Читать книгу Мастерицы квиллинга - Дженифер Чиаверини - Страница 8

Утром в понедельник, перед тем как ехать с Мэттом в Элм-Крик, Сара набралась храбрости и позвонила мистеру Тернбуллу из Пенсильванской Сотовой корпорации.

– Пожалуйста, ступай наверх, – сказала она Мэтту, набирая номер на кухонном телефоне. – А то ты меня отвлекаешь.

– Ладно, – согласился Мэтт, но лишь вышел за дверь и остановился в коридоре.

После нескольких гудков ответила секретарша и попросила немного подождать. Волнение вернулось, у Сары перехватило горло.

– Не нервничай, – прошептал Мэтт, заглядывая в дверь.

Сара сердито махнула на него рукой, но он лишь отошел на шаг назад.

– Тернбулл слушает, – рявкнул внезапно грубый голос.

– Доброе утро, мистер Тернбулл, – сказала Сара, стараясь изо всех сил говорить уверенно. – Это Сара Мак-Клур. Вы звонили мне в пятницу по поводу…

– А-а, да, точно. Сара Мак-Клур. – В трубке зашелестели бумаги. – Вы подали резюме и хотите работать в нашем пиар-отделе, верно? У вас весьма приятное резюме.

– Благодарю вас.

– Знаете, я сам закончил Пенсильванский университет. Конечно, раньше вас. Я вижу, что вы прошли курс расширенного аудита. Скажите, профессор Кларк по-прежнему там преподает?

– Да… То есть, кажется, преподает… Я училась у нее несколько лет назад.

– Я любил ее лекции и ненавидел ее экзамены. – Мистер Тернбулл захихикал. – Ну, давайте подумаем вместе. Я посмотрел, где вы работали. У вас солидный опыт, Сара. Вообще-то, вам больше подходит работа в нашей бухгалтерии.

У Сары испортилось настроение. Она стала лихорадочно придумывать убедительные аргументы.

– Кстати, мы открываем тут еще и вакансии начального уровня, – продолжал мистер Тернбулл. – Но пока еще не сообщали об этом. Что скажете? Вам это интересно?

– Да, конечно, но мне также очень интересно и другое…

– Хорошо. Тогда наши сотрудники из бухгалтерского отдела встретятся с вами, и вы все обсудите. Что скажете, если мы попросим вас прийти на этой неделе?

– Это было бы замечательно, спасибо…

– Как насчет завтрашнего дня, допустим, в час?

Так скоро?

– Хорошо… – Сара знала, что должна сказать напоследок что-то еще, что-то умное, запоминающееся, но все слова куда-то улетучились.

Мистер Тернбулл быстро сообщил, как добраться до его офиса, и Сара наспех все это записала.

– Значит, до завтра.

– Спасибо, мистер Тернбулл. Я жду встречи с вами. До завтра. Еще раз спасибо.

В течение всего разговора Мэтт изучал выражение ее лица и, когда Сара повесила трубку, он вошел на кухню. Она застонала, закрыла глаза и прислонилась к стене.

– Ну, кажется, все не так уж и плохо, – заметил Мэтт. – За такой короткий разговор ты не успела наделать много ошибок.

– Эх, мне надо было заранее отрепетировать слова, которые я должна была сказать. Боже, неужели я никогда не научусь правильно себя вести? – С досады она боднула головой стену.

– Дорогая, если ты пробьешь дыру в стене, это ничего не исправит.

– Он не считает, что я гожусь для работы в пиар-группе.

– Да ты что? Разве ты только что не договорилась на завтра о собеседовании?

– Да, для работы в бухгалтерии. Всякий раз, когда я заговаривала о пиар, он переводил разговор на нее.

– Но ведь ты встретишься с ним завтра, верно? Вот и поговори об этом.

– Нет, ничего уже не получится. Первое впечатление обычно определяет все, а оно было ужасным. Может, мне надо позвонить ему и отменить нашу встречу?

Мэтт засмеялся.

– Ну да, конечно. Так ты произведешь на него совсем уж благоприятное впечатление. – Он подошел и обнял ее за плечи. – Сделай перерыв, Сара. Ты немного нервничаешь. Сегодняшний разговор еще ничего не значит, не расстраивайся. Я готов поспорить, что любой человек, с кем он говорит, тоже нервничает, возможно, даже сильнее, чем ты. Скорее всего твое резюме понравилось ему, иначе бы он не пригласил тебя на собеседование, верно? – Он наклонился, так, что их глаза оказались на одном уровне, и с улыбкой спросил: – Я прав? Скажи мне, что я прав.

Сара с трудом выдавила из себя ответную улыбку.

– Ладно. Возможно, ты прав. Ведь он мог вообще не позвонить. К тому же он тоже закончил наш Пенн-Стейт. Помнит нашу профессоршу Кларк.

– Вот, уже хорошо. Тернбуллу нравится профессор Кларк, а ей нравилась ты, правильно? Считай, что у тебя все в порядке.

– Мэтт, я не уверена, что все так просто.

– Ты никогда не бываешь уверена. – Он быстро чмокнул ее в нос и взял со стола бумажник и ключи. Поехали, нам пора. А то миссис Компсон будет недовольна, если мы опоздаем.

Сара схватила сумку со всем необходимым для квилтинга, накинула дождевик и побежала следом за мужем к пикапу. Когда он привез ее к особняку, она опаздывала на пятнадцать минут. Огибая большие лужи, она побежала от гравиевой дороги к ступенькам заднего крыльца.

Миссис Компсон ждала ее в фойе.

– Вы опоздали, – сказала она, даже не дав Саре возможность поздороваться. – Я думала, что вы совсем не приедете.

– Извините, миссис Компсон. – Она сняла дождевик и стряхнула с волос дождевые капли. – Мне нужно было сделать важный звонок по телефону, а офис открывается там только в восемь часов.

– В восемь часов вы должны работать у меня, а не звонить куда-то из дома.

– Я уже попросила извинения. Больше этого не повторится.

– Хм-м, – фыркнула миссис Компсон, немного успокаиваясь. – Я подозреваю, что вы также забыли купить материалы для квилтинга.

– Все тут. – Сара показала ей сумку.

– Вы постирали и погладили ткань?

– Да, как вы мне сказали.

– Хм-м. Ну, я полагаю, что сегодня утром вы можете продолжить уборку библиотеки. До ланча. – Миссис Компсон взяла сумку и повернулась, чтобы пойти на кухню. – Обувь оставьте здесь. Еще не хватало, чтобы вы оставили всюду грязные следы, – буркнула она напоследок.

Сара с отчаянием посмотрела в спину пожилой женщине. Ох! У нее просто настоящий дар раздувать скандал из ничего. Она ведь знает, что для Сары главный приоритет – поиски настоящей работы. Если бы у миссис Компсон был телефон, как у всех нормальных людей, Сара приехала бы на работу вовремя и позвонила уже отсюда. Она раздраженно сдернула с ног туфли, и холод от пола просочился в ступни. Тихонько бормоча себе под нос сердитые возражения, она подтянула носки и последовала на кухню за своей работодательницей.

– А что, мой квилт все еще висит в витрине «Бабушкиного Чердака»? – спросила миссис Компсон, когда Сара вошла в кухню. Она сидела за столом, уставившись сквозь очки в газету.

– Утром в субботу я видела его там.

Миссис Компсон нахмурилась и покачала головой.

– Может, пора его убрать оттуда. Сомневаюсь, что его кто-нибудь купит. Я уберу его в сундук к остальным вещам.

– Ой, не надо, пусть висит там. Он такой красивый, глаз не оторвать. Скоро кто-нибудь непременно его купит, я уверена в этом.

Миссис Компсон направила на нее неуверенный взгляд поверх очков.

– Вы в самом деле так думаете?

– Я бы купила, если бы могла.

– Вы милая, добрая девушка, спасибо, но я все же сомневаюсь. Мне кажется, что люди теперь не слишком интересуются такими вещами, как лоскутные одеяла или покрывала.

Саре вспомнились Бонни, Саммер и другие мастерицы из «Запутанной Паутины».

– Не знаю. По-моему, их любят многие.

Пожилая женщина невесело засмеялась.

– Я бы не сказала. – Она со вздохом вернулась к своей газете.

Сара посмотрела на нее, потом повернулась и пошла наверх, в библиотеку. Она не считала себя милой и доброй, даже жалела, что не может быть такой, как Мэтт – он никогда не судил о людях второпях, никогда не сердился на кого-то по мелочам. Возможно, миссис Компсон и была несправедливой, но ведь Сара приехала с опозданием, пускай даже лишь на несколько минут. Теперь она испытывала легкие угрызения совести, но не из-за своего опоздания, а за то, что моментально рассердилась в ответ на упреки хозяйки дома.

Миссис Компсон оставила на полу возле письменного стола три пустых картонных коробки, моток бечевки, банку с полиролью для мебели и ворох чистых тряпок. Ветер дул с юга, и Сара открыла окна только на восточной стене, чтобы в помещение поступал свежий воздух без угрозы подмочить паркетный пол или персидский ковер, накрывавший середину комнаты. После этого она взялась за работу – складывала в коробки старые книжки Клаудии и перевязывала пачки газет бечевкой. В это утро в библиотеке стояла приятная прохлада; Сара энергично работала, весело напевая что-то себе под нос и прислушиваясь к шуму дождя за окном. Иногда вдалеке рокотал гром, и тогда в комнате мигал свет и дрожали оконные рамы.

В полдень Сара услышала, как миссис Компсон тяжело шагнула с лестницы на площадку. Она отложила тряпку и поспешила открыть дверь библиотеки. За ней стояла хозяйка дома и держала поднос, нагруженный сэндвичами и фруктовым салатом. Еще на подносе стоял кувшин с ледяным чаем.

– Зря вы поднялись сюда со всем этим. – Сара забрала у нее поднос и отнесла к кофейному столику. – Я бы сама спустилась вниз.

– Мне захотелось взглянуть, как у вас продвигаются дела. – Миссис Компсон огляделась и, удовлетворенно кивнув, села рядом с Сарой в центре комнаты. – Да, вы хорошо потрудились. Теперь эта комната выглядит почти так, как в моем детстве. – Она осторожно села на диван, подняв облако пыли.

Сара мысленно велела себе выбить после ланча диванные подушки. Села на пол по другую сторону от столика и налила себе в стакан чая.

– Пожалуй, я тоже поем вместе с вами, – сказала миссис Компсон. – Если вы не возражаете.

– Конечно, я буду рада вашей компании. – Налив чай во второй стакан, она протянула его пожилой женщине. Взяла верхний сэндвич и положила его на изящную фарфоровую тарелочку, которую миссис Компсон поставила перед собой. Тарелочка была почти прозрачная, с фестонами и золотой каемкой, с вздыбленным жеребцом в середине. – Знаете, я вижу по всему дому эту эмблему – вставшего на дыбы коня, – проговорила Сара, забыв про свое решение не совать нос в жизнь миссис Компсон. – Фонтан перед домом в виде коня, золоченый конь на письменном столе, вот и на фарфоровых тарелках…

– Компсон я стала после замужества, – ответила хозяйка дома, потягивая чай мелкими глоточками. – Ах да, конечно. Ведь вы недавно приехали в Уотерфорд. Вероятно, вы не слышали ничего о Хансе Бергстроме? Или о чистокровных лошадях Бергстрома?

Сара покачала головой.

– Что вы знаете о лошадях?

– Очень немного.

– Ханс Бергстром мой прадед. – Миссис Компсон встала и подошла к письменному столу. Погладила ладонью эмблему с конем. – В свое время он выращивал лучших лошадей в округе. Сама я знаю о нем только по рассказам родителей, но он, по-видимому, был незаурядным человеком. Все мужчины из клана Бергстромов были незаурядными людьми.

* * *

Особенно мне запомнилась одна история. Из всех историй, касающихся этого дома, я люблю ее больше всех.

Мой прадед был младшим сыном из довольно богатой семьи, которая жила в маленьком немецком городке возле Баден-Бадена. Вот я говорю, что эта семья была из Баден-Бадена, но это не совсем так. Дед Ханса переехал туда из Стокгольма, когда женился на немке. Ну, переехал и обосновался на новом месте. Казалось бы, и его потомкам жить там да жить. Но не тут-то было.

Думаю, что Ханс Бергстром был весь в деда – не любил сидеть на одном месте. Его родители прочили ему карьеру по духовной части, но он отказался и решил искать приключений в Америке. Совсем молодым парнем, возможно, на несколько лет моложе, чем вот вы, он сел на пароход и отправился за океан без разрешения родителей, даже не сообщив им о своем отъезде. Знала лишь его старшая сестра, но и она молчала, пока не прошла неделя после отплытия парохода.

Ханс прибыл в Пенсильванию и нанялся к конезаводчикам. Надо сказать, еще в Германии он получил хорошие навыки по уходу за лошадьми. Так вот, он берег каждый цент и упорно шел к своей мечте – купить собственные конюшни и вывести лучших лошадей, каких не видели ни Старый, ни Новый свет.

Со временем он купил эту землю и построил маленький дом на западном краю участка, там, где теперь фруктовый сад. Он был уверенный в себе парень, даже дерзкий, и не сомневался в своем будущем успехе. Своим родным он написал письмо, убеждал приехать к нему сюда, но откликнулась лишь его старшая сестра Герда. Она была незамужняя, очень разумная и правильная, но тут не побоялась немножко рискнуть.

И вот Ханс отправился в Нью-Йорк встречать сестру. Эта часть истории мне всегда нравилась больше всего. Когда он приехал в порт, в пункт приема иммигрантов, он увидел группу мужчин, которые возбужденно переговаривались и размахивали руками, как бывает всегда, когда люди спорят. Всегда совавший повсюду свой нос, Ханс толкнул одного парня локтем и спросил, что там происходит.

– Да вон там девчонка, – ответил ему парень. – Говорят, она торчит тут уже три дня.

– Я слышал, что неделю, – вмешался другой.

Первый пожал плечами.

– В любом случае они хотят убрать ее отсюда. Но пока не знают, что с ней делать.

Заинтригованный, Ханс пробился сквозь толпу и обнаружил там девушку, такую хорошенькую, каких он в жизни своей не видел. Да, у нее был усталый вид, но она – я видела ее портрет – с ее зелеными глазами и каштановыми волосами показалась ему неземным видением. Она сидела на новеньком футляре швейной машинки с ножным приводом, скрестив лодыжки, чинно сложив на коленях руки и гордо вскинув подбородок, так, словно восседала на троне. У ее ног стояли два больших дорожных чемодана. Рядом три человека в мундирах спорили насчет ее будущего, словно она не имела права голоса – впрочем, так оно и было. Она игнорировала их со всем достоинством, какое могла изобразить.

Расспросив соседей, Ханс узнал, что эта молодая женщина приехала из Берлина и что ее три дня назад должен был встретить мужчина, обещавший на ней жениться. Но не встретил, обманул. Все свои сбережения она потратила на билет до Америки и на покупку швейной машинки, с помощью которой она надеялась зарабатывать себе на жизнь. Короче, она пошла на риск, поверив обещаниям этого мерзавца. Портовые служащие не знали, что с ней делать. Она не говорила ни слова по-английски, у нее не было никаких знакомых в этой стране, вообще никого, кто поддержал бы ее в этот трудный час. Большинство портовых чиновников считали, что ее нужно посадить на ближайший пароход и отправить назад, в Германию, но она не желала двигаться с места. Нет, она не сопротивлялась, но и не проявляла чрезмерную кротость.

В наши дни, окажись я на месте той молодой женщины, я бы так посмотрела в глаза тем мужчинам, что они не посмели бы и близко ко мне подойти, не то что посадить на пароход. Но тогда были другие времена. Думаю, моя жизнь настолько же отличается от ее жизни, как ваша от моей.

Тогда один из портовых служащих в отчаянии развел руками.

– Ну, если кто-нибудь из вас не захочет жениться на ней, я запихну ее вместе со швейной машинкой на следующий же пароход, идущий на восток!

– Я женюсь на ней, – объявил мой прадед, выходя из толпы. Он повернулся к красивой девушке, сидевшей на футляре швейной машинки, и приветствовал ее по-немецки.

Она удивленно заморгала при звуках родного языка, исходящих от американца. Еще сильнее она удивилась, когда он перевел ей слова, которые сказал мужчинам.

– Я готов жениться на вас сегодня и буду считать себя самым счастливым человеком на свете, – сказал Ханс по-немецки. – Но я не могу рассчитывать, что вы способны принять решение в этих сложных обстоятельствах. Кроме того, мне хотелось бы думать, что моя невеста выбрала меня ради меня самого, а не из-за того, что иначе ей грозила депортация, и таков был для нее единственный выход.

После таких слов красавица улыбнулась.

– Мы скажем этим людям, что вы моя невеста, – продолжал Ханс. – Их это успокоит. Вы можете жить со мной и моей сестрой сколько захотите. Может, через год-другой вы скажете мне, что хотите стать моей невестой. Или найдете себе кого-то другого. Я надеюсь, что вы выберете меня, но хочу, чтобы вы знали, как будете тут жить, прежде чем примете решение.

Она снова улыбнулась и протянула ему руку.

– Может, вы для начала скажете мне, как вас зовут? А о женитьбе мы поговорим позже. Через год или два.

Как оказалось, для принятия решения ей потребовалось всего шесть месяцев. Они полюбили друг друга, и это ускорило ее решение. Иногда мне кажется, что сначала она полюбила мечту Ханса, его надежды и амбиции, а потом уж и его самого. Или, может, любовь к этому мужчине переросла в любовь к его мечте. Конечно, я никогда этого не узнаю.

Думаю, вы уже догадались, что та красивая девушка, Аннеке, была моей прабабкой. Они с прадедом сыграли свадьбу через восемь месяцев после их встречи, и Герда стала подружкой невесты. Со временем они построили особняк Элм-Крик и работали без устали, пока кони Бергстрома не были признаны везде и всюду верхом совершенства. Даже сегодня родословная многих лучших в мире лошадей прослеживается до конюшен Бергстрома.

Мои прадед и прабабка вырастили здесь своих детей, а когда дети обзавелись своими семьями, их супруги тоже жили тут со своими детьми. Некоторые разъехались, но когда женился мой отец, он привел сюда мою мать. Помню, как в детстве у меня было четырнадцать маленьких друзей. Замечательное было время, счастливое.

* * *

– Что же случилось потом? – невольно вырвалось у Сары. Почему миссис Компсон так погрустнела, когда заканчивала свой рассказ? И почему все так переменилось? Дом теперь почти что заброшен, в нем не узнать того счастливого семейного гнезда, о котором рассказывала его хозяйка.

– Дела процветали. Мой отец продолжал традицию прадеда, а потом какое-то время и мы с моим мужем. – Миссис Компсон вздохнула и подошла к восточному окну. Посмотрела в него. – Но все это было очень давно, а теперь все стало по-другому. Часть наших земель распродана, и он мечты прадеда Бергстрома остался этот дом, горстка земли и прекрасные лошади, рассеянные по всему миру… – У миссис Компсон задрожал голос. – И воспоминания. Впрочем, пожалуй, их хватит надолго. Иногда это слишком больно.

Сара хотела что-то сказать, но сдержалась и только молча смотрела на стоявшую возле окна миссис Компсон. По ее поникшим плечам и скорбно склоненной голове Сара догадывалась о печали, терзающей душу пожилой женщины, но не понимала ее причины.