Читать книгу Под крики сов - Дженет Фрейм - Страница 9

– Фрэнси, – сказал мистер Уизерс, – пойдет работать на шерстяную фабрику.

Было время чаепития. Вареные яйца со светлыми желтками, купленные в магазине, где яйца отбирают у кур и кладут в темноту, а на скорлупе делают синие надписи, чтобы добавить им ценности. Куры Уизерсов перестали нестись, и хотя им давали зелень и позволяли бегать по саду, и мололи для них ракушки, куры больше не несли яйца. Превратились в кур-пенсионеров. Боб Уизерс сердился, ночью ходил их гонять, а они застывали перед ним с распростертыми крыльями и скрюченными ногами, в какой-то судороге, и не шевелились, а Боб Уизерс злился и обзывал куриц, хотя и не такими уж бранными словами, потому что по соседству жил миссионер, который бывал на островах, и он, конечно, странный, ведь он загорал голышом, хотя на него глазели дети.

Мать с отцом не знали, что дети глазели. А Фрэнси знала, но не глазела, потому что она окончила школу, стала взрослой и готова пробиваться в жизни; кроме того, ей и не нужно было глазеть на соседа.

– У меня столько возможностей, дорогая Дафна, к чему мне такие зрелища?

– Тим Харлоу, – сказала Дафна.

И Фрэнси ее ударила. На самом деле родители Фрэнси волновались насчет Тима Харлоу, потому что Фрэнси, по словам миссис Уизерс, была молодой женщиной, готовой занять свое место в мире, и ей опасно встречаться с Тимом Харлоу или с кем-то еще. Ведь Фрэнси могла попасть в беду и опозорить родителей, и ей пришлось бы уехать на север, пока ребенок не появится на свет и все не уладится. И если соседи спросят о ней, миссис Уизерс будет трудно найти ответ. Ей придется выпалить:

– На каникулах. – И быстро сменить тему, заговорив о том, сколько муки класть в бисквит.

– Значит, Фрэнси, – сказал мистер Уизерс, – пойдет работать на шерстяную фабрику.

Фрэнси даже не стала доедать яйцо и лакомиться хлебом с маслом. Она выбежала из-за стола, бросилась в спальню и заплакала, как только осталась в одиночестве.

Дафна последовала за ней, но, когда попыталась открыть дверь спальни, поняла, что Фрэнси подперла дверную ручку стулом.

– Пусти меня, Фрэнси, – попросила она.

Фрэнси не ответила. Она плакала.

– Фрэнси, впусти меня, ты должна впустить, потому что у меня есть план.

Фрэнси открыла дверь и впустила Дафну, затем придвинула стул к двери.

– Почему они не идут штурмовать нас?

– Видимо, они совещаются. Фрэнси, ты не пойдешь работать на фабрику?

Две девочки толком ничего не знали о фабрике, но слышали, что много лет назад маленькие дети работали на заводах, годами не видя солнечного света, и когда их спасли, они были слепыми, как шахтерские пони, и их приходилось водить повсюду на кожаном поводке, который оставил шрамы на всю жизнь. О фабрике Фрэнси девочки тоже знали мало. Они знали, что каждое утро в восемь часов фабрика завывала, как пожарная сирена, значит, работницы фабрики приступили к работе. Они ехали на велосипедах, иногда по шестеро в ряд, хотя это было запрещено, по главной дороге, на север, порой ветер дул прямо в их лица, они ехали все дальше и дальше против ветра, который трепал им локоны, если только они не повязывали на головы цыганские платки, и у них распахнутые пальто, а лица задумчивые и неулыбчивые; и они везли кожаные корзинки для еды, пристегнутые ремнями к багажникам велосипедов, или деньги в кошельке на пироги из соседнего магазина с засиженной мухами витриной и огромными, пыльными, пустыми пакетами; а на прилавке потрепанная ярко-розовая книга с лотерейными билетами, шанс изменить жизнь, первый приз – стиральная машина и второй, утешительный, пылесос; ехали все дальше и дальше девушки, на фабрику, которую даже не видно вдалеке, куда их гнала тайная сирена в головах, которая торжествующе звучала над всем городом, когда захватила каждый кусочек своей добычи. Казалось, фабричные девушки ехали в никуда против северного ветра или северо-западного, что душил их горячей пылью с равнин; или подгоняемые и преследуемые ветром с юга, уносящим снег, как говорила мать Фрэнси, и Фрэнси с Дафной знали, что снова и снова сотни девочек, ровесниц Фрэнси, будут томиться в заколдованной темной комнате, наполненной шерстью, будут пробираться через груды толстых, пахнущих пылью тюков, серых и коричневых, зеленых и золотых, и синих, как недоступное им небо. Некоторые девушки задохнулись из-за этих красок и умерли.

Внезапно перестав плакать, Фрэнси сняла верхнюю часть костюма, маленькую блузку, полосатую, как обои, с крошечными розочками, что сшила тетя Нетти. Фрэнси посмотрела на себя в зеркало.

– Я взрослая, – сказала она.

У нее розовые выпуклости там, где у Дафны просто соски.

– Я взрослая и бросила школу, потому что нам не хватает денег. Не многие девочки моего возраста бросили школу, так ведь, Дафна? И не многие ходили на свидания с мальчиком, так ведь, Даффи? И не многим прислали бесплатную книгу о том, как стать оперной певицей, Даффи?

Дафна ее чуть не ударила, сестра чувствовала себя такой свободной из-за того, что выросла. Она застегнула пуговицу на платье, чтобы Фрэнси ничего не разглядела, и провела по зеркалу рукавом, чтобы стереть себя, свою плоскую грудь и прямые каштановые волосы; но исчезла только туманная дымка от ее дыхания, и она увидела свое лицо с зелеными глазами, уставившимися на нее из зеркала.

– Я тоже делала кое-что, чего не делала ты. Я собираюсь выиграть немного денег, пойти в школу, научиться важным штукам и никогда не выходить замуж, не умирать и не богатеть. Я знаю «С пчелкой я росу впиваю», это песня из школы. С пчелкой я росу впиваю, в чаще буквиц отдыхаю.

– Ой, любой старый дурак знает эту песню.

И Фрэнси запела:

С пчелкой я росу впиваю,

В чаще буквиц отдыхаю;

Там я сплю под крики сов,

Под крики сов, под крики сов.

Это о волшебном духе летней ночи, такой ночи, как сейчас, на лужайке у куста пиериса и под аркой из роз, но…

– Даффи?

– Что, Фрэнси?

– Я не знаю.

– Я тоже не знаю.

Они обе заплакали и кинулись обнимать друг друга, а потом Фрэнси высморкалась, по очереди зажимая ноздри пальцем, как делал отец, и попала прямо на зеркало. Она его протерла.

– Как думаешь, папа и правда отправит меня на фабрику?

Дафна пыталась сказать ей что-нибудь ласковое, доброе и бесполезное, как их мать, когда у кого-то помялась школьная форма, а уже без четверти девять и некогда ставить утюг на плиту.

– Пусть ветерок вам складки разгладит, детки.

Ох уж этот ветерок, он никогда не держит слова.

И Дафна загадочно сказала Фрэнси:

– Ты ведь не знаешь, какие странности могут вдруг приключиться.

Тогда к ним обеим пришла красная, золотая и черная мысль, они переглянулись и произнесли ее:

– Велосипед.

– С аккумулятором.

– задней фарой

– передней фарой

– красного цвета, золотого цвета, черного цвета

– насос

– корзинка

– сумка с инструментами на серебряной круглой застежке

– ручной тормоз

– педали, звонок

– без тормоза

– нет, с тормозом. Или ты полетишь с горы кувырком и будешь как Тед Уэст, придется носить повязку на глазу до конца дней.

Но ах, кататься на велосипеде с ветерком, думали они.