Читать книгу Сад принцессы Сульдрун. Лионесс. Том I - Джек Вэнс - Страница 5

Сульдрун проснулась в холодной комнате, тускло озаренной сырым утренним светом, сочившимся сквозь оконные стекла. Дожди возобновились, а горничная не потрудилась развести огонь. Подождав несколько минут, Сульдрун обреченно выскользнула из постели, задрожав от прикосновения босых ног к полу, поскорее оделась и причесалась.

Горничная наконец явилась и стала хлопотливо разжигать камин, опасаясь того, что принцесса донесет на нее домоправительнице – но Сульдрун уже забыла об оплошности.

Принцесса стояла у окна. Через залитое струями дождя стекло гавань выглядела, как огромная лужа; черепичные крыши города складывались в мозаику из десяти тысяч мазков всевозможных оттенков серого. Куда делись все остальные цвета? Цвет – какая странная штука! Он сияет в солнечных лучах, но в дождливых сумерках блекнет. Очень любопытно. Подали завтрак, и за едой Сульдрун размышляла о превратностях цветов. Красный и синий, зеленый и лиловый, желтый и оранжевый, коричневый и черный – у каждого свой характер, свое особое, хотя и неосязаемое свойство…

Сульдрун спустилась в библиотеку, где ей давали уроки. Теперь ее преподавателем был репетитор Хаймес, архивариус, грамотей и библиотекарь при дворе короля Казмира. Поначалу он показался принцессе человеком устрашающе суровым и щепетильным – высокий и тощий, с длинным и узким клювообразным носом, придававшим ему сходство с хищной птицей. Репетитор Хаймес уже вышел из того возраста, когда юность побуждает нас к необдуманным порывам, но еще не состарился; его нельзя было назвать пожилым человеком. Жесткие черные волосы были ровно подстрижены под горшок на уровне середины высокого лба, образуя значительной толщины кольцевой уступ вокруг головы, нависший над ушами. Кожа его отличалась пергаментной бледностью, а длинные руки и ноги костлявостью не уступали торсу. Тем не менее, он умел держаться с достоинством и даже с неким неловким изяществом. Шестой сын сэра Кринзи, владетеля Хредека – поместья, занимавшего тридцать акров на каменистом склоне холма – Хаймес не унаследовал от отца ничего, кроме благородного происхождения. Он решил подойти к обучению принцессы с бесстрастной формальностью, но Сульдрун скоро научилась очаровывать репетитора и сбивать его с толку. Педагог безнадежно влюбился в принцессу, хотя притворялся, что его чувства были не более чем терпеливой благосклонностью. Сульдрун, достаточно проницательная, когда она этого хотела, видела насквозь его попытки изобразить беззаботную отрешенность, и крепко взяла в свои руки управление процессом обучения.

Например, репетитор Хаймес, не удовлетворенный ее успехами в правописании, мог нахмуриться и заметить: «У вас заглавная буква „А“ почти не отличается от „Л“. Придется снова выполнить это упражнение, уделяя больше внимания аккуратности».

«Но перо сломалось!»

«Так заточите же его! Что вы делаете? Осторожно, не порежьтесь! Вам нужно научиться затачивать перья».

«Да-да… э-э… Ой!»

«Вы так-таки порезались?»

«Нет. Но я решила попрактиковаться на тот случай, если порежусь».

«Этот навык не требует практики. Восклицания, вызванные болью, производятся голосовыми связками естественно, сами собой».

«А вы много путешествовали?»

«Какое отношение это имеет к затачиванию перьев?»

«Интересно… ведь в других местах – к слову, в Африке – тоже учат правописанию? Но там, наверное, перья затачивают по-другому?»

«По поводу Африки я ничего не могу сказать».

«Так вам приходилось далеко ездить?»

«Ну… не очень далеко. Я учился в университете Аваллона, а также в Метельине. Однажды мне привелось побывать в Аквитании».

«А какое место дальше всех мест на свете?»

«Гм. Трудно сказать. Возможно, Поднебесная империя? Она очень далеко, по ту сторону Африки».

«Вы неправильно отвечаете!»

«Неужели? В таком случае наставьте меня на путь истинный».

«Такого места нет и не может быть – сколько ни едешь, все равно что-нибудь будет еще дальше».

«Действительно. Вероятно. Позвольте мне заточить перо. Вот, таким образом. А теперь вернемся к буквам „А“ и „Л“…»

Дождливым утром, когда Сульдрун спустилась в библиотеку, репетитор Хаймес уже ожидал ее с дюжиной заточенных перьев наготове. «Сегодня, – объявил педагог, – вы должны написать свое имя, полностью и аккуратно, демонстрируя такое каллиграфическое мастерство, что я не смогу удержаться от восхищенного возгласа!»

«Постараюсь, – вздохнула Сульдрун. – Какие красивые перья!»

«Действительно, превосходные».

«Белоснежные, пушистые!»

«Да-да, в самом деле…»

«А чернила – черные. Для того, чтобы писать черными чернилами, следовало бы пользоваться черными перьями, вы не находите?»

«Не думаю, что это имеет какое-нибудь значение».

«Мы могли бы попробовать писать белыми перьями, обмакивая их в белые чернила».

«Увы, у меня нет белых чернил – и черного пергамента тоже нет. Что ж, таким образом…»

«Маэстро Хаймес! Сегодня утром я думала о цветах радуги. Откуда берутся разные цвета? И почему они разные?»

«Э-э… сказать по правде, не знаю. Вы задали очень сложный вопрос. Красные вещи – красные, а зеленые – зеленые. Так уж устроен этот мир».

Сульдрун с улыбкой покачала головой: «Иногда мне кажется, маэстро Хаймес, что я знаю не меньше вашего».

«Не упрекайте меня в невежестве. Видите эти шкафы с книгами? Там произведения Платона и Кнесса, Роана и Геродота – я прочел их все, и что я узнал? Только то, что слишком многого не знаю».

«А чародеи? Они все знают?»

Маэстро Хаймес осторожно вытянул ноги и прислонился к спинке кресла, потеряв всякую надежду на создание приличествующей случаю формальной атмосферы. Глядя в окно библиотеки, он помолчал, после чего произнес: «Примерно в вашем возрасте – может быть, чуть постарше – я жил у отца в Хредеке и подружился с волшебником». Покосившись на принцессу, репетитор заметил, что полностью завладел ее вниманием. «Его звали Шимрод. Однажды я навестил его в Трильде – так называлась его обитель – и за разговорами не заметил, как наступила ночь. А я был далеко от дома. Шимрод поймал мышь и превратил ее в прекрасного скакуна. „Спеши домой! – сказал он мне. – Не слезай с коня и не прикасайся к земле, пока не приедешь. Как только твои ноги коснутся земли, конь снова станет мышью!“ Так и случилось. Всю дорогу я ехал на превосходном скакуне, на зависть встречным. Но в Хредеке я нарочно обогнул конюшню и только там спешился, чтобы никто не заметил, на какой чертовщине я ехал…»

«Увы, мы теряем время! – спохватился педагог, выпрямившись в кресле. – Будьте добры, возьмите перо, обмакните его в чернила и напишите красивую букву „С“ – она пригодится, когда вы будете подписываться».

«Но вы не ответили на мой вопрос!»

«Знают ли волшебники все на свете? Нет, не знают. А теперь – буквы! Постарайтесь писать аккуратно».

«О-о, маэстро Хаймес, сегодня так скучно выводить буквы! Лучше научите меня колдовству».

«Ха! Если бы я умел колдовать, стал бы я тут торчать за два флорина в неделю? О нет, моя принцесса, у меня были бы совсем другие планы! Я взял бы пару упитанных мышей и превратил бы их в двух великолепных скакунов, а сам превратился бы в пригожего молодого принца чуть постарше вас, и мы уехали бы за тридевять земель в чудесный заоблачный замок, где мы лакомились бы клубникой со сливками под переливы арф и колокольчиков фей! Увы, я не чародей. Я всего лишь нищий репетитор Хаймес, а вы – прелестная баловница Сульдрун, которая не хочет заниматься правописанием».

«Нет! – с неожиданной решительностью заявила Сульдрун. – Я буду усердно учиться чтению и письму – и знаете, почему? Чтобы научиться волшебству. Тогда вам останется только поймать пару мышей».

Маэстро Хаймес отозвался странным сдавленным смешком. Нагнувшись над столом, он взял принцессу за руки: «Сульдрун, вы и так уже волшебница».

На какую-то секунду они замерли, улыбаясь друг другу, но Сульдрун тут же смутилась и опустила голову над прописями.

Дожди затянулись. Совершая регулярные прогулки под сырым холодным ветром, маэстро Хаймес простудился и не мог давать уроки. Никто не позаботился известить об этом принцессу Сульдрун, и, спустившись в библиотеку, она никого не нашла.

Некоторое время она упражнялась в правописании и листала большую привезенную из Нортумбрии книгу в кожаном переплете, иллюстрированную изысканными изображениями святых на фоне красочных пейзажей.

В конце концов Сульдрун отложила книгу и вышла в вестибюль. Дело шло к полудню, и прислуга суетилась в Длинной галерее. Младшие горничные орудовали на полу байковыми лоскутами, натирая воском каменные плиты, а лакей на высоких ходулях заправлял канделябры маслом, выжатым из водяных лилий. Приглушенные стенами дворца, из города донеслись отзвуки горнов, огласивших прибытие почетных гостей. Глядя вдоль галереи, Сульдрун видела, как три всадника спешились и зашли в приемный зал, топая сапогами и стряхивая с одежды дождевую воду. Лакеи поторопились освободить их от плащей, шлемов и мечей. Стоявший поодаль глашатай старательно возвысил голос: «Из государства Даотского, три вельможные персоны! Провозгласим их имена: Ленард, герцог Мешский! Миллифлор, герцог Кадвийский и Йоссельмский! Имфал, маркиз Кельтской Топи!»

Навстречу выступил король Казмир: «Господа, приветствую вас в Хайдионе!»

Трое приезжих отвесили традиционные поклоны – каждый подогнул правое колено, чуть разведя руки в стороны, и выпрямился, не поднимая голову. Обстоятельства требовали соблюдения формальностей, но без особых церемоний.

Король Казмир отозвался благосклонным мановением руки: «А теперь, господа, предлагаю вам сразу удалиться в приготовленные помещения, где вы сможете согреться у огня и переодеться в сухие камзолы. В свое время мы успеем вас выслушать».

«Примите нашу благодарность, король Казмир, – ответил герцог Миллифлор. – Сказать по правде, мы промокли: проклятый дождь не прекращался ни на минуту!»

Гостей увели. Повернувшись, Казмир бросил взгляд вдоль галереи и, заметив Сульдрун, задержался: «А это что такое? Почему ты не занимаешься?»

Сульдрун решила не упоминать об отсутствии репетитора: «Я уже выполнила сегодняшнее задание. Я умею хорошо писать все буквы и складывать из них слова. А сегодня утром я прочла большую книгу про христиан».

«Ха! Прочла целую книгу, говоришь? И поняла в ней каждое слово?»

«Нет, батюшка, многие слова я не разбираю – они написаны унциальным шрифтом и по-латыни. А я плохо понимаю латынь, да еще разукрашенную вязью. Но я внимательно просмотрела картинки, и маэстро Хаймес меня хвалит».

«Приятно слышать. Тебе, однако, следует соблюдать приличия, а не разгуливать по галерее в одиночку».

«Иногда, батюшка, я предпочитаю быть одна», – боязливо проговорила Сульдрун.

Расставив ноги и заложив руки за спину, Казмир слегка нахмурился. Ему не нравилось, когда его суждения встречали отпор – тем более со стороны неопытной девочки. Размеренным голосом, не оставлявшим никаких сомнений в справедливости и окончательности вывода, король произнес: «В данном случае твои желания должны уступить требованиям действительности».

«Да, батюшка».

«Ты обязана помнить о своем значении. Ты – Сульдрун, принцесса Лионесская! Скоро наследники лучших престолов мира станут приезжать, чтобы просить твоей руки, и тебе не пристало вести себя подобно уличному сорванцу. Нам предстоит сделать тщательный выбор, сулящий наибольшие преимущества как тебе самой, так и всему государству!»

Сульдрун неуверенно переступала с ноги на ногу: «Батюшка, я не хочу даже думать о замужестве».

Казмир прищурился. Вот оно, снова – своенравие! Король решил применить притворно-шутливый тон: «Само собой! Ты еще ребенок! И все же, в любом возрасте тебе следует сознавать свое положение. Ты знаешь, что такое „дипломатия“?»

«Нет, батюшка».

«Дипломатия – это отношения, связи и сделки с другими странами. Деликатная игра, что-то вроде танца. Тройсинет, Даот, Лионесс, ска и кельты – все готовы заключить трехсторонний или четырехсторонний союз и нанести смертельный удар общему противнику. Уверяю тебя, Лионессу тоже приходится танцевать эту кадриль. Ты понимаешь, что я имею в виду?»

Сульдрун задумалась: «Кажется, понимаю. Хорошо, что мне не приходится участвовать в таких танцах».

Казмир чуть отступил – может ли быть, что дочь даже слишком хорошо его поняла? Король сухо обронил: «Довольно! Ступай в свою горницу. Я вызову леди Дездею – пусть найдет тебе подходящих компаньонок».

Сульдрун начала было объяснять, что ей не нужны новые подруги – но, заглянув в лицо Казмира, придержала язык и отвернулась.

С тем, чтобы неукоснительно выполнить королевские указания, принцесса поднялась в свои комнаты в Восточной башне, где в кресле, откинув голову назад, уже храпела леди Могелина.

В окне была видна только плотная пелена дождя. Поразмышляв минуту, Сульдрун прокралась мимо Могелины в гардеробную и переоделась в платье из темно-зеленой льняной пряжи. Бросив на гувернантку робкий взгляд через плечо, Сульдрун вышла на лестницу. Она подчинилась воле короля – теперь, если бы он снова ее заметил, послушание могло быть доказано сменой одежды.

Осторожно, на цыпочках, она спустилась в восьмиугольный вестибюль. Там она задержалась и прислушалась. В Длинной галерее никого не было. В полной тишине она могла бродить по заколдованному замку – все его обитатели дремали.

Сульдрун побежала в Большой зал. Серый свет, с трудом проникавший сквозь окна-амбразуры, терялся в тенях. Бесшумно подкравшись к узкому сводчатому проходу в глухой стене, Сульдрун оглянулась – уголки ее губ дрожали, словно она сдерживала нервную улыбку. Потянув на себя тяжелую дверь, она проскользнула в Почетный зал.

Здесь, как и в Большом зале, царил серый полумрак, придававший гулкому пространству дополнительную торжественность. Как всегда, вдоль стен слева и справа пустующими вереницами выстроились пятьдесят четыре высоких кресла – все они с явным раздражением взирали на окруженный четырьмя меньшими креслами стол, приготовленный в центре зала.

Сульдрун взирала на непрошеное вторжение посторонней мебели с таким же недовольством. Стол загораживал проход между высокими креслами, мешая им разговаривать. Зачем устраивать такую неприятность? Несомненно, это случилось из-за прибытия трех вельмож. Эта мысль заставила принцессу остановиться. Она решила немедленно сбежать – но не успела. Из-за двери уже доносились голоса. Сульдрун замерла, как статуя. Затем, сорвавшись с места, она испуганно забегала и наконец юркнула за трон, стоявший в конце зала.

У нее за спиной занавесом спускалась огромная темно-бордовая шпалера. Раздвинув тяжелую ткань, Сульдрун проскочила через прорезь в кладовую. Стоя рядом с портьерой и слегка приоткрыв прорезь, она видела, как в зал зашли два лакея. Сегодня на них были роскошные церемониальные ливреи: пунцовые панталоны с пуфами, красные чулки в черную полоску, черные башмаки с загнутыми вверх носками и охряные камзолы с вышитой эмблемой Древа Жизни. Лакеи сновали по залу, зажигая настенные канделябры. Еще два лакея принесли пару тяжелых чугунных подсвечников и поставили их на столе. Зажгли свечи двухдюймовой толщины из воска с душистым перцем. Сульдрун никогда еще не видела, чтобы Почетный зал был так ярко освещен.

Она начинала злиться на себя. Принцессе не пристало прятаться от лакеев; тем не менее, она осталась в укрытии. Новости быстро распространялись по коридорам Хайдиона; если лакеи ее заметят, скоро об этом узнает Могелина, та донесет Будетте – а после этого кто знает, какая высокая инстанция заинтересуется блужданиями маленькой принцессы?

Лакеи закончили приготовления и вышли из зала, распахнув дверь настежь.

Сульдрун вернулась в зал. У трона она задержалась и наклонила голову, чтобы прислушаться – хрупкое и бледное лицо ее оживилось возбуждением. Внезапно отважившись, она побежала к выходу. Снова донеслись звуки – звон металла, тяжелые шаги. Принцесса в панике вернулась в укрытие за троном. Оглядываясь на бегу, она успела увидеть короля Казмира в парадном облачении, царственного и величественного. Казмир вступил в Почетный зал, высоко подняв голову и выпятив коротко подстриженную русую бороду. Отблески пламени канделябров отражались на его простой короне – гладком золотом обруче под венком серебряных лавровых листьев. Длинный черный плащ короля спускался почти до пят; поверх кирасы он надел темно-бежевый камзол, а его черные рейтузы были заправлены в черные сапоги, закрывавшие голени. Король не был вооружен и не надел никаких украшений или орденов. Лицо его, как всегда, оставалось холодным и бесстрастным. В глазах Сульдрун он выглядел олицетворением ужасного великолепия – опустившись на четвереньки, она проползла под шпалерой в кладовую. Только после этого она осмелилась встать и заглянуть в прорезь.

Король Казмир не заметил, как слегка всколыхнулся огромный занавес. Он остановился у стола спиной к Сульдрун, положив руки на спинку кресла.

В зал парами прошествовали восемь герольдов, каждый со штандартом, изображавшим Древо Жизни – герб Лионесса. Они расположились вдоль противоположной входу стены. Вслед за ними появились прибывшие ранее три знатные персоны.

Казмир ждал. Три гостя разошлись к приготовленным для них креслам. Король уселся; гости последовали его примеру.

Стюарды поставили перед каждым из сидящих по серебряному кубку, а старший дворецкий наполнил кубки темно-красным вином из алебастрового кувшина. Дворецкий поклонился и удалился из зала; вслед за ним вышли лакеи, а затем и герольды. Оставшись наедине, четыре человека молча сидели за столом.

Король Казмир поднял кубок: «Предлагаю выпить за то, чтобы сердца наши наполнились радостью, чтобы наши планы осуществились, и чтобы мы добились успеха в достижении наших общих целей».

Четверо выпили вина. Казмир продолжил: «А теперь перейдем к делу. Наше совещание носит неофициальный, частный характер – откажемся от чрезмерной сдержанности, будем говорить откровенно. Такое обсуждение полезно для всех».

«Раз вы так считаете, так оно и должно быть, – слегка усмехнувшись, ответил сэр Миллифлор. – Хотя я сомневаюсь, что наши планы совпадают настолько, насколько вы предполагаете».

«Позвольте мне определить позицию, которую не может не поддерживать каждый из нас, – возразил Казмир. – Призываю вас вспомнить о старых добрых временах, когда единовластие гарантировало безмятежный мир. С тех пор все изменилось – нас постигли вторжения, грабежи, войны и взаимные подозрения. В обеих Ульфляндиях воцарилась мерзость запустения; по западному взморью беспрепятственно бродят только ска, бандиты и дикое зверье. А кельтов, как может засвидетельствовать сэр Имфал, сдерживает только наша неусыпная бдительность».

«Могу засвидетельствовать», – кивнул маркиз Кельтской Топи.

«Поэтому мое понимание ситуации можно выразить очень просто, – сказал король Казмир. – Даот и Лионесс вынуждены сотрудничать. Объединив силы под знаменем одного командующего, мы можем изгнать ска из Ульфляндии и усмирить кельтов. Затем наступит очередь Дассинета, а за ним – Тройсинета. И снова Старейшие острова станут единым целым! Но прежде всего необходимо обеспечить слияние Лионесса и Даота».

«С вашими утверждениями невозможно спорить, – отозвался сэр Миллифлор. – Остается нерешенным ряд вопросов. Кто станет играть ведущую роль? Кто возглавит армии? Кто будет править объединенным государством?»

«Вас не упрекнешь в недостатке прямоты, – заметил Казмир. – Давайте подождем с ответами на эти вопросы до тех пор, пока мы не согласимся в принципе, после чего можно будет рассмотреть имеющиеся возможности».

«В принципе мы уже согласны, – возразил сэр Миллифлор. – Больше незачем игнорировать реальные проблемы. Королю Одри принадлежит древний трон Эвандиг: согласны ли вы уступить ему первенство?»

«Это невозможно. Тем не менее, мы можем править вдвоем, как равные. Ни король Одри, ни принц Доркас не отличаются военной выучкой. Я буду командовать армиями, а король Одри возьмет на себя дипломатию».

Сэр Ленард мрачно рассмеялся: «Нетрудно представить себе, кто одержит победу при первом же расхождении мнений между армией и дипломатами!»

Король Казмир тоже рассмеялся: «В возникновении таких конфликтов нет необходимости. Пусть король Одри сохраняет первенство, пока не скончается. Затем править буду я – столько, сколько проживу. Вслед за мной престол займет принц Доркас. В том случае, если у него не будет наследников мужского пола, его преемником станет принц Кассандр».

«Любопытная концепция, – сухо заметил сэр Миллифлор. – Король Одри стар, а вы сравнительно молоды. Следует ли указывать на то обстоятельство, что принцу Доркасу, возможно, придется дожидаться короны тридцать лет?»

«Возможно», – без всякого интереса подтвердил Казмир.

«Король Одри разъяснил нам свои пожелания, – заявил сэр Миллифлор. – Его тревожат опасения, сходные с вашими, но он опасается также вашего общеизвестного честолюбия. Он предлагает вам напасть на Тройсинет в то время, как Даот, с вашего согласия, приступит к военным действиям против ска».

Некоторое время король Казмир сидел молча, затем встрепенулся и сказал: «Согласится ли Одри на совместные действия против ска?»

«Несомненно, если армии останутся под его командованием».

«Никаких других вариантов он не допускает?»

«Он отметил, что принцесса Сульдрун скоро достигнет брачного возраста, и указал на возможность обручения принцессы Сульдрун и принца Вемуса Даотского».

Казмир откинулся на спинку кресла: «Вемус – его третий сын?»

«Именно так, ваше величество».9

Король Казмир улыбнулся и погладил короткую русую бороду: «Вместо этого давайте выдадим его первую дочь, принцессу Клуару, за моего племянника, сэра Нонуса-Римского!»

«Мы должным образом поставим аваллонский двор в известность о вашем предложении».

Король Казмир пригубил вина из кубка; послы вежливо последовали его примеру. Казмир переводил взгляд с одного лица на другое: «Таким образом, вы всего лишь посланники? Или вы на самом деле уполномочены вести переговоры?»

«Мы можем вести переговоры в пределах, ограниченных инструкциями, – ответил сэр Миллифлор. – Не могли бы вы изложить ваше предложение простейшим образом, не прибегая к иносказаниям?»

Казмир взял кубок обеими руками, поднес его к подбородку и заглянул внутрь голубыми глазами: «Я предлагаю нанести удар по ска объединенными силами Лионесса и Даота под моим командованием, сбросив их в просторы Атлантики, а затем заняться усмирением кельтов. Я предлагаю также объединить наши государства посредством не только сотрудничества, но и бракосочетания. Кто-нибудь из нас – король Одри или я – умрет первым. Тот, кто переживет другого, следовательно, будет править объединенным королевством Старейших островов – так, как это делалось в древности. Моя дочь, принцесса Сульдрун, выйдет замуж за принца Доркаса. Мой сын, принц Кассандр, женится… в соответствии со своим положением. Это все, что я могу обещать».

«Ваше предложение во многом сходно с нашей позицией, – сэр Ленард облокотился на стол. – Король Одри предпочитает сам руководить военными операциями на территории Даота. Кроме того…»

Переговоры продолжались еще час, но лишь подчеркнули взаимную неуступчивость сторон. Так как больше нельзя было ожидать каких-либо результатов, беседа вежливо завершилась. Послы удалились из Почетного зала, чтобы отдохнуть перед предстоящим вечерним пиршеством, а мрачно задумавшийся король остался в одиночестве за столом. Сульдрун наблюдала за ним из кладовой – сначала с напряженным интересом, а потом в панике, потому что Казмир взял один из подсвечников, встал, повернулся и тяжелыми шагами направился прямо к тайному помещению за троном.

Сульдрун замерла, скованная страхом. Отец знал о ее присутствии! Она повернулась, отбежала в сторону, спряталась в углу за большим сундуком и натянула на свои белокурые волосы край старой пыльной ветоши, служившей покрывалом сундука.

Портьера раздвинулась – кладовая озарилась пламенем свечей. Сульдрун скорчилась, ожидая грозного окрика. Но король молча стоял с подсвечником в руке. Ноздри его расширились – возможно, он почуял аромат лавандового саше, хранившегося с платьем принцессы. Оглянувшись на всякий случай, король подошел к противоположной входу стене. Подобрав тонкий железный стержень, он вставил его в небольшое отверстие на уровне колена, а затем в еще одно, расположенное повыше. Открылась потайная дверь – за ней клубилось дрожащее, почти осязаемое мерцание, напоминавшее перемигивание лиловых и зеленых огней. По кладовой распространился покалывающий трепет волшебных чар. Послышались булькающие возмущенные возгласы пары высоких голосов.

«Молчать!» – приказал король Казмир. Он зашел в альков и прикрыл за собой дверь.

Сульдрун тут же выскочила из-за сундука и удрала. Пробежав по Почетному залу, она выскользнула в Большой зал, а оттуда – в Длинную галерею. Придав лицу скромно-отсутствующее выражение, она неторопливо поднялась в горницу, где леди Могелина отругала ее, заметив следы пыли на платье и на физиономии принцессы.

Выкупавшись, Сульдрун накинула теплый халат. Она взяла лютню и подошла к окну, притворяясь, что упражняется в игре, и сумела с такой энергией извлекать фальшивые аккорды, что Могелина, всплеснув руками, ушла по своим делам.

Сульдрун осталась одна. Отложив лютню, она села у окна, глядя на открывающийся пейзаж. Приближался вечер; тучи рассеивались, на мокрых крышах столицы появились отблески солнечных лучей.

Постепенно, одно за другим, Сульдрун вспоминала и анализировала события прошедшего дня.

Три даотских посла мало ее интересовали – за исключением того обстоятельства, что ее хотели увезти в Аваллон и выдать замуж за незнакомого человека. Никогда в жизни! Она сбежит, станет крестьянкой или бродячей музыкантшей, будет питаться грибами, собранными в лесу!

В наличии тайного помещения за троном в Почетном зале, как таковом, не было ничего чрезвычайного или даже удивительного. По сути дела, оно лишь подтверждало некоторые уже наполовину сформировавшиеся в ее уме подозрения, относившиеся к королю Казмиру, к его абсолютной, непререкаемой власти над людьми.

Леди Могелина вернулась, запыхавшись от спешки и волнения: «Ваш отец, король, приказывает вам явиться на банкет! Он желает, чтобы вы сегодня выглядели так, как подобает самой прекрасной принцессе Лионесса. Вы слышите? Наденьте голубое бархатное платье и венец с лунными камнями. Ни на минуту не забывайте о придворном этикете! Ешьте аккуратно, ничего не разливайте. Постарайтесь не пить слишком много вина. Говорите только тогда, когда к вам обращаются, и отвечайте вежливо, разборчиво выговаривая слова. Не хихикайте, не почесывайтесь и не ерзайте на стуле, словно сидите на булавках. Не давитесь, не прыскайте и скрывайте отрыжку. Если кто-нибудь случайно освободится от газов, не показывайте на этого человека пальцем и не смотрите на него, как на виновного. Естественно, вам придется и самой сдерживаться в этом отношении – что может быть смехотворнее пукающей принцессы! Идите сюда! Я должна расчесать вам волосы».

Утром Сульдрун пришла на занятия, но маэстро Хаймеса не было в библиотеке ни в этот день, ни на следующий, ни на третий день. Сульдрун начинала обижаться на нерадивого репетитора. Маэстро Хаймес мог бы, по меньшей мере, как-нибудь связаться с ней и сообщить о своем недомогании. Целую неделю она демонстративно не посещала библиотеку, но так и не получила от педагога никакой весточки.

Внезапно встревожившись, Сульдрун стала беспокоить леди Будетту, а та послала лакея в Западную башню проведать маэстро Хаймеса в его келье. Лакей обнаружил тело Хаймеса, вытянувшееся на убогой постели. Простуда библиотекаря перешла в воспаление легких, и он умер, не удосужившись никому об этом сообщить.