Читать книгу Хроники Кадуола: Трой - Джек Вэнс - Страница 11

В гостиной старого дома Уэйнесс и ее шесть приятелей слушали выступление консерватора. Когда он закончил, экран погас, и в комнате воцарилась тяжелая тишина.

В конце концов Айвар произнес: «Не знаю, что и думать – я в полном замешательстве». Он поднялся на ноги: «Мне пора домой».

Вскоре все присутствующие последовали его примеру. Уэйнесс осталась в одиночестве. Некоторое время она стояла, глядя в пылающий камин, после чего вышла из дома и побежала к зданию городского совета. Там она нашла Глоуэна, вынужденного выдерживать град возбужденных упреков со стороны престарелой госпожи Кабб, не желавшей покидать привычный старый дом с темно-синим фасадом, где она провела всю свою жизнь. Отвечая, Глоуэн пытался выразить сочувствие и обнадежить собеседницу, в то же время объясняя, почему столь решительное изменение привычного уклада жизни оказалось необходимым. Было очевидно, однако, что госпожу Кабб нисколько не волновали аспекты исторической необходимости; закончить свои дни в мире и спокойствии – все, чего она хотела: «А теперь меня волей-неволей выгонят в шею из моего собственного дома и увезут черт его знает куда, как мешок с картошкой, а все мои вещи и сувениры сбросят во фьорд!»

«Уверяю вас, все будет по-другому! – возражал Глоуэн. – В новом доме вам наверняка понравится больше, чем в старом».

Госпожа Кабб вздохнула: «Может быть. По правде говоря, в Строме стало мрачновато в последнее время, да и от ветра не спрячешься – сплошные сквозняки». Она отвернулась и присоединилась к нескольким старым приятельницам.

«Конечно, она не хочет переезжать! – сказал Глоуэн. – Почему бы она стала мне верить?»

«Я тебе верю, – заявила Уэйнесс. – А если другие представительницы женского пола относятся к тебе скептически, меня это вполне устраивает. Ты хочешь здесь оставаться? Если нет, могу предложить тебе рюмку хереса с ореховым печеньем и показать, где я провела свое детство».

«Я думал, ты собиралась веселиться с друзьями».

«Все они разбежались и оставили меня наедине с камином. По-моему, новости их очень огорчили».

Глоуэн колебался лишь пару секунд: «Госпожа Вержанс набросилась на Бодвина Вука, и дело кончится забавной перепалкой – но я уже все это слышал. Надо предупредить отца, чтобы он знал, где меня найти».

Когда Глоуэн и Уэйнесс покинули здание городского совета, Сирена уже опустилась за край южного утеса – в сумерках суровые просторы побережья стали мягче и спокойнее. «Волшебный вид!» – подумал Глоуэн.

Они поднялись по крутой узкой каменной лестнице на следующий ярус. «Я бегала по этим ступенькам, наверное, тысячу раз, а то и больше! – сказала Уэйнесс. – Отсюда уже видно наш старый дом – смотри! С темно-зеленым фасадом и белыми наличниками окон. Это самый престижный район Стромы; да будет тебе известно, что я происхожу из весьма родовитой семьи».

«Невероятно!» – провозгласил Глоуэн.

«Почему же?»

«На станции Араминта к происхождению относятся очень серьезно, и нам, Клаттокам, приходится постоянно пресекать беспочвенные поползновения всяких Оффо и Вуков – но я почему-то думал, что в Строме слишком холодно и голодно, чтобы беспокоиться по поводу статуса».

«Ха-ха! Разве ты не помнишь, что сказал барон Бодиссей? „Для создания кастовой общественной структуры необходимы как минимум два индивидуума, но двух уже более чем достаточно“».

Молодые люди продолжали путь по узкой дороге, нависшей над обрывом. Через некоторое время Глоуэн сказал: «Может быть, мне следовало упомянуть об этом раньше, но, по-моему, за нами кто-то увязался. В сумерках, однако, трудно определить его социальный статус».

Уэйнесс подошла к перилам ограждения и притворилась, что любуется видом на фьорд; краем глаза она следила за пройденной частью дороги второго яруса: «Никого не вижу».

«Он прячется в тенях за темно-коричневым домом».

«Значит, это мужчина?»

«Да. Высокий, тощий субъект. В черном плаще, передвигается быстрыми перебежками, как насекомое».

«У меня нет таких знакомых».

Когда они приблизились к семейному дому Таммов, Глоуэн оценил темно-зеленый фасад, украшенный белыми акцентами и наличниками окон. Строение это, несколько неуклюжее и педантично спроектированное, продержалось столько веков, что теперь казалось колоритным и причудливым.

Уэйнесс отодвинула входную дверь, и они прошли через прихожую в гостиную, где на решетке камина все еще теплился битумный уголь.

«Тебе здесь, наверное, тесновато, – сказала Уэйнесс. – Мне теперь самой так кажется, но раньше, когда я была маленькой девочкой, я считала, что здесь хорошо и уютно – особенно когда во фьорде бушевала буря». Она повернулась, чтобы пойти в кухню: «Заварить чай? Или ты предпочитаешь херес?»

«Выпить чаю было бы самое время».

Уэйнесс ушла, но тут же вернулась с черным чугунным чайником и повесила его на крюк над очагом: «У нас всегда кипятят воду в камине». Она поворошила угли и подбросила еще несколько кусков плавника и битума – зеленые, голубые и лиловые языки пламени взметнулись к донышку чайника. «Чай нужно заваривать только водой, кипяченой на огне! – заявила Уэйнесс. – Иначе у него неправильный вкус».

«Полезнейшая информация», – с напускной серьезностью отозвался Глоуэн.

Уэйнесс ворошила угли кочергой: «Я обещала себе не расчувствоваться, когда сюда вернусь, но воспоминания сами лезут в голову. Внизу, прямо под нами – узкий галечный пляж; после каждого шторма к берегу прибивает плавник – ветки, бревна, коряги, вымытый из донных отложений битум. Битум накапливается в корнях водорослей, образующих узелки. Когда буря успокаивалась, мы спускались всей семьей на пляж и устраивали пикник; потом мы собирали плавник и уголь, нагружали ими маленькую понтонную баржу и оттаскивали ее по воде, как бурлаки, к подъемнику под центральным районом Стромы».

Послышался резкий стук бронзового дверного молотка. Уэйнесс удивленно обернулась к Глоуэну: «Кто это?» Подойдя к окну фасада, они увидели на крыльце высокого тощего человека – лицо его наполовину скрывалось в капюшоне черного плаща.

«Я его знаю, – сказал Глоуэн. – Это Руфо Каткар, я привез его с Шатторака вместе с отцом и Чилке. Впустить его?»

«Не вижу, почему нет».

Глоуэн открыл дверь – тревожно озираясь, Каткар проскользнул в прихожую. «Мое поведение может показаться мелодраматическим, – беспокойно пояснил он, – но если кто-нибудь узнает, что я с вами разговаривал, моя жизнь будет в опасности».

«Гм! – покачала головой Уэйнесс. – С тех пор, как я уехала, здесь многое изменилось. Насколько я помню, убийство было строго запрещено; по сути дела, людям делали выговор даже за проказливую гримасу».

«Строма не та, что прежде, – по-волчьи оскалился Каткар. – Каждый торопится добиться своего самыми прямолинейными способами. На головокружительных тропах городка дуют ветры алчных страстей. Вода далеко внизу – когда тебя сбрасывают через перила, остается время в последний раз подумать о своих ошибках».

«И ваш сегодняшний визит будет рассматриваться как ошибка?» – спросил Глоуэн.

«Несомненно! Но, как вы знаете, я человек закаленный. Если мне есть что рассказать – и если я решил изобличить виновных – меня никто и ничто не остановит. Тайное станет явным!»

«Продолжайте».

«Нам нужно кое о чем договориться. Я расскажу все, что знаю – но вы должны безопасно препроводить меня в заранее обусловленное место и выплатить мне двадцать тысяч сольдо».

Глоуэн рассмеялся: «С такими требованиями нужно обращаться не ко мне. Пойду позову Бодвина Вука, он вас выслушает».

Каткар раздраженно воздел руки к потолку: «Бодвин Вук? Только не это! Он шипит, фыркает и кусается, как хорек, неспособный делиться добычей!»

«Мне вы можете рассказать все, что хотите, – пожал плечами Глоуэн. – Но я не могу ничего обещать».

«Пока вы спорите, я заварю чай, – нашлась Уэйнесс. – Руфо, вы не откажетесь выпить чаю?»

«Выпью с удовольствием».

Пока Уэйнесс наливала чай в высокие рифленые чашки из янтарного стекла, наступило молчание. «Не разбейте чашку! – предупредила Каткара Уэйнесс. – В противном случае вам придется бесплатно рассказывать все, что вы знаете, призраку моей бабушки».

Каткар хмыкнул: «Не могу избавиться от ощущения глубокого разочарования. Теперь я вижу, что партия ЖМО никогда не могла ничего предложить ни в философском, ни в каком-либо другом отношении. Они цинично предали мои идеалы! Теперь, что я должен делать? Куда пойти? У меня только два варианта: я могу сбежать куда-нибудь на другой конец Ойкумены – или присоединиться к консервационистам, по меньшей мере умеренным и последовательным в своих принципах».

«Так вы решили продать свои сведения и уехать?» – невинно спросила Уэйнесс.

«Почему нет? Предлагаемая информация сто́ит в два раза больше того, что я за нее прошу».

«Было бы лучше, если бы вы все это объяснили моему начальству, – заметил Глоуэн. – Тем не менее, если хотите, мы вас выслушаем в качестве возможных посредников».

«Кроме того, мы могли бы сказать, правильно ли вы оцениваете стоимость вашей информации», – прибавила Уэйнесс.