Читать книгу Осатаневшие - Джефф Стрэнд - Страница 4

Официант решил, что мы с Куинн поссорились, и смерил меня убийственным взглядом. Я понял, что переполненный ресторан – не лучшее место для душевных откровений, так что мы взяли пакет с сэндвичами, вышли на парковку и сели в мою машину.

Несколько минут Куинн просто рыдала и всхлипывала. Я молчал, даже не пытаясь ее утешить. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя. Наконец она проронила:

– Да.

– Да? Вик убил их?

Куинн кивнула.

– И еще нескольких. Их так и не нашли.

Вообще, у меня язык как надо подвешен, но в тот момент я не знал, что сказать. Уточнил, стараясь контролировать голос, чтобы звучало спокойно, без наездов:

– Давно ты знаешь?

– Давно.

– С самого начала?

Она заколебалась.

– Да.

– Ясно.

– Ему это нужно. Он остынет и снова станет классным. Потом этот период закончится, начнет копиться злость. Вик станет срывать ее на мне и тогда снова вынужден будет на это пойти.

– Понятно. – Я решил, что пора уже сказать что-нибудь по существу. – Я тебя не осуждаю, честно, но почему ты не сдала его полиции?

Куинн снова расплакалась. Через несколько минут рыданий все же ответила:

– Я испугалась. Вик сказал, что может поступить со мной еще хуже. «Я сотворю с тобой такое, что все ее муки покажутся легким массажем», если дословно. И я поверила. Поверила ему. Он сказал, что это будет длиться всю жизнь, пока я не умру от старости. Ад на земле.

– Ясно, – сказал я. – Но это ведь гораздо хуже, чем домашнее насилие. Вика не выпустят под залог. Осмотрят его зубы, сравнят с укусами, и ему конец.

– Это не его зубы.

– Что?

– Вик заставлял меня кусать жертв. Заставлял… вкушать их плоть. Говорил, что это его страховка.

– Срань господня.

– Да уж. – Куинн утерла нос рукавом рубашки. – Хорошо, что мне не нужны пломбы, а? – Она попыталась улыбнуться, но не смогла себя заставить.

– Но разве ты не можешь… в смысле… просто сказать копам, что Вик тебя принудил?

– А разве похоже на правду?

– Конечно! Я тебе верю. Пройди проверку на полиграфе. Им хватит компетенции разобраться. Посади этого психа на электрический стул. Он ничего не сможет тебе сделать, сидя в тюрьме строгого режима.

– Не соглашусь.

– Почему?

– Просто не соглашусь, и все.

– Ты должна что-то сделать. Я тебе помогу.

До этого Куинн избегала смотреть мне в глаза, но теперь посмотрела.

– Кори, я годами ношу в себе вину. Она похожа на боль, на разъедающую изнутри кислоту. Каждый раз, когда Вик это делает, мне хочется покончить с собой. Мне нужно это сделать. Сдать его полиции и застрелиться. Но я слишком боюсь действовать. Наверное, потому, что знаю: там меня ждет нечто похуже, чем все прижизненные муки, чем все, что он способен со мной сделать.

– Куинн…

– Дай договорить. Знаю, что ты думаешь. Я трусиха, которая позволяет убивать и истязать невинных молодых девушек. Я чудовище.

– Нет, ты…

– Дай договорить, я сказала. Я бы чертовски хотела как-то на все это повлиять. Но не могу. Остается только жить в этом кошмаре.

Какое-то время мы смотрели друг на друга.

– Теперь можешь говорить, – сказала она.

– Ты же знаешь, я не могу это так оставить. Я должен рассказать полиции все, что знаю. Нельзя допустить, чтобы это случилось еще с одной девушкой. Обещаю, с тобой все будет в порядке.

– Ты не можешь этого обещать.

– Могу. – Но Куинн, конечно, была права. Я не мог ничего обещать. Десять ужасных убийств за пять лет, не считая нераскрытых, – с таким «багажом» присяжные влегкую могут решить, что она была сообщницей. Я не хотел отправлять Куинн в тюрьму, но и новых смертей молодых девушек не желал. Я не мог просто сидеть сложа руки.

– Ты хочешь меня сдать? – тихо спросила она.

– Нет. Я сдам Вика.

– Я не могу тебя остановить.

– Тебе и не надо, – сказал я.

– Я заслуживаю того, что со мной случится.

– С тобой все будет хорошо. Ты никого не убивала. Мы вызовем копов, Вика заберут, и ты досконально объяснишь, что произошло. Возможно, будет плохо, но не хуже, чем сейчас.

– Хуже. Гораздо хуже.

– А вот тут ты ошибаешься, – сказал я.

– Нет. Но это неважно. Я бы никогда, ни за что не попросила тебя нести мой крест. Делай то, что должен. Я просто прошу тебя об одном одолжении. Умоляю.

– О чем?

– Дай мне пару дней. Два дня. Мне надо кое-что обдумать. Вик сейчас в ремиссии. Опасность никому не грозит. Даже мне. Так будет несколько недель, а я прошу всего два дня. И потом мы вместе пойдем в полицию.

– А что, если ты передумаешь? – спросил я.

Куинн пожала плечами.

– Какая разница? Вот если ты передумаешь, это будет что-то значить.

– Ладно. Два дня.

– Спасибо. Ты настоящий друг. – Она протянула мне свой сэндвич. – Держи. Кусок в горло не лезет.

* * *

Мы вернулись в офис. Меня, как обычно, завалили сверхсрочными задачами, но все наши таблицы казались мне почему-то таким пустяком. А вот то, что муж Куинн – психопат, садист и убийца…

Нет, сохранить это в тайне решительно невозможно. Если обнаружится одиннадцатый труп из-за моего бездействия – я не смогу с этим смириться.

Не ошибся ли я, дав Куинн эти два дня? Не аукнется ли потом?

Да нет, вряд ли. Убийство в любом случае уже произошло. Да и можно сказать, что я не сразу ей поверил. Кто ж побежит к федералам заявлять на потенциально невиновного. Ну или скажу, что испугался. За то, что я выждал пару дней, прежде чем рассказать все, что знаю, соучастие не пришьют.

Куинн заслужила время на обдумывание. На то, чтобы уложить все в голове. Интересно, пришли бы ко мне такие мысли, не будь я вроде как влюблен? Скорее всего, нет. Но я действительно влюбился и хотел, чтобы Куинн выбралась из этого кошмара как можно более невредимой.

Слово «влюбился» царапнуло. Оно звучало странно.

Похоже, я был одержим идеей спасти ее, кинувшись головой в омут. Не знаю уж, шовинизм это или комплекс рыцаря. Я мог бы стать для Куинн рыцарем в сияющих доспехах. Это вам не приложения для знакомств, это реальное спасение из ада на земле.

Конечно, из-за моего решения она вполне могла отъехать в тюрьму. Куинн была замешана во многих убийствах. Да, она боялась за свою жизнь, но, когда твой муж совершает минимум десяток зверских убийств, а ты молчишь… это нехорошо. Суди я объективно – наверное, сказал бы, что за решеткой Куинн самое место.

Но я судил далеко не объективно. Наоборот, думал, как бы нам избежать всего этого дерьма.

Вот бы Вик сдох. Если он умрет, можно будет не бояться, что он убьет кого-то еще. Куинн не придется никому каяться в содеянном. Семьи жертв не получат того, о чем так страстно мечтают, но по крайней мере больше не будет трупов на лужайках.

А смог бы я и правда его убить?

С моральной точки зрения это казалось вполне логичным. Этот никчемный кусок дерьма не заслуживал ничего, кроме осуждения. Без него мир стал бы лучше. Я бы не терзался по ночам, размышляя о том, что посягнул на драгоценную человеческую жизнь.

Но справлюсь ли я с воспоминаниями о том, как кровь Вика течет по моим рукам? Со зрелищем чьей-то смерти? Это может вызвать тревогу, у меня может наступить тяжелый период в жизни, но пожертвовать психическим здоровьем ради такого, наверное, сто́ит.

А получится ли избежать наказания?

Куинн не станет меня закладывать. Она будет первой подозреваемой – жена всегда первая подозреваемая, – но на самом деле ее руки будут чисты. А если меня допросят, скажу: «Я рад, что этот ублюдок, третирующий жену, умер, и хотел бы пожать руку тому, кто это сделал».

Допустим, меня все-таки поймают. Тело Вика обнаружат в неглубокой могиле, найдут мою ДНК. Я скажу правду. Я хотел избавить мир от серийного убийцы так, чтобы не пострадала его невинная жена. Очевидно, это все еще технически незаконно, но ведь с Толедским Трупоедом будет покончено. Разве это не сделает из меня героя? Общество решит, что меня не в тюрьму посадить, а к награде представить надо.

Но получится ли у меня?

Вик тот еще амбал. Он играючи убил многих людей – хотя, возможно, некоторые девушки сопротивлялись. Но я-то не собираюсь к нему вламываться и орать: «Готовься к смерти!» Я буду сама любезность. Проявлю дружелюбие и застану врасплох.

Я не мог поверить, что всерьез рассматриваю возможность убить мужа Куинн.

Не мог поверить, что даже не отговариваю себя.

Это хоть и было абсолютное безумие, но казалось таким правильным и логичным.

Я решил переспать с этой мыслью. Вот если проснусь утром и по-прежнему буду считать это хорошей идеей – начну разрабатывать план.

В ту ночь я спал сном младенца. И да – проснувшись, все еще хотел убить его.

Куинн почти не говорила о Вике на обедах, но я знал, что по понедельникам у него выходной. Он сидит дома, иногда занимаясь бытовыми делами, иногда просто отдыхая и смотря телевизор. Сегодня пятница. Пожалуй, понедельник – идеальный день, чтобы нанести ему неожиданный визит.

* * *

– Что ты чувствуешь? – спросил я Куинн, когда мы сели в ее машину пообедать. Не то чтобы мы каждый день обедали где-то вне офиса, но я хотел поговорить с ней в отсутствие коллег.

Она пожала плечами.

– Не знаю. Гора с плеч не свалилась, если ты об этом.

– Тебе нужно больше времени?

– Мы договорились на два дня.

– Верно. Но вот что: я хочу, чтобы ты пообещала, поклялась. Едва Вик начнет тебя пугать, дай мне знать, не дожидайся колотушек. Но пока ты знаешь, что он не опасен, – я буду ждать.

Куинн, похоже, готова была разрыдаться, но взяла себя в руки.

– Спасибо, Кори. Это очень много для меня значит.

Больше мы к этой теме не возвращались. Надо сказать, свой большой буррито она съела тогда почти полностью.

Я не стал посвящать ее в свои планы – не знал, как отреагирует. Наверное, попытается отговорить, мол, опасно. А может, Куинн все еще его любит и в глубине души не хочет, чтобы он пострадал. Или будет навязываться в помощницы – а этого мне совсем не надо.

Если совсем уж честно, смолчал я в основном затем, чтобы иметь возможность отступить. Если я поднимусь на их крыльцо и у меня вдруг сдадут нервы, пусть будет вариант сбежать, вернуться в машину. И не говорить Куинн, что я передумал.

Это ведь ключевой момент. Я разрешил себе отступить, если начну нервничать. Вдруг я пойму, что не смогу спокойно жить после такого. Вдруг засомневаюсь и не смогу напасть первым. Вдруг просто слишком испугаюсь. В любом случае чувствовать себя обязанным не хотелось. Струсить в данном случае – совершенно нормально.

В понедельник утром, отпрашиваясь с работы по болезни, я не трусил.

* * *

Тщательно продумывать план не требовалось. Я приду к ним и, используя все свое обаяние, сообщу, что Куинн получила крупную премию за последний проект. Скажу, что хочу придать этому моменту изюминку и нужна его подсказка. Когда Вик расслабится, а я почувствую, что момент настал, – пырну его ножом в горло.

Нож с подпружиненным лезвием я примотал скотчем к запястью и спрятал под курткой. Точнее, под свитером с длинным рукавом – если вдруг Вик попросит повесить куртку. Лезвие выныривало из рукава с легкостью: я отработал это движение десятки раз.

В кармане лежал еще и ствол. К нему прибегать не хотелось: одно дело – купить нож с лезвием на пружине, совсем другое – пистолет с глушителем. Так что я взял ствол, который у меня и так был, – Ruger 22-го калибра с лицензией. Обычно он лежал в сейфе незаряженным – даже не для самообороны, а чтобы моя семья могла летом пострелять по мишеням на отцовском заднем дворе. Если с ножом не выгорит и Вик поймет, что я покушаюсь на его жизнь, придется прибегнуть к пушке. Но это так, экстренное средство.

Подойдя к дому, я остановился. Куинн никогда не называла мне адрес, но я нашел его без труда. Они жили в довольно приличном одноэтажном доме в не самом благополучном районе. Труп по улице, конечно, не потащишь, но небольшой лишний шум тревоги не вызовет.

Я досчитал до пятидесяти, давая себе шанс передумать.

Не передумал. Вообще, я был… сказать «взволнован» – значит ничего не сказать. Ладони вспотели, сердце бешено колотилось, голова пульсировала, а желудок выделывал кульбиты. Но мне все-таки не терпелось сказать Куинн, что я решил ее проблему. Она сможет вернуться к прежней жизни. И возможно, выберет провести ее со мной.

Я вышел из машины. Ни единого свидетеля не видать.

Поднялся на крыльцо и постучал.