – ответил я, чувствуя, что между нами устанавливается контакт. – Когда я подрастал, она даже гладила мне носки.

После этого откровения Лорри бросила на меня скептически-тревожный взгляд.

Подумав, что она может принять меня за чудаковатого парня или, того хуже, за маменькиного сынка, я торопливо добавил:

– С семнадцати лет я все глажу сам. И никогда не гладил носки.

Выражение лица Лорри не изменилось.

– Я не хочу сказать, что моя мать до сих пор гладит мне носки, – поспешил я заверить ее. – Больше никто не гладит мне носки. Только идиоты гладят носки.

Лорри нахмурилась.

– Но я не хочу сказать, что моя мать – идиотка, – уточнил я. – Она – чудесная женщина. Она не идиотка, только очень заботливая. Я хочу сказать, что идиоты – другие люди, которые гладят свои носки.

И тут же я понял, что своими умозаключениями загнал себя в угол.

– Если кто-то из вас гладит носки, я не хотел сказать, что вы – идиоты. Я уверен, вы просто очень заботливые, как моя мать.

Теперь и на лице маньяка появилось то же выражение, что и на лице Лорри, и они оба смотрели на меня так, будто я только что спустился по трапу из летающей тарелки.

Лорри, как мне показалось, внезапно сильно огорчила мысль о том, что она скована со мной одной цепью, а вот маньяк, похоже, вдруг подумал, что, в конце концов, одного заложника для его целей вполне достаточно.

Спускающийся паук все еще висел над нашими головами, но тень от него стала меньше, с тарелку для салата.

К моему удивлению, глаза киллера увлажнились.

– Это так трогательно… носки. Очень мило.

А вот в Лорри моя история о носках сентиментальную струнку не задела. Она, прищурившись, продолжала смотреть на меня.

– Ты – счастливчик, Джимми, – продолжил маньяк.

– Да, – согласился я, хотя мне повезло только в одном: меня приковали к Лорри Линн Хикс, а не к какому-то алкоголику, да и то едва ли кто в сложившейся ситуации позавидовал бы моему счастью.

– Иметь заботливую мать, – проворковал маньяк. – Каково это?

– Хорошо, – ответил я. – Очень хорошо, – но больше ничего не решился сказать, боялся, что продолжу нести чушь.

Паук, удлиняя нить, опустился уже на уровень наших макушек.

– Иметь заботливую мать, которая каждый вечер варит тебе какао, – в голосе киллера слышались мечтательные нотки, – подтыкает одеяло, целует в щечку, читает перед сном сказку…

Прежде чем я сам научился читать, мама обязательно читала мне перед сном, потому что в нашей семье книги уважали. Но еще чаще мне читала бабушка Ровена.

Иногда речь шла о Белоснежке и семи гномах. Все они умирали, то ли в результате несчастного случая, то ли от болезни, пока Белоснежка не оставалась одна одинешенька и никто не мог помочь ей в борьбе со злой королевой. Кстати, однажды в интерпретации бабушки на одного из гномов упал двухтонный сейф. Но это был сущий пустяк в сравнении с тем, что произошло с другим гномом, бедным Чихом. А когда бабушка читала мне сказку о Золушке, хрустальные башмачки рассыпались на острые осколки прямо на ногах бедняжки, а тыквенная карета слетала с дороги в глубокий овраг.

И только взрослым я узнал, что в прекрасных книгах Арнольда Лобела[23] о Жабе и Лягушке не было эпизодов, когда тому или иному главному герою кто-то из других обитателей болота откусывал лапку.

– У меня не было заботливой матери, – голос маньяка переполняли тоска и душевная боль. – Мое детство было холодным, суровым, лишенным ласки.

События приняли неожиданный оборот: страх, что меня застрелят, отступил на второй план. Перед нами замаячила куда более страшная перспектива: выслушивать рассказ маньяка о его трудном детстве. О том, как его били проволочными вешалками для пальто. До шести лет заставляли носить девчачью одежду. Отправляли спать без миски овсяной каши.

Меня похитили, заковали в наручники, держали под дулом пистолета, и все для того, чтобы я выслушал этот жалостливый рассказ? С тем же успехом я мог остаться дома и смотреть дневные ток-шоу.

К счастью, он прикусил губу, расправил плечи и заявил:

– Вспоминать прошлое – пустая трата времени. Что было, то прошло.

К несчастью, влагу в глазах, вызванную жалостью к себе, сменил не веселый, обаятельный блеск, а фанатичный огонь.

Паук тем временем продолжал спуск. Оказался на уровне наших лиц, испугался их вида и в страхе застыл.

Должно быть, представив себя виноградарем, снимающим ягоду с грозди, маньяк зажал толстого паука между большим и указательным пальцем, раздавил, а потом поднес то, что осталось, к носу, чтобы насладиться запахом.

Я надеялся, что он не предложит мне понюхать останки паука. Обоняние у меня сильно развитое, и это одна из причин, по которой я пошел в пекари.

К счастью, он не собирался делиться с нами этим мерзким запахом.

К несчастью, поднес пальцы ко рту и аккуратно слизал кашицу, в которую превратился паук. Насладился этим странным фруктом, похоже, решил, что он недостаточно зрелый, и вытер пальцы о рукав пиджака.

Перед нами стоял выпускник Университета Ганнибала Лектера, готовый занять место менеджера в мотеле «Бейтс»[24].

Шоу с обнюхиванием и поеданием раздавленного паука устраивалось не для нас. Маньяк действовал рефлекторно, так обычные люди отгоняют мух.

И теперь, не отдавая себе отчета в том, какое впечатление произвели на нас его весьма необычные вкусовые пристрастия, он сказал:

– И вообще, время разговоров осталось в прошлом. Пришло время действовать, восстанавливать справедливость.

– И как же он собирается восстанавливать справедливость? – задалась вопросом Лорри. Вслух. И в голосе, которым произносились эти слова, от присущего ей оптимизма не осталось и следа.

А маньяк, несмотря на баритон взрослого, вдруг заговорил словно обиженный мальчишка:

– Я собираюсь много чего взорвать, убить массу людей и заставить город пожалеть о своем существовании.

– Честолюбивый замысел, – указала Лорри.

– Я готовился к этому всю жизнь.

Я внезапно переменил сложившееся у меня мнение на прямо противоположное.

– Если уж на то пошло, я бы действительно хотел послушать о вешалках для пальто.

– Каких вешалках? – переспросил он.

Прежде чем я успел ответить и, скорее всего, получить пулю между глаз, вмешалась Лорри:

– Слушай, я могу взять сумочку?

Он нахмурился.

– Зачем она тебе?

– По срочному женскому делу.

Я не мог поверить, что она пойдет на такое. Нет, я понимал, что не сумел ее переубедить, но полагал, что мои доводы заставили ее одуматься.

– По женскому срочному делу? – повторил маньяк. – Это ты о чем?

– Ты знаешь, – игриво ответила она.

Для парня, который мог притягивать женщин точно так же, как мощный магнит притягивает крупинки железного порошка, он проявил в этом вопросе вопиющее невежество.

– Откуда мне знать?

– Бывает раз в месяц.

Он по-прежнему ничего не понимал.

– На середине?

Теперь его уже не поняла Лорри.

– На середине?

– Сейчас середина месяца, – напомнил он. – Пятнадцатое сентября. И что?

– У меня месячные, – объяснила она.

Он тупо смотрел на нее.

– Менструация, – ей определенно хотелось обойтись без этого слова.

Его лоб разгладился. Он понял.

– Ага. Женское срочное дело.

– Да. Совершенно верно. Аллилуйя! Теперь я могу взять сумочку?

– Зачем?

Если бы она добралась до пилки для ногтей, то с радостью вогнала бы ее ему в глаз.

– Мне нужен тампон.

– Ты говоришь, что в сумочке у тебя тампон?

– Да.

– И он нужен тебе прямо сейчас, ты не можешь ждать?

– Да, совершенно не могу ждать, – подтвердила Лорри. Решила сыграть на его сострадании, которого он не выказал, убивая библиотекаря выстрелом в голову. Но Лорри полагала, что сострадание это у маньяка все-таки есть, поскольку пока с нами он вел себя достаточно мягко. – Я сожалею, но мне без него не обойтись.

Если в женских делах он соображал плохо, то замыслы в стиле Макиавелли разгадывал шутя.

– Что у тебя в сумочке, пистолет?

Признавая, что попалась, Лорри пожала плечами.

– Пистолета нет. Только металлическая пилка для ногтей.

– И что ты собиралась сделать… вонзить ее мне в сонную артерию?

– Если бы не попала в глаз, то да.

Он поднял пистолет, целясь в нее. Я предположил, что, пристрелив Лорри, он не остановится и разберется со мной. Я же видел, что он сделал с газетами.

– Мне следовало убить тебя прямо сейчас, – враждебности в голосе, однако, не слышалось.

– Следовало, – согласилась она. – Я бы убила, окажись на твоем месте.

Он улыбнулся и покачал головой:

– Ну ты даешь.

– Стараюсь, – и Лорри улыбнулась в ответ.

Мои губы тоже растянулись, открывая зуб за зубом, но с большим трудом. И причиняя боль. Тревога-то никуда не делась.

– Долгие годы я готовил этот день, – сказал маньяк. – Я знал, что испытаю удовлетворенность, возможно, даже восторг, но и представить себе не мог, что все будет так забавно.

– Успех вечеринки зависит от гостей, которых ты на нее приглашаешь, – вставила Лорри.

Псих-убийца обдумывал ее слова, словно она процитировала один из сложных философских постулатов Шопенгауэра. Кивнул без тени улыбки, провел языком по зубам, верхним и нижним, словно пробуя на вкус ее слова, наконец ответил:

– Верно. До чего же верно.

Тут до меня дошло, что я не участвую в разговоре. А мне не хотелось, чтобы он пришел к выводу, что вечеринка вдвоем может быть куда забавнее вечеринки втроем.

И я уже открыл рот, наверняка чтобы ляпнуть какую-нибудь глупость вроде фразы о вешалках для пальто, фразы, после которой я мог бы получить пулю в живот, когда подвал вдруг наполнил грохот. Кинг-Конг молотил кулаками по массивной стене, которая отделяла его половину острова от второй, где жили нервные туземцы.

Маньяк, услышав грохот, просиял.

– Это Носач и Кучерявый. Они вам понравятся. Они привезли взрывчатку.