Читать книгу Влюбись в меня - Дженнифер Ли Арментроут - Страница 8

– Ты еще веришь в привидений? – спросила я Чарли.

Он смотрел в окно и не отвечал, но я не собиралась сдаваться, проявляя истинное бесстрашие – прямо как девчонка в том фильме, который был у всех на устах. Я не помнила, как ее звали, но вместе с ней играл Тео Джеймс, так что фильм был сносным.

– Помнишь, мы вызывали призраков? – продолжила я, сидя в кресле с ногами. – Но нам тогда было лет по тринадцать, а за год до этого мы и вовсе клялись, что видели на улице чупакабру. Но неважно. По-моему, у меня в квартире поселилось привидение.

Чарли медленно моргнул.

Я глубоко вздохнула.

– В прошлую субботу пульт от телевизора оказался в холодильнике, а когда я вернулась со смены, работала посудомойка. Когда я пришла с работы в четверг, работал телевизор в моей спальне. Я выключила его, перед тем как уйти. Так что есть только три варианта: либо в моей квартире поселился призрак, либо там без моего ведома живет еще кто-то, либо я схожу с ума. И последнее, кстати, уже не кажется мне невозможным.

Мой нервный смех эхом пронесся по тихой палате. Правда в том, что меня пугали эти странности. Я рассказала о происходящем маме, с которой болтала по пути к Чарли, и она решила, что это точно проделки призрака. Хотя я и не видела привидений, все же я в них верила. Слишком уж много людей – здоровых, нормальных, совершенно адекватных – утверждало, что встречало их. Не может быть, чтобы хотя бы часть из этих свидетельств не была правдива. Но раньше в моей квартире ничего не происходило. С чего вдруг привидение решило начать свои проделки именно сейчас? А может, оно и раньше хулиганило, просто я этого не замечала? Боже, мне было страшно думать, что в моей квартире живет призрак.

Мне стоило купить в магазине побольше соли, желательно целое ведро. Соль помогала ребятам из «Сверхъестественного».

Вздохнув, я вытащила картину, которую принесла с собой, и показала ее Чарли. Я изобразила еще один пейзаж, на этот раз пляж городка Рехобот-Бич, куда родители возили нас летом. Песок на холсте блестел, словно на нем были рассыпаны тысячи крошечных бриллиантов. Рисовать океан было интересно, но он получился не совсем точно.

Потому что ни один океан не мог тягаться глубиной с глазами Риса.

Мне нужна была помощь.

Чарли не взглянул на картину, поэтому я встала с кресла и повесила ее на стену рядом с рисунком Берлоги Дьявола. Затем развернулась и потерла руками лицо. Без очков я чувствовала себя странно. Мне казалось, что я голая. М-м-м, голая. Я сразу подумала о Рисе.

Мне очень нужна была помощь.

Опустив руки, я едва сдержала желание побиться головой о стену. Я несколько секунд смотрела на Чарли, надеясь, что он обернется и хоть мгновение посмотрит на меня, но этого не случилось.

– Рис хочет оставить ту ночь в прошлом, – объявила я в тишине. Само собой, Чарли знал всю правду о той ночи. – Он пояснил мне, почему сожалел о случившемся. – Я усмехнулась. – Было бы гораздо проще, если бы он сказал все сразу. Он рассказал мне, что к чему, что не хочет быть мне просто другом. И довольно ясно выразился: сказал, что… стоит моего времени.

Я представила, что Чарли согласился с этим, а затем подошла обратно к креслу и упала на подушку.

– Он не сказал, что хочет стать моим парнем или что хочет со мной встречаться. Так далеко наш разговор не зашел. Но в среду ночью он пришел в бар, и мы болтали, совсем как раньше. Он со мной флиртовал. – Я подтянула колени к груди, положила на них подбородок и тяжело вздохнула. – Я не сказала ему, что на самом деле случилось. Ты ведь знаешь, он ненавидит ложь. Да и когда мне было ему рассказать? Эй, ты думаешь, что тебе перепало, но на самом деле нет. Столько времени прошло, что я не знаю, как к этому подступиться.

Чарли ничего не ответил, но я не сомневалась, что он меня понял. Исправить одиннадцать месяцев вранья было не так-то просто, но Чарли все равно велел бы мне сознаться, если бы только мог говорить.

Некоторое время я продолжала свой монолог, а затем взяла «Новолуние» и остаток времени читала вслух. Собравшись уходить, я сунула потрепанную книгу обратно в сумку и встала с кресла.

Помимо членов моей семьи Чарли был единственным, кого я по-настоящему любила. И проходить через то, что я прошла с ним… Сама мысль о том, чтобы любить кого-то столь же сильно, как я любила Чарли, и снова ощутить такую боль, безмерно ужасала меня.

Черт.

Если честно, возможно, именно этим и объяснялся мой ужасный вкус в парнях. Ни с кем из них я не планировала строить отношения. Никто из них не представлял угрозы моему сердцу, за исключением Риса, а он всегда был рядом. Пусть он и хотел со мной переспать, стоило ему узнать, что я солгала, как всему настал бы конец. Так что он тоже был неопасен. Я могла мечтать о нем и вожделеть его, но понимала, что он все равно ускользнет от меня, прежде чем я успею всерьез его полюбить.

Не отводя глаз от Чарли, я молча стояла рядом. Тени у него под глазами и на скулах были темнее. Казалось, за неделю он осунулся и стал совсем хрупким. Волосы на висках как будто поредели.

Меня захлестнуло чувство вины. Я не могла не думать, что он не оказался бы в таком состоянии, если бы я той ночью прикусила язык, просто отошла от Генри Уильямса и его приятелей и не оскорбилась его грубыми замечаниями. Не я взяла тот камень и не я швырнула его, но в некотором роде без меня все же не обошлось.

А расплачиваться за это пришлось Чарли.

У меня родилась ужасная, отвратительная мысль. Я даже не хотела ее заканчивать, но она уже успела мною овладеть. Закрыв ладонью рот, я подавила стон.

Не лучше ли ему было погибнуть в тот вечер?

Боже, я поверить не могла, что подумала о таком. Это было неправильно. Я была ужасным человеком. Но внутренний голос по-прежнему звучал у меня в голове, хоть я и приказывала ему заткнуться.

Разве это можно назвать жизнью?

Это был вопрос века. Стоя возле Чарли, я вспомнила, как Рис сказал мне, что я пытаюсь прожить его жизнь. Если уж совсем начистоту, я и правда понимала, что некоторые решения приняла только потому, что Чарли не мог их принять.

И, может быть… Может быть, потому что я…

Закончить эту мысль я не смогла.

Я почувствовала свою беспомощность. Когда я пришла, сестра Вентер сказала, что Чарли снова стал отказываться от еды. Она дала мне тарелку картофельного пюре, которое он обычно ел, но все мои увещевания съесть хоть ложку так ни к чему и не привели. Сестра сказала, что им придется кормить Чарли через трубку, если до конца недели к нему так и не вернется аппетит. Я этого не хотела. В прошлый раз он сумел ее вытащить, после чего его привязали к постели. Я ничем не могла ему помочь, но попытаться стоило.

Взяв тарелку и пластиковую ложку, я зачерпнула немного комковатой белой массы. Как только я поднесла ложку к лицу Чарли, он отвернулся. Я этого не поняла. Он не замечал моего присутствия, но при этом воротил нос от еды. Десять минут я пыталась его покормить, но в конце концов отставила тарелку на небольшой столик возле его кресла.

Обогнув кресло, я встала на колени перед Чарли, спиной к окну.

– Чарли, у меня к тебе просьба, – сказала я, и наши взгляды встретились. Это было сродни удару под дых, потому что он смотрел на меня, но меня не видел. От переизбытка чувств мне было трудно говорить. – Поешь, пожалуйста, когда тебе принесут ужин.

У него на лице не отражалось ни единого намека на эмоции.

– Если ты не поешь, тебя будут кормить через трубку. Помнишь, как она тебе не понравилась? – Я снова попыталась до него достучаться и взяла его лицо в ладони. Он поморщился, но другого ответа я не добилась. – Прошу тебя, Чарли, поешь.

Поднимаясь, я поцеловала его в лоб.

– Увидимся в следующую пятницу, милый.

Сестра Вентер ждала меня в коридоре. Ее темные волосы с проседью были собраны в небрежный пучок. Я решила, что она пришла узнать, не произошло ли каких-то изменений в поведении Чарли.

– Он такой же, как и весь последний месяц, – сказала я и пошла по широкому коридору. – Я не смогла заставить его съесть хоть немного пюре. Я ничего не понимаю. Он вообще меня не замечает, но ложку видит прекрасно.

– Рокси…

– Ему нравилось йогуртовое мороженое, – предложила я, когда мы дошли до двойных дверей, ведущих в приемную. – Может, я привезу его завтра перед работой? У меня есть время.

– Милая, – сказала сестра, ласково касаясь моей руки, – не сомневаюсь, Чарли много чего нравилось, но он… он уже не тот Чарли.

– Чарли… – Я с секунду смотрела на нее, а затем высвободила руку. – Я понимаю, что он теперь другой, но он ведь по-прежнему… Чарли.

Медсестра сочувственно мне улыбнулась.

– Милая, я понимаю, но нам еще кое-что нужно обсудить. Дело в том…

Мне ничего не хотелось слышать. Возможно, она собиралась рассказать мне о кормлении через трубку, а я не желала об этом и думать, потому что прекрасно знала, какой будет реакция Чарли. Знала я и то, что его родителей рядом не будет, и вообще сомневалась, что им не все равно.

Отвернувшись, я распахнула двойные двери.

И мой мир остановился.

На той самой скамейке, где я сидела несколько часов назад, теперь сидел Генри Уильямс. Сумка выскользнула у меня из руки и с громким стуком упала на пол. Я застыла на месте.

– Рокси, – прошептала сестра Вентер, – я пыталась тебе сказать, что он здесь.

Генри выпрямился во весь свой немаленький рост. Он заметно вырос с момента нашей последней встречи. Раньше он был среднего роста, может, около метра семидесяти пяти, но теперь был явно выше метра восьмидесяти.

Тюрьма его потрепала, но мне было плевать.

Его темно-каштановые волосы были подстрижены под машинку, а кожа казалась бледнее, чем раньше. Впрочем, в тюрьме не позагораешь. Из-за мешков под глазами он казался намного старше своих лет, хотя ему было всего двадцать три или двадцать четыре. А еще он был крупнее. Хоть это считается клише, похоже, за решеткой он только и делал, что тягал железо. Простая белая футболка обтягивала его широкие плечи.

Не в силах пошевелиться, я смотрела на Генри.

Он похлопал ладонями по штанинам своих брюк цвета хаки.

– Роксана, – сказал Генри, и мне показалось, будто по моей коже поползло целое полчище тараканов.

Мне хотелось выбежать из приемной, вылететь сквозь двери на улицу и уехать как можно дальше от Генри, но я не могла. Генри пришел не ко мне. Он пришел к Чарли, и я, как разъяренная медведица, встала на защиту друга, не желая этого допускать.

Я вышла из ступора и заслонила собой двойные двери.

– Тебе здесь не рады.

Генри ничуть не удивился такому приему.

– Другого я и не ожидал, – сказал он.

– Тогда зачем ты пришел? – спросила я и сжала кулаки. – Тебе здесь не место.

Он взглянул на сестру Вентер. К счастью, больше никого поблизости не было, но я понимала, что это ненадолго.

– Я знаю, – ответил он, – и не собираюсь устраивать сцен…

– Тебя вообще не должны были выпускать из тюрьмы. Сколько ты отсидел? Пять лет от силы. И теперь уже гуляешь на свободе и наслаждаешься жизнью. А Чарли все потерял! – Тяжело дыша, я покачала головой. Как же это было несправедливо! – Ты его не увидишь.

– Рокси, – тихо сказала сестра Вентер, – ты ведь понимаешь, что ты…

Я повернулась к ней.

– Так вы не возражаете? Вы на его стороне?

Мне стало горько от ее предательства. Я понимала, что веду себя глупо. Она просто делала свою работу, но отчаяние и беспомощность теперь жили собственной жизнью внутри меня. Мне было плевать на все. Я думала лишь о том, как это несправедливо по отношению к Чарли.

Медсестра сочувственно посмотрела на меня.

– Дело не в том, кто на чьей стороне, – сказала она. – Родители Чарли – его опекуны – дали разрешение на свидание. Если только Чарли не скажет, что не хочет его видеть. Да, я понимаю, как это звучит, – он имеет право на встречу.

Я была вне себя.

– Чарли уже шесть лет больше одной фразы не говорит! Как ему выразить свое несогласие? – Я повернулась лицом к Генри. – Ты знал об этом? Знал, что Чарли много лет не говорит?

Он отвернулся, стиснув зубы.

Я сделала шаг вперед.

– Что, не хочешь этого слышать? Потому что это ты во всем виноват?

– Роксана, – сказала сестра Вентер и поймала мою руку своими прохладными пальцами. – Пожалуй, тебе лучше уйти.

Вырвав руку, я чуть не разразилась потоком мерзких оскорблений и ругательств, но тут встретилась с ней глазами. Она не просто смотрела на меня, а молила смириться и выйти из медицинского центра, потому что была не в силах ничего изменить.

И я тоже.

Сделав несколько глубоких вдохов, я не почувствовала облегчения. Сдержанно кивнув сестре, я подняла свою сумку и пошла к двери. Казалось, я ступаю по зыбучим пескам. Все мое тело требовало, чтобы я не выходила из здания, но я все же покинула его. Собрав всю волю в кулак, я сумела выйти на улицу и преодолеть половину пути к припаркованной машине.

– Роксана.

У меня округлились глаза. Черт возьми, только не это. Пораженная, я оглянулась.

Генри шел прямо за мной.

– Я понимаю, ты расстроена.

– Да ты, блин, гений дедукции!

Он пропустил мою остроту мимо ушей.

– И ты вправе расстраиваться.

Глядя на него, я понимала, что сотворю какую-нибудь глупость, если не сумею как можно быстрее убраться отсюда. Это было столь же очевидно, как и то, что нависшие над городом темные, мрачные тучи вот-вот должны были разразиться дождем.

– Оставь меня в покое, – сказала я и отвернулась, крепче сжав сумку в руке.

Ускорив шаг, я обошла припаркованный фургон.

Небо пронзила молния. Раздался такой жуткий грохот, что я вздрогнула. Когда еще одна туча вспыхнула, как лампочка, я сосчитала секунды до раската грома.

А затем увидела свою машину.

Более того, я увидела другую машину, припаркованную рядом. Старый «мустанг» вишневого цвета, красавец, прямиком из семидесятых. Его номер тоже был мне знаком. Вместо цифр там были четыре буквы: «ППЛВ».

Я знала, что они значили:

«Плохие парни лучше всех.

Вот черт, это была машина Генри, та самая, на которой он ездил в школу. Отец помог ему ее восстановить. Именно на этой машине они с приятелями ездили по городу и снимали девчонок, прямо как в глупом кино.

Генри вышел из тюрьмы, после того как разрушил жизнь моего лучшего друга, и чертова машина – ненаглядная машина – его дождалась.

– Пожалуйста, дай мне всего пару секунд. О большем я и не прошу, – сказал Генри, схватив меня за руку.

И тут я взорвалась.

Ярость вспыхнула внутри меня, как лужа бензина от горящей спички. Мой разум замкнуло, здравый смысл и вовсе меня покинул. Я не думала, только чувствовала злобу, такую сильную, что она словно существовала за пределами моего тела. Сунув руку в сумку, я вытащила первую же подходящую вещь и замахнулась, как профессиональный питчер Главной бейсбольной лиги.

Тяжелая книга в твердой обложке полетела как камень – как тот камень, который разрушил жизни, – и угодила в ветровое стекло «мустанга» Генри.

Стекло разбилось.

Точно так же, как разбились наши жизни тем вечером на озере.