Читать книгу Snow Job: Большая Игра - Дженни Ферченко - Страница 4

Темные стены офисной душевой кабинки давят на меня, как стены гроба, затягивая в свою черноту. Вытирая пот бумажными полотенцами и застегивая строгую черную юбку, я всё ещё чувствую, как вчерашний снежок лениво тает во мне.

Почему он сказал, что я могу пропустить утреннюю планерку? За последние два года он мне не позволил пропустить ни одной планерки. Алекс всегда твердил: «Неважно насколько ты пьяная, обдолбанная, больная или уставшая – в 6:30 ты должна быть на собрании и конспектировать всё, что скажут аналитики».

И что это был за поцелуй? Он был таким нежным, таким настоящим… как будто он никогда не целовал меня раньше – может он, наконец-то, понял, что любит меня?

Мне становится всё жарче, жилки на висках пульсируют всё сильнее, я вся покрываюсь потом и больше не могу себя сдерживать.

Я наклоняюсь над раковиной и меня тошнит.

Стараясь не запачкать блузку, я быстро смываю зеленые и желтые нечистоты, вытирая всё насухо. Головокружение буквально убивает меня, но я должна держаться. Сейчас не плохо было бы бахнуть крепкого черного чая с сахаром. Заодно и горький привкус во рту прошел бы. Именно такой чай для меня заваривала мама…

Блин, я опаздываю! Сейчас планерка уже закончится, и все начнут разбредаться по своим рабочим местам.

Неожиданно новая волна поднимается из желудка и меня рвет… снова и снова… У меня едва хватает сил, чтобы открыть кран и смыть рвоту. Я обессиленно падаю на деревянную скамью у душевой кабинки. Похожая стояла в саду у мамы – цветущие розы и георгины, сладкий, пьянящий запах цветов и винограда. Мама гладит меня по голове, читая «Преступление и наказание»: «Ты иногда необычайно, страстно влюблена в страдания».

Нет! Не нужен мне твой чай. Я ненавижу его, особенно с сахаром! У меня престижная работа. Я инвестиционный банкир и не в каком-нибудь Хухуево-Кукуево, а, на минуточку, в Лондоне. В меня тут верят. Я не могу пренебрегать интересами банка и должна быть на рабочем месте вовремя.

Я быстро поднимаюсь и мою руки. Точно так же, как сделал это Алекс несколько минут назад. С таким же отстраненным видом, я надеваю пиджак, аккуратно зачесываю в хвост волосы и тихонько закрываю за собой тяжелую, деревянную входную дверь.

В пустом, холодном, отделанном золотом и мрамором в викторианском стиле холле, я, нетерпеливо, что бы не дай Бог не поймали, жду этот дурацкий, никуда не спешащий, полный зеркал лифт, в котором со всех сторон отражается моё бледное лицо. Хотя, если покрутиться, то можно увидеть и более интересную часть тела, как говорит Алекс, «самую отпадную задницу на трейдинге».

Через несколько мгновений двери наконец-то открываются, и я бодрым шагом выхожу в огромное, открытое, кишащее офисным планктоном, пространство с сильным запахом денег.

Я «надеваю» профессиональную улыбку и иду мимо пустых стеклянных офисов начальства, где этот запах особенно едкий.

Моя улыбка приобретает более самодовольный оттенок при воспоминании о том, как мы забавлялись с Алексом буквально полчаса назад, о его сильных руках, закрывающих мои рот и нос… как я не могла дышать, ощущая дрожь по всему телу. Наш маленький секрет…

Поправив юбку, я иду к своему столу.

– Катя, ты сегодня полдня работаешь? – доносится «дружелюбное» приветствие немецкой коллеги.

Она демонстративно стучит ногтем по циферблату Картье, показывая 7:15 утра.

– Полдня – ползарплаты, – ехидно констатирует она с ярко выраженным немецким акцентом. Такие, наверно, служили в гестапо… Её приглаженные гелем волосы и сердитое лицо без капли макияжа ещё больше подтверждают эту мысль.

– Я пришла раньше всех, – честно говорю я. – Просто бегала за кофе, – пытаюсь оправдаться я перед этой фригидной брюзгой, в этом смысле полностью оправдывающей своё прозвище Дева Мария.

– Похоже, тебе нравится кофе с молоком, – усмехается потаскушного вида светловолосая полячка, сидящая напротив, – не забудь вытереть усы, – хихикает она, попивая свой капучино.

– У тебя тут что-то… – парирую я, указывая на пенку от капучино над её верхней губой.

Не сказав ни слова, она быстро вытирает её, манерно делая вид, что очень занята.

Как только я логинюсь в свой компьютер, тут же все мои шесть мониторов начинают мерцать бесчисленными запросами от клиентов.

В это же время вибрирует мой телефон. Сообщение от Алекса: «Продай ту структурную сделку, что я говорил. Сейчас же».

«Какая маржа?» – быстро печатаю я в ответ, вспоминая его устрашающий взгляд, возникающий всякий раз, если я не уточняю на сколько нагреть клиента.

«Все равно. Просто продай. Быстро!»

Впопыхах отвечая паре–тройке клиентов в чате, я набираю номер хедж фонда в Ливии.

– Ас-салам аллейкам, Ахмад. Это Катя из Леман Бразерс в Лондоне. Киф аль-халь? – я спрашиваю «как дела» по-арабски, чтобы расположить к себе моего контрагента.

– Катя, аллейкам ас-салам. Ты теперь учишь арабский? Вери гуд! – говорит Ахмад, жуя что-то.

– Я же в Лондоне живу, – отвечаю я, – ходила в клуб вчера ночью, там было с кем попрактиковаться.

– Приезжай в Ливию. Познакомлю тебя с молодым и очень богатым шейхом. Ты ему понравишься, – игриво сообщает он.

– Очередной нефтяной принц? – так же игриво спрашиваю, одновременно продавая пол корабля золотых слитков греческому банку, зарабатывая на этом пять процентов комиссии – это заслуживает отдельной благодарности от Алекса.

– Металлы. Сейчас он интересуется литием. Если ты найдешь хорошую цену, он женится на тебе, и тебе никогда не придется снова работать!

– И что, мне придется присоединиться к его многочисленному гарему? – фыркаю я, поймав на себе осуждающий взгляд Девы Марии.

– Нет, нет, хабибти! Ты будешь его принцессой, – отвечает Ахмад.

– Посмотрим, – брякаю я, особо не ведясь на этот бред.

– Так как там с ценой на мою структуру? – спрашивает он, растягивая букву «р».

– Тебе повезло, у нас сегодня распродажа, – азартно отвечаю я, обновляя калькулятор цен с рыночными котировками.

– Так, посмотрим… она тебе обойдется в два миллиона триста тысяч долларов, – озвучиваю я, пытаясь заработать двести тысяч долларов.

– Катя, хабибти, другой банк предлагает купить за два миллиона долларов, – нагло блефует он, явно занижая, пытаясь развести меня на ниже рыночной себестоимости.

– Ахмад, хабиби, это же твой величайший ум придумал столь прекрасный продукт с заёмным капиталом, сложной документацией и нелинейными платежами из разных оффшорных структур, – заливаю я в восточной манере. – Внедрить такой схематоз стоит недешево.

– Женщина, ты хоть знаешь, что несешь! – резко отвечает Ахмад, так, что хочется бросить трубку и убежать в туалет. – Мы делали эту сделку с Алексом много раз.

Я глубоко вдыхаю и обновляю цену, которая уменьшилась на пятьдесят тысяч к данному моменту.

– Ладно, давай, ты платишь два миллиона сто пятьдесят тысяч долларов[1].

– Сделано! – неожиданно вскрикивает Ахмад так, что мне приходится быстренько мобилизоваться и перекрыть все риски на рынке, как того и требует вездесущий Британский финансовый регулятор[2].

– Премию за своп[3], как обычно, ты переводишь на наш оффшорный счет на Кипре, хорошо? – говорю я, открывая разные системы. Надо, что бы выглядело так, что все эти сделки не связаны между собой, иначе моему прекрасному работодателю придется выложить кругленькую сумму для обеспечения этой транзакции. Единственный человек, который знает, что эти сделки связаны, это человек, который их регистрирует. То есть – я.

– Да, только заведи его отдельной сделкой на Кайманах, а нас тут шариатские законы, сама знаешь, проценты нельзя получать, – умиротворенно говорит Ахмад под крики чаек на заднем фоне.

– Уже сделала, – отвечаю я, переключаясь на следующий запрос от Римской католической церкви на свопцион[4] в сербском динаре.

Господи, как я буду это котировать? Сколько надбавки необходимо заложить?

Красная строчка: «Px +», означающая «Где моя гребанная цена?», уже достала мигать у меня перед глазами, и я котирую «5.5–6 %» – достаточно широко, на случай, если рынок резко двинется против меня. Уровень адреналина в крови зашкаливает, так как каждая десятичная дробь может стоить мне десять тысяч долларов.

Появляется новая красная строка: «Рыночный спред[5] 0.2 %. Px +».

– Какую цену ему давать? – спрашиваю я Деву Марию, как старшую по званию, разрываясь между другими запросами и Ахмадом, который требует официального подтверждения своей сделки.

– Осторожно! Эта церковь обдерет тебя как липку! – выкрикивает она в ответ своим металлическим голосом.

– Да знаю я, – говорю, пересчитывая свопцион, но цифры хаотично прыгают по экрану, от чего мне становится не по себе. Влетать в минус совершенно не хочется. Алекс по головке не погладит.

На мгновение я останавливаюсь, увидев худое, уставшее лицо в отражении одного из своих мониторов. Оно смотрит на меня посреди мерцающих цифр как мрачный призрак… непонятно только кого…

Неожиданно ко мне подбегает раскрасневшийся трейдер и орёт:

– Ты какого хрена завела этот ливийский своп мне в реестр?! У тебя что – совсем голова в жопе?

– Сорри… – лихорадочно оправдываюсь я, всё ещё пытаясь трясущимися руками котировать словенскую церковь: «4.7–4.9 … 4.1–4.3…»

– Ты что не понимаешь, что ты запорола весь наш чистый баланс! – разрывается трейдер. – Все эти ваши стрёмные платежи регистрируются на специально созданный механизм. Срочно перебукируй, пока нас не оштрафовали!

– Окей, – всхлипываю я, – «5.6–5.8…»

– Сейчас же! – он яростно плюется слюнями прямо мне в ухо.

– Хорошо, – я в панике переделываю регистрацию.

– Катя, твой телефон звонит, – отвлекает польская курва.

– Я занята, – резко отвечаю я.

– Там говорят, что это срочно, – надоедает она, вытягивая меня из пучины красных мерцающих чатов и незаконченных регистраций.

Я делаю глубокий вдох.

– Добрый день, чем могу помочь?

– Это мисс Кузнецова? – спрашивает деловой женский голос.

– Да.

– Это Луиза из отдела кадров. Вы бы не могли зайти в переговорную комнату номер одиннадцать на первом этаже?

– Я бы с удовольствием, но сейчас очень занята и не могу покинуть рабочее место без согласия моего начальника, – мило отвечаю я, чтобы не получить предупреждение за грубость.

– Мисс Кузнецова, ваш начальник сейчас здесь, и мы договорились, что ваши коллеги займутся вашими сделками на время отсутствия.

– А, раз так, то конечно, – я, радостно и с искренней улыбкой, передаю запросы, переключая церковь на Деву Марию и направляюсь вниз.

Неужели это повышение, которое Алекс мне уже год обещает? Может, поэтому он меня с утра так по-особенному поцеловал?

Переговорка представляет собой обычную белую комнату с высокими от пола до потолка окнами, длинным деревянным столом и невразумительными картинами на стенах.

Две никакие блондинки, в практически одинаковых костюмах сидят посередине стола. При виде меня они лениво поднимаются и жмут мне руку. Одна очень высокая и худая, а другая очень низкая и пышногрудая.

Алекс сидит во главе стола, с другой стороны. Его жиденькие темно-седые волосы аккуратно прикрывают плешь, а лицо усеяно темной щетиной, от которой у меня до сих пор не прошли красные пятна на груди и подбородке.

Он на секунду поднимает на меня взгляд, оторвавшись от своего телефона, но тут же приклеивается назад в экран, нервно барабаня левой ногой и теребя обручальное кольцо на пальце.

– Мисс Кузнецова, спасибо что пришли, – вежливо говорит высокая блондинка. – Я Луиза, а это – Николь Чапел, глава отдела кадров.

– Вы, конечно, знакомы с мистером Ригопулосом, – Луиза указывает на Алекса, поправляющего пиджак, скрывающий его волосатое, дряблое тело. – Мы пригласили его поприсутствовать, как вашего прямого начальника.

– Конечно, – отвечаю я и почему-то снова чувствую головокружение. Спазмы в желудке вернулись с удвоенной силой. Я медленно сажусь на белый кожаный стул, пытаясь побороть слабость.

– Как вы уже поняли из предыдущей корреспонденции нашего отдела, сегодня подходит к концу период коллективных консультаций, – говорит Луиза, мило улыбаясь.

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я, скрещивая руки и ноги, практически сгибаясь вдвое в попытке облегчить судороги.

– Это значит, что ваше трудоустройство находилось под угрозой в течение месяца, и, как следствие, прекращено, – её слова пробиваются сквозь мою боль и бьют прямо в сердце.

– Вам больше не нужно приходить в офис, – продолжает невысокая блондинка, – Ваша электронная почта, доступ к данным и пропуск в здание будут незамедлительно приостановлены.

Внезапно холодный пот покрыл всё моё тело, а на глазах, против моей воли, выступили слезы. Чувствую, как моя температура повышается, и артерии начинают пульсировать.

Я кричу Алексу своим взглядом: «О чем, чёрт возьми, она говорит?», но он даже не смотрит на меня.

– Мы предлагаем вам очень хорошую компенсацию в качестве благодарности за ваши услуги, – говорит невысокая блондинка, – в размере трехмесячной зарплаты. Мы так же поддержим ваш визовый статус в течение этого срока.

Её ядовитый голос будто разъедает каждую мою клетку.

Не веря в происходящее, я смотрю на Алекса. Почему он ничего не говорит? Не заступится за меня, как обычно. Он единственный, кто меня всегда защищал от этих шакалов.

– Прости, – наконец говорит Алекс осипшим голосом. – Я правда пытался тебя защитить, но они решили, бизнес, который ты делаешь, слишком рискован для банка.

– Какой ещё риск? – возбужденно спрашиваю я, неожиданно чувствуя, что мои соски всё ещё болят от его покусываний.

– Твои клиенты, – шепелявит он с греческим акцентом, пытаясь не смотреть мне в глаза, – то как они нажили свои капиталы и как ими управляют, представляют собой риск для банка.

– Ты же всегда говорил, что все наши клиенты – это твои клиенты… я завожу все сделки на твоё имя…

– Послушай, дело не в том, что ты сделала что-то не так, – перебивает он. Его губы становятся тоньше, а уголки рта опускаются вниз, – Рынок давно достиг своего пика и рушится вниз… худшее ещё впереди. Мы все можем потерять работу, – не закончив фразу, он судорожно приклеивается к своему телефону.

Неожиданно, против моей воли, бесстыжие слезы наполняют глаза, обжигая щеки. Где, черт возьми, салфетки?

– Мисс Кузнецова, вы найдете всё необходимое в этом пакете, – продолжает Луиза с двуличной улыбкой. – Вам не нужно возвращаться на рабочее место. Ваши вещи будут высланы на ваш домашний адрес курьером. Наш сотрудник ждёт на выходе с вашим жакетом и сумкой. – Она встает, показывая тем самым, что разговор закончен, – Мы хотели сказать, что нам жаль и мы благодарны за всю вашу работу. Мы желаем вам удачи в вашей дальнейшей карьере, – она протягивает мне руку для формального рукопожатия.

Ошеломленная, я смотрю на Алекса. Миллион вопросов проносится в моей голове, но рвотный порыв заставляет быстрее покинуть переговорку.

– До свиданья, – тихо говорю я и, схватившись за живот, бегу в туалет.

Так значит, это был прощальный поцелуй…