Читать книгу Ведьма Сталинграда - Джастин Сарасен - Страница 9

Январь 1942 г.

Когда советские войска перешли в контрнаступление, авианалеты стали происходить реже, и теперь страх в воздухе чувствовался меньше. Поезда продолжали перевозить станки и рабочих на восток, а солдат на запад, но паника среди населения поутихла. Советский Союз получил еще несколько локомотивов по ленд-лизу, и ситуация с железнодорожными перевозками улучшилась. Алекс удалось добраться до Энгельса всего за три дня, а не за девять.

Аэродром и летная школа находились вблизи города Энгельс, через Волгу от Саратова. Тренировочный комплекс оказался большего размера, чем ожидала Алекс: здесь были отдельные здания, в которых размещались общие спальни, учебные аудитории, столовая и ангары. Немецкие войска находились неподалеку, угрожая Саратову, и в летной школе чувствовалось напряжение.

– Проходите, – майор Раскова пригласила Алекс в свой аскетичный кабинет и предложила ей стул. Сама она аккуратно села за письменный стол, стараясь не задеть карты и документы, которыми он был завален. Как и во время их первой встречи в Кремле, она была похожа на учительницу. Впрочем, в ее манерах чувствовались открытость и элегантность, которые контрастировали со строгой прической. Горчичного цвета военная форма прекрасно сидела на ней. Алекс не могла определять звание по погонам, но знала, что перед ней – майор.

– Это большая честь для меня – встретиться с «матерью-настоятельницей» русских летчиц.

– Вот, значит, как меня называют в народе? Полагаю, что-то от монастыря у нас здесь и в самом деле есть. Мои «послушницы» в большинстве своем юные и невинные существа, – майор усмехнулась. – Если можно назвать невинными девушек, которые горят желанием убивать врагов.

– Я уже встретила нескольких из них по пути к вам. В форме они больше похожи на юношей.

– Это правда. Я отправила их на стрижку по прибытии, и многие очень расстроились. В этом нежном возрасте девушки весьма чувствительны к мужским знакам внимания.

– Они все не замужем?

– Не все. Есть и замужние, а кое-кто уже успел овдоветь. Многие из них родом из захваченных немцами областей, а у троих, кажется, семьи остались в блокадном Ленинграде. Можете себе представить, как они хотят сражаться.

Взгляд Алекс упал на фотографию, висевшую позади Расковой: на ней была запечатлена пожилая женщина, державшая на руках девочку.

– У вас есть дети?

Раскова повернулась к фотографии.

– Да, дочка, ей восемь. Она живет с бабушкой, – лицо майора на мгновение смягчилось. – Но мне казалось, вы прибыли сюда для разговора на военные темы.

– Да, конечно. Расскажите мне, пожалуйста, подробнее о процессе подготовки. Может, какие-то личные детали или забавные случаи, которые могли бы вызвать интерес у читателей.

– Что ж, все они мои подопечные, и я ценю их всех, но не сказать, чтобы у меня было про них много историй. Давайте я просто проведу вас по территории, и вы сами решите, о чем будете рассказывать.

Раскова встала.

– Мне можно делать снимки?

– Думаю, да, только не фотографируйте самолеты и военное снаряжение. И помните, что вы должны пройти цензуру, прежде чем отсылать снимки.

– Разумеется.

Они вышли на морозный воздух. Раскова повела Алекс через площадку в соседнее здание, где находились учебные комнаты, и разрешила ей заглянуть в один из классов: там рядами сидели девушки, одетые в стеганые куртки.

– Сначала все они изучают географию, азбуку Морзе, устройство самолетов и оружия. Потом начинается специализация, и будущие штурманы занимаются аэронавигацией, техники – двигателями, а оружейники – взрывчатыми веществами.

– Сколько продолжается учеба? – они шли по коридору учебного корпуса.

– В мирное время на подготовку хороших пилотов уходило два года. Но сейчас страна находится в состоянии войны, и девушкам нужно усвоить тот же объем знаний за шесть месяцев.

Алекс припомнила спор в кабинете Сталина.

– Мне можно увидеть самолеты, на которых проходят тренировочные полеты?

– У-2? Если хотите, могу отвести вас к ним прямо сейчас.

Выйдя на улицу, они согнулись под порывом пронизывающего февральского ветра. Раскова подвела Алекс к стоявшим в ряд самолетам. Они остановились у крайнего из них, и Алекс наконец смогла рассмотреть вблизи, что представлял собой У-2. Американка пришла в ужас.

Биплан с открытой кабиной летчика был сделан из дерева и еще какого-то материала, похожего на брезент. Тонкие стойки соединяли двойные крылья. Самолет опирался на хрупкие шасси, оканчивавшиеся прорезиненными колесами.

Рядом с фюзеляжем самолета на стремянке стояла девушка, забравшаяся по плечи в моторный отсек. От ледяного ветра механика и двигатель защищал лишь брезентовый чехол.

– Сержант Портникова! Надеюсь, я вас не отвлекаю, – позвала Раскова.

Девушка выбралась из моторного отсека:

– Совсем не отвлекаете, товарищ майор. Я уже закончила.

Сержант вытерла руки о тряпку, козырнула и надела перчатки, до этого заткнутые за пояс.

– Мисс Престон, познакомьтесь с Инной Портниковой. Это один из наших механиков. Она может ответить на ваши вопросы касательно самолетов. Когда вы получите достаточно информации, можете вернуться в мой кабинет.

Раскова неформально махнула рукой сержанту и пошла обратно к себе.

Девушка спустилась со стремянки и посмотрела на Алекс. Она была похожа на херувима: у неё было прекрасное круглое лицо, мягкие и тонкие черты. Трудно было представить, что в такой голове могли зародиться мысли о жестокости.

– Ну и холодина, – констатировала Алекс. – Почему вам не разрешают работать в ангаре?

Инна опустила «уши» своей шапки.

– Потому что когда мы перейдем в боевой режим, у нас не будет никаких ангаров. Самолеты будут взлетать с открытых вспомогательных аэродромов и всегда по ночам. Так что смазывать двигатели и чинить самолеты мы должны уметь в полевых условиях.

Алекс кивнула, пытаясь представить, как можно хоть что-то отремонтировать на таком морозе и где-нибудь в снегу.

– Эти самолеты выглядят такими… – она пыталась подобрать подходящее определение, но в голове крутилось только слово «хлипкие», – легонькими. Сложно представить, как вы можете использовать их в качестве бомбардировщиков.

– Да уж, эти тренировочные бипланы легковаты. Их можно толкать одной рукой по взлетной полосе. Зато ими просто управлять, и на самом деле они крепкие. Эти самолеты были модифицированы, и теперь они могут поднимать бомбы общим весом до ста килограммов.

Алекс покосилась на кабину.

– Здесь открытая кабина, как же пилот слышит радио?

– Тут смертельный мороз, нечего и говорить. А у них нет радио. Пилотам приходится ориентироваться по компасу и местности. Все возникающие проблемы летчицы вынуждены решать самостоятельно. Это тяжело, но они привыкают, – Инна похлопала рукой по фюзеляжу, словно прощая самолету его недостатки. – Вот, кстати, и мой пилот.

Алекс повернулась и впервые в жизни увидела советскую летчицу. Девушка среднего роста с самой обычной походкой – не слишком женственной, но и не мужиковатой, но в облике её чувствовалась решительность. О том, что это девушка, говорили лишь завитки белокурых волос, которые выбивались из-под шлема.

Летчица подошла, и Алекс смогла рассмотреть лицо: светло-голубые глаза, тонкий изящный нос, полные четко очерченные губы. Судя по всему, под громоздкой летной формой скрывалась худенькая, даже хрупкая девушка, и это сочетание вдруг показалось Алекс страшно соблазнительным. Она не могла точно сказать, что же так привлекло ее в этой девушке, имени которой она еще не знала, кроме этой странной комбинации женственной красоты и присущего мужчинам авторитета.

Девушка подошла к самолету и вопросительно посмотрела на Алекс.

– Настя, у нас гость, – объяснила Инна. – Это американская журналистка, она хочет про нас написать.

– Алекс Престон, – представилась Алекс, протянув руку девушке.

– Настя Дьяченко, – летчица пожала журналистке руку. Рукопожатие вышло формальным, ведь, они обе были в перчатках, но в глазах Насти по-прежнему читалось любопытство. – Американка? Хочет про нас написать. Какая честь.

Алекс не шло в голову ничего, кроме очевидных глупостей.

– Я могу вас сфотографировать? – выпалила она.

– Нас с Инной? Конечно, почему нет, – Настя встала рядом со своим механиком.

Алекс повозилась с футляром фотоаппарата и сняла перчатки. Металлический корпус фотоаппарата был обжигающе холодным. Алекс почувствовала себя глупо, но деваться было некуда. Она отступила назад, навела объектив своего маленького «Роллейфлекса» на девушек и отщелкала две кассеты, прежде чем Инна с Настей отошли друг от друга.

– Приятно познакомиться, но, простите, мне пора отправляться в тренировочный полет, – сказала Настя и направилась к крылу самолета.

«О нет, не уходи, не так быстро», – Алекс судорожно искала предлог, чтобы задержать девушку.

– Э-э-э… как вы думаете, когда вас переведут в боевой режим?

– Это будут решать майор Раскова и Комитет противовоздушной обороны. Но обучаемся мы как минимум до мая.

Алекс лихорадочно пыталась придумать еще какой-нибудь вопрос, но Настя уже забралась на крыло, а оттуда – в кабину. Инна с силой крутанула пропеллер и быстро отступила, когда он завертелся. Маломощный двигатель застучал, как швейная машинка.

Хрупкий самолетик проскакал несколько десятков метров по ухабистой взлетной полосе и взмыл в воздух. На высоте приблизительно ста метров У-2 сделал круг и помахал крыльями вверх-вниз, словно приветствуя оставшихся на земле. Инна рассмеялась и помахала в ответ, а Алекс вдруг почувствовала, что ей приятно оттого, что это приветствие адресовано и ей тоже.

Инна водрузила короткую деревянную стремянку на плечо, и девушки пошли в сторону корпусов.

– Нам так повезло с майором Расковой, – говорила Инна. – Мужчины-инструкторы считают, что мы не подходим для этой работы, но она не позволяет им принижать нас. Однажды я была в ее кабинете и слышала, как один генерал жаловался, что женщины только тратят чужое время и что на их месте в летной школе должны быть мужчины. Но тут в кабинет вошла секретарь и объявила, что звонит Сталин. Можете себе представить, какое у этого генерала было лицо? Ей звонил сам Сталин! Этот бравый генерал замолчал и рта больше не раскрывал.

– Судя по всему, девушки действительно любят Раскову.

– О да, ради нее они готовы на все. Нас разбили на три полка под командованием разных офицеров. Все те, кто попал не к ней, очень расстроились.

По пути им попадались другие девушки: кто-то катил бочки с топливом, другие спешили к своим самолетам, одетые в стеганую летную форму и защитные очки. Инна останавливалась и просила встречных девушек сфотографироваться «для американцев». Девушки с удовольствием позировали по двое или по трое, взявшись под руки, как школьницы.

Когда они добрались до административного корпуса, Алекс протянула своей спутнице руку на прощание.

– Спасибо за всё, Инна. Надеюсь, мы еще увидимся, – Алекс говорила искренне, ей понравилась пухленькая девушка-механик. Алекс почему-то вдруг представила, как та колет дрова где-нибудь на ферме.

* * *

Майор Раскова открыла дверь, приглашая Алекс в свой кабинет. Там находилась еще одна женщина-офицер: высокая, угрюмая, крепкого телосложения. Если бы не полные груди, отчетливо выделявшиеся под гимнастеркой, она могла бы сойти за мужчину. «Наконец-то я увидела такую советскую женщину-солдата, какую представляла себе», подумала Алекс и на мгновение замешкалась на пороге.

– Позвольте представить вам мою коллегу майора Бершанскую, – сказала Раскова.

– Приятно познакомиться, – ответила Алекс. Бершанская молча кивнула. Все трое опустились на стулья.

– Вы узнали все, что вам было нужно? – поинтересовалась Раскова.

– Мне кажется, я пока не до конца понимаю, какие вопросы задавать. Большую часть времени я просто слушаю то, что мне рассказывают, и делаю снимки. Я только что говорила с одной из ваших летчиц.

– С Настей Дьяченко. Она одна из лучших, только любит нарушать правила, – заметила Раскова.

– Правда? У нее был тренировочный полет, и времени на мои расспросы не оставалось. Возможно, я смогу поговорить с ней позже?

Раскова никак не прокомментировала это пожелание.

– Она будет в полку ночных бомбардировщиков, хотя мы можем перераспределить ее. Мы также готовим пилотов пикирующих бомбардировщиков – этим полком буду командовать я. Третий полк состоит из пилотов истребителей. Его командир еще не назначен.

Женщины, пилотирующие пикирующие бомбардировщики и самолеты-истребители. Это казалось нереальным.

– В Соединенных Штатах женщины могут проводить лишь испытательные полеты и перегонять самолеты на аэродромы.

– Наше руководство тоже было не настроено разрешать женщинам-пилотам участвовать в военных действиях, – призналась Раскова. – Однако эта позиция была пересмотрена, когда на нашу землю напали враги и стали уничтожать наши города.

– У женщин те же обязанности, что и у мужчин? – спросила Алекс, вспоминая механика Инну с ангелоподобным лицом и изящную Настю.

Заговорила молчавшая до этого Ева Бершанская.

– Они выполняют ту же самую работу за то же время, что и мужчины, и если стокилограммовую бомбу приходится поднимать двум женщинам, а не одной, то это не проблема. Они справляются, даже не сомневайтесь.

Алекс почувствовала, что невольно задела командиров, и сменила тему.

– В юности я сама пилотировала самолет. Мне это ужасно нравилось.

– Почему вы перестали этим заниматься? – спросила майор Раскова.

Алекс пожала плечами.

– Так сложилось. Мне нужно было оканчивать университет и строить карьеру фотожурналиста. Кстати, могу я вас сфотографировать? – Алекс достала из чехла фотоаппарат и взяла его в руки. – Вы наверняка станете популярны в США.

Теперь пожала плечами Раскова.

– Если уж сам Сталин разрешил вам его сфотографировать, то я вряд ли могу вам отказать.

Она откинулась на спинку стула и посмотрела в объектив. В отличие от Сталина, она улыбнулась. Алекс сделала снимок.

– А вы, майор Бершанская?

– Если это действительно необходимо, – сказала Бершанская и встала с места. Она неловко сцепила руки перед собой, повернула голову в три четверти, прищурилась, словно собралась распекать кого-нибудь из курсантов, и замерла. Алекс отмотала пленку и нажала на затвор.

– Ох уж это женское тщеславие! – язвительно заметил чей-то голос.

В дверях стоял грузный мужчина.

– Заходите, генерал Осипенко, – пригласила Раскова, сохраняя внешнюю невозмутимость в ответ на прозвучавший выпад.

Мужчина сделал несколько шагов, и Алекс его вспомнила: это был глава Авиационного комитета. Осипенко ей не понравился, хотя она не могла припомнить, почему.

Следом за генералом в кабинет вошла худощавая женщина с мелкими, резко очерченными чертами лица, которые можно было счесть красивыми. Но ее темные волосы были подстрижены короче, чем у других женщин, а губы слишком сжаты – почти враждебно, как у мужчины. Выражение ее лица почему-то было более угрожающим, чем смягченная мужественность Евы Бершанской, возвышавшейся над незнакомкой.

– Майор Тамара Казар, – представил Осипенко женщину. Затем он показал на трех других женщин. – Вы уже знакомы с майором Расковой и майором Бершанской, а это – американский фотограф Александра Престон.

Казар лишь натянуто согнулась в талии, как прусский офицер, и промолчала.

– Присаживайтесь все, пожалуйста, – объявил Осипенко и уселся на стул. Рядом с генералом устроилась его неулыбчивая спутница.

Они расселись в неловком молчании. Алекс гадала, попросят ли ее покинуть кабинет, если речь зайдет о военных вопросах. Но первой заговорила Марина Раскова.

– Мы как раз рассказывали мисс Престон о наших трех полках и их командирах, – сказала она.

– Так что вы решили насчет командиров? – Осипенко со снисходительным видом скрестил руки на груди.

– Майор Бершанская возглавит полк ночных бомбардировщиков, я – полк пикирующих бомбардировщиков для полетов в дневное время. Что касается полка истребителей, я подумываю о Кате Будановой.

– Исключено, – Осипенко поднял руку. – Буданова не достаточно дисциплинирована. На самом деле, Авиационный комитет назначил командующим этим полком майора Казар. Именно поэтому я привел ее на встречу с вами.

Раскова немного подняла брови.

– И вы приняли это решение, не посоветовавшись со мной?

– Майор Раскова, Авиационный комитет не обязан советоваться с вами. Вам и без того была предоставлена слишком большая свобода выбрать командиров двух полков, хотя мы могли бы назначить и их.

Раскова заговорила ледяным голосом.

– Я прослежу, чтобы летчицы были об этом проинформированы. Как и общественность, – майор кинула взгляд в сторону Алекс.

Это не ускользнуло от внимания генерала. Осипенко, редко встречавший противодействие, проговорил мягким тоном:

– Учитывая, что это стратегически важные военные сведения, я полагаю, что нашему маленькому журналисту лучше вернуться в Москву и получить всю информацию от Совинформбюро.

«Маленькому журналисту? Вот высокомерный сукин сын!»

Выражение лица Расковой оставалось нейтральным.

– У вас все, генерал Осипенко?

– Пока да. Спасибо, что уделили мне время. С нетерпением жду сообщений о ваших успехах, – мужчина встал, вслед за ним вскочила Тамара Казар, напряженная, в отличие от расслабленного генерала.

Раскова и Бершанская тоже встали. Все офицеры козырнули друг другу. Адъютант открыл дверь. Осипенко пошел к выходу уверенной походкой победителя, а его спутница, как заметила Алекс, чуточку прихрамывала.

Что здесь происходит? Почему Осипенко стал продвигать майора Казар? Сама эта женщина казалась загадкой. Это была борьба за власть?

– Простите, мисс Престон, – голос Расковой вернул Алекс обратно на землю. Лично я не против вашего присутствия здесь, но, похоже, вам все-таки придется уехать. Возможно, обстоятельства изменятся.

– Мне тоже очень жаль, ведь я только что прибыла, – Алекс пыталась сдержать горечь в голосе, подбирая свой фотоаппарат и куртку. – Может, кто-нибудь из сотрудников базы отвезет меня на вокзал?

– Конечно. Надеюсь, вы собрали достаточно информации для своего репортажа. Мне бы хотелось, чтобы мир узнал о моих летчицах.

– Уверяю вас, мир о них узнает.

* * *

«Интересная девушка, эта американка», размышляла Настя, подняв самолет на высоту две тысячи метров, где ледяной ветер свистел между стойками, скреплявшими крылья. Куртка и перчатки на ней были достаточно плотными, но все же ветер забирался под горло. «Надо будет надевать шарф побольше», подумала девушка.

Как же она любила летать! Когда Настя оставляла землю, с ее грязью и дурными запахами, далеко внизу, её охватывали такие чувства, описать которые ей не хватало слов. Благодаря легкому самолету, она ощущала воздух как некое вещество, похожее на жидкость, только легче, которое могло поднять ее ввысь, противиться ей или повергнуть в панику. Но если девушка отдавалась на волю этого вещества и следовала его законам, то оно обнимало ее и позволяло приятно скользить по своей поверхности, целовало её своим холодным дыханием.

Настя выполнила несколько маневров, кувырки и бочки, проверяя мощность и поворотливость маленького «кукурузника». Несмотря на простое устройство, этот самолет мог нанести серьезный ущерб противнику, и при этом уцелеть. Вдобавок У-2 мог лететь на бреющем полете, причем гораздо медленнее Мессершмитта-109 и Фокке-Вульфа. Её самолетик мог резко и не один раз развернуться, уклоняясь от пуль скоростного воздушного хищника – как мышь, преследуемая орлом.

Пролетая над Волгой, девушка выжала ручку управления от себя и ринулась вниз на тысячу метров, потом на пятьсот, а затем еще на триста. В ушах у Насти свистел ветер. В последний момент она резко взяла вверх и вырубила двигатель, тихо планируя над рекой.

У девушки заканчивалось топливо. Она снова поднялась на высоту и не спеша полетела по кругу, выполнив восьмерки над аэродромом – последний танец перед приземлением. Видела ли ее та американка? Алекс, Александра.

Это была первая американская женщина, которую довелось увидеть Насте. Неужели они все выглядели так? Девушка попыталась представить жизнь американцев в условиях капитализма. Разумеется, Светском Союзу необходима народная партия, чтобы всех сплотить и заставить работать на общее благо. Как учили в школе и районной комсомольской ячейке Настю, без коммунизма социальное равенство было невозможно. Но почему тогда американцы выглядели такими счастливыми?

Настя была хорошей коммунисткой, и многие годы ей пришлось смывать позор, лежавший на ней из-за отца, который был врагом народа. Есть ли у капиталистов-американцев такие же внутренние враги, а если да, то как они могли появиться? Из-за коммунизма? От всех этих мыслей у девушки разболелась голова.

Надетое под летной формой мужское белье, которое было ей велико, стало раздражать кожу. Такое белье выдали им всем. Подбитые ватой штаны были такими толстыми, что почесать зудящее место было просто невозможно, приходилось терпеть. Интересно, какое белье носят американские девушки? Мысль об элегантной журналистке в чем-то узеньком и шелковом под формой оказалась приятной и слегка возбуждающей. Есть ли у нее муж? Или кто-то еще, кто покупает ей красивое белье?